Ева Арк
Примадонны Ренессанса
Глава 1
Происхождение
Замок Эсте в Италии был основной резиденцией средневековых и ренессансных правителей Феррары. При взгляде на это массивное оборонительное сооружение с четырьмя угловыми башнями можно представить себе, как процессия нарядных дам и кавалеров выезжает из ворот, чтобы поохотиться или как на площади перед замком происходит рыцарский турнир. А прекрасная дева в башне вышивает или поёт под звуки лютни. Наверняка этим занимались и две сестры, Изабелла и Беатриче д’Эсте, будущие «примадонны Ренессанса». Страсть к изящным искусствам они, без сомнения, унаследовали от своих родителей.
В эпоху Возрождения (по-итальянски Ренессанса) мнение о человеке составлялось, в первую очередь, по тому, кто были его предки.
– Род Эсте ведёт своё происхождение от самого императора Карла Великого! – утверждали поэты феррарского двора.
– Чушь! Вероятно всего, Эсте были потомками каролингских наместников в Италии! – возражают современные историки. – Сначала они довольствовались титулами маркграфов и только в середине ХV века стали герцогами!
Неудивительно, что Эсте сверху вниз смотрели на другие правящие фамилии Италии: Медичи, Сфорца, Гонзага и т. п., потомков обычных торговцев или кондотьеров (предводителей наёмных отрядов), и считали себе равными разве что представителей Арагонской династии, правивших в Неаполе. Именно там, при дворе короля Альфонсо V, получил образование Эрколе I д'Эсте, отец Изабеллы и Беатриче, который в 1471 стал герцогом Феррары после смерти сводного брата Борсо. Он был самым известным и любимым народом из всех Эсте. За тридцать четыре года его правления в Ферраре герцогство поднялось на первое место среди всех государств Северной Италии. И в следующие столетия народ вспоминал дни герцога Эрколе I как золотой век Феррары. Прозванный за свой авторитарный характер «Северным ветром» и «Алмазом», он создал в Ферраре лучшую в Европе музыкальную капеллу и первый светский театр. Однако унаследовал власть поздно, в сорок лет, и женился только через два года на Элеоноре Арагонской, внучке Альфонса V.
– Наверно, из-за того, что она была принцессой? – спросите вы.
– Скорее, из-за её большого приданого, – ответил бы практичный Эрколе I, – а также потому, что она происходит из рода, где женщины славятся плодовитостью.
Выехав из Неаполя к своему жениху, принцесса по пути заехала в Рим, где папа Сикст IV предоставил ей роскошные апартаменты. А ещё в её честь был устроен банкет, который длился шесть часов: и это была бесконечная череда блюд, сопровождаемых музыкой, танцами и поэзией.
– Хорошо ли Вас приняли в Ватикане, дочь моя? – беспокоился неаполитанский король.
– Очень хорошо, Ваше Величество! Даже мой ночной горшок был сделан из позолоченного серебра! Странно только, что сокровища Церкви используются в таких целях! – удивлялась Элеонора.
Наконец, ярким июньским утром двадцатидвухлетняя принцесса въехала в Феррару в платье, сверкающем драгоценностями, с великолепным балдахином над головой и золотой короной на распущенных волосах. Приветственные латинские речи, оркестровая музыка и театральные представления, которыми уже тогда славилась Феррара, встречали свадебную процессию на каждом шагу. Дома были увешаны гобеленами и золотыми тканями, вдоль широких улиц виднелись аллеи цветущих кустарников, и звонкие крики приветствовали прибытие прекрасной принцессы, поселившейся вместе с мужем в ренессансном дворце (не путать с замком Эсте). Унаследовав Феррару, Эрколе I уже через неделю начал реконструкцию и перестройку жилища своих предков, дабы оно соответствовало королевскому рангу его будущей супруги, и в северном крыле разместил новые апартаменты – для себя и будущей герцогини.
Очарование и доброта Элеоноры вскоре покорили сердца её подданных. С самого начала она вместе с мужем охотно занималась меценатством и нашла родственную душу в золовке, Бьянке, «Деве Эсте», чья латинская и греческая проза вызывала восхищение у всех современников. Сама герцогиня хорошо играла на арфе, имела небольшую библиотеку и коллекционировала полотна знаменитых художников. Она не только покровительствовала деятелям искусства, но и уделяла много времени развитию ремёсел.
