Денис Александрович Игумнов
Старфол
Глава10
Проведя за такими размышлениями тридцать минут времени полёта, он ощутил, что вибрация самолёта стала возвращаться и брать власть над мускулами тела. Это, и ещё некоторый наклон вниз носа воздушного корабля, означало, что они уже близко от цели. Вскоре предчувствие завершения перелёта подтвердилось и зажегшейся надписью на табло – «десантирование». Самолёт вновь выпрямился и заметно замедлился. Штурмовая группа «Змея» выстроилась в колонну по двое перед, пока ещё закрытым, десантным люком в левом боку тела Старфола. И вот люк отъехал вперёд и в сторону, обнажив перед собой обдувающую ветром темноту.
Первые два десантника смело шагнули в эту ревущую неизвестность, за ними ещё два и так далее, последним прыгнул Строгов. После десантирования людей, прошедшего менее чем за тридцать секунд, люк закрылся и тут же открылся новый в хвосте. Этот люк был намного больше и походил на огромную голодную пасть, отличие которой от настоящей состояло в том, что вместо того, чтобы заглатывать не жуя, эта пасть, наоборот, стала выталкивать из себя большие продолговатые предметы, похожие на веретёна. Это были подводные катера, которые десантировались без экипажа в автоматическом режиме. Прошло несколько минут, и вот уже вся группа плескалась в воде. Чуть поодаль десантировались в океан катера: они раскачивались на лёгких волнах, отстрелив, уже ненужные им, парашюты. Спецназовцы, дождавшись команды, прозвучавшей в их шлемах твердым голосом полковника Строгова, поплыли к катерам. Оказалось, не так легко плыть и при таком малом волнении моря. На них было надето порядка сорока дополнительных килограммов веса, учитывая оружие, боеприпасы, броню (облегчённую обладающую нулевой плавучестью, но все-таки броню). Экзоскелет, обеспечивающий дополнительную силу и скорость передвижения на земле, в воде сковывал движения несмотря на то, что считался новейшей разработкой и изготавливался из толстых пластичных лент, накладывающихся на само тело, плюс аккумулятор: все вместе весило семь кило, плюс камуфляжная одежда с обувью. И всё равно бойцы чувствовали себя великолепно, их самих поражала та физическая форма, в которой они находились. Действие силобола именно сейчас вывело на пик активности их мышцы, эмоции, мысли. Поэтому они хоть и не быстро, но уверенно достигли своих двухместных катеров.
Подплыв к ним, десантники открыли дверцы, забрались внутрь, сразу же завели водометные моторы и, выстроившись клином за головным катером полковника, стали двигаться по направлению к острову. Катера спустились под воду на глубину три метра и, со скоростью пятнадцать километров в час, через сорок минут достигли силового барьера, окружающего станцию. Тогда катера постепенно сбросили скорость до нуля и остановились за несколько метров до кромки силового поля. В это время Катя Цветкова, находясь в одном катере с командиром, сосредоточенно пыталась проникнуть сквозь завесу, скрывающую от ее внутреннего взора остров. Несмотря на все свои старания, на экране своего мозга она видела непрекращающийся дождь, состоящий из серебряных лезвий. Он заглушал все остальные сигналы с базы.
– Я ничего не чувствую, товарищ полковник. Меня туда не пускают, все силы вытягивают, как кишки на колючую проволоку наматывают. Голова раскалывается, боюсь, если буду продолжать, до острова я уже без помощи не доплыву.
– Прекращай. – Алексей отчетливо видел, как привлекательный свежий цвет лица молодой женщины, превращается в сизо-зелёный цвет утопленника. Ему никак не хотелось терять единственную женщину группы, да не просто женщины, а его, и всего отряда, любимицу. – Я помогу тебе добраться, соберись с силами, Катюша… Всем бойцам выбраться наружу и начать движение к берегу, – проговорил он в микрофон. После того, как Катя прекратила ментальные попытки проникнуть на станцию, её состояние сразу стало улучшаться, и она уже сама смогла покинуть катер. И в дальнейшем помощь полковника ей уже не понадобилась. Она быстро пришла в себя, учитывая то, что она была единственная, кто не принимал силобол. Употреблять она его не могла из-за своего дара: препарат оказывал настолько мощное воздействие на организм, что способности к внутреннему виденью событий могли пропасть.
