Ева Арк
Весна братьев Медичи
Глава 14
Последняя любовь
Франческетто Чибо на похоронах тёщи тоже не было. Иннокентий VIII послал сына в Перуджу рассудить распри между семьями Бальони и Одди. Франческетто так и не удалось получить княжества, а между тем в апреле он был в полушаге от этого: 14 апреля в Форли заговорщики убили графа Джироламо Риарио. Кое-кто полагал, что Лоренцо и папа Иннокентий вполне могли вложить оружие в руки убийц: Медичи – чтобы отомстить за брата, погибшего во время заговора Пацци, а папа – освободить графство Имола для Франческетто. Но вдова Джироламо Катерина Сфорца овладела цитаделью над городом, одолела заговорщиков и провозгласила наследником своего сына Оттавиано. Лоренцо по достоинству оценил этот смелый поступок. Он решил не воевать с вдовой Риарио, а отправился к ней и предложил ей руку Джованни ди Пьерфранческо Медичи, только что потерявшего юную невесту Луизу. Сам того не зная, Великолепный заложил тем самым основы могущества боковой ветви Медичи: ведь от этой четы много позже произошёл род Великих герцогов Тосканских.
Относительная неудача Лоренцо в Форли вскоре была возмещена успехом в Фаэнце. Галеотто Манфреди, владевший этой крепостью, собирался продать её Венеции, что было бы очень опасно для Флоренции: её территория становилась бы сопредельной с венецианской. 31 мая 1488 года Галеотто был убит своей женой Франческой. Она поступила так из ревности, а также по наущению своего отца Джованни Бентивольо Болонского, заинтересованного в присоединении Фаэнцы. Жители города, желавшие сохранить независимость, подняли восстание, объявив, что хотят перейти под покровительство Флоренции. Лоренцо только того и ждал: откликаясь на призыв, он отправил в Фаэнцу войска, а те по дороге овладели крепостью Пианкальдоли, которую граф Джироламо Риарио некогда отобрал у Флоренции. Заняв сильную позицию, флорентийские войска 9 июня захватили замок Фаэнца. Лоренцо взял Бентивольо в плен. Позже он отпустил его, а от маленького Асторре Манфреди отлучил мать-убийцу и взял его под флорентийскую опеку.
Так летом 1488 года Лоренцо наилучшим для Флоренции образом решил проблемы княжеств Романьи. Синьории Имолы и Фаэнцы практически стали его протекторатами. Был наконец-то создан пояс мелких государств – своего рода оборонительный рубеж перед флорентийскими границами. Этому благоприятствовало и то, что соседи республики, Милан и Венеция, были поглощены своими делами. Лодовико Моро приходилось считаться с соперничеством племянника, герцога Джан Галеаццо, которого поддерживали его жена Изабелла Арагонская и тесть, герцог Альфонс Калабрийский. Что касается Венеции, продолжавшей вести борьбу с Турцией, её сковывал второй фронт, открывшийся против Австрийского дома.
Пока Иннокентий VIII и Ферранте Неаполитанский ссорились из-за дани и расправы над баронами, Лоренцо Медичи, сохранявший видимость великодушия и бескорыстия, прослыл прирождённым посредником, князем мира в Италии, раздираемой страстями и усобицами. В сорок лет Лоренцо мог с удовлетворением оценить плоды своих трудов. В то время как вокруг Флоренции бурлили страсти и царили раздоры, Тоскана наслаждалась миром.
Лоренцо надеялся дипломатическим путем создать новую итальянскую лигу, объединяющую государства Апеннинского полуострова. Причиной для такого объединения могла стать необходимость борьбы против общего врага – турок. В мае 1487 года папа Иннокентий VIII призвал европейских государей выступить в Крестовый поход. Однако препятствием для священной войны являлась вражда между Римом и Неаполем: король Ферранте при поддержке своего зятя Матвея Корвина отвергал любые соглашения со Святым престолом. Короля Матвея, прославленного полководца, прочили в главнокомандующие крестоносцев, но 6 апреля 1490 года он внезапно скончался от апоплексического удара в возрасте сорока семи лет. Между тем Ферранте упорно отказывался платить папе дань. 11 сентября 1489 года Иннокентий VIII отлучил его от Церкви и объявил, что забирает себе Неаполитанское королевство как его сюзерен.