– А что, если пригласить в Феррару ткачей из Милана и Флоренции, мессир? – как-то предложила мужу Элеонора. – И искусных вышивальщиц из Испании. Я слышала, они славятся своим мастерством.
Голубые глаза Эрколе блеснули:
– Пожалуй, мадонна. Шпалеры (ковры) стоят очень дорого. А если мастера поселятся здесь, то нам их труд обойдётся дешевле.
Элеонора вникала во все тонкости ремесла, лично подбирая материал, цвета и рисунки для тканей, которые шли на украшение дворцовых покоев. Что же касается её семейной жизни, то она поладила со своим супругом, несмотря на холодность его характера, а также коварство и беспринципность в политике. К тому же, Эрколе, как и она сама, отличался набожностью. Герцог слушал мессу каждый день или даже несколько раз в день, и в Страстный четверг кормил сотни бедняков в большом зале замка, а затем омывал ноги гостей (подражая Христу) и раздавал им одежду и деньги. Вместе с Элеонорой он также покровительствовал монахиням и основал несколько женских монастырей.
– Три страсти, – утверждал феррарский хронист, – правили сердцем герцога: любовь к строительству, театру и путешествиям.
При нём Феррара стала одним из лучших городов Италии со своими широкими улицами и просторными площадями, благородными статуями и внушительными памятниками. В начале своего правления Эрколе I даже отправился во Флоренцию, чтобы позаимствовать трактат Альберти об архитектуре у тамошнего правителя Лоренцо Медичи, и осуществил свои усовершенствования на основе принципов, отстаиваемых архитектором эпохи Возрождения. Вследствие чего в Ферраре возникали новые церкви и дворцы, к древнему Ломбардскому собору была пристроена высокая колокольня и установлена конная статуя маркиза Никколо III д‘Эсте, отца Эрколе, а бронзовая статуя его брата, Борсо д‘Эсте, первого герцога Феррары, украсила площадь перед замком, возведённым в конце ХIV века. Он был соединён подземным переходом со старым дворцом на Соборной площади, который когда-то посещали Джотто и Петрарка.
Именно там 8 мая 1474 года появилась на свет Изабелла д‘Эсте, первый ребёнок герцогской четы, а 29 июня 1475 года – Беатриче д‘Эсте. Кроме того, у Изабеллы и Беатриче было четверо родных братьев, а также сводные брат и сестра, внебрачные дети Эрколе I.
Если Изабелла сразу стала любимицей семьи, то о том, как было воспринято появление второго ребёнка, мы узнаём из феррарской хроники: «В этот день у герцога Эрколе родилась дочь, получившая имя Беатриче… И не было радости, потому что все хотели мальчика».
– Снова девочка, – нахмурился герцог, узнав пол новорожденного ребёнка. – Неужели Феррару, куда я столько вложил, унаследует мой брат или, хуже того, племянник?
Элеонора тоже огорчилась:
– Кому нужна ещё одна девочка? Уже третья, если считать с внебрачной дочерью герцога!
– У отца хоть было полно бастардов, которые управляли Феррарой…
– Если я не рожу сына, Эрколе, пожалуй, снова заведёт себе любовницу!
– Кстати, а донна Изабелла Ардуэн из свиты герцогини очень даже недурна…
Только 21 июля 1476 года Элеонора, наконец, родила сына, которого уже в мае 1477 года обручили с Анной Сфорца, маленькой дочерью герцога Милана. Восторгу феррарцев не было предела. Звонили в колокола, лавки закрыли на целых три дня, а ребёнка крестили с большой помпой в часовне Весковадо, недалеко от Дуомо (Собора). Младенец получил имя Альфонсо в честь своего деда, великого короля Неаполя, и, по словам хрониста, был устроен «прекрасный праздник» на вилле Скифанойя за городом. В украшенном фресками зале этого любимого Эсте летнего дворца был дан концерт с участием ста трубачей, волынщиков и тамбуринистов, а также был приготовлен роскошный банкет по моде того времени с огромным количеством конфет, изображавших дам и кавалеров, животных, деревья и замки. Причём все они были из позолоченного и цветного сахара и, как рассказывал всё тот же хронист, были унесены или съедены людьми, как только открылись двери. Но несколько дней спустя, когда Эрколе был в отъезде, внезапно вспыхнуло восстание, тайно спланированное племянником герцога, Никколо д'Эсте.
