Так Кристина прожила в узбекском кишлаке полтора года и сильно повзрослела за это время. Слух о русской целительнице прошелся по всем городам Узбекистана. Взрослые мужчины и женщины, называющие себя колдунами и экстрасенсами, ехали в Акташ со всей страны; кто-то просто посмотреть и проверить ее способности, кто-то попытаться закрыть ее дар, устранив в ее лице конкурента, а кто-то с предложениями о сотрудничестве. Как только они оказывались на пороге ее дома, тут же были отправлены обратно, на все четыре стороны. Кристина на раз-два раскусывала любую фальшь.
Назира давно мечтавшая об отдыхе, о нормальном, человеческом образе жизни быстро перестроилась, полностью оставив на Кристину дом и переехала к Нормамату ака. Он пользуясь старыми связями помог устроиться ей в городской дом культуры, заодно устроив Кристину учителем в музыкульную школу.
Соседи привыкли к девушке, некоторые даже подружились с ней. Привыкли к ее выбивающемуся из окружения обычных людей стилю, ведь носить традиционные наряды она категорически отказывалась. Она перестала быть для них диковинкой. Изначально правильно поставив себя, она заслужила авторитет у местных врачей, которые нередко обращались к ней за помощью. Там, где она могла помочь – помогала; там, где помочь не могла – говорила прямо. С открытием и постепенным развитием в себе экстрасенсорных способностей, она смогла полностью увидеть все свое прошлое, которое не давало ей покоя. Она видела страшные картины, не зная, как рассказать об этом Назире. Кристина оставила затею о мести отцу и о возвращении домой, замкнувшись в себе. Казалось, она окончательно привыкла к одиночеству, не испытывая от этого дискомфорт, принимая у себя людей только с серьёзными, реальными проблемами, которых было не так уж и много. Назира со своим новым мужем часто навещали ее. Также в гости заглядывал и Асанали с сыновьями, признавая в русской девушке свою родственницу. Но никто из них не мог и представить себе какая внутренняя борьба происходит в ее душе. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно мирить в себе добро и зло, ловко балансируя на тонком тросе, именуемом жизнью, подобно канатоходцу. Она больше не делилась с Назирой своими переживаниями, своими мыслями, хороня все в себе.
Первые весенние прохладные лучи солнца медленно разливались по земле. Город готовился встречать Навруз. Назира с мужем и все остальные горожане увлеченно занимались подготовкой к празднику весны, до которого оставалась неделя. Кристина возвращалась из магазина домой с полными сумками, когда ее обогнала машина Асанали.
– Сестрица! Садитесь, подвезу вас до дома, – выскочив из машины и отбирая у девушки сумки звал Асанали.
– Напылил-то! – ворчала Кристина садясь в машину.
– Здравствуйте Кристина, – сказал мужчина, сидевший на переднем сидении.
– Здравствуйте, – вяло поздоровалась она в ответ.
– Не помните меня?
– Не очень.
– Сестрица, везу к вам гостя! – сев в машину, сказал Асанали.
Кристина никак не отреагировала на это его заявление, и всю дорогу до дома они ехали в абсолютной тишине. Гость с нескрываемым интересом наблюдал за девушкой: как она гордо неся свои сумки подошла к воротам.
– Чего седите? Идемте в дом! – крикнула она гостю, продолжавшему сидеть на месте залюбовавшись ею.
Асанали выгрузил из багажника большой серый чемодан гостя и поехал дальше.
– Назира сейчас живет в другом месте и больше не принимает людей, – сказала Кристина, увидев чемодан.
– Я приехал к вам, – смущенно улыбнувшись, сообщил он.
Кристина зашла во двор, оставив за собой открытыми ворота.
– Здесь не курят, – сказала она, почуяв запретный пленительный запах.
Гость затушив сигарету, вошел во двор и закрыл за собой ворота.
– Вы папа Настеньки. Что с ней? – спросила Кристина, узнав в госте отца девочки, лицо которой она лечила год назад.
– Да. С ней все хорошо.
Кристина молча продолжала неотрывно смотреть прямо в глаза гостю, отчего тот, занервничав от смущения, стал ходить по двору не зная куда приткнуться.