Однако вскоре здоровье папы настолько ухудшилось, что ежедневно ожидали его смерти. Между тем его сын Франческетто Чибо, получивший титулы князя Массы и Каррары, после брака с Маддаленой Медичи поселился во Флоренции. Не желая жить в родовом гнезде Пацци, когда-то принадлежавшем врагам Медичи, он решил построить себе новый дворец. Вдобавок, стараясь снискать расположение флорентийцев, Чибо по своей щедрости относительно художников старался не уступать своему тестю, Великолепному. Хотя Маддалена согласилась исполнить волю родителей, но чувствовала прежнее нерасположение к своему мужу, который, несмотря на свою предупредительность, не мог подчас добиться от неё ни одного ласкового слова. Мало-по-малу, это наскучило Чибо и он вернулся к прежним развлечениям, чтобы вознаградить себя за холодность жены. Тем не менее, спустя год после свадьбы Маддалена родила девочку (и при этом едва не умерла), а всего у них с Чибо было восемь детей.
Известие о близкой кончине папы принудило Франческетто вернуться в Рим. Он желал заблаговременно завладеть папскими сокровищами, и, услыхав по приезде о кончине своего отца, тотчас же принял меры для исполнения этого намерения. Но кардиналы уже собрались в Ватикане с целью провести инвентаризацию папской казны. Они обвинили Франческетто, что он перевёз часть церковного имущества во Флоренцию, вследствие чего между бастардом папы и кардиналами возник жаркий спор о папском наследстве. Во время этого шума очнулся Иннокентий VIII, который двадцать часов пролежал в летаргическом сне, и слышал всё, что происходило вокрут него. Едва почувствовав возвращение сил, он тотчас прогнал кардиналов с замечанием:
– Мы надеемся пережить всех вас!
Но значительную часть папской казны после этого так и не нашли. Маддалене пришлось вслед за мужем переехать в Рим, где она поселилась во дворце Чибо. Назначив своего сына верховным кондотьером церкви, Иннокентий и к невестке относился с большим уважением, одаривал подарками и часто принимал у себя при дворе. Так что родители зря беспокоились о Маддалене. Правда, после смерти Иннокентия VIII ей с супругом пришлось покинуть Рим. Вернулась туда она только в 1513 году после избрания Джованни Медичи папой под именем Льва X. Через брата Маддалена начала оказывать влияние на политику Святого Престола, чем даже вызвала ревность у своих сестёр. Кроме того, современники обвиняли младшую дочь Великолепного в присвоении денег от продажи индульгенций, что послужило косвенной причиной для начала Реформации.
Узнав о выздоровлении папы, Лоренцо решил выступить посредником между Римом и Неаполем. Благодаря флорентийской дипломатии стороны, наконец, пришли к соглашению. 27 января 1492 года папа объявил его условия: дело неаполитанских баронов передаётся в Рим, Ферранте платит 30 тысяч дукатов как недоимку по дани, с тем, чтобы в дальнейшем в счет её содержать две тысячи всадников и пять галер. Мир скреплялся браком внука короля, Людовика Арагонского, и папской внучки Баттистины, дочери Теодорины Чибо и Герардо Усодимаре. Таким образом, правившая в Неаполе Арагонская династия породнилась с Медичи через папских детей.
Будучи прирождённым дипломатом, Великолепный вместе с тем оказался плохим банкиром. Однако, как утверждает Макиавелли, в этом была не только вина Лоренцо:
– Что касается имущественных его дел, то в торговле ему не везло, ибо доверенные лица распоряжались его богатством не как частные люди, а скорее как владетельные князья…
Когда его упрекали за то, что он слишком доверяет своему управляющему Фарнческо Сессети, Великолепный отмахивался:
– Я не разбираюсь в таких вопросах!
