Елена Александровна Чечёткина
Все сказки не нашего времени
Так смартфон оказался на свалке и там постепенно истлевал, сливаясь с другими отходами цивилизации. Пришла и ушла вторая мировая война, погубив миллионы людей, но не затронув свалку. Люди налаживали мирную жизнь, сначала между собой, а потом и со средой обитания. Свалку переправили на завод-утилизатор. Там смартфон погиб окончательно – и возродился через девяносто лет, лёжа на развороте книги. Эдди снял смартфон с разворота, погладил страницу (анахронизм, конечно, но он любил бумажные книги), перевернул её и продолжил читать «Шепчущего во тьме»:
«Чем дольше я смотрел на них, тем яснее понимал, что к Экли и его рассказу нужно относиться всерьёз. Случившееся в Вермонте выходило за рамки привычных представлений. …»
Передержка Рыжего
Ночь, улица, фонарь… Мешает спать, сволочь. На потолке синие всполохи от очередной «Скорой». Слава богу, не завывает: дорога теперь и так свободна. Что ночью, что днём. «Скорая» проезжает тихо, но нехорошо поблёскивает синими глазками. Машина смерти. Не моей, блин! Что мы говорим смерти? Не сегодня. Задёргиваю штору. Здоровый сон укрепляет организм. Это все знают.
Поспал полтора часа. И всё. Ни в одном глазу, блин. Ночь, улица, фонарь… Что там дальше? Аптека. Прямо подо мной. Три стеклянных витрины с фуфломицинами… У меня своя аптека. Съесть, что ли феназепамчика? Осталось девять таблеток. Нельзя. Утром голова нерабочая будет. Держаться-держаться-держаться! Встаю, иду к столу, включаю комп. Так, напишу-ка я рассказ… про кота. Почему-то котики всем поднимают настроение. Невероятно, но факт! На себе проверено. Вот был у меня знакомый кот, рыжий… Решено: пишу рассказ про рыжего кота.
**************
Cat_Ryzhyi.docx
Его так и звали: Рыжий. Впрочем, поначалу никак не звали, потому что котёнок был помоечный. Где родился – там и пригодился. Мама его любила, кормила и вылизывала, а потом куда-то пропала. И тогда котёнок отправился завоёвывать мир. Завоевание закончилось неподалёку от родной помойки – страшная собака загнала его на дерево. Забрался он легко, а вот слезть никак не получалось, и котёнок начал плакать, в голос. Мир оказался огромным и враждебным, и был он там совсем один. Нет, не совсем один. С ужасом он заметил, что к нему приближается какое-то огромное существо. «Мама!» – в отчаянье закричал котёнок и полоснул когтистой лапой по протянутой к нему руке. «Дурак ты, Рыжий!» – отозвалось существо, и почесало его пальцем за ухом. Странное, но приятное ощущение. Они спустились вместе – котёнок на плече человека.
… Дальше сюжет такой: они живут на даче за городом, потому что лето. Кот входит в возраст, гоняет со своего участка соседних котов, гуляет с кошками, дружит с хозяином. Нет, не с хозяином: в их паре нет никакого хозяина. Потом друг уезжает в командировку, а за котом присматривает соседка. Но кот чуть не погибает – он не хочет есть, только пьёт воду и спит, почти без просыпа. Друг возвращается. Кот оживает. А потом человеку предстоит длительная командировка… в космос! И он берёт кота с собой, потому что иначе тот точно погибнет. Авария. Разрушена установка регенерации воздуха. И концовка: «Так они и заснули в кресле пилота, обнимая друг друга. А корабль продолжал своё падение в чёрную яму космоса…»
**************
Чёрная яма, чёрный круг, чёрный квадрат… Просто супрематизм какой-то. «Супре» как-то противно звучит, вроде что-то пере-пре-ло. Суп перепрел. До чего ж дурацкий стиль придумали! И ведь до сих некоторые всерьёз обсуждают этот выпендрёж «революционного сознания». Серп и молот. Рабочий и колхозница. Ленин и партия – близнецы-братья. Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше… Ну вот, понесло в пионерское детство. Чёрный квадрат означает только одно – мёртвый монитор, потому что компьютер выключен или сломался. А Малевич такой же художник, как я – писатель. Служил Гаврила графоманом, Гаврила графоманом был. А, плевать! Ведь сработало же: потянуло спать, совсем как Рыжего в тоске по другу. Зевая и улыбаясь, бреду к постели… Сон-сон-сон. Принимается всякий: ковидный, доковидный, суперковидный. А также суперматический, от слов «мат» и «супер». Даёшь суперматизм! Даёшь…
Однако надо просыпаться. Утро красит бледным светом. О, закрой свои бледные ноги! Бледных ног поблизости нет. Даже кота нет. Выживу – заведу. Рыжего. Приступаю к выживанию.
