Дмитрий Владимирович Потехин
Болван
– Держи! Бери! Мое! – ревело вокруг.
Кто-то выносил из дома батареи бутылок, кто-то малогабаритную мебель, кто-то электронику, кто-то утварь. Двое гопников, отдуваясь, волокли по дорожке тяжелый сейф.
– Кольк! – сквозь сумасшедший гул Коля услышал спокойный голос деда. – Идем!
– Ч-чего?
– Поможешь мне плоскогубцы искать!
– Дед, ты че?! – заорал Коля.
– А чего такого? Ты же видишь, дали добро!
Коля ошарашенно завертел головой.
Словно в бредовом сне видел он шатающиеся в полумраке тени, одичавшие лица, сломанный пивной фонтанчик, опрокинутые пальмы, байкера Шприца, увлеченно бьющего кому-то морду.
На глаза попался вдруг тот самый алкоголик в гавайке, спровоцировавший хаос. Их взгляды встретились, и Коля увидел спокойные глаза совершенно трезвого человека.
Прежде, чем он успел осознать, что произошло, со стороны дома раздались перепуганные крики, и огромная масса народу хлынула во двор. В окнах первого этажа шевелились оранжевые сполохи.
– Пожар! Пожар!
– Че произошло-то?!
– Какой-то пьяный козел поджег!
– Мы на горе всем буржуям… Как там дальше? Хе-хе!
Народ бежал и бежал. Кто-то, несмотря на панику, продолжал тащить добро. Из-за образовавшейся на выходе давки, многие лезли из окон. Женщины метались в толпе, истерично зовя родных.
Последним из дверей в клубах дыма выскочил, сверкая бриллиантами в ушах, чернокожий диджей.
– O, shit! Fucking shit!
Из ниоткуда снова возник Алешка.
– Ты живой?
– Да.
– Бли-ин, мамка узнает, убьет меня!
Коля вдруг вспомнил про сестру и испуганно огляделся. Алина и Олег стояли рядом с мамой и дедом.
– А из наших там никого, кроме тебя не было? – спросил Коля.
– Не знаю.
Впервые он был рад, что Рита, Влад и остальные больше не ездят в Глухово.
Люди шатались вокруг, тупо глядя на занимающийся пламенем дом, словно преодолевали муторное алкогольное оцепенение. Кто-то уже требовал вызвать пожарных. Кто-то звонил по мобильнику. Кто-то стыдливо клал на газон награбленное, не зная, что с ним теперь делать.
Внезапно в стенах дома ухнул взрыв, из окон брызнули стекла. Женщины завопили.
Коля вспомнил про канистры с горючим, стоявшие в подсобке рядом с переносным генератором.
Мощные языки пламени заметались в окнах, подгоняемые свежим воздухом. Огонь пробирался на второй этаж, пожирая дом, как гангрена здоровое тело.
По толпе пошел надрывный кашель. У Коли зачесались глаза.
– Да какие теперь пожарные… – проворчал дед.
Коля снова вспомнил про мнимого пьяницу-зачинщика. Вспомнил и других забулдыг, которые с нехарактерным для пьяных проворством первыми бросились растаскивать дом. Говорить о них кому-то было теперь абсолютно бессмысленно.
Они вышли за ворота, миновав истукана, вокруг которого плотным кольцом стояли невозмутимые охранники. Казалось, ничто здесь не имело ценности, кроме его озаренного желтыми отблесками глиняного тела.
Олег и Алина сели на мопед, хотя мать категорически запрещала Алине ехать в таком состоянии.
– Ты знаешь, что там случилось? – тихо спросил Алешка.
Коля медленно покачал головой.
– Догадываюсь…
– Бред какой-то! Что эти дебилы там устроили! Нам же всем теперь…
Что-то угрожающе затрещало в пожаре. Должно быть, стали рушиться деревянные перекрытия.
Они бросили последний взгляд на дом, напоминавший теперь клетку, из которой, ревя, рвалось на волю исполинское огненное чудище.
Вдали мигали милицейские огни. Бывшие гости в гробовом молчании, вжав головы в плечи, разъезжались по домам.
Взыскание
Преступление свершилось. Едва открыв поутру глаза, глуховцы почувствовали себя в совершенно новом, прежде неведомом статусе. Как будто небо превратилось в бескрайнюю бетонную плиту, постепенно и неумолимо опускающуюся на поселок.