После команды бойцы покинули катера, как и предусматривалось планом, навсегда. И вновь вплавь со всей своей боевой нагрузкой добираться до уже вырисовывающегося, в светлеющей предрассветной темноте, берега. Сделав несколько взмахов руками, люди стали попадать в область действия силы, которая делала их, и без того немалый, вес просто неподъёмным для простого, пусть даже и очень хорошо подготовленного, солдата. Для них это было как попасть в липучее желе: бойцы чувствовали себя наподобие пойманных в паутину мух. Резкая смена плотности окружающего мира быстро придавила их и потянула ко дну. Только делая по-настоящему сверхусилия, и отчётливо помня необходимость движения, они, погрузившись под воду, ещё и контролировали внутренний расход кислорода, чувствуя, как с каждым метром его концентрация в крови уменьшается.
При других обстоятельствах такое расстояние, на протяжении толщины которого действовало силовое поле, им не составляло труда проплыть под водой. Здесь же они преодолевали его целую минуту и всю эту удушливую, невыносимую минуту они двигались не только вперёд, но и, придавленные рукой искусственной силы, вниз в непроглядный холод чужого океана. И вот так же резко, как на них навалилась эта тяжесть, она их и отпустила, наверное, горько сожалея о потере своих, ставших такими привычными, жертв. Всплывая, бойцы с облегчением выдыхали воздух, за время нахождения под водой, ставший на добрую половину углекислым газом, из своих измученных сжатием и кислородным голоданием легких. И быстро выдохнув, они набирали полную грудь такого долгожданного, по-морскому свежего и желанного, как им казалось, чистого кислорода. Время бойцы не теряли и, вдохнув два-три раза, продолжали двигаться вперёд. Скоро земля приблизилась настолько, что стало можно опираться ногами о дно и дальше продолжать идти пешком. Берег острова Бычья Голова встречал их молчанием и темнотой. Хотя он был бы должен, по крайней мере, быть освещён не только огнями маяка, но и сигнальными огнями самой станции.
Когда вся группа собралась на берегу, Строгов провёл перекличку. По скалистому берегу, наполненному осколками скал, они стали двигаться вверх к решетке, ведущей в главный вентиляционный канал. Подойдя к ней, Андрей Заикин, позывной Седой, пристроил несколько термозарядов на прутья решетки. При этом Седой сказал:
– Отходить далеко не надо, заряды локального прожигающего действия. – В подтверждение его слов, заряды по комариному запищали и красиво заискрились всеми цветами радуги. Прутья под ними засветились красным, стали плавиться, стекая каплями, такой с виду неподатливой стали, вниз. Несколько прутьев из решётки выпали и упали на камни. Образовался проход, в который могли в ряд пройти два человека. – Ну, вот и всё, можем идти дальше, – сказал Седой.
Проникнув в туннель, группа наткнулась на покорёженные рельсы, проложенные по его бетонному полу. Да и весь туннель прибывал не в лучшем состоянии: такое ощущение, что здесь шёл многочасовой бой с применением крупнокалиберных пулемётов, гранат и огнемётов. Целые куски бетона выкорчевали из стен. И потолок и пол носили многочисленные следы попадания пуль и осколков. Сам туннель был сильно закопчён и пропитан запахом химической гари. Двигаясь вдоль изуродованных стен туннеля в течение пяти минут, группа достигла массивной железной двери с кодовым замком. Вперёд вышел Божков. Осмотрев дверь, он сказал:
– Если дверь не заперта изнутри, я её быстро открою, если заперта, придется взрывать. – Он подошёл к панели для набора кода, снял верхнюю крышку и присоединил к внутренним клеммам небольшую коробочку. Двумя пальцами стал производить, в ускоренном темпе, некие манипуляции на этом портативном дешифровальном устройстве.