Сначала завтрак. Яичница, как всегда. Стабильность – признак мастерства. Впрочем, тут у меня, скорее, отсутствие мастерства. Кулинарного. Ну и чёрт с ним: я ж всё равно люблю яишенку, с помидорчиками черри. Жёлто-красная палитра. Солнечный круг, черри вокруг! Только не вокруг, а внутри, как нарывчики. Фу-у-у! Лучше так: как пятна на солнце. Красные такие пятна, предвестники солнечной бури. Съедаю солнце, вместе с предвестниками. Буря отменяется. Цитокиновый шторм – тоже. Теперь чёрный кофе с чёрным шоколадом, чтобы мозги работали. Так! Заработали. Включаю комп.
Четыре часа подневольного труда, на хлеб с маслом. На оплату ЖКХ. На рыбу и мясо, наконец! Чем я кота кормить буду?! Ну всё, спокойно. Сохраняю файл, отсылаю заказчику. Время 15:35. Выключаю комп. Теперь пора подумать о собственном сохранении. Обед – и выход на прогулку, в парк. Боже (если ты есть), как хорошо, что родители ещё в 80-х переехали сюда из центра! Там бы я точно уже взбесился бы. По-настоящему. А здесь – почти лес. Лесопарк. Хочешь – ходи, хочешь – бегай, хочешь – уточек корми.
… Ничего не понимаю! Помню, что обедал, что оделся и вышел на прогулку. Гулял долго, часа два – это тоже помню. Только не помню, как вернулся домой. Сразу сижу перед включённым ноутбуком, таращусь в свой неоконченный рассказ про кота, а на нижней панели время 15:33. Куда, спрашивается, девались два часа и еще две минуты, те, которые на компе?! Всё-таки я слегка свихнулся. Или задремал. Но какой классный сон приснился! Даже жалко, что скоро забудется – так со снами всегда бывает. Это все знают. Вот раньше, до этого поганого локдауна, у меня был собственный психоаналитик, и я развлекал его своими снами. В те благословенные времена, помнится, держал я рядом с кроватью блокнот и ручку, чтобы зафиксировать сон, пока не испарился. Вот кошмары, говорят, хорошо запоминаются, ну просто застревают в памяти. Не знаю: таких качественных кошмаров мне никогда не снилось. А теперь точно не кошмар, что-то совсем другое. Значит не факт, что сохранится. Надо записать.
**************
My_Walk.docx
Я шёл обычным маршрутом: сначала до озера по главной гравийной дорожке парка, потом круг по лесной дороге, потом выход на асфальтированную дорожку до небольшой квадратной площадки по правую руку. В центре площадки – деревянный детский автомобильчик, раскрашенный в три цвета: красный, желтый и зелёный. Только рулевое колесо и сиденье чёрные. (Чёрный ведь не цвет? Надо подумать…) С трех сторон площадку окаймляют скамейки. Теперь они обычно пустые, как и автомобильчик. Здесь я всегда отдыхаю перед возращением домой. Выбираю ту скамейку, которая рядом с дубом. А вот дуб необычный: три толстых ствола прекрасно сосуществуют и обладают совместно огромной кроной. Сейчас крона пятнистая рыжевато-зелёная, и все листья пока на месте.