Многие тотчас решили съехать куда подальше. Едва они проехали Глухово, как уткнулись в возникшие за ночь на всех дорогах милицейские блокпосты. Тот, кто не мог доказать, что не присутствовал ночью в гостях у Анатолия, был обязан вернуться домой. По факту разворачивали всех.
– Пока не определится круг подозреваемых, – туманно поясняли представители власти.
Хотя шансы проскочить в потоке машин были довольно неплохие, большинство, узнав о запрете, не решалось играть в прятки с законом (или с тем, что пришло ему на замену).
Телевидение лишь мельком коснулось темы пожара. Глуховские бары и казино жили своей обычной жизнью, туристов было хоть отбавляй. Однако прикинуться приезжим под свинцовым взором всесильного милиционера не смел никто.
Поверить в реальность коллективного наказания было пока еще трудновато. Впрочем, привыкшие за последние годы к чудесам глуховцы допускали теперь уже все, что угодно. Особенно старики.
– Могут на поселение сослать, – весело усмехался дед. – А че такого! Поживем лет пять в степи без компьютиров. И пра-ально! Как воровать и жечь, так все молодцы, а как отвечать…
Взгляд его между тем становился суровым, и Коля чувствовал, что доля шутки в его словах не так уж велика.
Мать по телефону умоляла приехать отца, который вздыхал, обвинял ее в домыслах и злился, что из-за Алины придется оплачивать разбитое стекло. Коля ему тоже звонил.
– Пап, они реально никого не выпускают!
– Кто, бандиты?
– Нет, милиция.
– Если милиция, то успокойся! Вы в ста километрах от Москвы находитесь, ты че… фильмов насмотрелся что ли? Готовься к универу! Я к вам приехать не могу – работы лом!
Мать особенно переживала за Алину, которой с каждым днем все больше доставалось от местных. Старики обзывали ее проституткой, наркоманкой и даже ведьмой. После всего, что случилось, не так уж безумно выглядела версия, что в ту ночь Алина околдовала или загипнотизировала гостей, сведя их с ума.
Один раз ее пытались побить, но получили достойный отпор и от нее, и от Олега. На калитке их дома каждые три дня появлялись оскорбительные надписи. При этом, вопреки мольбам и требованиям матери, Алина наотрез отказывалась переселяться обратно к семье.
На седьмой день в вечернем ток-шоу, наконец-то, вышло интервью с Анатолием. Все замерли у экранов, затаив дыхание.
– Ну что я могу сказать… Знатно повеселились, знатно! – снисходительно и даже иронично говорил Хозяин, всплескивая руками. – Бывает… Хотя, конечно, жалко дом. Всего шесть лет назад построен был.
– Прости, батюшка! – шептали старики, в основном те, кто в ту ночь даже не участвовал в банкете.
– Тут как раз тот случай, когда не виноват никто и виноваты все, – продолжал Анатолий. – Ну выпил наш человек, ну поддался искушению, взял какой-нибудь, прости господи, подсвечник… У меня у самого в юности таких грешков было ого-го! Первый раз сел за мелочевку.
– Но, все-таки, кто-то же поджег, Анатолий Григорьевич. Намеренно поджег!
– Да-а… Вот это меня больше всего и огорчает. Не всегда за добро платят добром!
Глаза его заволоклись глубокой философской печалью.
– И что же вы думаете на этот счет?
– А что тут думать? Пусть следствие выясняет – это его забота.
– Ну а как быть с теми, кто участвовал в грабеже? Просто простить и забыть?
– Нет, ну почему же? Пусть эти господа, чтобы жить потом со спокойной, чистой совестью, пожертвуют деньги на восстановление.
– Пожертвуют? То есть, в добровольном порядке?
– М-м… ну а пусть даже и в добровольном.
По губам Анатолия змеей проползла многозначительная усмешка. Лицо его на миг сделалось непроницаемым и жутким.
– Я ведь не феодал, чтобы кого-то принуждать.
На следующее утро глуховцев собрали в поле перед глиняным истуканом. Даже самые бесшабашные оптимисты теперь уж не ждали ничего доброго.
– Ну что, глухие овцы! – по-простецки развязно обратился к толпе в мегафон Каленый. – Заварили кашу?
Толпа ответила нестройным блеянием, оправдываясь, извиняясь, недоумевая.
– Че делать будем? Ну, ну, ну! Какие идеи? Готовы за свои бабки отгрохать новый дворец?
Народ хмуро зашумел. Всех успокаивала мысль, что платить придется не так много, если возьмут со всего населения.