В 1470-х годах были ликвидированы филиалы банка Медичи в Лондоне, Брюгге и Милане. Свой дворец, где Лоренцо устраивал банкеты в честь брака Ипполиты Марии Сфорца, он в 1486 году продал герцогу Лодовико Моро за 4 тысячи дукатов, причём мебель и ковры в эту стоимость не входили. Следствием заговора Пацци стала конфискация собственности римского и неаполитанского филиалов. И если в уплату долга Сикст позже передал Медичи свои запасы квасцов, то Ферранте не вернул ни гроша. Потом пришёл черёд и филиала в Лионе.
Великолепному вечно не хватало денег. Потому он занимал у своих друзей и даже вынужден был продать некоторые из своих великолепных имений. Неудивительно, что к концу его правления государственный налог во Флоренции вырос втрое.
Чтобы не подвергаться в дальнейшем превратностям судьбы, Лоренцо прекратил торговые дела и стал скупать земли, которые считал благосостоянием более твёрдым и прочным. В окрестностях Прато, Пизы и в Валь ди Пеза у него образовались владения, которые по доходности своей и великолепию воздвигнутых там построек достойны были скорее государя, чем частного лица.
Уладив семейные и финансовые дела, Великолепный занялся украшением родного города.
– Никогда еще Италия не знала такого благоденствия и не находилась в таком выгодном положении, как в 1490 году и в предшествующие несколько лет. Повсюду царили мир и спокойствие. В самых засушливых и гористых областях земли были возделаны не хуже, чем на плодородных равнинах. Никто не угрожал стране извне и не мешал процветанию её жителей. Всего в Италии было в достатке – трудолюбивых жителей, ремесленных промыслов и богатств. Её славу умножали великие правители, множество знатных династий и роскошь их домов, красота и великолепие городов, – писал Франческо Гвиччардини, под «великим правителем» в первую очередь подразумевавший Лоренцо Медичи.
Церкви Флоренции производили огромное впечатление своими фресками и мозаиками, которые Лоренцо Медичи особенно любил. В 1490 году Вазари записал его разговор с экстравагантным художником Граффьоне об украшении собора Санта-Мария дель Фьоре.
– Хочу украсить его мозаиками и лепниной, – сказал Лоренцо.
– Но у вас нет для этого мастеров, – ответил Граффьоне.
Великолепный возразил:
– У нас столько денег, что и мастеров сделаем.
– Нет, Лоренцо! – воскликнул Граффьоне. – Не деньги делают мастеров, а мастера деньги.
Тем не менее, прав оказался Великолепный. Живописцы с удовольствием переквалифицировались в мозаистов: братья Гирландайо славно поработали в соборе вместе с Сандро Боттичелли. Благодаря их шедеврам Флоренция превзошла в мозаичной технике даже Венецию. Лоренцо желал, чтобы его город сохранил первенство в искусстве, которое Гирландайо считал «истинной живописью для вечности».
Кроме того, Лоренцо основал художественную школу. Одним из учеников, которых туда рекомендовал Гирландайо, он особенно заинтересовался. Мастер сказал про того:
– Мне нечему учить этого парнишку, так как он знает больше, чем я.
По легенде, Лоренцо и его будущий протеже впервые встретились в 1490 году в садах Сан-Марко, принадлежавших Медичи и открытых для всеобщего доступа. Там как раз расставляли античные статуи. Одна из них особенно поразила подростка – это голова фавна, отличавшегося весёлым выражением лица. Ему захотелось скопировать голову, но трудность состояла в том, чтобы добыть мрамор. К счастью, кто-то из скульпторов, работавших в Сан-Марко, сжалился надо ним, подарив кусок мрамора и одолжив резец. Это был первый резец, к которому он притронулся в своей жизни. За несколько дней голова была окончена, но так как нижняя часть лица статуи отсутствовала, то он дополнил её и изобразил фавна с широко разинутым ртом, как у человека, который хохочет. Лоренцо, прогуливаясь по саду, увидел, как мальчик шлифует бюст.
– Тебе захотелось сделать этого фавна стариком, – сказал Великолепный, смеясь, – а между тем ты ему оставил все зубы. Разве ты не знаешь, что в этом возрасте нескольких зубов всегда недосчитываются?