– Разве это справедливо, что дядя отнял у меня власть? – возмущался Никколо. – Это я должен был править Феррарой после смерти моего отца, герцога Лионело! Вот захвачу герцогиню с детьми – и Эрколе сам мне всё отдаст!
Но, к счастью, его попытка потерпела неудачу благодаря мужеству и присутствию духа Элеоноры. Дворец уже был окружён вооруженными людьми, когда шум достиг ушей герцогини, которая, вскочив с постели, с маленьким сыном на руках, двумя дочерями и несколькими верными слугами бежала по подземной галерее в замок.
– Да как этот негодяй посмел поднять руку на меня, дочь короля, и на моих детей! – ругалась Элеонора. – Впрочем, неудивительно, ведь этот Никколо – сын бастарда! Ну, ничего, Эрколе ему покажет!
Едва она покинула свою комнату, как заговорщики ворвались внутрь и разграбили дворец, убивая всех, кто пытался оказать сопротивление. Жители Феррары, однако, были верны своим любимым герцогу и герцогине. После нескольких дней тревожного ожидания Эрколе вернулся, подавил беспорядки и восстановил порядок в городе. В тот вечер он появился на балконе замка и обнял свою жену и детей под крики и аплодисменты всего города. На следующий день вся герцогская семья отправилась во главе торжественной процессии в собор и там публично поблагодарила за своё чудесное избавление. За этим последовали ужасные репрессии, и Никколо д’Эсте с двумя сотнями своих сторонников был казнён.
– Позвольте мне, мессир, обосноваться с детьми в замке! – попросила мужа после бунта Элеонора.
– Вы ведь говорили, мадонна, что Вам нравится наш дворец.
– Да, но за мощными замковыми стенами мне будет гораздо спокойнее!
– Там же нет никаких удобств!
«Зато здесь рядом кухня, амбар и свинарник», – подумала Элеонора. Вслух же она сказала:
– Зато у Вас есть талант архитектора, а у меня – собственные средства!
Вероятно, доводы жены показались Эрколе убедительными, потому что уже в феврале 1477 года хронист написал: «Начались работы в Кастельвеккио: укрепляют арматурой и делают комнаты для мадонны герцогини, которая не может жить как мужчины». Постепенно старый замок оброс окнами, лоджиями, балкончиками и садами. Над всем западным двором был создан подвесной сад. Второй сад разбили с северной стороны замка – за крепостным рвом – павильон с колоннами и фонтаном, с лоджиями и перголами, увитыми цветами, с клумбами, кустарниками и фруктовыми деревьями.
– Маленький рай на земле! – восхищались гости.
– Вавилонские сады!
– Божественное место!
В апартаментах герцогини был большой зал, комната в башне Маркезана, гардеробная с потолком, расписанным «под античность», две комнаты с растительными узорами, комната с печью и комнаты для придворных дам. Через несколько лет во время ремонта были указаны также «спальня госпожи», салон для дам, комната рядом с личной часовней герцогини. На стене спальни были изображены огромные колонны и фреска с видом Неаполя – «вид с натуры, на переднем плане синее море, с кораблями и галерами», а на берегу видны все важные здания города. Вид Неаполя в спальне герцогини имел символический смысл – связь с предками, другие изображения этого города находились в комнатах её детей. Постепенно замок, построенный на границе города, стал его центром. И, в конце концов, туда перебрались все члены семейства Эсте.
1 июня 1477 года Элеонора с дочерями, трёхлетней Изабеллой и двухлетней Беатриче, приехала в Неаполь. Визит был приурочен к свадьбе её отца короля Ферранте I с Хуаной Арагонской, испанской принцессой. Поражённый красотой маленькой Изабеллы её дядя принц Федерико заявил:
– Я с удовольствием бы женился на моей старшей племяннице, если бы не наше близкое родство!