– Я обращаюсь к тем, кто был в ту ночь непосредственно в доме Хозяина! К виновникам!
Коля увидел, как мать в отчаянии закрыла глаза.
– Ворье и дебоширы, выйти из строя! Живо, живо! Как сказал, хе-хе, Анатолий Григорич, на совершенно добровольной основе! Смелей!
Никто не выходил.
– Или платить придется всем! Не только за дом, но и за имущество! А какие сокровища там погибли: мебель, ковры, люстры, картины… мама родна!
Толпа зашумела еще громче, зверея и озлобляясь с каждой секундой. Кто-то пришибленно возмущался, кто-то начал тыкать пальцем в соседей. Где-то вспыхивали перебранки и даже драки.
– Заткнулись все! Черт с вами! – Каленый презрительно скривил рот. – Просто вернете все деньги, которые он вам дал, и баста! Чтоб за неделю расплатились!
Теперь народ уже гудел, как пчелиный рой. Ярость, однако, устремлялась не на Каленого, а только друг на друга.
– Что ж вы нас, из-за какой-то стервы малолетней хотите по миру пустить? – задыхаясь, прокричала пожилая женщина. – Это ведь она! Она ж, гадюка, все это…
– Так, так, так? – заинтригованно поддержал Каленый.
– Точно! – взревел лысый мужик с пивным животом. – Могу подтвердить, это гипнотизерша! Я там был! Она слово сказала, и все р-раз – как с катушек съехали!
– Ведьма она, вот кто!
Коля почувствовал, как у него зябнет шея. Он вдруг осознал, что в этой толпе любой может запросто накинуться и на него, и на мать, и на деда. Благо, самой сестры поблизости не было.
– Едрить тебя… – сумрачно шептал дед.
Мама стояла, пошатываясь, сама не своя.
– С зачинщицей тоже надо бы разобраться! – улыбнулся Каленый. – По-человечески.
Топтавшийся рядом отец Савелий, у которого на пальцах теперь сверкали аж три перстня, опасливо промолвил что-то на ухо бандиту.
– А-э… Да, да, да! Все будет по-закону! Просто объяснят милой девочке, что бить стекла нехорошо!
Он холодно рассмеялся сквозь сомкнутые губы.
– Короче, товарищи шалопаи, воры, алкоголики, думайте, чем себе помочь! Ищите виновных, выясняйте э-э как это юридическим языком… степень персональной ответственности. Если ни до чего не докумекаете, отдадите все, что имеете! И никакая Москва вам не поможет! Это если кто надумал жаловаться. За юридической консультацией можете обращаться лично ко мне, хе-хе!
Народ стал угрюмо расходиться. Толпа теперь была увлечена лишь одной идеей.
– Есть ведьмы, есть! – кудахтала старуха в панамке, когда они покидали поле. – И колдуны есть! Сколько всего про них по телевизору говорят!
– Вот сволочь, а! Какую свинью нам подложила, тварь!
– К сте-енке надо таких ставить!
Мама плакала. Коля лихорадочно пытался осознать, насколько все изменилось. Впервые в жизни он кожей ощущал бродившее в воздухе зло.
Игры джинна
– Я не понимаю! Я ничего не понимаю! Да что ж это творится! – мать в истерике металась по комнате, ломая пальцы. – Это же Подмосковье! Не Чечня, не Сибирь!
– Так у нас и в Москве-то творится будь здоров… – проворчал дед. – Все, кончай с ума сходить! Ничего они с ней не сделают!
– Тебе-то откуда знать! – огрызнулась мать, и в глазах ее снова заблестели слезы.
– Хватит уже! Ой, господи… Ну хочешь, я Алинку прямо щас домой привезу!
– Если б я знала, где она живет! Она же мне, з-зараза, даже адрес не сказала!
– Ну по телефону позвони, значит!
– Звонила! Трубку не берет… – мама вновь разревелась в подушку.
– Ну чего стоишь, смотришь! – рявкнул дед на Колю. – Видишь же, какие дела! Иди там… погуляй!
– Не смей никуда выходить, понял! Вообще никуда! – всхлипнула мать.
– Чего? – оторопел Коля. – Мне что теперь, за калитку не высовываться?
– Да!
– Мам…
– Что «мам»! Ездить будем только в магазин и только на машине!
Коля чувствовал, что сейчас самое неподходящее время для спора. Но подчиниться маме, значило пойти против законов природы.