– Я вас слушаю, – холодно, не ласково сказала она.
– Я видел вас всего раз в своей жизни, но весь прошедший год не было ни дня, чтобы я не думал о вас. Не сочтите меня за сумасшедшего, но я, кажется, вас люблю, – сказал мужчина, после своих слов плюхнувшись на топчан.
Глаза ее заблестели, нежно-округлые щеки вмиг порозовели и рот застыл в неприметной улыбке. Никогда она еще не получала подобных признаний в свой адрес.
– Безусловно, что-то нарушилось во мне с нашей первой и единственной встречи и я вдруг понял, что уже не буду прежним. Меня тянет к вам.
Из-за биения своего сердца она никак не могла проверить правдивость его слов. Это было удивительное и одновременно непонятное ощущение прежде не свойственное ей.
– Вы, вероятно, испытываете благодарность за спасение вашей дочери. Мы такое уже проходили. Я не верю в любовь, – ответила ему Кристина и глаза ее погрустнели.
– А я верю в свою интуицию, которая сама мне подсказывает, что я встретил ту единственную, – набираясь смелости, говорил гость.
– Я забыла, как вас зовут?
– Дмитрий.
– Да, точно, Дмитрий. Как ваша дочь? Лицо не восполяется больше? – перевела тему Кристина.
– У моей дочери теперь новый папа. Мы почти сразу разошлись с ее матерью, как только вернулись домой. Жена мне изменяла и я по сути оставался в семье только из-за Насти.
– Сочувтсвую вам. Главное, что ей лучше.
Между ними возникла продолжительная пауза.
– Я могу остаться? – переведя внимание девушки на свой чемодан, спросил гость.
– Оставайтесь. Чего-чего, а постели у узбеков всегда навалом, – ответила Кристина и пригласила гостя на кухню.
– А вы, Кристина, изменились, – сказал гость, когда Кристина поставила перед ним столовые приборы.
– Всё, прошла влюбленность?
Он смотрел на нее и не мог сдержать улыбку.
– Маленькие привязанности они как тонкая паутина легко рвутся. И не происходит никаких бурных сцен, объяснений, остаются лишь сожаление и грусть. Скажите Дмитрий, оно вам надо?
– Я хороший, правда.
– Положительные герои из сентиментальных романов мне никогда не нравились, – резко ответила она.
– Меньше всего я хотел бы, чтобы наш разговор оборачивался таким образом.
– А на что вы надеялись когда ехали сюда?
– Даже в самом безысходном положении человек на что-то надеется, – отвечал он.
– А вы в таком положении?
– Это вы должны мне ответить. Ну-ну, интересно, что вы там видите? Что меня ждет? – провоцируя девушку на откровения, говорил он.
– Каждый хотел бы наперед узнать свою судьбу, а вот начинаешь подводить человека к порогу, за которым предстанет перед ним судьба, так он пугается, страшно ему. А врать я не люблю, да и не умею. Знаете Дмитрий, у меня принцип – я не смотрю будущее ни при каких обстоятельствах, кто бы меня об этом не попросил. За прошлым бы ошибки исправить, куда там до будущего… Давайте по делу, зачем вы приехали?
– Кажется я вам уже дал понять, – сказал он, принимая из рук хозяйки пиалу с чаем.
На губах девушки блуждала рассеянная улыбка. Теперь уже она стеснялась его взгляда. Перед ней сидел взрослый русоволосый, голубоглазый мужчина, выше среднего роста, со спортивной фигурой. Лицо у него действительно симпатичное: правильные черты, крупный прямой нос, красиво очерченные губы, чуть выпуклые скулы и милая ямочка на подбородке, что придавало его лицу добродушный вид.
– У меня сейчас занятия в классе. Вернусь к вечеру, потом продолжим разговаривать. А пока можете расположиться в мужской половине. Удобства вы помните где.
– Что преподаете?
– Нотную грамоту. Класс фортепиано. Учеников у меня не много, но все старательные. Представляете, до меня здесь музыку преподавали еще до развала союза.