Вообще-то я не люблю осень – мерзкое, тёмное, серое время года. Серые мокрые листья устилают землю, серые стволы оголённых деревьев, серое небо… Всё это будет, но позже. А сейчас как раз тот волшебный цветной антракт в мрачном осеннем спектакле, который иногда случается в конце сентября. Бабье лето. Скучноватая летняя зелень взрывается разными красками тёплых оттенков. Небо в лёгкой дымке, сквозь которую струится мягкий солнечный свет, мешаясь с прохладными воздушными потоками…
Круг солнца просвечивал сквозь густеющую дымку. И не просто просвечивал – был окружён радужным ореолом. «Солнечный круг – вирус вокруг» – пропел я себе под нос, любуясь ещё одним осенним сюрпризом.
И тут меня накрыло в первый раз. Началось с того, что налетел ветер, и дуб зашевелил всеми своими руками-ветками. Из кроны ко мне вниз потянулись золотистые нити, а потом низвергнулась оранжевая волна. Я тонул. Задыхался. Свет померк. Чернота.
Я не потерял сознание, только зрение. Но ненадолго. Я даже не успел по-настоящему испугаться. Испугался потом, когда свет вернулся, и я увидел, что лавочка напротив уже не пуста – там сидел мужчина с рыжим котом на коленях. Мужчина улыбался, а кот уставился на меня зелёными глазищами. Не мигая – как это кошки умеют.
Всё было до жути реально – и нереально в то же время. Потому что мужчина с котом сидели в прозрачном коконе из золотистых нитей. Сфокусировав глаза поближе, я понял, что и сам нахожусь в точно таком же коконе. Я потянулся к золотистой стенке, но она мягко оттолкнула руку назад. Я в панике попытался вскочить, но получил толчок сверху и снова оказался в сидячем положении.
– Эй, – с лёгкой обеспокоенностью сказал мужчина, – полегче. Я же сижу и не дёргаюсь. И Рыжий тоже, – он приподнял кота, который и в самом деле спокойно висел на его руках, продолжая неотрывно глядеть на меня.
– Это сон, – сказал я твёрдо. – Хочу проснуться!
– Это не сон, – возразил мужчина, – просто совмещённые реальности. – Только не волнуйся: я могу в любой момент вернуть тебя обратно, как скажешь. Но мне очень надо с тобой поговорить. Очень тебя прошу: не истери, останься ненадолго. Просто выслушай меня. Хорошо?
– Ничего хорошего! – окрысился я. – Твои «совмещённые реальности» означают одно: я свихнулся, причём капитально. Вирус, наверное, мозги подгрыз. А может, и от одиночества – нормальной работы нет, от людей шарахаешься… Теперь вот с призраками говорить начал.
– Я не призрак, – возразил мужчина, – и Рыжий тоже. Вполне реальный кот – ты только посмотри на него, какой красавец! И не скажешь, что на помойке родился.
– Вот ты и попался! – закричал я. – Этот рассказ я никому не показывал, он вообще только на компьютере. – Галлюцинация поганая!
– Сам ты галлюцинация, – с достоинством возразил призрак, и рассмеялся. – Ну хватит. Время контакта ограничено. Для начала посмотри на меня. Давай, посмотри! Только внимательно.
– Похож… Почти как в зеркале.
– В зеркале видишь другое лицо, зеркальное. Лицо ведь ассиметрично. Ну, сейчас времени для опытов с зеркалами нет, просто поверь: мы похожи до неприличия. Вроде как однояйцевые близнецы. Фактически так оно и есть. Наши реальности полностью совпадали до лета 1991 года, потом произошло ветвление. Ну, это как с деревом бывает. Смотри сюда, – и близнец показал на мой трёх-стволовый дуб. – Здесь упали рядом три жёлудя. Может больше, но выросли три, вот эти. Теперь представь один росток – это мы с тобой, одна личность, одна реальность. В какой-то момент от молодого деревца отошли две ветки. Это 1991 год, нам по 16 лет, и тут мы разошлись по разным реальностям. У тебя скоро случится путч, потом Ельцин, потом Путин, потом коронавирус… У меня… Ну, не буду тебя травмировать и загружать лишней информацией. Просто мне повезло: у нас Советский Союз удачно развалился, безболезненно. Сформировалась достойная элита, а потом крепкая федерация парламентского типа. Вы стагнировали – мы развивались, причём в добром согласии с остальными развитыми странами. Они не тратили на нас силы и нервы – и теперь мы вместе осваиваем Луну. Начали строить там общую базу. В скальном грунте, глубоко – это для защиты от космической радиации. Я по профессии строитель таких объектов, и меня готовили к лунной миссии многие годы, задолго до появления в моей жизни Рыжего. Мне скоро туда лететь, на два года. И теперь скажи, что мне делать?