– А вот мы на месте Вашего Высочества выбрали бы нашу младшую внучку! – возразил ему король.
Поймав удивлённый взгляд сына, Ферранте I пояснил:
– Потому что она больше похожа на Вашу сестру!
19 сентября Элеонора родила в Неаполе второго сына, которого назвали в честь деда Ферранте. Но уже в ноябре ей пришлось вернуться в Феррару, так как Эрколе был назначен генерал-капитаном Флоренции. Она забрала с собой старшую дочь Изабеллу, оставив новорожденного и Беатриче на попечение деда. Девочка прожила в Неаполе восемь лет, её воспитанием занимались няня по имени Серена и Ипполита Мария Сфорца, герцогиня Калабрийская, очень образованная женщина, которая была женой старшего сына Ферранте I. Беатриче и её младший брат дружили с детьми Ипполиты – Фердинандом, Педро и Изабеллой. Пока её старшая сестра корпела в Ферраре над книгами, Беатриче носилась верхом по дороге между замками Кастель Капуано, где жила с кузенами, и Кастель Нуово, резиденцией королевской четы.
– Вы, наверно, скучаете, кузина, по своей семье и по Ферраре? – сочувственно спрашивала её Изабелла Арагонская, тёзка родной сестры Беатриче.
– Не-ка! – отвечала Беатриче, с хрустом разгрызая яблоко. – Мне и здесь хорошо!
Официально усыновлённая своим дедом, девочка подписывалась как «донна Беатрис де Арагон» и болтала на смеси каталонского, кастильского и итальянского языков. Кроме того, по воле Ферранте I, она одевалась по испанской моде и носила причёску «коаццоне» в виде «косы», обвивая волосы бусами и лентами или завернув в ткань. Феррарский посол сообщил в 1479 году её матери Элеоноре, что король вернёт ей сына, теперь, когда он подрос, но не Беатриче.
– Почему? – удивились герцогиня. – Что король, наш отец, будет делать с этой невзрачной девчонкой?
– Его Величество хочет выдать её замуж и оставить при себе.
В свой черёд, граф Диомеда Карафа, придворный Ферранте I, характеризовал герцогу Эрколе его младшую дочь так:
– О ней я предсказываю, что она будет женщиной великого духа и способной командовать.
В ответ отец Беатриче пожал плечами:
– Главное, чтобы она родила своему мужу наследника! Такого же очаровательного и здорового карапуза, как Джулио, которого подарила мне донна Изабелла Ардуэн!
Конечно, девочка была слишком мала, чтобы понимать происходящее при дворах короля Неаполя и его сына, герцога Калабрийского, имевших славу покровителей наук и искусств, но, в то же время, правителей коварных и жестоких. За тридцать лет своего правления Ферранте I добился процветания Неаполя. С помощью дипломатии и династических браков король установил тесные отношения со многими итальянскими и иностранными государями, что принесло ему славу и прозвище «Судьи Италии». Кроме того, он покровительствовал многим художникам и гуманистам Ренессанса, а также возвёл в Неаполе величественные здания, которые до сих пор украшают этот город. Вместе с тем почти всю свою жизнь Ферранте вынужден был воевать с многочисленными завоевателями, посягавшими на его прекрасное королевство, а также усмирять мятежных баронов. Враги недаром считали его страшным человеком. Когда папский церемониймейстер Якоб Буркхардт прибыл на коронацию Ферранте I, тот спросил:
– Вы знаете, епископ, что может доставить нам наибольшее удовольствие?
– Нет, Ваше Величество.
– Нам нравится, когда наши враги сидят рядом с нами…
– … в замковой тюрьме? – догадался умный немец.
– Да, если живые. А если мёртвые – то в подземелье, забальзамированные и одетые в костюмы, которые носили при жизни.
– Хотите взглянуть на мою «комнату мумий»? – вкрадчиво добавил король.