Тогда, едва правитель удалился, юный мастер отбил у фавна один зуб. И, когда Лоренцо на следующий день пришёл вновь, то сказал ему:
–Передай непременно своему отцу, что я хочу поговорить с ним.
Мальчик был из обедневшей семьи благородного происхождения и отец не хотел, чтобы его сын учился ремеслу художника, но Лоренцо уладил все проблемы. Отцу он предоставил место в таможенной службе, а парнишку забрал к себе во дворец и положил жалованье в размере 5 флоринов в месяц. Эти деньги, возможно, оказались самой выгодной инвестицией, когда-либо сделанной Медичи. Парнишку звали Микеланджело.
Искусство было для Великолепного особым волшебным миром, в котором он черпал новые силы. О чём свидетельствуют его стихи:
Искусства и науки, весь жизненный устав
К добру всегда стремятся,
Как стремится
Река любая
В вечный океан.
Связи с внешним миром, помимо прочего, позволяли непрестанно обогащать библиотеки, находившиеся под покровительством Медичи: в Сан-Марко, в Сан-Лоренцо, во Фьезоланском аббатстве. Книги начал собирать ещё Козимо. Великолепный же дополнил семейное собрание и основал в Сан-Лоренцо первую в Европе публичную библиотеку, включавшую более десяти тысяч ценных экземпляров. Позже она была названа в его честь Лауренциана. С помощью филиалов банка Медичи охота за античными рукописями продолжалась по всему миру. Если Лоренцо не мог достать какие-то манускрипты, он заказывал их копии: так, в 1485 году он просил Эрколе д'Эсте одолжить ему «Римскую историю» Диона Кассия, а в 1488 году послал в Феррару одного грека переписать эту книгу. Лоренцо продолжал пополнять свои коллекции античными статуями, открытыми при раскопках, монетами, медалями, драгоценными сосудами. Он покровительствовал флорентийским резчикам по камню: Пьетро Раццанти и Джованни ди Лоренцо, который исполнил и его портрет. Он высоко ценил нидерландское искусство: во Флоренции и на виллах у него было около сотни больших шпалер.
Пол Стратерн так объяснял характер Лоренцо Медичи:
– Даже если это великолепие порой переходило в высокомерие либо носило чисто демонстративный характер, можно с уверенностью утверждать, что именно оно воплощало суть этого человека – от личности до политики, от меценатства до собственных стихов.
Чем дальше, тем чаще Лоренцо находил убежище в уединённых поэтических мечтаниях.
Ещё 1479 году он купил небольшое поместье Поджо а Кайяно, в семнадцати километрах от Флоренции, с удобным подъездом от дороги в Пистойю. Его было легко защищать, ибо оно находилось на холме над этой самой дорогой. Лоренцо желал сделать это место обителью покоя и безмятежности, где можно было бы отдохнуть от финансовых и политических дел, предавшись поэзии и мечтам. Архитектор Джулиано да Сангалло возвёл для Лоренцо образцовую виллу в античном духе, работал там с 1485 по 1489 год. Она построена в виде большой буквы Н: два трёхэтажных прямоугольных корпуса соединяются посередине большого зала. Холм, на котором стоит здание, обнесён стеной с четырьмя башнями по углам. Эта стена, в свою очередь, составляла часть другой, более протяженной, за которой находилась большая ферма, также построенная Сангалло. Она имела укреплённый двор и была окружена рвом. Там размешались хлева, конюшни и все необходимые строения для земледелия.
