Джорджетт Хейер
Рождественский кинжал
Никто не откликнулся. В конце концов Валерия сказала:
– Я как-то не ощущаю праздника.
– Лично я, – откликнулся Ройдон, – не придерживаюсь устаревших обычаев.
– Если кто-нибудь собирается в церковь, – Мод и головы не повернула в сторону драматурга, – Ледбери подаст машину без двадцати одиннадцать.
– Боюсь, у всех нас не самое подходящее настроение для рождественской службы, – мягко сказал Джозеф. – Но тебе нужно ехать, если ты хочешь, дорогая.
– Я всегда хожу в церковь на Рождество, – ответила Мод. – И по воскресеньям.
– Кто бы мог подумать, что такие люди еще не вымерли! – изумился Ройдон привычкам аборигенов.
Все почувствовали дурной тон этого замечания, и Матильда немедленно предложила составить компанию Мод. Даже Стивен – хотя и не до такой степени – встал на защиту тетушки, посоветовав драматургу заткнуться, и продолжил поглощать яичницу.
– Тише, Стивен, – промурлыкал Джозеф, однако видно было, что он доволен.
– И ты тоже заткнись! – взвился Стивен. – Мы достаточно наслушались твоей тошнотворной болтовни, на две недели хватит. Если кого-нибудь интересует – поверенный дяди Ната приезжает поездом в одиннадцать пятнадцать с Ватерлоо. Если Ледбери будет забирать вас из церкви, тетя Мод, вам придется заехать за Блисом на станцию.
Мод покладисто согласилась, но Мотисфонт, который только притворялся, что ест, вхолостую имитируя движения челюстей, многозначительно заметил:
– Какая самоуверенность! Будем надеяться, что кто-то не разочаруется.
Стивен показал свои восхитительные зубы в крайне неприветливой улыбке.
– Это вы про меня? Мотисфонт пожал плечами. – Ну, если шапка горит!..
– Бога ради, Эдгар! – вмешался Джозеф. – Если кто и имеет право возражать против того, что Стивен взял ответственность на себя, так это я!
– Ну, если бы я был на вашем месте, я бы ни минуты не мирился с этим.
Джозеф сделал попытку улыбнуться Стивену.
– А, но я же не такой умный, деловой человек, как вы, Эдгар! Я всего лишь забывчивый, старый актер – я осмелюсь претендовать на этот титул, – и Стивен знает, как я ему благодарен за то, что он делает.
Паула, в сердитой рассеянности щипавшая булочку, предотвратила оскорбительный ответ, который, чувствовалось, вертелся на языке у Стивена, внезапно полюбопытствовав:
– Сколько будут утверждать завещание?
Все были потрясены этим вопросом, и, поскольку никто не собирался отвечать ей, Джозеф сказал:
– Дорогая моя, боюсь, никто пока не задумывался о подобных вещах.
Паула бросила на него один из своих насмешливых нетерпеливых взглядов.
– А я задумываюсь. Если дядя Нат оставил мне те деньги, о которых всегда говорил, я поставлю «Горечь полыни».
Ройдон вспыхнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Валерия пообещала обязательно прийти на премьеру. Она добавила, что, по ее мнению, постановка должна быть превосходной. Матильда про себя надеялась, что эта похвала в некотором смысле компенсирует Ройдону заметный недостаток интереса со стороны всех остальных. Она поднялась из-за стола и направилась в библиотеку выкурить сигарету.
К ее досаде, к ней присоединился Мотисфонт, который, ни к кому не обращаясь, заметил, что ему гак недостает утренней газеты, и начал расхаживать среди шкафов с книгами, теребя шнуры от занавесок, спичечные коробки, шторы – все, что ни попадалось под его беспокойные руки.
Через несколько минут Матильда отложила книгу.
– Вы кажетесь взволнованным, мистер Мотисфонт.
– А кто нет? – Он подошел к камину. – Не понимаю, как вы можете жить как будто ничего не произошло! Вдобавок ко всему поведение Стивена...
– Не обращайте внимания, – сказала девушка. – Вы должны бы уже знать его!
– Невоспитанный молокосос! – пробормотал Мотисфонт. – Взять все в свои руки, даже не сказав «с вашего позволения». И зачем, спрашивается, тащить сюда поверенного Ната в Рождество? Один бог знает! Хочет прибрать к рукам завещание Ната. Неприлично!
– Поверенный должен приехать немедленно – ответила Матильда довольно резко. – В любом случае полиция должна будет просмотреть бумаги Ната.