Кристина оставив гостя одного, схватила папку с нотами и в приподнятом настроении помчалась на урок. Нет на свете несчастнее человека, который не испытывал настоящей любви. Только-только начинаешь ощущать что жизнь идет ровно, все в ней начинает налаживаться как вдруг залетевший в город весенний ветер обдает тебя запахом талого снега, горечью набухших почек, свежестью обнажившейся земли и еще до селе чем-то незнакомым и волнующим. На каждого весна действует по-своему… Весь день она провела в думах о свалившемся с неба госте, отпустив пораньше с последнего урока ученика, чтобы пораньше вернуться домой. Но радость и печаль всегда ходят рядом. Стоило Кристине вспомнить о своем необычном предназначении как настроение ее стало хуже некуда.
– Вы довольно быстро вернулись, – сказал Дмитрий. – Я вас ждал.
– Чайник поставлю, – не подобрав других слов, почуяв что во дворе накурено, сказала Кристина.
– Опять чай? – подковырнул гость.
– Друг мой, мы на Востоке. И чай неотъемлемая его состовляющая, – наморщив свой белый лоб отвечала она.
Они пили чай с печеньем и рахат-лукумом из лепестков роз.
– С завтрашнего дня в городе начинаются праздничные гуляния. Наша маххаля уже давно готовится к встрече весны. Советую сходить, – говорила Кристина.
– Наурыз?
– Наурыз у казахов, у нас Навруз.
– Да-да, помню. Теща делала баурсаки, – поморщившись, сказал Дмитрий. – На праздник не пойду, спасибо за приглашение. Помнится, когда был молодым, охотно бегал на подобные празднества, а теперь давно отпало желание. Незнакомые люди, разговоры ни о чем… обязательно заметят новичка и привяжутся с разговорами. Шумные кампании не по мне, –немного поколебавшись с обезоруживающей улыбкой, говорил он.
– Ясно.
Кристина была возбуждена. В ее глазах мелькало что-то неуловимое, очень волнующее. Она хотела продолжить их утренний разговор, но не знала, как заговорить об этом. Ее мысли путались, соглашательская мысль уже стучалась в ее голову, как вдруг мысль сознательная резко вытеснила ее. Задурить голову девчонке, чтобы учинить ей неприятность? Что ж, пусть прыгает от радости, он своего добился!
– Послушайте, Дмитрий, – начала она. – У нас с вами ничего не получится.
– Не получится что?
– То, о чем вы говорили утром. Помните? – робея говорила Кристина.
– Почему не получится? – посерьезнев, громко спросил он.
– Все дело во мне.
– А я уж грешил на свой возраст, – доверительно сказал Дмитрий.
– Я не могу иметь любовные отношения и не могу построить нормальную семью. Даже если мне и очень бы хотелось, сделать этого мне нельзя. В противном случае расплатой за счастье может выступить все что угодно. И эта неизвестность самое страшное, – сокрушаясь, говорила она. Я ношу в себе не только белое, но и черное, а этого делать нельзя.
– А ты крепкий орешек, Кристина Олеговна.
От его слов у нее внутри словно обрушилось сорокаэтажное здание, оставив после себя руины.
– Ты мне действительно очень нравишься, но я здесь не только за этим.
Кристина не проронила больше ни слова. Она смотрела на этого человека, которому смогла почти довериться, с укоризной, не моргая. Слезы удушливо подступали, подергивая ее остренький подбородок.
– Не знаю почему, но иногда мы совершаем необъяснимые поступки. Месяца два назад мне предложили перевод с повышением в Москву. Там место освободилось одно. Я все дочери и ее матери оставил, сам квартиру снимал. А там предложили место с жильем. Когда дела принимал, перебирал бумаги за прошлым начальником и увидел ориентировку на вас, Кристина.
– Ты мент что-ли? – вспылила девушка.
Так они незаметно для самих себя перешли на «ты».
– Не совсем.
Кристина как ошпаренная подпрыгнула с дивана и нервно заходила по кухне почувствовав беззащитность.
– Отец прислал?
– Не совсем.