Самой же безобидной чертой деда Изабеллы и Беатриче была патологическая страсть к молодым женщинам, так, помимо двух законных жён, он имел кучу любовниц и внебрачных детей. Вообще, король обожал окружать себя ребятишками и даже брал на воспитание детей казнённых им врагов. Эта своеобразная утончённая и драматичная атмосфера Неаполя должна была оставить отпечаток на личности Беатриче. Тем временем её старшая сестра Изабелла в Ферраре уже в четыре года приступила к учёбе. Узнав об этом из письма жены, Эрколе I очень этому порадовался и запретил наказывать малышку, в случае, если она вдруг плохо выучит урок.
– Запрещаю её бить даже Вам, мадонна! – подумав, дописал герцог.
Прочитав письмо мужа, Элеонора улыбнулась:
– Даже если бы моя дорогая и милая дочь не была лучше других, у меня всё равно бы на неё не поднялась рука! Ведь она такая хорошенькая: вся в герцога! Не то, что Беатриче, которая вылитый король, мой отец!
Представив себе приземистого Ферранте I с короткой шеей и круглыми щеками, герцогиня невольно вздохнула.
Всё, что делала Изабелла, было сделано хорошо. Её быстрота в обучении, великолепная память и прилежание служили любимой темой бесед при феррарском дворе, в то время как о младшей дочери Эрколе, даже после возвращения Беатриче в Феррару, современники упоминали очень редко вплоть до её замужества.
Глава 2
Свадьба Изабеллы
В июне 1477 года, всего через несколько дней после того, как Элеонора и её дочери покинули Феррару, туда прибыл Лодовико Сфорца, герцог Бари, которого Эрколе I любезно принял на вилле Скифанойя. Оказалось, что Лодовико, за смуглый цвет лица прозванный «Моро» («Мавр»), был изгнан из Милана вдовствующей герцогиней Бонной, регентшей при своём несовершеннолетнем сыне герцоге Джангалеаццо Сфорца. Правда, историк Паоло Джовио уверял:
– И вовсе сеньор Лодовико не смуглый! А его прозвище подразумевает шелковичное дерево – самое мудрое из деревьев, поскольку оно покрывается листвой последним, но плодоносит первым.
– Мессир Паоло совершенно прав! – согласился с ним Моро. – Потому что настоящий государь выделяется среди прочих не своей внешностью, а прозорливостью и мудростью!
Спустя два года Лодовико отправился в Неаполь, где, без сомнения, видел Беатриче, но вскоре вернулся в Милан, заставив Бонну передать ему регентство над племянником. Придя к власти, Моро в сентябре 1480 года попросил руку старшей дочери герцога Феррары. Однако Эрколе I уже пообещал выдать шестилетнюю Изабеллу за Франческо Гонзага, наследника маркиза Мантуи. Мантуанский посланник, который был отправлен в Феррару в начале апреля 1480 году для согласования условий брачного контракта, был поражён талантами не по годам развитой юной невесты:
– Мадонна Изабелла не только прекрасно станцевала перед нами, но и проявила в разговоре необыкновенный ум и грацию!
– Главное – чтобы поскорее родила Франческо здорового наследника! – прочитав его донесение, отрезал маркиз.
– Вы же знаете, мессир, что наша старшая дочь – слишком хрупкая и болезненная девочка, поэтому я настаиваю, чтобы её брак был заключён только спустя десять лет после помолвки! – в свой черёд, твёрдо заявила мужу Элеонора.
– Ладно, я поговорю с маркизом, – покладисто согласился Эрколе. – Вот только что ответить Моро?
– Попробуйте предложить ему в качестве невесты Беатриче!
– Я буду счастлив, сеньор, жениться как на старшей, так и на младшей Вашей дочери! – любезно заверил Моро будущего тестя.
Ему действительно было всё равно: дело было не в невесте, а в укреплении союза между Эсте и Сфорца. К тому же, брак с Беатриче был даже более выгоден. Ведь она воспитывалась при дворе Ферранте I и была его любимой внучкой, следовательно, герцог Бари мог рассчитывать не только на союз с Феррарой, но и с Неаполем. Узнав об этом, король согласился на помолвку шестилетней Беатриче с двадцатидевятилетним Лодовико Сфорца.