В 1488 году Лоренцо купил в Неаполе двадцать кобыл, а незадолго до смерти привёз из Египта и страны берберов жеребцов. Его любимый конь Морелло так был привязан к хозяину, что заболевал, если Лоренцо сам не кормил его из рук. Из Сицилии Великолепный выписал особенную породу золотых фазанов, а из Калабрии каких-то необыкновенных свиней. Его коровы славились по всей Италии: из их молока готовили сыр лучше ломбардского. Тутовые деревья в поместье могли прокормить множество шелковичных червей. Ещё там был огромный охотничий парк и большой сад, состоявший из куртин и квадратных посадок плодовых кустарников. Неподалеку находился другой, для увеселений, обнесённый стенами и прозванный «тайным садом». Там были беседки, партеры цветов и редких растений, а в центре – восьмиугольная рощица для отдохновения. Большой сад за виллой спускался к Омброне; у самого подножия холма был островок под названием Амбра, именем которого называлась и вилла. В самые суровые зимы остров полностью затопляла вздувшаяся река. По этому случаю вместе с другом Полициано Лоренцо сочинил стихи, в которых оплакивал утрату привычного места гармонии и блаженства.
В уединении Поджо а Кайяно потрёпанный жизнью Лоренцо вновь обретал вкус к жизни. В общении с природой он сбрасывал груз горестей и забот, превративших его, подобно отцу и деду, в тяжелобольного, измученного подагрой мужчину. К счастью, муза не покинула его и вдохновила на «Сельвы любви», воспевающие добровольное рабство у любимого, через которое обретается свобода:
Высокая краса влечёт сердца —
Её в чертах любимой обретаю.
Желаю пламенно её одну…
Я слышу, как в груди прекрасной дамы
Любовью бьётся моё сердце – хочет
Петь и хвалить блаженный этот миг
Прекрасными её устами…
Но, кажется, его роман с Лукрецией Донати так и остался платоническим:
Конец свиданья мне, увы, неведом,
Растаял мимолётный сон, и следом
Награда улетучилась моя.
Ближе к старости Звезда Флоренции сделалась очень религиозной, и в 1487 году пожертвовала церкви Санта-Тринита реликвию истинного Креста, которую её муж приобрёл на Востоке. Известно, что её сын Пьеро стал секретарём папы Льва Х (Джованни Медичи). Кроме того, сохранилось единственное упоминание о её втором сыне Никколо, который после изгнания Медичи в 1495 году на распродаже имущества их дворца выкупил портрет своей матери. Но, возможно, речь идёт о её муже, который до самой смерти Великолепного находился в негласном изгнании и умер вдали от Флоренции. Сама же Лукреция Донати пережила и мужа, и своего воздыхателя Медичи, упокоившись в 1501 году в семейной усыпальнице Ардингелли в Санта-Тринита.
Бернардо Ручеллаи повезло больше. Раскаявшись, Наннина попросила Лоренцо вернуть ей мужа, и с конца 80-х годов тот уже больше далеко и надолго не уезжал из Флоренции. Впоследствии он открыл свои сады для Академии неоплатоников, дабы дискуссии о литературе и классической древности могли продолжаться и после смерти его шурина, а также всеми силами пытался помочь вернуться в город изгнанным Медичи.
Принято считать, что Лоренцо был весьма склонен к любовным похождениям; в нём прекрасно уживались разнообразные виды любви. Он готов был любить всех молодых привлекательных женщин. Но умел ценить и мужскую красоту. Ходили слухи, что любовниками Великолепного побывали юный Микеланджело и мужественный Сандро Боттичелли, утончённый Пико Мирандола и развязный Анджело Полициано, а также множество других; позднее он почти не скрывал своей связи с банкиром Франческо Нери.
Не оправдывая Лоренцо, лишь замечу, что пороку содомии, осуждаемому церковью, предавались практически все современные ему правители. Однако именно Великолепного обвиняли в бесстыдном сладострастии, и в том, что Флоренция во время его правления стала средоточием вечных праздников и удовольствий. Но всё это передавалось исключительно на уровне слухов, фактических данных о каких-либо выдающихся безнравственных поступках Лоренцо не имеется. Он был хорошим сыном и не желал огорчать родителей. Также нет никаких свидетельств о его внебрачных детях. Франческо Гвиччардини упоминает в «Истории Флоренции» только об одном его романе с замужней женщиной:
– Последней его любовью была Бартоломмея Нази, жена Донато Бенчи, которой, хоть была она не красива, но учтива и мила, он до того прельстился, что как-то зимой, когда она находилась на вилле, отправился к ней из Флоренции в пять или шесть часов ночи, с немногими сопровождающими, и посетил её, отправившись назад, тем не менее, в такое время, чтобы быть во Флоренции до света дня.