– Что заладил-то как попугай “не совсем, не совсем”…
– Я слов своих вышесказанных не отменяю. Ты мне действительно нравишься, повторюсь еще раз. И не приехал бы я сюда точно, не увидев твой фоторобот. Любил бы дальше себе и любил. Пропала девушка… Как ты думаешь, Кристина, почему твой отец, имея такие возможности, до сих пор не нашел тебя? Ведь это он тебя ищет?
– Больше некому, – успокоившись и сев за стол, с грустью в голосе сказала она.
– И ты скрываешься от него здесь?
– Да не скрываюсь я особо, но и возвращаться нет желания.
– Действительно, сложно найти иголку в стоге сена. Но как можно в стоге иголок не найти соломинку? А ведь твой отец тебя как будто не может найти специально. Эти, кстати заметить, немногочисленные листовки всего лишь показуха для определенных лиц.
– Что это значит?
– Ему еще два года назад дали задание убить тебя.
Кристина попросила сигарету. Она закурила, прокашлялась и молча слушала гостя дальше, с долгожданным наслаждением выпуская дымное облако.
– Такая милая и куришь? А мне так запретила.
– Назира отучила. Грехом запугала. Согласна с ней, курение-вред, но иногда просто необходимо.
Дмитрий, не курив около пару часов, с удовольствием закурил.
– Ко мне летом девочку-студентку привозили с заклиненной спиной. С виду здоровый ребенок, семья полноценная, родители приятные. Неврологи бьются в истерике, ни уколы, ни массажи девчонке не помогают. Травм никаких. Беседуем с ней, а мать ее так и лезет, все ей знать надо. Девчонка такая вся – ну чисто ангел, правильная, но вбила себе в голову, что за мат ее Бог накажет. Друзья, одногруппники матерятся, а она не может и держит это в себе. Так у нее в теле накопилась нерастраченная темная энергия, которая ее в прямом смысле с ног валит. Тут не надо даже колдуном быть, типичная психология. Закрылись мы с ней в самой дальней комнате, я ей говорю: «Матерись со всей силы, от души матерись». Так она по началу зажималась, не знала с чего начать, не получалось у нее. А потом с нее как полилось… и сразу спину отпустило, запрыгала и забегала. Конечно, говорю ей, материться плохо, но ограничения тебя не спасут. Даже если проронила слово, Бог тебя за это точно не накажет.
– Значит, не такой уж и грех курение, – с наслаждением выдыхая дым заключил Дмитрий.
– Как по мне страшнее греха, чем смирение, нет, – подставив гостю блюдце вместо пепельницы сказала она.
– Интере-е-есно, – протянул он, стряхнув пепел.
– Не вижу смысла ни в одной религии. Они бесполезны. Бог один и всех нас ненавидит одинаково.
Дмитрий хихикнул.
– Да, Боженька тот еще приколист. Сказано: «Будь смирен», но на самом деле ему нравится когда против шерсти, понимаешь? Когда не согласны, когда сопротивляются, когда борются с ним. Быть смиренным, значит плыть по течению не имея ответственности за свою жизнь.
– А как же «Не убий»? Разве не это самый страшный грех?
– Нет.
– Всмысле? А как же..?
– Бог прощает убийц. Говорю же, приколист. Сказано: «Не убий». Человек совершивший много убийств умышленных или не умышленных помолившись ему один раз и попросив прощения – будет прощен. Тот же смиренный, который лоб себе разбил уже от молитв, но ничего не совершил запретного, будет наказан.
– Если он молится Богу и плохого не делает, зачем его наказывать?
– По приколу.
– Ох, – вздохнул гость.
– Поэтому я ничего и никого не боюсь. Тем более отца.
– Однако закурила, значит нервничаешь.
– Выкладывай, что там у тебя.
– Всего рассказывать я тебе, разумеется, не стану. Если совсем коротко, то «повышение» отца твоего в одном секретном обществе зависит от этого задания. Он максимально оттягивает все это действо. Узнал я об этом у своего старого товарища из правительства. Он состоит в группе, которая курирует эту организацию. Давно не виделись с ним, я как в Москву перебрался, с ним с первым увиделся, в бильярд поиграли. Интересно мне стало, что за отец такой у тебя. Может тесть будущий, – улыбнулся он.
Но Кристине было не до улыбок.