И вот дверь, шикнув своим гидравлическим устройством, приоткрылась. На группу дыхнуло затхлым воздухом, пропитанным запахом перегоревшего машинного масла. Запах станции показался им настолько сильным, что перебил неприятный аромат туннеля. Строгов подошёл к Кате:
– Попробуй ещё раз, может быть, сейчас выйдет. Если почувствуешь опять боль, не геройствуй, сразу прекращай проникновение.
– Я попробую. – Бойцы почтительно посторонились. Катя закрыла глаза и вытянула руку по направлению к двери. Прошла минута. – Я ничего не чувствую, даже боли. Там ничего нет, пустота. Я как будто заглянула в чёрную дыру. Если бы не мои глаза, я бы подумала, что за дверью сплошной тысячелетний камень и лёд.
– Теперь вперёд. А ты, Катя, если всё-таки что-то, хотя бы мышь, почувствуешь, сразу доложи.
– Есть.
Поднявшись по ступеням, группа вступила во внутренний коридор станции. Выстроившись боевым порядком в форме галочки, правая сторона которой длиннее, бойцы парами стали двигаться вглубь станции по коридору, освещённому только тусклыми аварийными огнями, напоминающими созревшие, и пролупившиеся сквозь грубую бетонную кожу, гнойники. Двигающиеся первыми братья Грачёвы увидели около правой стены сидящего человека с наклонённой к ногам головой.
– Наблюдаем объект в камуфляжной форме западного образца. Объект неподвижен.
– Обследовать и определить возможную угрозу, – раздался в наушниках у впередиидущих голос полковника.
Первым к мертвецу подошёл Владислав. Дополнительно осветил его фонарём. Это был солдат вражеского спецподразделения, скорее всего из моряков, так как на его нашивке красовался чёрный дельфин. Солдат этот лежал здесь видно давно – заметно по явным следам разложения, перешедшего к стадии мумифицирования. Кожа лица коричневая, исколотая мелкими чёрными язвами, из которых, как было видно по подсохшим следам на щеках, стекала вязкая, похожая на смолу жидкость.
Владислав, потыкал в труп стволом пулемета, проверил на высохшей шее пульс. На ощупь кожа казалась сухой и шершавой. Не найдя признаков жизни, он обыскал его. Во внутреннем кармане куртки нашёл флэшку, используемую для записи событий на промышленных и военных объектах. Вытаскивая её из кармана, Влад зацепился ею за ткань: он потянул чуть сильнее и труп свалился на бок. Наконец оцепив её от куртки, он разогнулся. Сделав три шага назад спиной и направив пулемет вперёд, передал её солдату следующий за ними двойки, тот передал дальше, и так далее пока она не дошла до Божкова. У полковника флэшка, до поры до времени, скрылась в одном из многочисленных карманов куртки. Всё это время второй брат контролировал коридор и полуоткрытую дверь, ведущую в главные помещения станции. Группа продолжила движение.
Последней шла тройка, состоявшая из Божкова и двух бойцов прикрытия. Они шли последними, как только они поравнялись с трупом, сейчас лежавшим в позе эмбриона, тот резко выпрямился, оттолкнулся пятками от стены и как пружина распрямился. При этом его кожа на ногах и запястьях порвалась, стали видны высохшие мясо и сухожилья. Все также лежа на боку, он вцепился одной рукой в брючину бойца, подтянулся к его икре и впился в неё зубами, издав характерный щелкающий звук сходящихся челюстей. Всё произошло в секунду. Пока члены двух ближайших к событию двоек поворачивались на непривычно громкие, в этой густой тишине, звуки шума, другой боец закрыл собой Божкова, поднял автомат и стал короткими очередями пилить ожившего покойника. Пули попадали по ногам, в пах, но большая их часть прошила живот. Обстрелу подвергались все доступные бойцу части тела. Остальное туловище напавшего зомби ему перекрывал силуэт товарища. В разные стороны полетели куски плоти и осколки костей, но труп не отставал, продолжая терзать пойманную ногу желтыми зубами. Он на одних руках пытался подтянуться по телу дальше вверх, туда к половым органам, животу и наконец, горлу солдата. Атакованный боец не дал ему такой возможности. Приставив к его тёмному лбу ствол, он выстрелил и успокоил теперь уже навсегда разбушевавшееся тело врага в прошлом, и монстра в настоящем.