– Ну, отдай кота на передержку, в добрые руки, как говориться.
– Не вышло.
– Не брали?
– Да брали! Он сам не соглашался! Ему нужен только я. Детская травма, видишь ли. Он совсем не трус – но доверяет только мне. Ему нужен именно я. И точка.
– Да… И что же тогда делать?
– Вот именно то, что мы сейчас и делаем. Слушай дальше. Когда я понял, что в своей реальности не найду человека для передержки, я вышел через знакомых на Институт Глобального Развития. В ИГРе не приветствуют любопытствующих, но моя задача показалась им интересной, тем более что подобные эксперименты уже проводились, только с дикими животными. В общем, нас с Рыжим включили в план. Если всё пройдет нормально, они проведут обратный перенос, когда я вернусь из командировки. Ровно через два года приходите с Рыжим точно на это место. Передашь его мне – если он, конечно, согласится. Не забудь: ровно через два года, на этом же месте!
– Не волнуйся, не забуду. «Погоди», – сказал я, пытаясь поймать ускользающую мысль. Да, вот она:
– Я так понял, что веточек-реальностей у нашего дерева сейчас много, может, бесконечно много. Наверное, было хотя бы несколько подходящих, куда ты мог бы передать своего кота. Тогда – почему ты выбрал именно меня?
– Потому что ты написал этот рассказ про кота. Довольно точно попал в резонанс с настоящим Рыжим, и тем самым сблизил наши веточки по заданному параметру. Только, извини, твоя концовка – форменная чушь. Котов в космос не берут. По крайней мере, пока. Но вообще выбор делаю не я, а оператор, основываясь на силе резонанса. То есть, выбор определил ты сам. Еще есть вопросы? Только давай быстрее: связь в любой момент может разорваться.
– А как насчёт самого кота? Вот он ляжет и скажет: «Не хочу тебя! Где мой настоящий хозяин? Пардон, где мой друг?» И объявит голодовку.
– За него не беспокойся. Мы с тобой, в сущности, один человек, а у Рыжего устойчивая психика. Дом у нас с тобой остался прежним, и мы оба из него не переезжали. Дом – это важно. А на всякие мелочи вроде изменения режима дня или питания он обращать внимания не будет. Главное, люби его, дружи с ним – и всё будет в порядке. Думаю, он даже не заметит разницы, – грустно сказал близнец и добавил:
– Только учти: Рыжий – свободный кот. Результат помоечного детства. На диване, как тряпочка, всё время лежать не будет. Ему выгул требуется. Летом отвезёшь на дачу. А сейчас…
– Будем вместе гулять в парке, – перебил я, и мрачно добавил, – на поводке.
– На поводке? Ну, попробуй, – улыбнулся близнец.
Я неуверенно посмотрел на кота и понял, что да – поводок не пройдёт.
– Ну ладно, там разберёмся. А как ты его мне переправишь? А если он не захочет переправляться?
– Рыжий сам к тебе не пойдёт, если не захочет. А что до перемещения – с этим проблем не будет. Рыжий ужасно интересуется зеркалами, но никак не может попасть на ту сторону. Думаю, сейчас у него получится.
– Да ну? А как?
– Сделаем ему коридор. Вытяни руку к границе капсулы, но не касайся. Да, правильно. Теперь по моему счёту будешь периодически надавливать ладонью. Легко, до сопротивления – и назад. Я буду делать то же, одновременно, в такт с тобой. Начали!
И он стал считать: «Раз, два три… Раз, два, три…». В моём коконе появилась вмятина, а в коконе близнеца – выпуклость. Когда рука уже по локоть входила в углубление, близнец скомандовал: «Хватит. Убери руку. Подождём».
Я вынул руку, но впадина сама продолжала углубляться, расти по направлению к противоположной скамейке. То же в зеркальном отражении происходило с капсулой близнеца. Наконец, оба рукава встретились – и слились. Рыжий заволновался в руках близнеца. Тот поставил кота на край золотистого коридора, а мне сказал: «Позови его».