– Папа! – мать вперила в деда полубезумный взгляд, судорожно дыша. – У твоего друга Петровича тесть, у него же связи в ФСБ!
– Ну?
– Так пусть он потребует от них!
– Потребует, ага! У Петровича щас это… хандра. Как разбогател, так и поплохело ему… на политической почве.
– Да плевать мне на его хандру!
Мать стала отчаянно биться, чтобы дед выполнил ее волю. Коля ушел к себе в комнату.
Отец уже знал обо всем и обещал приехать в пятницу. Расстояние от Москвы и присутствие милиции оставались для него святыми оберегами семьи. Коле теперь даже казалось, что папа еще более советский человек, чем дед. Или от такой работы и правда киснут мозги?
Около полуночи Коле вдруг позвонил Алешка.
– Я за шлагбаумом, приезжай! Срочно нужна твоя помощь, давай быстрее!
– Что случилось-то?
– Человеку плохо! Может умереть! А кругом вообще никого, блин!
Ссылаться на мамин запрет было последним делом. Как и уходить в ночь, бросая мать в таком состоянии.
Однако мама в этот вечер, не выдержав, опилась снотворным и вроде уснула. Дед, как обычно, храпел в бане.
С величайшей осторожностью Коля отыскал в доме связку ключей, тихо, как вор отпер входную дверь, замок на калитке и, сев на велосипед, помчался к другу.
– Ему, кажись, лучше стало, – промолвил Алешка, с тревогой и сочувствием оглядывая сидящего на обочине, покрытого ссадинами и кровоподтеками дядю Петю.
Старик был словно контужен взрывом. Его слабая, безжизненная рука медленно, как в полусне гладила по спинке сидевшую рядом Ушаню.
– В канаве лежал, представляешь! Какие-то уроды избили! Я бы его и не заметил, если б не кот.
– Это кошка вроде.
– Да какая разница! Я своих хотел позвать, потом вспомнил: отец-то уехал, машины нет!
– А че скорую не вызвал?
Алешка сделал круглые глаза и по слогам произнес:
– Не от-ве-ча-ют! Зис из Раша, блин!
– Пошли! – тихо, но твердо произнес вдруг дядя Петя.
– Куда? – изумился Алешка. – Домой к вам? В больницу?
– Не-е! К Мицкевичу, к приятелю моему. Он вам, ребята, все расскажет и про болвана глиняного, и про богатство, и про то, что скоро уже будет. Он все знает. Сам в этом замешан.
– А далеко? – спросил Коля.
– Да-а… Пешком далековато придется. Машину бы…
До сих пор Дядя Петя ничуть не походил на сумасшедшего. Впрочем, Коля едва допускал, что отправится с ним куда бы то ни было.
– Может, вам все-таки к врачу? У вас ничего не сломано?
Дядя Петя пошевелил пальцами обеих рук, ощупал затылок и неуверенно помотал головой.
– Вроде нет. Ушаня меня опять выручила. Вот она, познакомьтесь!
Вдали сквозь призрачный туман засияли огни приближающейся машины.
– Глазам не верю… – проворчал Алешка.
Голосовать не пришлось. Старая красная «Копейка» остановилась, едва свет фар осветил Колю. Из машины вылез Олег.
– Колька!
– Здрасьте.
– Алину забрали, – упавшим голосом поведал Олег, нервно моргая.
– Как?! Кто?
– Братки, кто! Еду к вам, новость сообщить.
«Вот об этом маме уж точно лучше не знать», – мрачно подумал Коля.
– И про твою сестру он тоже знает, – прокряхтел дядя Петя, с трудом пробуя встать на ноги.
– У нас вот… – неуверенно заговорил Алешка. – Человека избили. Надо бы отвезти его к врачам.
– Не к врачам, а к Мицкевичу! – решительно возразил дядя Петя. – Ничего страшного, просто синяки… Не впервой! И вам тоже поехать надо! Он и про Алину вам расскажет, и про пожар!
– А что он про Алину может знать? – недоуменно спросил Олег. – Вы-то сами что про нее знаете?
– Знаю… Это не из-за разбитого стекла. Нужно ехать. Вы мне поверьте, у меня с головой сейчас все в абсолютном порядке!
– Адрес знаете?
– Покажу. Дорогу хорошо помню.
Олег напряженно задумался, теребя небритый подбородок.
– Н-ну ладно. Поехали.
– Я с вами, – вздохнул Алешка. – Щас, велик домой отгоню. Скажу родичам, что у друзей ночую. Коль, можешь свой тоже у меня оставить!