Девушке показалось, что Мотисфонт слегка нахмурился.
– Скорее всего, они ничего не найдут.
– Кто знает, – пожала плечами Матильда.
– Все знают, что Нат был вспыльчивым старым... вспыльчивым человеком, который говорил много того, чего вовсе не имел в виду. Я, например, ссорился с ним сотни раз! И всегда все рассеивалось. Этого ведь полиции не объяснишь. Они будут привязываться к тому, что никак не связано с убийством, и попытаются состряпать дело против несчастных, которые не имеют к этому преступлению никакого отношения.
Матильда сильно подозревала, что несчастный, которого имел в виду Мотисфонт, это он сам.
– О, я не думаю, что все будет именно так! – возразила она без особой убежденности. – В конце концов, они уже должны были понять, что Нат ссорился со всеми.
– Да, но... – Мотисфонт остановился, покраснел и начал протирать очки. – Я невысокого мнения об инспекторе, который был здесь вчера ночью. Глупец, лишенный воображения. И очень напористый. Как вы относитесь к тому, что он опечатал комнату Ната? Как будто кто-нибудь из нас может помыслить о том, чтобы прикоснуться к вещам покойного! Абсолютно необоснованно! Чистый формализм!
Матильда уже поняла, что существует некий документ, который Мотисфонт хотел бы заполучить. Она пробормотала в ответ что-то неопределенное. Появление Ройдона освободило ее от необходимости поддерживать этот трудный диалог.
Эдгар Мотисфонт посмотрел на драматурга отчаянным взглядом, но Ройдон пришел в библиотеку в поисках Матильды и не обратил на зануду бизнесмена никакого внимания.
– А, вот вы где, мисс Клар! Вы действительно собираетесь в церковь?
– Да, – подтвердила Матильда.
– Могу я сказать вам несколько слов, перед тем как вы уйдете? Это не важно, я имею в виду, не в этих словах дело, но мне все же хотелось бы...
Матильда рассудила, что страх пагубно сказался на способности мистера Ройдона ясно выражаться.
– Хорошо, если только это не касается убийства, – предупредила она.
– Нет, нет, ничего подобного! – заверил Ройдон.
– Наверное, мне надо выйти? – обиделся Мотисфонт.
Ройдон не очень убедительно запротестовал, но Мотисфонт с коротким смешком ответил, что понимает намеки, и скрылся за дверью.
– Ну что там у вас? – поторопила Матильда.
– Ничего особенного, но вы так внимательно отнеслись к моей работе, что я хотел сказать вам: я подумал над вашими словами и пришел к выводу, что вы правы. Либо «Горечь полыни» достаточно хороша, чтобы сама могла постоять за себя, либо ее надо бросить в печку. Думаю, вы слышали, Паула сказала, что поставит ее. Ну вот, я не позволю ей. Сама идея добиться финансовой поддержки была неправильной.
– Понимаю, – холодно отвечала Матильда.
– Я почувствовал, что хочу сказать вам об этом.
– Да, понимаю.
– Конечно, Паулу трудно переубедить. Она так хочет сыграть эту роль. На самом деле даже мысль о том, чтобы обратиться за помощью к мистеру Хериарду, была не моя, а ее. Мне не нужно было позволять ей уговорить меня. Мне эта идея всегда не нравилась, а когда вы сказали то, что сказали, я решил, что не буду ни у кого одалживаться. Паула еще видит все не в том свете. Конечно, с ее стороны очень великодушно, но...
– Но в равной степени и смущает, – подсказала Матильда.
– О, не совсем так! Просто я подумал, может быть, вы в состоянии помочь ей понять мою точку зрения. Я хочу сказать, если она будет говорить с вами на эту тему.
– Я считаю, – Матильда вынула окурок сигареты из мундштука и бросила в огонь, – что она вполне в состоянии оценить вашу точку зрения без моей помощи.
Ройдон неприязненно посмотрел на Матильду. Она спокойно встретила его вызывающий взгляд, и он отвел глаза:
– Понимаете, она крайне болезненно относится к пьесе. Мне трудно ей что-нибудь доказать.
– Да, возможно, – согласилась Матильда.
Ройдон набычился:
– Я думал, вы поймете мои чувства.
– Я понимаю.
– Ну, тогда... – Казалось, он не знал, как продолжить, и начал снова: – И кроме того, мне кажется, не очень умно с ее стороны говорить так откровенно о том, что она собирается сделать со своим наследством. Я хочу сказать, у людей легко может возникнуть абсолютно неверное впечатление.
– О вас или о ней?