– Рыжий, иди сюда, – позвал я, не узнавая собственного внезапно охрипшего голоса. Кот посмотрел мне прямо в глаза, и я буквально утонул в его круглых зелёных глазищах. Попытался оторвать взгляд – и не смог. Хотел закричать – не получилось. Нахлынула зелёная волна. Чернота. Очнулся уже в своей комнате, сидя перед включённым компом. Время 15:33. И когда, спрашивается, я успел так интенсивно прогуляться? Хоть день указан сегодняшний. И на том спасибо!
**************
Конец файла. Сохранить. 18:02. Человек потягивается и выключает ноутбук. Потом разворачивает сиденье к кровати и вздрагивает: на подушке уютным клубочком свернулся большой рыжий кот. Человек встаёт. Подходит к кровати, опасливо трогает кота пальцем. Тот, не просыпаясь, мурлычет и дёргает ухом. «Эй, посмотри на меня, Рыжий!» – говорит человек, и кот лениво поднимает голову, потягивается во всю длину, со вкусом зевает и, приоткрыв зелёные глаза, трётся мордочкой о подставленную ладонь. Потом снова засыпает, уже врастяжку. Человек ложится рядом, уткнувшись лбом в пушистый бок. «Ничего, Рыжий, два года мы с тобой продержимся, верно? А потом… Потом ты, может, заберёшь меня в твою реальность. Заберёшь?» «Мр-р-р», – неопределённо отвечает кот не просыпаясь.
Вскоре за окном темнеет, и комната начинает пульсировать попеременно желтым, зелёным и красным. «Раз, два, три… Раз, два, три… Раз, два, три…» Пульсация нарастает – потом постепенно затухает. Оператор облегчённо вздыхает: перенос успешно завершён. Реальности разделены. На экране нормальная комната в обычной многоэтажке. Нормальная картина: человек спит рядом со своим котом. В незашторенное окно сияет полная луна – идеальный белый круг. Нежный серебристый свет заливает комнату, и в нём теряются синие сполохи «Скорой», проехавшей под окнами.
– Перенос завершён, – вслух повторяет оператор.
– Да, небольшой сдвиг во времени, но в пределах погрешности, – соглашается напарник, вглядываясь в гаснущий экран. – А как ты думаешь, он всерьёз говорил?
– О чём это?
– Он хочет перейти к нам вместе с котом. Через два года. Напишем заявку на коллективный перенос?
– Уймись. Никто не знает, что там будет через два года, при такой-то турбулентности. Может, вообще никого переносить не потребуется.
– Так всё плохо?
– Очень неопределённо. Я ж говорю – высокая турбулентность.
– Зачем же мы туда кота отправили? Были ведь и другие варианты, поспокойней.
– Здесь резонанс по коту хороший, просто отличный. А этот человек теперь знает, что возможны разные пути развития. Он и сам может перейти на другую ветвь. Их реальность приближается к точке бифуркации, а выбор, как и всегда, делают люди. Ключевые люди в ключевой момент – ты ведь это знаешь, хотя бы из общего курса. Всё, что мы можем – это слегка подтолкнуть.
– И ты решил, что кот – то самое малое воздействие, которое обеспечит удачную бифуркацию в той реальности? Но почему?!
– Потому что хороший кот – положительный фактор. Это все знают!
Напарники смеются и встают из-за пульта. Конец эксперимента. Они выходят из комнаты. Мёртвый экран на стене – как чёрный квадрат, в котором только тьма. Тьма возможностей.
Хохолок
Вечером, когда я прогуливался по пляжу, незнакомый парнишка с ирокезом окликнул меня и помахал рукой. Странно: всех наших парней-серферов я знаю, можно сказать, с пелёнок. А этот, новенький, видите ли, знает меня. Я помахал всей честной компании и под их радостный гомон и ржанье направился к дому. За ужином жена спросила, что случилось? Да я и сам не знал, пока не пошёл чистить зубы перед сном и не взглянул в зеркало. У парнишки было моё лицо. Нет, не совсем такое, как сейчас, а как семнадцать лет назад, когда пятнадцатилетним подростком я оказался на этом пляже, причём с точно таким ирокезом. Всех цветов радуги.