– Хоть икону пиши с него. Справедливый донельзя. Капнул глубже, оказывается еще в девяностые он с неким Градимиром – в миру Борисом Лаптевым начинали свою деятельность по «чистке Родины». Как они нашли друг друга, об этом история умалчивает, но оба идейные были. Градимир таким идейным и остался, а на отца твоего вышли серьезные люди, сделав заманчивое предложение и в их тандеме произошел раскол. Градимиру тому не нравилось, что отец твой идею предал и продался. А отец твой начал выполнять госзаказы, не спрашивай какие, там вобщем…, – сказал он, схватившись за голову от ужаса информации которой владел. – Я мельком пробежался по делам осужденных твоим отцом и скажу тебе, что несмотря на всю его темную сторону, приговоры он выносил заслуженно.
– Я знаю об этом и не осуждаю его. Да, мы с ним не лучшие друзья и то, что он позволил сделать со мной… с мамой… с моим другом… Но я понимаю, что он просто одержим. Он больной человек.
– А кто из них не больной? – засмеялся Дмитрий и, увидев что Кристина совсем серьезная стала, замолчал.
– Ты не понимаешь. Он не по своей воле такой. И принудительное лечение тут не поможет. Да, он опасен для общества, но как бы смешно и нелепо это не звучало – он больше жертва, чем преступник. Мне остается только молиться за него, – докурив и запив чаем, сказала она.
– Думаешь, его простят там?
– У него прослеживаются практики шаманизма, я это вижу. Защит себе наставил неумело… Белому человеку нельзя заниматься такими вещами, он сразу продал свою душу, но если правильно молиться за него, то все получится. Стоит попробовать.
– Восхищаюсь твоим спокойствием, Кристина. Ты готова умереть от рук своего отца? Ты же большая девочка, должна понимать, что такие игры не просто игры. Это игры не на жизнь, а на смерть. И рано или поздно задание должно быть выполнено. Они сами тебя найдут, раз уж он, якобы, не может. Понимаешь о чем я говорю?
– Да, – спокойно ответила она. – Можешь не отвечать, но я спрошу. Скажи, вот не на ровном же месте человек сам себе подумал «пойду убивать не русских» и пошел убивать. Как-то же он к этому пришел. Кто-то же его до этого довел, подсказал, внушил?
Дмитрий молча кивнул головой.
– Оттуда?
Он кивнул еще раз.
– Это секта. И как любая секта, основана она не без интереса вышестоящих лиц.
– То есть вот так вот просто, да? Пропадают люди, их ищут родные, пишут заявления в милицию, а милиция прикрывает их лавочку?
– Во-первых не милиция, а полиция. Милиции давно уже нет. А во-вторых, да. А теперь я хочу понять, что ты такого особенного знаешь, что тебя убивать надо? – спросил он.
– Все то же, что и ты. На моих глазах едва не сожгли человека. Я видела там своего отца. Потом меня похитили. Удерживали в странном доме с заколоченными окнами, в которые едва попадал свет. В этом доме меня изнасиловали один раз, после чего ко мне вобще никто не приходил. Потом в меня кололи неизвестные вещества. Даже боюсь предположить что это было, скорее всего снотворное, потому что я постоянно спала. Поначалу, когда я еще была способна думать, то думала, что меня реально похитили, но уже сейчас, когда я могу владеть абсолютно любой информацией благодаря своему дару, я вижу что мое похищение это дело рук отца, – невозмутимо говорила она. – Я смогла все забыть, зачем-то всех простить и начать жить новой жизнью. Возможно он меня пытался спрятать таким образом. Хер знает. А сейчас ко мне заявляется непонятный мужик и пудрит мозги. Спасать меня приехал? – отвернув от него свое красивое опечаленное лицо, говорила она.
– Надо что-то предпринять, – обезоруженный речью девушки, сказал он. – Впрочем, у нас на твоего отца столько всего есть, его в любой момент закрыть можно.
На улице стемнело и в кухне погас ранее включенный свет. Кристина отлучилась, чтобы запустить генератор.
– Не надо ничего предпринимать. Спасти я могу себя сама. Если потребуется – сотру ему память, и он вобще забудет, что искал меня, – говорила она.