– Нас же остановят на выезде! – вспомнил Коля.
– Не боись, по полю объедем. Батина лошадка хоть и старая, но еще пока, тьфу-тьфу-тьфу, не подводила.
Олег с уважением похлопал «Копейку» по пыльной крыше.
Машина, трясясь и переваливаясь, шла по темному лугу, как катер по бескрайнему ночному океану. Коля и Алешка сидели сзади, слушая стоны двигателя и шорох колес.
Потом, наконец, вывернули на шоссе и помчались с ветерком. Расчет оказался верен, блокпосты удалось оставить далеко позади.
Через двадцать минут дядя Петя указал на освещенный тусклым фонарем поворот.
– Вот сюда.
Они подъехали к темному дому, сперва показавшемуся Коле заброшенной развалиной.
Дядя Петя просунул свой посох сквозь сетку ограды и принялся стучать в стену.
– Люди… Хосподи… – ворчал Мицкевич, принимая незваных гостей. – Я вам что, хранитель панацеи от всех болезней!
– Ты виноват, – сурово сказал дядя Петя.
– Ах, уже и виноват! Ну спасибо, друг, спасибо! Правильно, давайте козла отпущения искать! Чтоб было к кому потом с топорами…
Он зажег свет и оторопел.
– Петь… Кто это тебя так?
– Не важно, – дядя Петя небрежно махнул рукой. – Давай, рассказывай ребятам, из-за чего все началось.
– А что это за ребята? Как звать хоть?
Коля и Алешка без охоты представились.
– Ну слушайте… – промолвил Михаил Моисеич, которого Коля уже мысленно окрестил «МММ», ставя чайник и садясь за стол. – Вы в духов верите? Если нет, можете прямо щас ехать домой, я вам ничего не объясню!
Коля пожал плечами. Этим летом ему уже верилось во что угодно.
– Так вот. У меня был сосуд с джинном внутри. Не с напитком, а с духом. Условно говоря.
– А почему условно? – спросил Алешка.
– А потому что джинн не внутри! Это только в сказках его в волшебной лампе держат. А по-настоящему сосуд – это средство сообщения духа с нашим миром. А сам он живет за пределами нашего восприятия. Вы, когда врача по телефону вызываете, вы же не думаете, что врач сидит в телефоне, правда?
– Вы с-серьезно? – неуверенно спросил Коля.
– Я вас предупредил! Можете вообще ничему не верить, мне от этого только лучше! Я старый уже, в маразме…
– Простите.
– Ну вот. Есть разные виды джиннов, страшные и не очень: Мариды, Силаты, Гули… А у меня был самый худший: Ифрит. Причем, по-моему, чуть ли не главный в их иерархии. Пока его у меня не забрали, он не мог разгуляться. Жил как бы в полусне.
– А что же ты болвана не разбил? – мрачно спросил дядя Петя.
– Ничего себе! Не разбил… Я археолог, а не вандал! Это же уникальнейшая вещь!
Дядя Петя укоризненно покачал головой.
– Ну да, да… – через силу выцедил Мицкевич. – Чего… Он мне жизнь продлевал! А разобьешь – мало ли? Уж кто-кто, а джинн найдет способ отомстить!
– Ты его новому русскому отдал и рассказал, что это такое. Джинн тебя заставил?
– Ну… можно сказать, что заставил, да. Тебе сколько лет? – вдруг с вызовом спросил Михаил Моисеич, посмотрев другу в глаза.
– Я уже давно не считаю… Шестьдесят пять наверно.
– А мне восемьдесят семь! Все! Аллес! Ни сегодня-завтра отойду! А я мозгами-то молодой! Я к этому привыкнуть не могу никак! Страшно до черта! Всех уже похоронил, кроме Борьки. И тот в Америке! Мне теперь только жить, жить и жить задача!
Михаил Моисеич, дрожащей от волнения рукой снял чайник и разлил по чашкам кипяток. Заварка закружилась хороводом в зеленовато-желтой воде.
– И что теперь будет? – спросил Коля.
– Вам царь Соломон э-э… Сулейман ибн Дауд знаком?
Коля слышал это имя в какой-то скучной сказке про мотыльков.