Тут-то до меня и дошло: они нарушили запрет! Что же с ними сделали? Если по закону, то обоих уничтожили. А этот поганец еще лыбится и ручкой махает! У меня просто кулаки чесались врезать ему в ухо, но надо было ждать до утра. Сейчас он наверняка пошёл ночевать в парк или к одному из приятелей. Я и сам так делал в первое своё лето здесь, пока меня не взяли на постоянное жительство в семью Джонни. И я невольно перенёсся в те золотые деньки и весёлые ночи… Но тут Джен поинтересовалась, почему я застрял в ванной, и ждать ли ей меня или просто заснуть. «Заснуть», – посоветовал я и устроился на кушетке в гостиной зная, что всё равно не смогу спать. Воспоминания нахлынули, как океанские волны, и я отдался им…
На моей родной планете океана не было, по крайней мере такого – с полосами песчаных пляжей и длинными тёплыми волнами, которые иногда так закручиваются! В общем, так, как надо для нормального серфинга. Наши моря были спокойными и холодными, с каменистыми берегами, солнце – красноватого оттенка, и небо тоже красноватое, а не чисто-синее, как здесь. Времена года почти не различались. Унылая планета. По сравнению с Землёй, конечно. Только ведь я этого не знал и по молодости вовсю наслаждался окружающим миром, не подозревая о его недостатках. И семью свою принимал такой, как есть. Кстати, вот в этом отношении у нас было гораздо красочнее, чем на Земле! Мой Синий папа. Моя Жёлтая мама…
Как-то я пытался объяснить Джен устройство семьи на моей родной планете, но она только смеялась и советовала мне заняться писанием фантастических рассказов. Она так и не поверила, что я инопланетянин. Но я и не настаивал. Да и как я мог доказать свое внеземное происхождение, если наверху в своих кроватках посапывают двое детишек – плод нашей горячей любви и доказательство полной биологической совместимости.
Так вот, о моей первой семье. Никаких бабушек и дедушек! Семья состоит из шести взрослых, примерно одного возраста, и одного ребёнка. Семь-Я. Взрослые – три женщины (красная, оранжевая, жёлтая) и трое мужчин (зелёный, синий, фиолетовый). Разумеется, это не цвет всего человеческого тела – только волосяного хохолка, который идёт, как у здешних панков, узкой полоской от лба до затылка. Ребёнок всегда один. В 17 лет он уходит из родительской семьи и создаёт свою собственную, с пятью разноцветными партнёрами. А его бывшая семья сразу же рожает следующего. Семь-Я.
Да, именно семья! Все шестеро совокупляются случайным образом. На Земле сказали бы «свальный грех», а там у нас – «свободное перемешивание генной информации». Да, совсем я заземлился: никого, кроме Джен, мне не надо. Возможно, потому что мои родители были такими. Ненормальными. Синий Па и Жёлтая Ма любили друг друга, как я сейчас понимаю. А там у нас слово «любовь» отсутствовало вовсе. Привязанность – да, обязательно. Она скрепляет семью. Но любовь? Такого не держим, простите. Вот из-за любви они и влипли. Из-за меня и того нахального мальчишки на пляже. Моего брата.
Под утро я всё-таки задремал. И зря: приснился кошмар. Будто меня тащат к пылающей печи, по пути отрывают голову, а тело и швыряют в печь. Потом моя голова оказывается на потолке и видит оттуда, как к печи тащат Синего Па и Жёлтую Ма. Я ору сверху: «Не надо!!!» – и просыпаюсь на кушетке. Весь скрюченный, шея затекла. А чего я хотел? Кушетка в гостиной не предназначена для ночного отдыха. На самом деле всё было не так страшно. Всё вообще было не так. Вот что я рассказал бы Джен, если б она захотела выслушать до конца этот, по её словам, «бред».
*****
Конечно, я не помню первые 2-3 года своей жизни. Маленький мальчик, с жёлтым хохолком, «в материнский цвет», как там у нас говорили. Цвет Жёлтой Ма, которая меня зачала и выносила. Так мне объяснил Синий Па чуть позже, когда я уже хорошо говорил и стал активно выделять их – Жёлтую Ма и Синего Па – среди остальных родителей.