Дмитрий порядком напрягся от ее слов.
– Все обсудили? Мне надо отдыхать. Завтра люди придут на лечение. Вы вобще надолго сюда?
– Отпуск две недели. Сегодня пятый день.
– Ясно.
– А скажи, если бы не твои вот эти принципы, у меня был бы шанс? – спросил он.
Слабенький огонек надежды зажегся в ее душе. Как молодой привлекательной девушке ей было не безразлично внимание мужчины, но как человеку, взвалившему на себя обязанности за свой дар она гасила в себе этот слабый, не успевший даже разгореться намек на огонек.
– На чистоту? Я каждую минуту испытываю сомнения в нужности своего существования. Зачем я есть? Дар, призвание, целительство… звучит громко. А кто приходит-то ко мне? Люди, которым жить скучно. Люди, которые сами создают себе проблемы, а потом ищут кто бы им проблемы эти за них решил. Люди, которые готовы отдать мне все свои деньги, лишь бы я сказала им, что в будущем их ждет счастье, – ударив себя кулаком в грудь говорила Кристина. – Так смотришь, многие ведь даже способностей особых не имея, зарабатывают на таких вот людях. Обвешаются побрякушками, амулетами бесполезными и стригут бабки… Многие попадают в зависимость от таких лекарей, ясновидящих, ничего без их ведома не могут начать делать. Они наобещают им с три короба, а счастья все нет… А счастье им вынь да положь. Сейчас, сию же секунду. Ты же колдунья, наколдуй. И бегают потом эти несчастные от гадалки к гадалке ища нужных предсказаний и сиюминутных результатов. Ты им говоришь: «Работайте над собой, меняйте свое поведение и все получится», но нет же, надо чтобы кто-нибудь за них это сделал. Редко, очень редко но бывают люди, которые действительно пострадали и им нужна моя помощь. Вот такие как твоя Настенька. И то это дети в основном, пострадавшие от рук неумных и неуемных взрослых. Тяжело, тяжело смотреть на это и понимать, что мир устроен именно так, и ничего ты с этим, маленькая девочка, поделать, блять, не сможешь… Это было, это есть и это будет так. Люди настолько глупые и ленивые существа, что у меня даже слов нет… И мне не было бы до них никакого дела, но я должна их любить и помогать им, пусть даже от тупости некоторых из них меня воротит… Знаешь, а ведь наверно не найти такого ребенка, который не мечтал бы стать волшебником… Я выросла и стала. И ничего в этом крутого нет, как может показаться. Чудес не бывает! – разведя руки в стороны, сказала она. – Это обычная психология. Человек, вобще любой человек нуждается в поддержке и теплом слове. И эти самые экстрасенсы-мошенники, святые целители знают об этом моменте и нагло пользуются им, внушая человеку все что захотят. Люди готовы верить в какую-то силу какой-то бабки, которая чего-то там лечила сто лет назад и готовы безропотно поверить в ее наследницу, и в могучую силу этой наследницы, которая спустя столько времени приехала на их землю. Но не готовы поверить в себя. Ко мне приезжают бизнесмены, и просят посмотреть стоит ли им начинать то или иное дело. То есть ты понимаешь? Они еще не попробовали, но уже соменеваются в себе. Подумать только! Но единственный плюс все же есть, я могу в любое время общаться со своей мамой, прямо как сейчас с тобой… А по поводу шанса… скорее да чем нет. Мне Настя много хорошего о вас рассказывала…
Отгостив положенные две недели отпуска, не теряя надежды встретиться с Кристиной еще, Дмитрий вернулся в Москву. Уезжать ему не хотелось. Он звал Кристину с собой, обещая дать ей защиту, предлагая работу в пробном недавно созданном спецаиальном отделе, занимающимся поимкой преступников с помощью экстрасенсов и профайлеров, но она его предложение всерьез даже не воспринимала.
Все цвело и пахло. На улицах распускались первые цветы, деревья, зеленела трава. Солнце заботливо обогревало все живое. Кристина до обеда принимала людей, нескончаемым потоком идущих к ней со своими проблемами и вопросами, после обеда преподавала музыку, а вечером выкуривала сигарету за сигаретой, стараясь стереть из памяти прошедший день.