– Жил такой правитель давным-давно. Для арабов Сулейман, для евреев Соломон. Сын Давида, который Голиафа победил. Правил Израильским царством. Любил заигрывать с джиннами. Тоже, как и вы, думал, что дух бессильно, сложа руки, сидит, пока его не призовешь. Ну он и не мог по-другому думать. Джинны ему служили. А потом, когда он умер, вот этот вот красавец Ифрит развалил все его царство. Не сам, разумеется, а руками жителей.
– И что он сделал? – без тени интереса спросил Олег.
Похоже он думал, что дядя Петя привел его к своему соседу по палате.
– А вот то же, что и сейчас делает: даровое богатство, веселье, разврат. Поил их из Фонтана глупости, ссорил друг с другом, сманивал на преступления. Рвал ткань общества, говоря языком социологии.
– Ну короче, у меня подругу похитили! – Олег не выдержал. – Что вы об этом знаете и что можете предложить?
– Ее хотят убить, – холодно проговорил Мицкевич.
– Ч-чего?!
Колю передернуло, Олег вскочил со стула.
– Точнее, он хочет. Ифрит. Они-то сами пока даже не знают, что и зачем делают. Просто выполняют его приказы. Дом кто поджег? Кто провокацию организовал?
– Точно, точно! – закивал Коля. – Я все видел!
– Это все, как щас любят говорить, манипуляция общественным сознанием. Запугать, зачморить, чтобы почувствовали себя виноватыми, чтобы перегрызлись меж собой. Зло ради зла! Это уже вторая стадия.
– А третья? – спросил Алешка.
– А третья будет, когда ведьм и врагов народа резать начнут. Сначала врагов, а потом уже и просто друг-друга без разбора. Когда условно дом номер пять по Лесной улице будет воевать с домами: «четыре» и «шесть».
– Да как такое возможно?!
– А что?
– Это же б-бред! – Коля взмахнул руками, не находя нужных слов. – Москва рядом! Сразу милиция, спецназ приедет, если что-то будет!
– Неа! – МММ хитро улыбнулся. – Никто не приедет! Приедут, когда уже будет поздно.
– А в правительстве что, ни о чем не догадываются?
– Догадываются, только плевать они хотели. У них агентурная сеть: экстрасенсы, оккультисты, астрологи – все в наличии. А кто пойдет с Ифритом воевать? Идите, повоюйте там… со штормом, с землетрясением! Им щас надо от вас только одно: чтобы ваш поселок сварился в своем соку как можно тише. А потом свалить все на атаку террористов или на местные разборки!
Олег хлопнул ладонью по столу.
– Так все! Пацаны, едем домой! – он зло развернулся и зашагал к выходу. – Дядь Петь, я вас уважаю, но… У меня тетя тоже с приветом была, я от нее этих сказок наслушался! И про вампиров, и про масонов…
– А вам рассказать про вампиров? – фыркнул Моисеич. – Или про масонов с розенкройцерами?
– Про бабайку, епт! – огрызнулся Олег, надевая кроссовки. – Мне Алину надо спасать! Единственное, что вы правильно сказали – это то, что ее могут убить! В любой момент!
– Не в любой. Это будет целый ритуал. В том же месте, скорее всего, где раздавали деньги.
– Вы послушайте, послушайте, – прошептал дядя Петя.
– Когда – этого я не знаю. Надо быть начеку. Смотреть, как будет собираться народ. Вам нужно составить для себя какой-то план. Это единственная возможность ее спасти, потому что все будет происходить на открытом пространстве. А сейчас что-то делать просто бессмысленно.
– А нельзя… как-нибудь всех спасти? – несмело вымолвил Коля, с изумлением осознавая, что верит этому сказочнику.
– Их спасти нельзя. А самим спастись – да ради бога! Захотят спастись – спасутся, – Мицкевич раздосадованно взмахнул рукой. – Вот прям щас могли бы спастись, если бы все вместе сели в машины и обходными путями кто куда! Кто бы их там стал преследовать? Не-е… Сидят. Боятся! Да и просто в голову не приходит что-то сделать самим. Чары Ифрита в действии!
У Коли в кармане запел мобильник.
– Ты где?! – орала мама.
Пришлось врать. К счастью, рядом был Алешка. Дядя Петя неумело сыграл роль Алешкиного деда.
Коля надеялся, что к утру мама все-таки отойдет.
«Лишь бы не узнала про Алину!»
Они распрощались с Михаилом Моисеичем, оставив его наедине с неспокойной совестью и грустными мыслями.
Домой ехали молча. В зеркале заднего вида Коля наблюдал суровое лицо Олега. В его, прежде беспечных глазах напряженно работала мысль. Пальцы остервенело стиснули руль.