Оставив впереди прикрытие из пяти человек, вся остальная группа подошла к месту происшествия. Никто раньше ничего подобного, естественно, не видел. Мёртвые на войне остаются мёртвыми. Только в рассказанных на ночь в пионерских лагерях историях они могут ходить, преследовать, есть тебя. Вопросов к Грачёву ни у кого не возникло, все ясно видели, что этот солдат казался мёртвым, ну то есть не казался, а и был.
Воины находились в некотором ступоре, из которого всех вывели приглушённые стоны раненного, пытающегося освободиться от останков головы, челюсть которой до сих пор сильно сжимала ему ногу. Впечатление такое, что мёртвые челюсти свело судорогой, как это иногда бывает у бойцовых псов. При помощи четырёх рук и десантного ножа, включённого в режим нагрева, не без труда, удалось освободить ногу и отбросить в сторону изрядно повреждённое полутуловище. Бойца перевязали, на укус наложили кусок искусственной кожи и вкололи комплексный антибиотик.
Глава 11
Группа входила в основные помещения базы. Проникнув за очередные двери, группа оказалась на уровне с многочисленными коридорами и помещениями. Все эти помещения опоясывал коридор в форме левостороннего полумесяца. Необходимый им грузовой лифт, могущий их доставить на последний уровень станции, ждал пассажиров на противоположном конце этого уровня. Наученные опытом внезапного и необъяснимого, обычной логикой, нападения непонятно чего, они осторожно двинулись по серпу коридора вперёд.
Ребята из МБ – Воеводин и Ныркин первые сняли стенные панели, облицовывавшие стены коридора и попытались двигаться межу ними. В нишах тянулись кабели, провода, трубы. Пространство выглядело до неприличия узким, но ребятам было явно не привыкать. Передвигались они вперёд быстро, но не долго. Буквально через несколько метров дорогу им перекрыла, заполнявшая нишу от пола до потолка, серая субстанция. Как им вначале показалось – пена. Осветив её и подобравшись к ней на расстояние вытянутой руки, они её стали внимательно осматривать. Вещество слегка колыхалось, и иногда по нему пробегала мелкая, неприятная, болезненная дрожь. Марк протянул руку и дотронулся до пены пальцем в защитной перчатке. Эта серая дрянь тут же прилипла к пальцу и, как ему показалось, попыталась проползти дальше. Он резко отдернул руку, оставив на себе лишь небольшой кусочек этой липкой дряни. Кусочек быстро порозовел, стал стеклянным и отпал, оставив след в виде слегка оплавленной, до внутренней прошивки армированным волокном, кожи пальца перчатки. Проведя разведку, парни вскоре вернулись к поджидающей и занявшей круговую оборону группе. Подойдя к полковнику, Марк доложил:
– Командир, между стенами идти нет никакой возможности. Все полости заполнены серой липкой массой, реагирующей на наше присутствие.
В это время Ныркин успел проверить и потолочный воздуховод. Лишь сняв вентиляционную решетку, он натолкнулся точно на такую же массу. Не теряя времени, сразу поспешил к разговаривающему с Воеводиным командиру.
– В вентиляции то же самое. Серая живая пакость.
Выслушав обоих, полковник сказал:
– Если нет возможности идти, как положено по плану, идём обычным боевым порядком по изогнутому коридору, в обход. Начинаем движение. Но прежде, позовите Божкова, судя по мёртвому диверсанту в коридоре, мы не первый военный отряд, который зашёл на станцию.