Краска залила лицо Виллогби.
– О нас обоих, я думаю.
– Да, – сказала Матильда, – вы мне нравитесь гораздо больше, мистер Ройдон, когда говорите честно.
– Мне казалось, я никогда не говорил иначе, – вспыхнул драматург.
Матильда пожалела, что разобидела гения, и не огорчилась, что Паула выбрала именно эту минуту, чтобы войти в комнату.
– Почему, – голос Паулы вибрировал и трепетал, – полиция оставила нас сегодня в покое?
– Не хочу думать об этом. Я просто тихо радуюсь, – ответила Матильда.
– И напрасно. Думаю, это значит – Скотленд-ярд...
Ройдон посмотрел на Паулу с выражением завороженного кролика.
– Разве обязательно так?
– Дорогой Виллогби, неужели ты не понимаешь? С самого начала было ясно, что вызовут Скотленд-ярд. Подумай! Дядя Нат был убит в запертой комнате! Ты воображаешь, будто с этим сможет справиться местная полиция? Если бы я не была так замешана в этом деле, думаю, мне бы это показалось захватывающе интересным, – подумав, добавила она хладнокровно.
– Добро пожаловать на мое место в ряду – с готовностью предложила Матильда. – очень надеюсь, что ты не права насчет Скотленд-ярда.
– Ты ведь знаешь, что я права.
– Ну если ты права, то думаю, тебе надо был более осмотрительной в своих словах, Паула! – отважился Ройдон.
Ее сверкающий взгляд обратился на Виллогби.
– Почему? В каком смысле?
– Например, по поводу моей пьесы. Когда ты вошла, я как раз говорил мисс Клар, что, сообщая всем и каждому, что собираешься финансировать пьесу, ты легко можешь создать у людей неверное впечатление. Кроме того, хотя я страшно благодарен тебе, я изменил свое решение. Вчера мисс Клар заставила меня понять, что было бы ошибкой полагаться на финансовую помощь.
Презрительное выражение, появившееся лице Паулы, сделало ее внезапно похожей на Стивена.
– Ты трус, – пригвоздила она. – Хочешь ты этого или нет, но я собираюсь поставить твою пьесу.
– Это исключительно великодушно стороны, но...
– Ничего подобного. Я сделаю это не из личных побуждений, а потому, что я верю в пьесу. Не знаю, как ты смог написать ее, но ты это и это все, что меня волнует.
Ройдон не знал, как воспринимать ее слова растерянно повторил:
– Да, но чистая глупость говорить всем, что ты собираешься делать.
– Ты ошибаешься! Глуп именно ты! Все знают, что я просто без ума от « Горечи полыни». Я не делала из этого тайны! Ты слышал, что я говорила дяде Нату! Я была бы идиоткой, если бы запела на другой лад теперь, когда дядя Нат мертв. Идиоткой вроде тебя, Виллогби!
– Меня обижают такие намеки!
– Иди ты к черту! – бросила Паула через плечо.
Драматург вышел из библиотеки с оскорбленным видом, что предвещало дурное настроение на целый день.
– Тебе не надо было говорить этого, – сказала Матильда Пауле. – Люди из других слоев общества часто бывают ранимыми.
Но Паула так же мало думала о чувствах других людей, как и Стивен. Она презрительно отмахнулась:
– Трусливый болван. Странно, как он умен на бумаге и как глуп в разговоре.
– Виллогби здесь чужой. Он не может справиться с собой. И еще напуган.
– Страшно напуган. Мне надо бы догадаться, что у него сдадут нервы. Не выношу мужиков, которые теряются в трудной ситуации! – Паула увидела быстрый, изумленный взгляд, который Матильда бросила на нее, и добавила: – Не бойся! Я не хотела сказать, что Виллогби – мой сообщник!
– Тогда, пожалуйста, будь более осмотрительна в своих словах! – сердито посоветовала Матильда.
Паула рассмеялась.
– Тебя уже начинает забирать, правда? Я знала, что так и будет. Ты стала подозрительной, ты ищешь – совершенно бессознательно! – скрытый смысл во всем, что мы говорим. Тебе интересно, кто из нас это сделал? Все твои мысли нацелены на это, сколько ты ни стараешься отвлечься?
– Да, – призналась Матильда.
Паула бросилась на диван и села нога на ногу.
– Знаю! Но это интересно, правда? Согласись!
– Нет, это омерзительно.
– О... омерзительно! – Паула вздрогнула.