Ушаня, свернувшись в полусне, иногда поскребывала когтями кожаное сиденье и дергала ухом.
«И ведь ни до чего ей нет дела!» – подумалось Коле.
Это было не так. Однако Ушаня никогда не была человеком и, как положено кошке, высоко ценила искусство спать.
Козел и ведьма
Алина ехала на заднем сиденье, настороженно разглядывая стриженные затылки сидящих впереди отморозков.
Один из них был спокойный здоровяк с малоподвижным лицом и пробирающим до костей волчьим взглядом. Другой – вертлявый, чернявый, с волосатыми тощими руками, то и дело ухмылялся и подмигивал Алине в зеркальце.
«А кто не бабник? Ну кто не бабник? Да тот, кто женщин и не видел никогда!» – издевательски благодушно пело радио.
– Каленый!
– Че? – отозвался здоровяк.
– Хотел тебя похвалить. Умеешь с народом разговаривать.
– Еще бы. В деревне рос! Я это колхозное быдло знаю, как свою мамашу.
– М-м…
– Завтра им скажу: на колени, падлы! Встанут, че ты думаешь!
– Девочка! – чернявый вновь лукаво подмигнул Алине. – А ты не колхозное быдло?
Алина не ответила.
– Че молчишь?
Она демонстративно отвернулась и стала смотреть в окно.
– Суровая, да?
– За дорогой смотри! – одернул его кореш.
Жека причмокнул и, вдохновленно подпевая автомагнитоле, прибавил газу.
Они подкатили к владениям Хозяина. Страшный, как великаний череп остов сгоревшего дома таращил в сумерках свои обугленные глазницы.
Алину завели в дом для гостей, посадили в спальне на втором этаже и заперли дверь.
Она легла на кровать, жалея, что нету мобильника. Не потому что надеялась каким-нибудь чудом дозвониться до отважных спасителей.
«Хоть музыку послушать!»
Сигарет тоже не было.
Глядя на большое зеркало, Алина подумала, что если его разбить, выбрать осколок подлиннее и обернуть его в кусок ткани, то выйдет неплохая замена ножу. Это если с ней попробуют сотворить самое страшное. Впрочем, звон стекла наверняка привлечет внимание. Стоит ли будить Лихо?
Она закрыла глаза, не в силах побороть чудовищное, сковывающее напряжение в каждой клетке тела.
«Так я к утру совсем обессилю. Им даже делать ничего не придется…» – хмуро подумала она. – «Э-эх, надо было маму слушать!»
Стрелки часов на комоде невыносимо долго, будто в насмешку, топтались на одном месте. Приглядевшись, Алина поняла, что часы стоят.
За окном сгущался мрак. Снизу доносились плохо различимые голоса и хлопанье дверей.
Прошло часа три. Или два. А может, всего один. Дверь распахнулась, и незнакомый бандит велел Алине встать и идти за ним. Никакого животного блеска в его глазах вроде бы не было.
Алина зашла в гостиную и увидела сидевшего черной тенью за столом бледного и тощего (из него как из тряпки, казалось, выжали все живое) отца Савелия.
Его тонкие пальцы скрестились на манер паучьих лап. Глаза из-под клобука смотрели скорбно и выжидающе.
– Сядь, – не выражая ни радости, ни агрессии, промолвил священник.
– Меня ради этого сюда привезли? – Алина с презрительным недоумением взглянула на конвоира. – Ради вот этого?
Бандит развернулся и закрыл дверь, не удостоив ее ответом.
Алина села.
– Ты понимаешь, что с тобою произошло? – поджав губы, спросил священник, глядя на Алину, как на змею за стеклом террариума.
– Нет, – совершенно искренне ответила Алина. – Я понятия не имею, что на меня нашло в тот вечер! Я никогда не бью стекол в чужих домах. Даже когда выпью.
– Во-от! – округлив глаза, с возбужденным наслаждением заговорил отец Савелий. – Ты все понимаешь, ты же не глупая…
– Короче, звоните моему отцу! Он вашему хозяину новую стекляшку закажет. Только уточните размер. За все остальное будут платить те, кто грабил и поджигал!
– А ты не задумываешься, какая сила овладела тобой в тот миг?
– Задумываюсь. День и ночь. И не нахожу ответа.
– Как же ты не находишь ответа, если он очевиден и лежит на поверхности?
– Ну пф-ф… даже не знаю… – Алина наиграно закатила глаза и надула губы.
При всей опасности ее положения не поиздеваться над этим средневековым придурком было невозможно.
– Ктулху… Сатана, может быть?
– Да-а! – зловеще улыбаясь, закивал отец Савелий. – Он самый. Кто, как не он, мог сподвигнуть тебя укусить кормящую руку?
– Я у этой руки ни копейки не взяла. А за стекло, сорри! Оплатим.
Священник с ироничным сожалением покачал головой.
– Думаешь, сейчас время для веселья?
– А что мне каяться, что ль? – зло фыркнула Алина. – Я людей не похищаю в отличие от ваших лбов! И идола вместо бога не воздвигаю! Прикольно у вас все сочетается в вашей церкви…
– Замолчи!
– Почему это?
– Мне… за это не перед тобой оправдываться! Не тебе и не таким, как ты дано постичь замысел божий!
Алина насмешливо сощурилась на драгоценные камни, украшавшие пальцы отца Савелия.
– Окей! Полностью с вами согласна. А теперь уже, наконец, скажите вашим лбам, чтоб отвезли меня домой! Я… в душе каюсь. Лью горькие слезы и самозабвенно целую глиняный зад вашему бол…
– Хватит! – взвизгнул отец Савелий. – Довольно! Не спроста же все тобою началось? А? Ведьма!
– Оу!
– Ты же одна из них? С чего бы тебя вдруг наделили такой властью над людьми? Не за одни же глазки!
Алина уже без былой насмешки разглядывала сидящего перед ней дергающегося старика. Он прикидывала, чем может закончиться весь этот забродивший маразм.
– Секретные колдовские организации, сатанинские кружки, за сотни лет пролезшие на самый верх и теперь управляющие миром. Я про вас о-очень много читал! Это вы подстраиваете катастрофы! Войны, революции! Юровский цареубийца в эмиграции ездил в Вольфенбюттель получать от вас перстень!
– Я не понимаю, что вам от меня нужно! – свирепо проговорила Алина.
– Хех! Н-не понимает… Знаешь, почему ты такая красивая? – выпалил вдруг отец Савелий, резко подаваясь вперед. – Когда души нет, когда сердце черно, вся данная богом добродетель во плоть уходит! По поверхности размазывается!
Он дрожащим пальцем коснулся ее руки выше запястья.
Вот теперь Алине стало по-настоящему не по себе.
– Вы что только что сделали, дедушка? – тихо промолвила она, потрясенно улыбнувшись
Священник отдернул руку, и в его глазах заметался суеверный ужас.
– Ведьма!
– Охренеть! Сука, еще раз меня коснешься…
– Ве-едьма… – как одержимый повторял отец Савелий, прижимаясь к спинке стула. – Ведьма…
– Козел! – выплюнула Алина.
В зал, заслышав ругань, вошел бандит.
– За-заберите… Прочь! – застонал отец Савелий и, пряча глаза, сбивчиво принялся шептать молитву.
– Нашла, кого стращать! – вполголоса усмехнулся браток, ведя Алину обратно в темницу.
– В смысле, соблазнять?
– Да… черт, какая разница!
Она вновь оказалась одна в запертой спальне. В окно зарядил мелкий, унылый дождик.
Спустя некоторое время из тьмы донесся разгоряченный монолог отца Савелия, в котором Алина различила лишь пару слов, и насмешливые замечания бандитов. Заворчала выезжающая из ворот машина. Потом вновь воцарилась тишина.
Алина от души прокляла всех, включая себя. Тщательно оживила в памяти тот бредовый миг, когда, захлебнувшись в кураже, метнула статуэтку в окно.
«Что со мной было?»
Она подумала об Олеге. Ей было страшно.
Притча
– Скажи мне, демон, что будет, когда я умру? – спросил вдруг царь, роняя пунцовую виноградину степенно расхаживавшему под ногами павлину.
– Почему же ты думаешь, мой господин, что ты непременно умрешь?
– Полно дурачить меня, чудовище! – грустно улыбнулся владыка. – Я глупец, но не настолько, чтобы не видеть очевидного. Ты и твои друзья славно постарались, чтобы держать меня в плену иллюзий. Но… я почувствовал перебор. Почувствовал, когда вы якобы обучили меня языку зверей и птиц. Лань, с которой я беседовал в последний раз… Это трудно описать… Один раз она увильнула от ответа, и тогда я вдруг явственно распознал в ней одного из твоих прихвостней.