Следующей весной маркиз Мантуи привёз своего старшего сына Франческо в Феррару на праздник Святого Георгия познакомиться с невестой и её семьей. Мантуанский хронист рассказывает, как по этому случаю маркиз и его свита из шестисот человек отправились вниз по реке По на четырёх буцентаврах (барках), как герцог Эрколе, желая оказать честь своим гостям, кормил всю компанию бараниной, телятиной и прочими подобными деликатесами в течение четырёх дней, которые они провели в Ферраре, и как знаменитые берберийские лошади Гонзага выиграли скачки, позволив ему с триумфом вернуться с рулоном золотой парчи в качестве приза в Мантую.
Маркиз поддержал Эрколе в 1482 году, когда из-за спора о контроле над соляными промыслами венецианцы и папа напили на Феррару. Пока герцог лежал больной и обездвиженный, армия противника разорила окрестности города и нанесла значительный урон имуществу семьи Эсте. Тем временем в самой Ферраре начались чума и голод. В этот критический момент Элеонора ещё раз продемонстрировала своё мужество и присутствие духа. Отправив своих детей в Модену и созвав магистратов, она обратилась к ним с речью с лоджии в саду и призвала их:
– Будьте верными своим сеньорам из дома Эсте!
Горожане, растроганные мужеством Элеоноры, в один голос в ответ начали скандировать девиз Эрколе:
– Алмаз! Алмаз!
И поклялись умереть за своего герцога. К счастью, союзники поспешили на помощь осаждённому городу. 22 мая 1483 года маленькая Изабелла собственноручно написала жениху из Модены:
– Хотя, когда Ваши письма и подарки дошли до меня, я была не совсем здорова, их прибытие заставило меня внезапно почувствовать себя лучше. Но как только я услышала, что из-за моей болезни Ваше Высочество подумывает приехать в Модену и повидаться со мной, я почти пожелала себе снова заболеть, чтобы иметь удовольствие видеть Вас.
Год спустя, когда закончилась война, умер маркиз Мантуи, и Изабелла выразила соболезнования Франческо по поводу смерти отца, умоляя его вытереть слёзы и утешиться ради неё.
Правда, в 1484 году её тётка Беатриче Арагонская, королева Венгрии, заявила Элеоноре:
– Что там маркиз, сестрица! Ваша старшая дочь заслуживает того, чтобы стать королевой!
– Полностью согласна с Вашим Величеством! Но, увы, ни один король пока не попросил руки Изабеллы!
– А у меня есть один на примете: Его Величество Владислав II, король Чехии. Если хотите – я выступлю свахой!
– А как же жених Изабеллы?
– Ему можно предложить руку Вашей младшей дочери, а для герцога Бари – подыскать какую-нибудь знатную неаполитанку.
– Боюсь, Ваше Величество, такой «обмен» невозможен, потому что маркиз успел влюбиться в Изабеллу, а судьба Беатриче – в руках короля, нашего отца. Хотя…
– Что «хотя»?
– Можно договориться о тайной помолвке Беатриче с Владиславом на случай, если Моро передумает и захочет найти жену, более соответствующую его возрасту.
– Неплохой план, сестрица! Только, боюсь, король Чехии не согласится!
Бонифаций III, маркиз Монферрата, тоже намекнул Эрколе I через своего посла, что непрочь жениться на его младшей дочери. Но его предложение в Ферраре всерьёз не рассматривалось то ли из-за слишком большой разницы в возрасте между Беатриче и предполагаемым женихом (пятьдесят один год), то ли потому, что последний передумал и решил подыскать себе жену детородного возраста.
Из-за того, что миланцы были очень плохого мнения о неаполитанцах, Моро в 1485 году обратился к Эрколе:
– Я думаю, что моей невесте следует вернуться в Феррару, дабы она могла получить образование при дворе, более подходящем для её будущей роли. К тому же, мне так будет легче навещать мадонну Беатриче.
Однако Ферранте I наотрез отказался отпустить внучку:
– По некоторым уважительным и житейским причинам ей лучше остаться в Неаполе!
– Не могло бы Ваше Величество изложить эти причины? – попросил Эрколе.