Подошёл Божков. Он имел задумчивый вид человека, отрешённого от всего происходящего. Спокойным, даже флегматичным тоном, он произнёс:
– Товарищ полковник вызывали?
– Та кассета, которую нашли на теле этого…. – Алексей на минуту замешкался, подбирая название явлению для него настолько чуждому, как было бы не близко рабочему металлисту творчество группы «Голубые гитары», – ну, вообще, надо её попытаться посмотреть; сейчас самое время, дальше уже будет некогда. Почему-то мне так кажется.
– Да, кассета в порядке. – Василий быстро достал планки для голографического планшета, затем соединил его с флэшкой. – Готово.
Между планок появилось объёмное изображение зала, по периметру которого были установлены пульты управления и экраны, за которыми сидели люди в темно-синей форме персонала базы. Скорее всего, это был командный пункт управления станцией, расположенный на самом последнем уровне. В зал вошёл человек среднего роста, с крупным каплевидным черепом, с выделяющимся вперёд волевым подбородком солдата или бандита и большими глубоко утопленными под надбровные дуги глазами непонятного цвета, меняющегося в зависимости от освещения. Отдав какие-то распоряжения нескольким сидящим в креслах людям, он приблизился к прозрачной полусфере, стоящей посередине зала. В полусфере открылся проём в форме двери. Зайдя в него, он дождался, когда прямо из пола выдвинулся грибовидный пульт на длинной ножке и застыл на уровне его живота. На противоположной от него изогнутой стенке загорелось окно операционного экрана. Пальцы человека запорхали над пультом, на экране загорелось слово "старт", а под ним замигали цифры обратного отсчёта 10 9 8 7 6 5 4 3 2 1… Ещё через несколько секунд появилась надпись на английском языке – «ЗАПУСК СИСТЕМЫ ЗАВЕРШЁН». На этом моменте запись зарябила. Возникло ощущение объемной картинки, бьющейся в нервном припадке. Затем настало быстрое просветление. Василий, Алексей и остальные увидели беспорядочно бегущих людей, в слепой панике сталкивающихся друг с другом. Они кричали и визжали. Некоторые были вооружены и палили в стены, потолок, а иногда и друг в друга. Между ними проносились какие-то силуэты и люди, на которых они наталкивались, скрывались вместе с ними в открытых дверях помещений станции.
Свет погас, раздался громкий звук похожий на бурление в кишках больного дизентерией. Он перекрыл все остальные звуки, включая и всё более редкие, удаляющиеся выстрелы. Зажглось аварийное освещение, озарившее неровным светом пустые коридоры. Следующая картинка вновь возвращала зрителей в зал управления. Теперь весь объём экрана занимало изображение головастого человека, спрятавшегося под защиту полусферы пульта управления. Кожа его лица имела синеватый оттенок размороженного баклажана. Его огромные глаза ещё более запали внутрь и обвились тёмными полосами воспаленной плоти. Он по-английски стал говорить, смотря прямо в камеру:
– Я доктор технических наук Вальтер обращаюсь к тем, кто придёт сюда. Делая эту запись, я выбрал немногое из того, что успела запечатлеть система слежения до своего полного отключения. Прошло пять часов после запуска системы моего изобретения. Я записал только те события, которые могли бы вам показать всю возможную опасность нахождения здесь людей. Я знал, что мне никто не разрешит и тем более не даст денег на такие эксперименты. Поэтому, работая над проблемами волновых колебаний материи, соприкасающимися с пограничными с задачами по созданию силовых полей над заданными объектами, я схватился за предложение по созданию первого в мире защитного поля.