– Если хочешь! Но с точки зрения психологии разве это не завораживает? Наблюдать за нашим поведением, вслушиваться в испуганные ноты... повышенные голоса, ты замечала? Люди так глупы, что выдают себя, теряют выдержку, говорят слишком много!
– Твоя беда, девочка, что у тебя извращенный склад ума, – сказала Матильда. – Что это?
Ее восклицание было вызвано лязгом цепей, обмотанных вокруг колес автомобиля. Паула встала и двшгулась к окну. Снег перестал идти несколько часов назад, но только одна пара следов от колес нарушила гладкую белизну подъездной аллеи и лужайки за ней. Огромный лимузин подъехал к парадной двери, и из машины появилась фигура в шубе персидского каракуля и кокетливой шляпке, надетой на тщательно завитые золотые волосы.
– Думаю, – торжественно возвестила Паула, – это миссис Дин.
– О боже, уже? – воскликнула Матильда, вставая. – Как она выглядит?
– Именно так, как ты могла ожидать. А вот и Джо выкатился.
– Ну разумеется!
Но чтобы встретить новую гостью, вышел не один Джозеф. Прежде чем он смог пробормотать приветственную речь, Валерия бросилась на вызывающую благоговение грудь своей родительницы и запричитала:
– Мама, какое счастье, что ты приехала! Я не могу передать тебе, как все это ужасно!
– Конечно, мама приехала, детка! – сказала миссис Дин голосом не менее волнующим, чем голос Паулы. – В такое время мама должна находиться рядом со своей маленькой девочкой. – Она протянула руку в тугой перчатке Джозефу и лукаво улыбнулась: – Мне не нужно просить мою девочку представлять вас. Я знаю, вы Джозеф, дядя Стивена! Вал рассказала мне по телефону о вас и о том, как вы были добры к ней. Позвольте матери поблагодарить вас, мистер Хериард!
Джозеф порозовел от удовольствия и церемонно откликнулся, что по-доброму относиться к Валерии – привилегия, которая не требует благодарности.
– Я не позволю столь опытным ловеласам кружить голову моей девочке! – привычно кокетничала миссис Дин. – Она еще такой глупый ребенок.
– Ах, мама, это было просто ужасно! – всхлипнула Валерия. – Я всю ночь не могла сомкнуть глаз, и этот отвратительный полицейский меня ужасно расстроил!
– Боюсь, у нас не очень крепкие нервы, – призналась миссис Дин Джозефу. – Мы всегда были очень хрупкими, совершенно невероятно чувствительными.
– А! – Джозеф оказался в своей стихии. – Я бы сказал, если позволите, что сейчас так редко встретишь цветок невинности!
Произнося эту речь, он увлек миссис Дин в дом, и Матильде с Паулой, которые вышли из библиотеки в холл, выпала честь услышать ее. Они сразу же поняли, что Джозеф встретил родственную душу, – миссис Дин ответно замурлыкала:
– Я всегда пыталась сохранить этот цветок в обеих моих дочках. И горько видеть, как эта росистая свежесть постепенно утрачивается! Вы должны простить глупое материнское сердце, если я скажу вам: как бы мне хотелось, чтобы роса невинности не высыхала никогда!
– Знаю и понимаю, – закатил глаза Джозеф.
– Если бы только моей Вал не было в этом доме! – Очевидно, это было единственное, что не устраивало миссис Дин в убийстве.
Джозеф не увидел в этом замечании ничего нелепого и лишь сочувственно покачал головой:
– Как я хорошо понимаю, что вы должны чувствовать!
– У вас свои дети, я думаю. – распахнула пальто и показала устрашающий бюст, плотно обтянутый кружевной блузкой, на которой держалась огромная брошь со стразом.
– Нет, увы! Своих нет! Но я считаю Стивена и Паулу своими детьми. Они мне очень дороги, – Джозеф прижал руки к округлому брюшку.
– Как только я увидела вас, я поняла, что моя девочка не преувеличивала доброту «дяди Джо», миссис Дин великолепно подыгрывала старому лицедею. – Вы меня не обманете! Вы – добрый гений этого дома!
– О, нет, нет! – слабо запротестовал Джозеф. Боюсь, я просто нелепый чувствительный старик, который любит находиться среди счастливых людей. А, вот и Паула! Паула, дорогая, подойди, поздоровайся с миссис Дин!
– Дорогая моя! – Миссис Дин круто повернулась к Пауле и протянула к ней руки. – это любимая сестра Стивена! Дайте мне посмотреть на вас, детка! Да, в вас есть что-то от Стивена. Бедное дитя, какое тяжелое время для вас, и ваша мать так далеко, далеко отсюда! По праву будущей тещи Стивена я должна взять под свое крыло и его сестренку!