– Во-первых, Беатриче всего десять лет и она слишком молода для замужества, а, во-вторых, мы привязались к ней, как к своей родной дочери.
– Если Вы согласитесь на нашу просьбу, то мы дадим ей приданое! – добавил король, хорошо зная зятя.
Но тут Ферранте просчитался: несмотря на его решительные протесты, после нескольких месяцев переговоров королю всё-таки пришлось расстаться с Беатриче. Сразу после отъезда своей внучки он с горечью написал Элеоноре:
– Бог знает, как сильно мы горевали из-за особой любви, которую мы питали к её достоинствам… так, видя её в своём доме, нам казалось, что это ты!
Сначала родители Беатриче хотели сыграть её свадьбу весной 1488 года, но Лодовико дал понять своему будущему тестю, что он слишком занят государственными делами, да и невеста ещё чересчур молода. Дата была перенесена на февраль 1490 года, когда должна была состояться двойная свадьба Изабеллы и Беатриче. А пока девушки продолжили своё образование.
– Надеюсь, Вы не будете возражать, мадонна, если вместе с Изабеллой и Беатриче будем обучаться моя дочь Лукреция? – заискивающим тоном попросил Эрколе. – Ведь она родилась ещё до нашего брака, когда я был холостым мужчиной!
– Хорошо, мессир, – покладисто ответила герцогиня.
– Вы – самая великодушная женщина в Италии! И даже, я бы сказал, во всём мире, если только согласитесь, чтобы Джулио тоже воспитывался вместе с нашими четырьмя мальчиками…
– Вы имеете в виду сына, которого родила Вам моя дама, донна Изабелла Ардуэн?
Герцог униженно кивнул.
– Но если Ваши бастарды будут жить с нашими детьми, придётся расширить детскую. А со временем им понадобятся также собственные покои…
– Я всё понял, мадонна! Пристроим ещё несколько комнат к замку! За мой счёт!
– Только смотрите не пожалейте о своей доброте, мессир: все эти бастарды слишком непокорны и честолюбивы!
Изабелла, Беатриче и их старшая сводная сестра Лукреция изучали античную историю и литературу под руководством Баттисты Гуарино, сына веронского гуманиста, обучавшего их также латыни. Ещё они читали провансальскую поэзию и переводы испанских романов, которые брали в библиотеке Элеоноры Арагонской. Но больше всего среди итальянских дам были популярны французские романы о подвигах Роланда и других паладинов двора Карла Великого. А ещё, склоняясь над пяльцами для вышивания вместе с герцогиней, девушки внимали рассказам придворного пиита Маттео Боярдо о приключениях рыцаря Ринальдо из Монтальбано. Только в очень редких случаях юным принцессам Эсте разрешалось оставить свои занятия, чтобы блеснуть своими талантами на придворных праздниках, поплавать по реке в герцогском буцентавре под звуки скрипок или принять участие в охоте. Среди трёх сестёр Эсте Изабелла выделялась не только своими способностями, но и красотой. Нежный цвет её лица, остроумие и любезные манеры очаровывали всех гостей Феррары. Кроме того, у неё был прекрасный голос.
– Я больше всего люблю слушать музыку, изучать географические карты и заниматься астрологией! – говорила Изабелла д’Эсте.
– А я – играть в мячик и ловить рыбу! – вторила ей Беатриче.
– А я – слушать ваше пение! – Лукреция с улыбкой протянула лютню Беатриче.
Взяв инструмент, та заиграла прелюдию, а Изабелла, положив руку на плечо младшей сестры, запела.
Позднее самые выдающиеся поэты эпохи Возрождения, такие, как Пьетро Бембо и Никколо да Корреджо, Джироламо Касио и Антонио Тебальдео, гордились тем, что она исполняла песни на их стихи.