Они с Назирой выбрали свободный день, чтобы навести порядок в клумбе. Назира просила для пересадки в свою клумбу в дом Нормамата ака белую розу, потому как еще саженцем Фархад привез ее с Ташкента для матери.
– Ты ждешь кого-то, жоним?
– Я? – разогнувшись и сняв грязные рабочие перчатки, сказала Кристина. – Пойду гляну.
Кристина поставила лестницу к перилам, чтобы выбраться из глубокой клумбы. В тени у ворот виднелась фигура женщины.
– Проходите сюда! – крикнула ей Кристина, перелезая через перила.
Из темной части двора на свет показалась женщина.
– Ассалому алейкум, по какому вопросу? – спросила Кристина.
Из клумбы было видно только голову Назиры.
– Мунира? Ассалому алейкум. Это мама Асанали. Вы еще не познакомились? – говорила Назира выглядывая через балясины.
Женщина выглядела потерянной. Чувство вины, которое она пронесла через всю свою жизнь сгорбило ее спину. Она говорила на русском с сильным узбекским акцентом.
– Что же он вас прятал от меня? – сказала Кристина, обрадовавшись новой возможной родственнице.
– Сын не виноват. Мне стыдно, – кое-как выговорив на руском эти слова, сказала Мунира.
Кристина усадила трясущуюся женщину на топчан. Назира звала девушку помочь ей подняться наверх.
– Сын и внуки с добром говорят о вас, Кристина, – пряча взгляд говорила Мунира.
Кристина села рядом с ней и взяла ее за руку.
– Вы знаете что мой младший внук Акрам уехал от нас учиться в Москву?
– Да, я знаю. Асанали хвастал, что за год заработал сыну на учебу, – улыбнувшись и повернувшись к Назире, сказала Кристина.
– Сын мой не знает, что Акрам наш работает и деньги нам посылает. Сын запретил ему это делать.
– Что ж в работе плохого? Молодец, я считаю, подрабатывает, семье помогает. Мужчина.
Мунира заплакала.
– Кристина, доча, он два месяца как пропал. Не звонит мне, и даже денег не высылает, – поправляя платок на голове, говорила Мунира. – Сыну сказать боюсь, а невестке тем более.
– Надо Асанали рассказать, – говорила Назира.
– То есть сам Асанали с сыном не общается? Я правильно поняла? – спросила Кристина.
– Он в разъездах все время. Я вру, говорю что Акрамчик вчера звонил, Акрамчик сегодня звонил, – вытирая слезы говорила Мунира.
Кристина, успокаивая Муниру, косилась на Назиру. Первое о чем она подумала, так это про отца, и эта мысль нарастала в ее голове с каждой секундой все больше.
– Где он учится? Название учебного заведения знаете? Адрес где живет или где работает? Номер телефона?
– Не знаю; Акрамчик когда звонит, про семью спрашвает: получили мы деньги или не получили. А про себя он не рассказывает.
– Зашибись! – возмутилась Кристина.
– Простите меня. Назира, это Шербек ака, ваш отец заставил меня письмо написать Алишеру ака.
– Какое еще письмо?
– Он заставил меня написать письмо Алишеру ака, чтобы он вернулся домой. Если я не написала бы, тогда нашу семью ждал бы позор и бабушку Галию ждал позор. Я испугалась и заставила сына написать, сама писать я не умела. Алишер ака не приехал. А нам пришло письмо, что у Алишера ака ребенок на свет появился. Бахтиёр, супруг мой покойный, ничего о брате знать не хотел. Простите нас доча, простите Назира, – заливаясь слезами, сморкаясь и всхлипывая говорила Мунира.
Кристина наморщила лоб.
– Надо не просто все рассказать Асанали, а узнать где его сын учится.
– Плохое предчувтсвие у меня, – хватаясь за сердце твердила Мунира.
Назира принесла для нее стакан с водой.
– Кристина, доча, вы наша родня, Акрам ваша родня, помогите нам, – выпив воды и продолжая держаться за сердце просила Мунира.