Для меня финансирование проекта всем мировым сообществом ядерных держав означало безграничность используемых ресурсов, привлекаемых для решения поставленных моим разумом задач. Приехав сюда, я уже знал, что мой аппарат будет двойного назначения, набрав необходимую мощность воздействия, путём подключения к ядерному реактору базы, можно будет рассчитывать на обратный эффект резонанса. Идея заключалась в том, что, создавая определённые колебания, – помимо своего прямого назначения, – волны от аппарата будут входить в резонанс с окружающей материей. Эпицентр этого воздействия ляжет в направлении противоположном восходящему вектору силового поля. И если сила поля будет окружать станцию сверху, то волны от резонанса максимум своего воздействия достигнут на глубине двадцати-тридцати метров, считая от последнего уровня станции, на котором и построят основной аппарат по производству волновых сил резонанса…
Да, какие будут результаты этого воздействия, я только мог предполагать. По моей теории должны были открыться провалы в другие измерения, имеющие разные по отношению к нашему миру колебания материи. Синхронизация их колебаний и приводила к слиянию пространств этих миров. И это произошло! – Во взгляде сверкнула звездой гордость, чтобы тут же потонуть во тьме ужаса, обуявшего безумного доктора, затрясшего его дрожью чумного больного. – Я не мог, поверьте, предположить, какие существа вываляться из этих дыр и, что они будут так ужасны и враждебны. Я наверно остался последний из живых здесь. Сейчас вся эта мерзость бушует за дверью. Метровая толщина стальной двери им не помеха, жить мне осталось не более нескольких минут… – доктор попустил голову на грудь, потом вскинул её и посмотрев прямо в глазок камеры, продолжил: – И всё-таки я горд своем открытием, оказавшимся настолько опасным, что оно убьёт своего создателя. Дитя пожирает своего отца. Символично. – «Он конченный псих» – подумал Строгов. – Все свои выкладки, расчёты, чертежи я загрузил прицепом к этой записи и вы, смотрящие её, сами решите, куда их передать. Хотя я и нахожусь на самом последнем подземном уровне, загнан в угол, как крыса, своим собственным созданием, данная запись производится на носитель, подключённый к дублирующей системе безопасности. Флешка работает на компьютере слежения, на первом этаже. Я это сделал для того, чтобы эта запись стала доступна. На нижних этажах засилье этих чудовищ и навряд ли кому-то удастся добраться сюда. Ну вот и всё, вы сами слышите этот скрежет, вот-вот и дверь падёт…
Говоривший доктор отвернулся от камеры. Послышался всё нарастающий стальной визг и, наконец, грохот падающей многотонной двери. Свет померк, раздались мерзкие хлюпающие звуки, и тень от чего-то невообразимо большого упала на хрупкую сферу, укрывавшую последнего человечка станции от этой безжалостной силы. Стало видно, как о защитную прозрачную оболочку хлопнули жирные тяжёлые щупальца. Ещё секунду полусфера держала давление, а затем она треснула и открыла скукожившееся тело, закрывшегося руками, беззащитного доктора Вальтера голодным ртам – присоскам щупалец. Изображение завертелось в хаосе картин и погасло, звук исчез. Тьма.
– Теперь стало более-менее понятно, с чем мы здесь имеем дело, – сказал Строгов. – Мы не первая штурмгруппа в этом подземелье. Наверное, они пошли другим путём и двинулись сначала на верхний уровень, и заполучив флешку попытались уйти. Последнего члена их группы мы видели в туннеле. Теперь наш путь лежит только вниз. Нам необходимо пройти на последний уровень. В конце его мы найдём грузовой лифт, которым и воспользуемся. Божков, информацию на кассете продублируй и оставь при входе на базу, на случай если кто-то придёт сюда после нас.