– Так нельзя. Так не положено, – увещевал он меня. – Ребёнок должен одинаково любить всех шестерых родителей. Мы все способствовали твоему рождению, все одинаково заботимся о тебе. Для каждого из нас ты – сын. Почему же ты обижаешь остальных, предпочитая всем Жёлтую Ма и меня? Если они сильно обидятся, сынок, то Семье будет плохо! Значит, и тебе тоже. Пожалуйста, не выделяй нас двоих. По крайней мере, так открыто…
Постепенно я привык скрывать свои чувства, и все были довольны, хотя некоторые сомнения у семьи оставались, и они особенно усилились, когда мне исполнилось 6 лет – скоро надо было идти в школу. Семья, конечно, не хотела, чтобы все узнали, какой «неправильный» ребёнок у них растёт. У нас там с этим строго. «Неправильность» бросает тень на всю семью и грозит её расформированием. А они все шестеро, повторяю, были очень привязаны друг к другу. Да и я был привязан ко всем, но любил (хотя тогда даже не знал этого слова!) только Жёлтую Ма и Синего Па. На людях пришлось контролировать себя ещё жёстче. Впрочем, я был способным – научился быстро и без всяких «комплексов», как это вы здесь называете.
Так продолжалось лет до 14, когда там у нас (как и здесь) у детей наступает переходный возраст. Девочка превращается в маленькую женщину, а мальчик – в мужчину. Гормональный скачок отражается, в том числе, и в цвете хохолка. До пубертата все дети – и мальчики, и девочки – носят «мамин» хохолок, но у мальчиков в процессе перестройки он начинает прорастать «папиным» цветом. И тогда можно определить биологического отца мальчика: зелёного, синего или фиолетового. Отец девочки, разумеется, так и остается тайной.
У меня в жёлтом хохолке стали пробиваться синие волоски (я и не сомневался!) и шевелюра постепенно приобретала неряшливую пегую окраску. Школьные приятели стали подначивать, а девочки противно хихикали. Меня это нервировало, и я, подобно некоторым своим сверстникам, решил вообще ко всем чертям сбрить хохолок, чтобы сразу вырос правильный, синий. Нет, не потому что разлюбил свою Жёлтую Ма. Просто в самом акте сбривания хохолка проявлялась некая подростковая лихость: взрослым это не нравилось (всё должно идти своим чередом!), и бунтари из подростков (а даже на нашей «правильной» холодной планете их хватало) демонстрировали голым черепом свою мужественность и самостоятельность. Впрочем, без особых последствий. В семье их ругали, но на период отрастания «взрослого» хохолка прятали от посторонних глаз.
У меня как раз начинались каникулы в школе, и мы отправились на нашу летнюю дачу, к морю. Место уединённое. Семейные дачи отстоят далеко друг от друга, так что там я мог завершить свой переход без демонстрации общественности своих «отклонений». Там-то всё и началось. Хохолок стал отрастать – но не синий, а разноцветный! Причём разноцветные волоски не перемешивались случайным образом, а образовывали поперечные полосы – от красной до фиолетовой. Страшно вспомнить, какой переполох поднялся! А мне новый хохолок, скорее, нравился, и я радостно заявил однажды вечером на Семейном совете:
– Это потому, что я к вам всем совершенно одинаково хорошо отношусь. Вы все будете со мной, всегда! Правда, здорово?
– Идиот, – впервые в жизни обругал меня Синий Па. – Знаешь, как называют людей с таким хохолком? Мутант. Знаешь, что с такими делают? Уничтожают, чтобы не портили чистоту расы. А нас в лучшем случае расформируют. Иди спать. Поговорим утром.
Меня как холодной водой окатило. Уничтожают… Мутант… Не помню, как добрался до своей постели, где и лежал в каком-то полубреду, пока ко мне в комнату не пробралась тихонько моя Жёлтая Ма.
– Не бойся, сынок. Мы тебя не выдадим. Просто придётся расстаться, Навсегда. (Тут она заплакала). Но ты будешь жить! Только не здесь…
Молодость эластична. Я мгновенно воспрял духом и потребовал объяснений.
– Завтра, – сказала она. – Завтра мы тебе всё объясним. А теперь спи спокойно.