Принцы и послы, посещавшие феррарский двор, в своих письмах не скупились на похвалы старшей дочери Эрколе I. К четырнадцати годам Изабелла превратилась в настоящую красавицу. Она унаследовала правильные черты лица своего отца, а также его светлые волосы и белую кожу. Зато своими чёрными сверкающими глазами будущая маркиза была обязана матери, и, при среднем росте, отличалась гордой осанкой и величественной грацией. Можно с уверенностью сказать, что Элеонора Арагонская, получающая удовольствие от бесед с учёными монахинями и часто посещавшая женские монастыри, не пренебрегала также религиозным образованием своих дочерей. Имея перед глазами пример матери, сёстры Эсте приобрели тонкий художественный вкус, выделявший их среди принцесс своего времени. И твёрдо придерживались идеалов чистоты и целомудрия, усвоенных в детстве, на протяжении всей своей жизни. Или, по крайней мере, тщательно скрывали свои романы.
Темноволосая и коренастая, как мать, Беатриче умела играть на лютне, виоле и клавикордах. Но больше всего любила охоту и другие занятия, требующие физической выносливости и ловкости. И быстро перенимала всё новое. Поэтому только на первый взгляд у них с Изабеллой не было ничего общего. Природный ум, практичность и азарт, а ещё страстная любовь к жизни были чертами характера обеих сестёр. Они были очень привязаны друг к другу, несмотря на некоторое соперничество. После возвращения в Феррару Беатриче стали именовать герцогиней Бари. Однако на том её преимущество перед старшей сестрой и закончилось. На любимую внучку Ферранте I ни родители, ни придворные не обращали внимания, а если и обращали, то затем, чтобы пожурить за лень и отставание в учёбе.
– Когда же, наконец, дочь моя, ты избавишься от своего жуткого говора! – пеняла Беатриче мать. – И почему ты не разрешила служанке причесать себя так, как Изабеллу? А что за ужасное платье на тебе?
В ответ Беатриче исподлобья посмотрела на мать прозрачными карими глазами:
– Но Его Величеству, моему деду, нравился этот наряд…
– И это неудивительно! Ведь так одевалась моя матушка, донна Изабелла Кьярамонте! Но сейчас ведь совершенно другая мода!
Однако младшая дочь герцога лишь молча сопела.
– Нет, она просто дикарка! Бери пример со своей сестры!
В отличие от Моро, Франческо Гонзага, который был на семь лет старше Изабеллы, показал себя более пылким женихом. Он часто обменивался письмами со своей юной невестой и посылал Изабелле подарки и стихи, написанные в её честь мантуанскими поэтами. А герцогине Элеоноре преподнёс «Мадонну» кисти знаменитого мастера Андреа Мантеньи, придворного художника Гонзага. Молодой маркиз любил флиртовать с женщинами и знал, как их очаровать. Вот уже год, как он был капитаном на службе у Миланского герцога, а потом возглавил отряды Венеции, стяжав со временем себе славу «лучшего рыцаря Италии».
– У сеньора Франческо очень бравый вид! – похвалила жениха сестры Лукреция, которая была на три года старше Изабеллы.
– Да, он очень сильный! – с гордостью подтвердила та. – Настоящий мужчина! И очень приятный в общении!
Беатриче же скривила губы:
– Он похож на карлика: такой же пучеглазый и курносый!
– Зато сеньор Франческо постоянно меня навещает и дарит подарки, а герцог Бари – к нам носа не кажет! – отрезала Изабелла.
Стиснув зубы, Беатриче изо всех сил старалась не заплакать. В то время как Лукреция мудро заметила:
– Главное, чтобы жених стал хорошим мужем!
Осенью того же года Элеонора Арагонская со старшей дочерью совершила короткий визит в Мантую, где Изабелла впервые познакомилась с сестрой Франческо II, Елизаветой Гонзага, будущей герцогиней Урбино, которая стала её самой близкой подругой. Первой в 1487 году вышла замуж Лукреция д‘Эсте за Аннибале Бентивольо, правителя Болоньи. Свадьбу пышно отпраздновали в доме жениха. Причём среди гостей были отец невесты Эрколе I д’Эсте, Франческо Гонзага и представители самых могущественных властителей Италии, от короля Неаполя до папы римского, от герцога Милана до послов Венецианской республики, от герцога Калабрии до герцога Урбино, сеньоров Римини, Пезаро и Камерино. Но когда в начале 1490 года наступил черёд законных дочерей герцога, Лодовико Сфорца вдруг снова попросил Эрколе:
