Я перекатываюсь на бок, а затем сосисочкой скатываюсь с дивана и падаю на подушки, которые выложил для меня Диего. Живот растёт как на дрожжах, и я подозреваю, что Диего знал об этом, когда назвал нашего сына чемпионом. Только чемпион может стать таким огромным в мамочке, требовать много еды и постоянно двигаться. До конца беременности и появления нашего сына на свет осталось чуть больше двух месяцев, и мне даже страшно подумать о том, что меня может ждать дальше. Так вот, к чему я это? В последний раз, когда я попыталась слезть с кровати человеческим путём, у меня заболела спина, и Диего пришлось буквально катить меня. И всё бы ничего, если бы он не ржал, не стыдясь и даже не стараясь прикрыть смех за кашлем.
– Не смотри на меня волком, Грейс. Ни разу не видел пельмень с взглядом хищника, – сказал он тогда, и я запомнила это. Но, к сожалению, злопамятная Грейс со своим беременным бзиком не придумала ничего лучше способа – игнорирование.
И, конечно же, Диего не продержался и пяти минут.
Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих тем, что теперь отец ждёт день суда, куда меня заставила пойти Фелиция и мой адвокат. Да и Иви, когда узнала обо всём, обещала убить меня, если я не выступлю с речью в суде. Пришлось поддаться ей.
И в планах на сегодняшний день у меня было сходить за новой одеждой, потому что моя старая уже трещит по швам и умоляет меня вылезти из неё, когда я силой натягиваю её на себя. Но этот план пришлось отложить на потом, потому что утром позвонила Иви, и пускай трубку взял Диего, но я слышала её крики и требования о том, что нам срочно нужно устроить вечер кино, да и вообще посидеть всем вместе. Я была не особо против: в конце концов, вечер кино и такая встреча подразумевали еду, много еды. И как тут можно устоять? Поэтому, как только я встала с кровати, я была настроена на пожрать, на драку с Ноа, потому что он Ноа, ещё раз на пожрать и потом баиньки на груди Диего под звуки какого-нибудь фильма. Чем не идеальный день?
– Ты уже встала? – спросил Диего, заглянув в гостиную-кухню. Мы стали снимать квартиру студию на то время, пока не уехали в Испанию. Фелиция была против этого, но мужская гордость Диего не позволяла ему продолжать жить в её квартире.
Отряхнув серые спортивные штаны, которые достаточно хорошо демонстрировали его достоинство, он приблизился ко мне.
– Спать без тебя мне не понравилось, так что в следующий раз будем вместе спать на полу, – недовольно заявила я и села на пол, вытянув ножки. В квартирке не было кровати и единственное спальное место – не раскладной диван.
Диего сел рядом со мной, перекинул руку так, что та оказалась между моей шеей и диваном, и притянул меня к себе, чтобы поцеловать в висок.
– Не говори глупости. Но мне приятно слышать, что без меня тебе было также плохо, как и мне без тебя.
– Видимо не настолько, если ты отказываешься спать со мной.
– Я не отказываюсь, – возразил он, – но и не соглашусь, чтобы ты спала на полу. Что за бред вообще, Грейс?
Я надулась.
– Мне не на кого закидывать ногу, – я пожаловалась и положила голову ему на голое плечо.
Диего рассмеялся и обнял меня крепче.
– Мы обязательно сходим и купим тебе подушку-сосиску для беременных.
– Ты моя подушка-сосиска, Фуэнтес. И я требую, чтобы ты спал со мной. Пусть хоть на полу.
– Потерпи ещё немного. Пройдёт суд, и мы в тот же день сядем на самолёт в Испанию.
Диего тряхнул меня за плечо для ободрения, но помогло это ровно так же, как если бы он этого не сделал.
– А почему именно Испания? – вдруг спросила я.
Он недоуменно моргнул и нахмурился.
– Что значит почему? Потому что я там родился, и я хочу, чтобы мой сын жил там, рядом с бабушками и дедушками, океаном.
– Вообще-то, это я рожаю. Почему бы не дать право выбора, где родится наш ребёнок мне? – честно говоря, я была не против Испании. Мне было откровенно плевать: главное, что с Диего. Но такая несправедливость мне абсолютно не нравилась.
Диего убрал руку с моей шеи и отстранится. Сжав губы, он прищурился и спросил:
– И где мы тогда будем жить? Здесь, в Лондоне? Или переберёмся обратно в Принстон, где я снова стану идиотским тренером, а ты моей студенткой? – зло, со сверкающими глазами, спросил он рычащим голосом.
– А может и так. А может, я хочу снова пойти учиться. Об этом ты не подумал? – расставив кулаки по бокам, с вызовом смотрю на него. Не на ту напал.
– Хочешь – учись. В Испании есть отличные заведения, получше Принстона.
– А если я хочу быть рядом с Этаном и Скарлет?
– Да что ты заладила со своим «а если», «а может»! Если не хочешь уезжать со мной, так и скажи. Не надо строить из себя хрен знает кого.
– Значит, я из себя кого-то строю? А ты такой беленький и пушистый, прямо одуванчик какой-то! Ну и катись в свою Испанию, раз она тебе так нужна, – я хотела эффектно уйти, но большой живот сыграл против меня.
Когда у меня не получилось подняться, потому что спина начинала болеть, а живот перевешивал, я почувствовала сильные ладони Диего, подталкивающие меня в поясницу. С его помощью я всё-таки поднялась.
– Спасибо, – буркнула я.
– Грейс, – позвал Диего на этот раз мягким голосом, но я уже шла на кухню. Жаль только, что она из-за габаритов квартирки находилась в пяти шагах.
Подойдя к холодильнику, я вытащила бутылку воды и начала жадно пить. Даже когда уже не хотелось, я все равно продолжала, потому что спиной чувствовала грудь Диего, прижатую ко мне. Каждая волосинка на теле встала по стойке смирно.
Когда меня уже начало тошнить от воды, я всё-таки убрала бутылку обратно в холодильник, но оборачиваться не торопилась.
– Грейс, посмотри на меня, – прошептал он мне на ухо, касаясь губами мочки уха. – Поговори со мной.
– Ты же сказал, что я там строю кого-то из себя. Ну вот и вали в свою Испанию, говнюк.
Хриплый смех, от которого завибрировала его грудь, отдался мне в низу живота.
– Дорогая, пожалуйста, посмотри на меня, – он обнял меня за живот одной рукой и развернул к себе так, что я оказалась впечатана носом в его грудь.
– Не буду.
– Ну, прости меня. Признаюсь, я повёл себя неправильно. Я должен был обсудить с тобой, где ты хочешь, чтобы мы жили. Это важно для нашей будущей семьи. Если ты хочешь, то мы можем вернуться в Америку, в Принстон. Мне плевать, слышишь? Хоть где – главное с тобой.
– Диего, я не против Испании, – я подняла на него глаза и встретилась с абсолютно озадаченным выражением лица.
– Тогда к чему был весь этот разговор?
– Ты так и не понял? – я усмехнулась, но через силу и как-то слишком горько. – Всю мою жизнь за меня всё решали. Грейс не будет ходить в школу и плевать, что у неё там друзья, ведь они ей не ровни. Грейс должна быть с отцом на светских вечерах, даже если ей хочется посмотреть марафон мультиков. Грейс будет встречаться с Арчером, потому что у него богатые родители. Грейс не будет встречаться с ним, потому что она опозорит семью. Грейс пойдёт учиться на юриста, чтобы работать в фирме отца. Грейс выйдет замуж за Арчера. Грейс родит от него сына. Грейс должна, Грейс обязана, Грейс будет. И никто никогда не спрашивает Грейс, что хочет она. Все решают за неё. Я думала, что ты окажешься не таким. Что ты будешь спрашивать моё мнение, считаться с ним. Но ты совершенно такой же, как и они.
Он немигающим взглядом смотрит на меня, а затем крепко обнимает, зарывшись носом в спутанные от сна волосы.
– Мне так жаль, малышка. Ты даже представить себе не можешь, насколько мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это.
Я одеревенела.
– Да насрать на это, Диего. Это было в прошлом. Ты моё настоящее, и даже ты не хочешь принимать меня.
– Я принимаю тебя.
– Где? Сам сказал, что вопрос о месте жительства очень важен, но решил сам с собой всё обсудить, а меня просто поставить перед фактом. И правда, какая разница чего хочу я?
Он взял меня за плечи и отодвинул от себя, чтобы посмотреть в глаза. Его лицо было отражением прошлого Диего: ледяная маска без единого проблеска чувств и эмоций.
– Я не знал, что ты примешь это вот так.
– А как я ещё должна была это принять?
– Как заботу о тебе, о нашем сыне. Я мужчина в первую очередь, и я должен думать о том, где мы будем жить. Это моя святая обязанность.
– Ну, я же не против, – взвыла я. Первые слёзы покатились по щекам. – Но почему нельзя посоветоваться со мной?
– Любовь моя, – он прижался губами к моему лбу, а я зажмурилась и начала всхлипывать. Ему повезло, что он без футболки, иначе, боюсь, что она насквозь бы промокла. – Прости меня. Ты права, я должен был посоветоваться.
– Почему тогда не сделал этого?
Диего поглаживал меня по спине, успокаивая.
– Потому что думал, что у тебя другие заботы. Суд с отцом, беременность, работа. На тебя итак слишком многое навалилось, и я решил, что хоть одну проблему возьму на себя. Здесь, в Лондоне, я ничем не могу тебе помочь. У меня нет здесь абсолютно никого. И мне чертовски хреново осознавать, что я бесполезен для тебя. Поэтому я хотел хоть что-то сделать для тебя, для нас.
Признание Диего вывело меня из строя, и я начала плакать сильнее, но теперь прижимаясь губами к его губам. Целомудренный поцелуй говорил о безмерной близости между нами, любви и понимании.
– Как ты мог подумать, что не помогаешь мне? Как мог не заметить? Без тебя я просто разваливалась, а твой приезд помог мне идти дальше. Ты был рядом, поддерживал, давал советы. Без тебя я бы не справилась со всем этим. Почему ты не понимаешь этого, Диего? – оторвавшись от его губ, прошептала я.
Диего улыбнулся и большими пальцами вытер мои мокрые щёки.
– Я люблю тебя, Грейс. Больше жизни, больше всего на свете. Ты – моя привязанность, влечение, слабость, мания. Я даже не могу представить сейчас себя без тебя в своей жизни. Она бы была слишком скучной, простой и неинтересной. Она была бы не полной красок, которые даришь мне ты, один твой взгляд.
– Умеешь ты иногда говорить такие прелести, – я всхлипнула и улыбнулась сквозь слёзы. Диего ответил мне полуулыбкой и притянул для ещё одного поцелуя. На этот раз не целомудренного. Далеко не целомудренного.
Пока Диего протягивал деньги водителю такси, я уже открыла дверь и начала вылезать из машины, потому что духота салона всю поездку вызывала у меня тошноту, которою я не ощущала ни разу за все пять месяцев беременности. Я, конечно же, попросила открыть окно, но одновременно со мной Диего сказал:
– Нет.
Водитель, с зависшим пальцем над кнопкой управления, негодующе посмотрел на нас поочерёдно в зеркале.
Я нахмурилась и повернула голову в сторону Диего. Меня вот-вот вырвет, и я отчетливо это ощущаю.
– Диего, мне плохо. Я хочу пустить свежего воздуха.
Он даже не посмотрел на меня.
– Нет. Осталось немного, потерпи.
– Но меня тошнит сейчас.
Казалось, что Диего даже не заметил скрип моих зубов.
– Грейс, на улице холодно и вот-вот начнётся ливень. И ты оделась легко. Тебе легко простыть, но в твоём положении это недопустимо. Так что будь добра – потерпи. Если тебе слишком плохо, то вот, – он всё так же, не смотря на меня, залез в карман кожаной куртки, вынул её и протянул мне ладонь с мятной конфетой.
Я нервно усмехнулась. Он шутит, – решила я.
Но он не шутил. Диего скосил глаза на меня и указал на конфету.
– Будешь?
– Да ты издеваешься, Фуэнтес, – я честно пыталась держать себя в руках, но мне становилось все хуже.
– Успокойся. Тебе нельзя нервн…
Мне нельзя нервничать? Да я, блять, тебе сейчас покажу, что значит на самом деле нервничать.
– Остановите гребаную машину! БЫСТРЕЕ. Иначе я вам весь салон заблюю, слышал? – во все горло заорала я.
Таксист нервно вырулил к обочине под злые сигналы проезжих машин.
Не глядя на Диего, я выскакиваю из машины, даже не пытаясь слушать, как он ворчливо бубнит свои тупые нотации.
Достал. Просто достал.
Почти врезаюсь в проходящего мимо парня, но он вовремя отшатывается. Он что-то кричит мне вслед про то, что по мне скучает больница для психически нездоровых людей, но я его игнорирую. Даже не показываю средний палец. Просто ничего. Широким шагом иду к стене какого-то дома и примыкаю к ней. Холодный бетон под ладонью остужает мой разум, и я медленно сажусь на ступеньки, потому что ноги окончательно перестают держать меня. Ветер начинает трепать волосы всё сильнее, но я не чувствую этого холода. Не чувствую вообще ничего.
Тошнота начала спадать, когда рядом со мной показались ноги Диего. Я подняла глаза на него.
Он стоял со скрещенными под грудью руками, в его излюбленной позе, смотрел на меня снисходительным взглядом сверху-вниз. Я бы разозлись, видя то, как он смотрит, будто я какой-то противный ребёнок, но сил не осталось даже на это. Диего покачал головой, снял куртку и накинул её мне на плечи.
Меня всё так задолбало. Почему я? Почему со мной?
– Эта истерика была ни к чему, – послышался его голос будто издалека. Вроде такой знакомый, родной, но в то же время мне хочется закрыть уши и не слышать его больше никогда.
Видимо, я молчала слишком долго, ибо следующая его реплика была сказана взволнованно:
– Ты в порядке?
Я горько усмехаюсь.
– В порядке ли я? Ты серьёзно? Я говорила тебе, что меня тошнит, но ты не позволил открыть это дурацкое окно!
– Я уже объяснил тебе ещё тогда, в машине. На улице холодно и сильный ветер.
– Зато теперь из-за тебя мы сидим на улице, а не в машине, где из-за несчастного окошка климат не стал бы подобным Арктике, – недовольно парирую я.
Диего сжал челюсти.
– Я забочусь о твоём здоровье, которое непосредственно связано с состоянием нашего сына, Грейс. Не веди себя так, будто я попросил тебя сделать что-то сверхъестественное, а не просто не открывать окно, мать твою.
– Но меня тошнило. Что я должна была сделать?
– Я предложил тебе конфету, на случай если тебе очень плохо.
– Да засунь ты себе эту конфету знаешь куда? В ЗАДНИЦУ! – крик сорвался быстрее, чем я вспомнила, что мы всё-таки на улице.
Прохожие нервно оборачивались на нас и ускоряли шаг.
– Я не понимаю тебя, Грейс. Что не так? Тебе не нравится, что я забочусь о вас? Ну извини за этот тяжеленный груз, – язвительно сказал Диего и сморщился как от кислого яблока.
– Причём здесь это? Забота – это хорошо, когда это не переходит за рамки дозволенного и становится похожей на сумасшествие. Всё хорошее в меру, Диего.
– Я не буду дальше спорить с тобой. Какая уже сейчас разница, если мы сидим на улице, и на нас капают ледяные капли дождя? Давай замёрзнем, ты заболеешь, и может, тогда тебе станет легче, и ты прекратишь вести себя, как противная девчонка во время ПМС.
Если бы он не сказал, я бы и не заметила, что начинался дождь.
– Мне станет легче тогда, когда я сама буду решать, что для меня хорошо, а что плохо. И если я хочу открыть окно, то я открою его, понял меня, тупой ты мужчина!?
Темные брови Диего взлетели.
– То есть я ещё и тупой? Я просто забочусь о тебе, ненормальная! – теперь кричать начинает он. Ну, хотя бы прохожие начнут думать, что не одна я сумасшедшая, но и он тоже.
Подскакиваю со ступенек и встаю к нему лицом к лицу. Его ноздри яростно раздуваются в такт моим, а губы плотно сжаты. Мы не в первый раз ссоримся, но я впервые вижу такую ярость в его глазах. Вот только на этот раз она сталкивается с моей, а значит, схватка будет ожесточённой и победителем он уже точно не выйдет.
– Мне не нужна такая забота. Хочешь – заведи себе котика или собачку, а меня оставь в покое. Я просто беременная, а не больная!
– Я знаю, что можно беременным, а что нет. А ты, похож, даже не догадываешься, даже близко нет, – с толикой осуждения бросает он.
Я закатываю глаза.
– Да ты что. И позвольте поинтересоваться, откуда же ты узнал, что можно беременным, а что нет?
И тут он сорвался.
– Да потому что я целую ночь сидел в интернете, читая разные статьи, сайты, чтобы узнать то, как ты себя чувствуешь, что с тобой происходит, чего тебе хочется. Ты ведь не можешь мне сказать! Ты же у нас такая упёртая, гордая, самостоятельная, всё ни по чём. Ты даже не позволяешь мне помочь тебе. А я бегаю за тобой хвостиком, пытаясь разузнать, как ты там.
– Да потому что мне не нужна твоя помощь. Мне вообще не нужна чья-либо помощь. Не. Нужна. Понимаешь?
Он отшатнулся и поражено уставился на меня, а потом также яростно спросил:
– Так может, я вообще тебе не нужен?
– А может и так.
Диего попятился и с лицом, словно я ударила его, повернулся и пошёл прочь по улице, не оглядываясь на меня.
– Ну и иди, слышишь, да? Вали отсюда, Фуэнтес. Ты мне не нужен! И никуда я с тобой не поеду, потому что ты мне не нужен. Не нужен. Не. Нужен, – кричу ему вслед и в истерике начинаю плакать.
Дождь усиливается, и сильные капли размывают слезы на моих щеках, склеивают волосы, заставляют прилипнуть одежду к телу. Прохожие обходят меня, все ещё глядящую на давно исчезнувшую спину Диего. Внезапно небо сотрясает гром, и вспышка молнии разрезает небо. А я всё также стою на тротуаре, пока дождь не начинает лить сильнее, а одна женщина не подходит ко мне с зонтиком и не интересуется моим самочувствием. Я отвечаю ей равнодушным взглядом, и она просто проходит мимо, оставляя меня наедине с собой.
Когда слез уже не остаётся, а холод заставляет дрожать меня всем телом, я оглядываюсь. До квартиры Иви пару минут. Просовываю руки через куртку Диего, которую он мне заботливо кинул на плечи. Его парфюм стойко ощущается, отчего я всхлипываю сильнее. Сую продрогшие ладони в карманы и шагаю среди прохожих, пустым взглядом смотря вперёд.
– Грейс? Ты одна? – удивлённо спрашивает Иви, как только открывает дверь квартиры.
Я стараюсь дрожать не сильно, как мне бы хотелось, но выходит плохо.
– По дороге потерялся, – как ни в чём не бывало, отвечаю ей и улыбаюсь уголком губ.
– Ты шла пешком? Ты же простынешь, – охает Иви и разглядывает насквозь мокрую меня.
– Было бы лучше, если бы ты впустила меня. Просто немного холодновато, совсем чуть-чуть.
Сестра, наконец, спохватилась и отошла назад, впуская меня, а потом закрыла дверь на ключ.
– Давай, снимай одежду. Я сейчас принесу сухие вещи.
– Не надо. И так сойдёт, – отмахиваюсь я, оглядываясь. – А где придурок Ноа?
– Они с Остином сейчас придут. Пока гуляли, попали под дождь и решили забежать в кафе.
– Понятно.
– Так. Грейс, не выделывайся. Ты замёрзла, – снова заладила Иви.
Я всё-таки сдаюсь и, когда она выходит за сухими вещами для меня, я иду в ванную, стягиваю куртку, следом и платье.
Иви стучится в дверь с большой футболкой, наверняка Ноа, и шортами в руках, передаёт их мне через щёлочку. В другой раз я бы не стала надевать вещь Ноа, но сомневаюсь, что футболка Иви подошла бы мне и не разорвалась по швам. Переодеваюсь и кидаю платье в сушилку. Уже стоя с курткой в руках, я на секунду задумываюсь о Диего, но, в конце концов, также кидаю куртку в сушилку и выхожу из ванны.
Иви уже ждёт меня на диване, сев в позе лотоса.
– Я включила сушилку, ты же не против? – для приличия спрашиваю её.
– Конечно, нет. Дурацкий вопрос, Грейс.
Иви начинает рассказывать о Ноа и Остине, как они провели день и что-то ещё, вроде история с работы. Я честно пытаюсь слушать её хотя бы в пол уха, но полностью отключаюсь, смотря в одну точку на стене. В конце концов, Иви спрашивает:
– Грейс? Ты меня слушаешь?
Вздрагиваю от внезапного вопроса, который дошёл до меня, и киваю.
– Конечно.
– Что-то не похоже, – в ответ я лишь пожимаю плечами. – Я знаю, что нам нужно.
Она косится на меня, а затем встаёт и уходит на кухню. Я решаюсь не следовать за ней и молча сижу на диване, поглаживая живот рукой. Мой маленький Диего кажется, уснул. Отчего-то именно сейчас мне захотелось, чтобы он был рядом, я смогла бы его обнять, поцеловать в макушку, рассказать ему, как я его люблю. И беспокойство, бушующее в моём сердце, медленно бы успокоилось. От этой мысли в носу защипало, а глаза снова начали наполняться слезами. Воздух начал тяжелеть и давить на меня. Я беру плед, который положила Иви рядом со мной на диване, оборачиваюсь в него и иду на балкон.
Сажусь на пол, оперевшись спиной на стену, и смотрю на небо, с периодически мелькающей молнией, огромными тяжелыми грязного цвета облаками. Всю эту атмосферу поддерживает гром, сотрясающий Лондон, и сильный ветер, нагибающий ветки деревьев почти к самой земле. Картина погоды за окном отчетливо передаёт то, что сейчас творится в моей голове. И я также, как несчастные листья на деревьях, которые треплет ветер, срывает и кидает на дорожки асфальта, – поддаюсь стихии и позволяю делать со мной всё, что ей заблагорассудится. Только стихия – это мысли в моей голове, но они ничуть не уступают по агрессивности, силе и разрушительной способности.
Наблюдая за погодой, совсем не замечаю, как возле меня садится Иви и протягивает мне кружку, над которой вертятся клубки пара.
– Горячий шоколад – лучшее средство от всех невзгод жизни. Ну и вино, конечно, но ты же понимаешь – тебе нельзя. Поэтому довольствуемся только шоколадом, – улыбается она.
Я принимаю кружку и делаю маленький глоток.
Почему я не могу доверить ей все свои переживания как раньше, когда мы ещё были неразлучны: не было ни Ноа, ни Остина. Были только мы вдвоём против всего мира. Как все так быстро изменилось и почему именно с нами? Чем мы заслужил гнев Господа, что он так с нами поквитался?
Иви осторожно пьёт шоколад, не сводя напряженных глаз с меня. Маминых глаз…
Первая слеза скатывается по щеке, щекоча кожу.
– Ты ведь знаешь, что я всегда поддержу тебя? Ничего не изменилось с детства – я все ещё твоя самая лучшая подруга. Я все ещё хочу быть ею. Если ты не против, конечно… – она застенчиво отводит глаза, чем вызывает у меня улыбку.
Приятно осознавать, что она боится получить моего отказа.
– Иви, тебе страшно? – наконец спрашиваю её.
Она резко поворачивает голову в мою сторону и несколько раз недоуменно моргает. Светлые брови сестры сходятся у переносицы.
– Страшно? Почему мне должно быть страшно?
– Потому что никогда не знаешь, что следующее подкинет жизнь. Знаешь, я ведь тоже не боялась этого, как и ты сейчас. Улетела в Штаты, учиться в университете. Радовалась независимости, впервые получив её. Играла в футбол, рисовала, училась, ходила с друзьями в кино, была на вечеринках, любила. И чем все закончилось? Мой лучший друг, который был со мной от начала до конца, покончил с жизнью. Отец заставил меня выйти замуж не по любви. Мама умерла от передоза. Отец же пытался убить меня, сделав выстрел прямо в живот. Завтра состоится суд, а я даже не знаю, будет ли это концом. А самое главное – я беременна. А мне всего восемнадцать, даже девятнадцати нет. Почему я? Почему всё это со мной? Почему мне пришлось пережить всё это? И ведь не факт, что это не начало. Я хочу жить нормально. Без всего этого. Радоваться жизни, учиться, дружить, заниматься любимым делом, приезжать к родителям на праздники, показать им своего парня, а потом рассказать им о беременности. А потом купить домик где-нибудь рядом с Лондоном, где тихо, спокойно. И не будет всего этого.
– Грейс, а нужно ли тебе это тихо и спокойно? – спросила Иви и протянула ладонь, чтобы вытереть влагу с щёк.
Я всхлипнула.
– Я не знаю. Вот именно, что я не знаю. Я даже не знаю, какого это, ведь вся моя жизнь как бесконечная полоса препятствий. В том то и дело, что я даже не знаю, как жить спокойно, без всего этого.
Высказав свои переживания, мне стало чуть легче. Но это было мизерным ощущением в сравнении с сильным страхом.
– Чего ты боишься? – тихо спросила Иви. – Отец сядет в тюрьму, Диего безгранично любит тебя и у вас будет прекрасный ребёнок. Разве ли не этого ты ждала? Счастья?
– А кто сказал, что я ждала именно этого? Второе замужество в восемнадцать? Или беременность? Я даже не успела прогулять свою молодость. Где мои пьянки, где мои недельные отношения с парнями, где шушуканья с подружками о том, какое платье красивее. Я не увидела мир, как хотела. Не стала великой художницей. Всё что мне остаётся – стать мамой в восемнадцать, – уже сиплым голосом кричу я. Тело трясёт от рыданий.
Иви подползает ближе и крепко обнимает меня, прижимая голову к своей груди.
– Тише, тише… не плачь. Твоя жизнь не закончится на родах, не потеряет краски. Наоборот, ты поймёшь, что она, наконец, приобрела другой оттенок палитры. Когда я забеременела в шестнадцать, я тоже думала, что это конец – вся моя жизнь будет вертеться вокруг стирания пелёнок. Но давай не будем забывать, что не все мамочки такие: примером тому наша мать, – неожиданно для себя я даже посмеялась. – Просто относись ко всему с юмором. Стала рано мамой – будешь самой молоденькой и цветущей на родительском собрании, будешь ближе с ребёнком, понянчишь правнуков. Пережила покушение на себя, отца-деспота и многое-многое другое – будешь рассказывать детям, а они своим. И через поколений так пять, все будут помнить тебя как Грейс бессмертную, которую ничего не сломило.
– Ну, или как сумасшедшую.
– Да ну тебя, – смеётся Иви и шутливо тыкает меня в бок. – Жизнь только начинается. Мы пережили дерьмо, а теперь покажем всему миру, что сёстры Мелтон – самые охренные девчонки, которым не страшен ни один ублюдок. А наш отец ещё вспомнит то, как издевался над нами, когда его самого будут драть в задницу в душной камере. Ты мне лучше расскажи, что случилось у вас с Диего? Почему ты пришла без него?
Я ссутулилась. Иви умеет испортить всё веселье.
– С этой беременностью он совсем помешался. Мне стало плохо в такси, а он не разрешил открыть окно, мол, я простыну. Я уже зеленела у него на глазах, а он совал мне эту дебильную мятную конфету. Представляешь?
Я ожидала два варианта: либо она примет мою сторону, либо сторону Диего. Но Иви удивила меня и вовсю расхохоталась.
Обижено отодвигаюсь от неё.
– Прости, просто это… так… смешно, – задыхаясь, говорит она.
– Да ты что?
– Ага. Такое чувство, что ты просто искала повод, чтобы с ним поругаться. Грейс, он заботиться о тебе. Что может быть лучше?
– Да потому что я целую ночь сидел в интернете, читая разные статьи, сайты, чтобы узнать то, как ты себя чувствуешь, что с тобой происходит, чего тебе хочется.
Вспомнив то, что он сказал мне тогда на улице, я наконец поняла смысл его слов. Он хотел сделать мне лучше, узнав все сведения о беременных.
Диего – тот, что смотрел на меня сначала как на избалованную пустышку ледяным взглядом, с гордостью размером с метеорит, пытался мне угодить, стать ко мне ближе, помочь мне. А я сорвалась на него, сказала, что мне не нужна его помощь и вообще не нужен сам он. Сказала это Диего, который перешагнул через себя и признался, что он делал что-то такое милое. Я все разрушила.
– Как бы я не хотела сейчас признавать, но ты так чертовски права. Он идеален.
– Но-но. Нет идеальных людей, – покачала головой Иви. – Дело в том, что вы с Диего до ужаса похожи. Оба упёртые, горделивые придурки. И мне уже жаль вашего ребёнка. Только представь, каким будет он с таким генофондом? Истеричкой? Агрессором? Снобом? Засранцем?
– Иди в задницу, – я возмущённо толкаю её в плечо, другой рукой обнимая живот.
Не слушай свою тётю, Ди. Мы с тобой вместе задавим ее на твоём Ламборгини, который я тебе сама лично куплю.
Следующие полтора часа мы шутили, издевались друг на другом, рассказывали секретики и всё, что случилось с нами с того самого времени, как нас разлучили. Давняя обида на неё постепенно исчезала, и я уверена, что через пару месяцев я вообще не вспомню, что когда-то прогоняла её из комнаты со словами, что она больше мне не сестра. А мысли о том, что я не готова стать мамой или о жестокости жизни, подстроившей мне множество козней, стёрлись в прах.
Грейс Мелтон никогда не была слабой и ничто не сделает меня такой. Я дам своему ребёнку всё самое лучшее, все то чего не было у меня. Я стану самой лучшей мамой.
И женой.
Уже когда я проваливалась в сон, свернувшись в комок на диване в гостиной квартиры Иви и Ноа, измотанная играми с Остином и новой дракой с Ноа, в ходе которой он поставил мне синяк на коленке, а я укусила его в плечо до крови, я услышала приглушённые голоса:
– Она только что заснула, – к кому-то обратилась Иви.
Послышался вздох.
– Может тебе остаться у нас? А завтра вместе поедем на слушание? – предложила Иви.
– Хорошо. Это было бы неплохой идеей, – хриплым голосом ответил Диего.
Диего? Значит, он всё-таки недолго сердился и пошёл меня искать.
– Я провожу тебя до гостевой спальни.
– Нет. Дай мне, пожалуйста, просто одеяло. Я лягу с Грейс.
– На диване мало места, – предупредила его Иви.
– Тогда лягу на полу, но я буду рядом с ней.
Это было последним, что я разобрала перед тем, как окончательно погрузиться в сон. Но перед этим я улыбнулась и с облегчением выдохнула.