Пока Божков, в сопровождении свиты охраны, ходил, чтобы оставить флэшку, Екатерина всё это время продолжала стоять чуть поодаль от основной группы. Она прислонилась к стене и пыталась синхронизировать свои чувства с призраком души станции. Ещё в коридоре, где так внезапно ожил дохлый солдат, она почувствовала слабый укол подсознания, который показывал путь её дару. Теперь, посмотрев последние минуты жизни доктора Вальтера, ей открылся внутренний туннель, по которому двигалась её тонкое энергетическое тело навстречу крикам боли и голодному рёву убийства. Она ощутила, как плёнка, скрывающая от неё неведомые ужасы станции, сползает со скользкого ночного кошмара и, с приходом мышечной дрожжи, к ней возвращается дар видеть будущие угрозы. Сначала медленный и ленивый ручеёк отдельных картин, превращается в шумный поток непрекращающихся образов. Она пыталась его контролировать и в некоторой степени ей это удавалось: боль, посетившая её на подступах к острову, больше не возвращалась. Ей пришлось приглушить яркость приходящей информации, иначе бы её порвало изнутри, сделать её фоновым сопровождением своих мыслей.
Катя отошла от стены, прошла между бойцами и обратилась к Строгову:
– Я снова могу чувствовать. Будущие нестабильно, спрогнозировать его на основании тех многочисленных видений, которые ко мне приходят, практически невозможно. Да и если бы я смогла, думаю, прогноз был бы малоутешительным. Кругом нас затаилась угроза, эта станция живёт своей чудовищной жизнью. Я ощущаю, что необходимый нам ключ мы можем обнаружить либо на втором, либо на третьем уровне станции. Если считать первым тот на котором мы сейчас находимся. Могу только согласиться с доктором: действительно, чем мы глубже будем спускаться, тем меньше шансов у нас остаться в живых.
– У нас есть только один выход – идти дальше, – у Строгова стали наливаться кровью глаза, оставаясь внешне спокойным, в нём с новой силой забушевал пожар ярости, начавший его подъедать еще в родном бункере за несколько часов до операции. Его состояние выдавали только краснеющие белки глаз, – и мне всё равно что нас там ждёт и насколько оно враждебно всему живому. Все меня услышали, срать я хотел на все эти ожившие сказки! Екатерина, сканируй каждый уголок станции, старайся предупреждать нас об угрозах. И на этом ставим жирную точку. Начинаем войну! Божков вернулся? Поехали!
Группа в боевом порядке шла по серпообразному коридору, проходя мимо многочисленных ответвлений вглубь уровня, и, продвигалась дальше, оставляла справа от себя столь же многочисленные закрытые двери лабораторий. Так группа добралась до грузовых лифтов: пассажирские лифты на станции отсутствовали. Солдаты рассредоточились по периметру площадки размером сто квадратов, на которую выходили ещё несколько меньших по размеру коридоров, перед тремя лифтами. Первая двойка, – Труба и Сало, – зашли в среднюю кабину лифта. Понажимали там разные кнопки, зашли в следующий лифт, а затем и в последний. В наушниках шлема полковника прозвучал голос Трубы:
– Все лифты обесточены, аварийная система энергопитания отключена. Лифты питались от собственных генераторов, но, судя по всему, с ними тоже произошла смертельная неприятность. Мы открыли нижний люк в шахту правого лифта: шахта полностью забита обломками и покорёженным оборудованием. Кто-то очень не хотел, чтобы мы могли спуститься этим путём. Да, командир, Сало только что доложил, что и все остальные, то бишь две оставшиеся шахты, также завалены.
– Ясно. Всем внимание. Из-за невозможности спуска на нижние уровни здесь, мы будем вынуждены идти по лестнице, проходя полностью уровень за уровнем. Напоминаю, что лестницы переходов на каждом уровне разнесены в противоположные стороны. Поэтому придется, повторяю, проходить их полностью. Ближайшая лестница, на нашу удачу, здесь же. Дверь на неё все видят? Вон она, жёлтого цвета, – Строгов показал на дверь.
Не успел Строгов произнести последних слов, как стали открываться двери помещений и из всех коридоров, выходящих на лифтовую площадку, полезли твари когда-то бывшие персоналом станции – они все носили комбинезоны станции с соответствующими нашивками и шевронами. Уроды были явно не в духе: со всех сторон раздавались их болезненные стоны и захлебывающиеся завывания. Они ползли по полу, стенам, потолку и все они были окончательно мёртвыми. Полуразложившееся плоть где-то уже начала отходить от костей, обнажая склизкие зеленоватого цвета кости. У многих глаза уже вытекли гнилостными соплями на вспухшие могильным соком щёки. У остальных глаза имели мутный оттенок покорёженного в аварии, забрызганного чёрной кровью, стекла.