Что я и сделал немедленно. Переволновался же!
На утреннем Совете председательствовал Фиолетовый Па, как самый строгий и «правильный» член Семьи, отвечающий за её чистоту и нравственность.
– Мы не хотим расставаться, – начал он. – Мы идеально подходим друг другу, а то, что получился мутант (прости, сынок!), так время от времени такое случается. И нашего мальчика мы не хотим отдавать на уничтожение.
Все согласно закивали головами, а Желтая Ма снова заплакала. Я пока ничего не понимал, но слушал в оба уха и не высовывался.
– Значит, придётся нарушить закон, – неожиданно продолжил наш законопослушный предводитель. – Все взрослые знают, что делать. Синий, ты отведешь нашего сына этой же ночью. Синий и Желтая, вам запрещено вступать в половой контакт друг с другом, дабы не повторилась мутация. Мне очень жаль, но это необходимо для сохранения Семьи.
– Постойте, – подал голос я. – А что будет со мной? Куда меня отведут? Что будет дальше?
– Тебе всё объяснит твой Синий Па, сынок, – ласково ответил Фиолетовый. – Ничего страшного с тобой не случится. И с нами тоже. Это единственный выход. Этот день мы проведём все вместе, как обычно, а потом ты начнёшь свою отдельную жизнь. Так всегда бывает – ребёнок уходит из родительской Семьи. Просто с тобой это случилось на два года раньше, и жизнь у тебя будет другая. Но ты ведь всегда был другой, мой мальчик, мы все понимали это.
Днём мы устроили пикник в лесу, вернувшись домой – разошлись отдыхать по своим комнатам, а к ужину все опять собрались вместе. В последний раз. Поужинали, и все шестеро пожелали мне удачи, а я им – поскорее создать полную семью: родить совершенно нормального ребёнка и растить его всем на радость. Потом Синий Па взял мена за руку, и мы вместе отправились на пирс, где стояла наша прогулочная лодка. Уже смеркалось, и в нашем доме на высоком берегу зажигались огни. В жёлтых окнах обозначились пять чёрных силуэтов. Я помахал им и отвернулся к морской глади, куда уже выруливал Синий Па. Мотор заурчал, и мы понеслись прочь…
– Мы едем к моему школьному другу, – заговорил отец. – У тебя были друзья в школе?
– Нет, – признался я, – только приятели. Друзья… Это ведь не совсем правильно, так? Это значит, что ты отдаёшь явное предпочтение кому-то. Другие ребята могут обидеться.
– Да, я сам учил тебя когда-то именно так, когда объяснял правила поведения в семье. Ты хорошо усвоил мои уроки.
Я кивнул. Мы помолчали, а потом он взорвался:
– Всё это чушь собачья! У меня есть друг, и есть моя Желтая. И ты получился мутантом не просто так.
– Я тоже так думаю, па. Но всё равно я рад, что у меня есть ты и Жёлтая Ма. Жаль только, что у меня нет друга. Расскажи мне о своём. Ты отдашь меня ему? Вроде как подаришь?
– Не язви, сынок. Не ему, а тебе. Я подарю тебе целую планету. Новый мир.
В общем, школьный друг Синего Па стал гениальным физиком. Работал в секретной правительственной лаборатории. И там они открыли пространственные туннели в другие миры, пригодные для жизни, и научились перебрасывать туда вначале предметы, а потом и живых людей. В рамках программы по экстренной эвакуации населения («или лучшей его части», – язвительно заметил Па) при чрезвычайных обстоятельствах. Так я очутился на Земле. Разумеется, «зайцем», как здесь говорят. Мутанты в программе не значились.
Я влюбился в Землю с первого взгляда! Друг моего отца выбрал для меня замечательную планету, да ещё забросил в одно из лучших её мест: на океанском побережье с мягким климатом и цивилизованным населением. Я очнулся ночью в парке, где и провёл, прячась от людей, первые несколько дней, пока не изучил местный язык. А потом вышел к компании парней на пляже, сказав им, что родители погибли в автокатастрофе, а от тётки я удрал. Мне было так легко с ними! А от серфинга я просто обалдел. В общем, влился в коллектив. И у меня появились настоящие друзья.