Историк, как обычно, осуждает подобное поведение, главным образом, из-за ранга и возраста «обольщённого»:
– Не безумие ли думать, что человек столь великий, столь уважаемый и столь осмотрительный в возрасте 40 лет мог быть так увлечён женщиной некрасивой и уже в годах!
Впрочем, Великолепный сам не был красавцем. К тому времени он уже успел побывать в ряде битв. В итоге к выступающей вперёд нижней челюсти правитель добавил сломанный нос, и выбитые с одной стороны зубы. Недоброжелатели ядовито высмеивали недостатки внешности Лоренцо:
«Великолепный» – так тебя зовёт
Флоренция, в чём нет ни капли лести.
Великолепней, чем Лоренцо, бестий
Нет ни на суше, ни в пучине вод.
Великолепен твой коровий рот,
Твой нос, которому, сказать по чести,
В ином бы надо находиться месте.
Тем не менее, фактом остаётся то, что он нравился женщинам.
Что до возраста, если Медичи было сорок лет, то Бартоломмее тридцать, и на самом деле её нельзя назвать женщиной «в годах». О силе чувств Великолепного свидетельствует тот факт, что когда его приятели Луиджи делла Стуфа и Андреа де Медичи (по прозвищу «Бутта»), утомлённые столь дальней дорогой, стали ворчать, то «Бартоломмея, заметив их недовольство, навлекла на них немилость Лоренцо, и последний в угоду ей отправил Луиджи послом к султану (Египта?), а Бутту – к Великому турку».
Лоренцо теперь как никогда остро ощущал быстротечность времени: ведь он почти постоянно страдал от жесточайших приступов подагры и подолгу был прикован к постели. Не в силах развеять тоску, Великолепный искал утешения в молитве. Все большие флорентийские праздники сопровождались мистериями на темы из священной истории или житий святых. Благочестивые размышления Лоренцо породили религиозную пьесу «Священное представление о мучениках Иоанне и Павле». Избрав для своей мистерии историю этих мучеников, Лоренцо тем самым выразил уважение к Иннокентию VIII, носившему то же имя, что и его древний предшественник. С другой стороны, в литургическом каноне эти мученики стояли рядом с покровителями дома Медичи святыми Космой и Дамианом. Пьесу Великолепного несколько раз представляли на площади Синьории при участии детей Медичи, в частности 17 февраля 1490 года по случаю избрания младшего сына Лоренцо – Джулиано должностным лицом театральной артели Иоанна Богослова. Своим успехом его мистерия была обязана и динамичностью действия, и колоритным сценам, в которых фантастика соединялась с повседневной жизнью: ангелы превращались в воинов, Богородица воскрешала мёртвого, призрак мученика сокрушал врагов христианства. Зрителям доставляли большое удовольствие и игра актеров, и экзотические декорации и многочисленные эпизоды с пением. Музыку для пьесы сочинил немец Генрих Исаак, капельмейстер церкви Сан-Джованни. Но больше всего впечатляло морализаторское поучение пьесы: добрый государь, готовый делать всё для общего блага, не спасётся, если не имеет истинной веры (намёк на Крестовый поход против турок, который должен был объединить всех христианских правителей).
В то же время для праздников светских Лоренцо по-прежнему писал утончённые стихи, черпая вдохновение в куртуазной любви, а еще сочинял карнавальные песни. В частности, в 1490 году появилось на свет его лучшее произведение «Вакхическая песня» или «Песня о Вакхе и Ариадне»:
Помни, кто во цвете лет,
Юн не будешь бесконечно.
Нравится – живи беспечно,
В день грядущий веры нет.
Ждать до завтра заблужденье,
Не лишай себя отрад:
Днесь изведать наслажденье
Торопись и стар, и млад.
Пусть, лаская слух и взгляд,
Праздник длится бесконечно.
Нравится – живи беспечно;
В день грядущий веры нет…