Бойцы без команды открыли огонь. Попасть в мертвых оказалось на удивление сложно: вопреки своему внежизненному статусу, передвигались они быстро и ловко. Командир дал команду группе отходить к двери на другой уровень. Держа оборону и разрывая на мокрые куски ожившие трупы, создав из шквала огня непроходимую стену для зомби, отряд стал двигаться к двери. На переднем краю оказался Гвардеец, поливая особо активных тварей из своего огнемёта, он буквально превращал в прах то, что уже давно должно было и так принадлежать земле. При попадании в труп очереди из автомата Овод, мертвяк разлетался в куски, которые, даже отделенные от головы, продолжали жить своею мерзкой жизнью – руки продолжали сжиматься, ноги сгибаться, а челюсти кусать. Группа отходила назад: прозвучало несколько протяжных выстрелов из винтовки Клык; пару тварей перестали существовать, их подергивающиеся останки прилипли к оплывающей огненной массой перегородке.
Один боец из тройки, прикрывающей Божкова, чуть замешкался перезаряжая автомат и, отделяя его от уходящей группы, между ним и остальными вклинились порядка десяти живых мертвых. Поняв, что ему не прорваться, боец кинулся в ближайший узкий проход. Помня расположение всех ходов на этом уровне, он ринулся в обход по запутанным коридорам, лишь бы успеть к своим. Бежал он так, как не бегал никогда в жизни. Круто поворачивая на поворотах, он почти не снижал скорости. Сейчас он бы мог выиграть чемпионат мира по бегу с препятствиями. Подстегивал его шум разбивающихся стёкол и разлетающихся в щепки дверей лабораторий. За ним по пятам катился ком из оживших гнилых тел. Заворачивая за каждый угол поворота, он успевал кинуть назад термическую гранату и тем самым останавливал этот поток, делая его горящим и на время слепым. Путь себе он расчищал, паля во все стороны по дверям и окнам из автомата. К несчастью, дверей было много и ему в аду бега, и в отсветах бушующего пламени казалось, что их не просто много, а что их количество приближалось к бесконечности. За каждым поворотом их становилось всё больше, будто они размножались почкованием. А из следующим дверей уже лезут всё новые и новые твари.
Его боевые товарищи видели, как он побежал в сторону бокового прохода. Они держали с ним связь. Прижавшись всей группой к бронированной двери жёлтого цвета, ведущей на другой уровень, превратившись в огненного ежа, они сдерживают натиск и ждали его прихода. Наши своих в бою не бросают.
– Держись парень, беги, не останавливаясь, мы ждём тебя, – раздаются разные голоса боевых товарищей в динамике его шлемофона. Это придаёт ему сил, он бежит быстрее, сбрасывает с себя ранец и уже сам кричит в микрофон:
– Я близко! Я с вами!
Боец задыхается от спёртого воздуха станции, превращённого его бегом в вихрь, обжигающей его лёгкие. Он чувствует вкус крови во рту, и вот он последний, долгожданный поворот, до него остаётся каких-то тридцать метров. Сил почти нет, боец слышит грохот стрельбы: его ещё ждут. Перед самым углом поворота открывается последняя для него дверь, и перед ним, под его ноги выскакивает свора приземистых монстров ростом с собаку. Они без шерсти, мускулистые, пасть в форме окружности, зубы в пасти как циркулярная пила передвигаются по её краю. Не ожидая атаки снизу, боец натыкается на собак, спотыкается и падает на пол. На него набрасываются все сразу, патроны кончились, все остальные боеприпасы остались в брошенном ранце, защищаться он не может. Фонтаны крови бьют по стенам. Боли нет, его сознание гаснет. Разлохмаченные останки бойца утаскивают в тёмный провал двери.