Кристина пристально смотрела на Назиру, Назира смотрела пристально в ответ. Кристина закрыла глаза, погрузившись в себя. Она пыталась сосредоточиться на Акраме, посмотреть жив он или нет, но мысли об отце перекрывали всё. Назира всё это время смотрела на нее, пока Кристина не открыла глаза и с досадой не покачала головой.
– Предлагаю обо всем этом рассказать Асанали.
– Нет, нет, нельзя, – засуетилась Мунира.
– А как вы хотите чтобы я вам помогла? – сочувтсвенно спросила Кристина.
Мунира, успокоившись, посмотрела на девушку.
– Доча, вы можете найти нашего Акрамчика?
– Все снова да ладом! – не выдержала она. – Как я его найду, если вы даже не знаете где он учится?! Так, спокойно. Давайте знаете что, принисите-ка мне фото вашего внука.
– Ой, а это не опасно? Что вы, доча, будете делать с фотографией?
Назира также вопросительно посмотрела на девушку.
– Да вы че, успокойтесь. Позвоню сейчас Дмитрию в Москву, пусть в розыск его объявит…
Но Дмитрий не брал трубку. Только Кристина начинала думать об Акраме, как образ отца сразу же всплывал в ее голове и это сильно тревожило ее. Она словно отключилась от своего внутреннего голоса, интуиции, воображение рисовало страшные картины. И не смотря на неубедительность таких мыслей, на душе у нее было смутно и неспокойно. Проснувшись рано утром, она еще раз набрала Дмитрия, но он по прежнему не отвечал. Не позавтракав, не взяв с собой никаких вещей, а только лишь паспорт и деньги, никого не предупредив она завела машину и поехала в Ташкент. Уже на подъезде к городу она встретила по дороге Асанали, везущего пассажира в Самарканд, который увидев машину Кристины, подмигнул ей фарами. Он удивился что она не заметила его, сбросил скорость и, напылив, съехал на обочину. Он спешно вылез из машины посмотреть ей вслед, но ее машина уже скрылась из виду. Бросив машину на парковке ташкентского аэропорта в ряду с дружно стоявшими серыми нексиями она побежала в авиакассу.
– Сколько? – спросила громко она, услышав цену на билет до Москвы.
– А что вы хотели девушка? В день вылета такая цена, – гнусаво, через губу сказала русская пожилая женщина в кассе.
– Жди, – сказала Кристина и побежала обратно к машине. Вернувшись к кассе с сумкой, она осчитала миллион узбекских сум и купила билет до Москвы в один конец.
– Вылет через два часа, – крикнула кассирша, когда Кристина уже отошла от кассы.
Купив в обменнике рубли, заполнив таможенную декларацию и пройдя паспортный контроль, Кристина ждала посадки.
– Девушка, кажется у вас телефон звенит, девушка, – проведя перед лицом Кристины рукой сказал сидевший рядом с ней мужчина.
– Что? – переспросила она.
– Телефон у вас звенит.
Кристина похлопав себя по карманам куртки и не найдя мобильника полезла в сумку. Пропущенный от Назиры. Не успела она нажать на кнопку вызова, раздался входящий звонок.
– Жоним, ты где? Асанали перепугал нас, говорит ты на большой скорости летела по дороге в Ташкент. Что случилось? – напугано говорила Назира.
– Я в аэропорту, лечу домой.
– Жоним, куда ты летишь? Здесь твой дом!
– Да, знаю, – не желая ничего никому объяснять, говорила Кристина, трогая себя за волосы. – Я по делу.
– Эээй, по какому еще делу?
– Буду искать Акрама.
– Ты сказала Асанали?
– Нет… У меня есть предположение.... А точнее я знаю где он. Я не могу вам рассказать всего что знаю, простите мамочка Назира, но так надо, – сказала Кристина и положила трубку. Только она положила трубку, на зеленом экране старого мобильника высветился московский номер. Кристина несмело приняла вызов.
– Алло, – спросила она.
– Здравствуй милая, прости, был вчера весь день в главке, там связь глушат, только включил телефон. Соскучилась? – ласково говорил Дмитрий.