Мысль о том, что Стивен забьется под крыло миссис Дин, мгновенно парализовала Паулу. Когда она восстановила дыхание в степени, достаточной для того, чтобы оспорить это утверждение и не захохотать, Джозеф уже выволок из угла Матильду и представил ее. Потом он снова заплясал вокруг роскошной гостьи и попросил ее присесть у камина, пока он не приведет жену.
– Не делайте для меня никаких исключений, мистер Хериард, я приехала помочь, а не мешать! Я не хочу причинять никому ни малейшего беспокойства! Думаю, миссис Хериард слишком расстроена и потрясена, чтобы тревожить ее. Вы не должны обращать на меня никакого внимания.
– Вам необходимо выпить чашечку кофе с бутербродом, – щебетал Джозеф. – Позвольте мне уговорить вас!
– Ну хорошо, если вы настаиваете. Но вы меня балуете!
Паула, которая не видела другого способа спастись, сказала, что пойдет отдать необходимые распоряжения, и исчезла, вероломно оставив Матильду наблюдать этот водевиль. Джозеф побежал наверх в поисках Мод, миссис Дин разместилась в кресле возле камина и принялась со скрипом снимать перчатки.
– Мама, я просто не выдержу, если этот ужасный полицейский будет снова изводить меня! – пожаловалась Валерия.
– Никто не будет изводить тебя, пока здесь твоя мама! Она защитит тебя, моя крошка, – ответила родительница. – Но, детка, дорогая моя, ты должна немедленно переодеться!
– Это еще почему, черт возьми?
– Тише, дорогая! Ты знаешь, мама не любит, когда ее девочки говорят таким языком! Сегодня ты не должна была надевать желтое: это неприлично!
– Я знаю, но у меня нет ничего черного, и потом, других это не волнует.
– Нет, дорогая, мама знает, что у тебя нет ничего черного, но у тебя есть морской костюм. Не спорь, беги переоденься!
Валерия капризно пискнула, что это глупо и что в морском костюме она похожа на чучело, но Матильда с интересом наблюдала, как она послушалась команды миссис Дин. Матильда стала подозревать, что улыбка этой дамы и ее сладкая любезность скрывают стальную волю, и с опаской посмотрела на нее.
Миссис Дин расправила перчатки и извлекла себя из шубы, обнаружив фигуру с огромным бюстом, но так стянутую корсетом в талии и бедрах, что она выглядела несколько гротескной. И словно для того, чтобы усилить поразительный эффект этого метода борьбы с излишками фигуры, она носила не по возрасту короткую юбку в обтяжку. Над краем спрятанного атласа и китового уса ее бюст выступал подобно тектонической платформе. Короткая шея поддерживала голову, увенчанную замысловатой башней из тщательно завитых локонов. Огромные жемчужные серьги и крошечная шляпка, сдвинутая под смелым углом на один глаз, довершали туалет. Миссис Дин была накрашена почти так же ярко, как и ее дочь, но никогда, подумала Матильда, она не была такой хорошенькой, как Валерия.
Миссис Дин, которая тоже незаметно приглядывалась к Матильде, сама завязала разговор:
– Такая ужасная погода. Хотя, наверное, не стоит жаловаться.
– Да, – согласилась Матильда, предлагая ей сигарету. – Из всего, с чем нам пришлось столкнуться, погода – единственное, что соответствует времени года. Вы курите?
– Я не покажусь вам слишком невежливой, если закурю свою? Я предпочитаю свой сорт. Привыкаешь, правда?
– Да, действительно, – улыбнулась Матильда, наблюдая за тем, как дама вынимает из сумки покрытый эмалью портсигар и достает толстую египетскую сигарету с золотым ободком.
– Думаю, – миссис Дин затянулась, – все мы совершенно разбиты, и неудивительно! И еще в Рождество! Расскажите мне все! Знаете, Вал смогла сообщить мне одни только факты.
Матильда почувствовала большое облегчение оттого, что в этот момент в холл спустился Джозеф, избавив ее тем самым от необходимости просвещать любопытную гостью. Он сказал, что Мод переодевается к Рождественской службе и будет через несколько минут. Матильде удалось сбежать под тем предлогом, что ей тоже надо переодеться. Когда же она подходила к лестнице, то услышала, как миссис Дин взяла в оборот бесхребетного Джозефа:
– А теперь, дорогой мистер Хериард, расскажите мне, что случилось!
