Даниил Кочергин
Аквариум
14. Суть души
Просыпаюсь на каменном полу башни, в ушах стоит звон. С трудом поднимаюсь, так как плечо сильно болит, но, тем не мене, на губах моих улыбка, я все-таки выбрался. Словно глоток воздуха для тонущего, словно свет для ищущего. Я дышу полной грудью. Я живу.
Снаружи утро, веет прохладой, но внутри тепло – костер ещё не выгорел. Очень хочется есть, нашел пару завалявшихся сухарей, молока уже нет, но есть вода, большая бочка дождевой воды, а ещё орехи, на спуске к провалу растет огромный грецкий орех, значит мне туда.
Выхожу из башни и едва успеваю пригнуть голову, лапа-меч рассекает воздух прямо над моим ухом. Видимо, звон в ушах, с которым я проснулся – звон от сигнала открытия провала, а теракон, добравшись до башни, успел спрятаться за стеной у входа. Увернувшись от меча, я запустил теракона себе за спину и тот, не видя препятствий, вырывается сквозь башню за ограждение. Неудобно получилось, что ж, прошу прощения. Но нужно проверить, сколько ещё их вылезло, поэтому бегу, а точнее быстро ковыляю за мечом, который остался в башне. Внимательно осматриваю территорию, но других не вижу. Отметил еще в прошлый раз, а теперь подтверждаю, что здесь, на холме, у меня есть одно существенное преимущество. Я вижу происходящее в несколько более замедленном действии, чем тераконы. Это становится особенно заметным в драках с ними. Недаром старик удивлялся, как я справился с несколькими тварями, когда, порой, и на одну не хватает сил десятка стражей.
Дожевывая сухари, спускаюсь к ореху, но вдруг замечаю, что из провала торчат лапы ещё одного теракона. Подбираю несколько орехов с земли, пытаюсь докинуть до провала, чтобы выманить его, но орехи не долетают, только пальцы окрасили. Делать нечего, втыкаю меч во влажную землю, сажусь под орехом, жду. Если теракон действительно один, возможно, стоить попробовать вариант, на который намекал Виталик.
Ждать приходится долго, я успел до отвала наесться орехами и смастерил компресс на рану, растерев звеньями цепи листья и зеленую оболочку ореха. Наконец, теракон появляется из провала, он на секунду замер, а затем огромными скачками бросается к башне в надежде проскочить пока меня там нет. Но расстояние несоизмеримое, я намного ближе и встречаю его на самой вершине холма. Держу меч наготове и подхожу предельно близко, теракон замер. Я пристально смотрю, буквально всматриваюсь в безглазое лицо.
И вот опять, рядом бездонная боль плоти, варящейся в живом кипятке. Опять миллионы звуков и запахов мгновенно превращают красную пелену в многослойную трехмерную картину, я вижу, точнее ощущаю всё вокруг на 360 градусов. Я вижу башню и понимаю, почему тераконы не перепрыгивают полуразрушенную стену, они видит её огромной высоты и непреступной.
Я чувствую хозяина теракона, он, изнывая от боли, совсем рядом, мы словно водитель и пассажир в одном автомобиле. Ощущаю, что теракон, обездвижив мое тело, встав на задние лапы, заносит надо мной оба своих меча. Я со всей своей мысленной силой откидываюсь назад, словно водитель-механик танка, взяв на себя рычаги бортовых фрикционов. И… сработало, теракон завалился на спину и кубарем полетел с холма. Хозяин, видимо, огорошенный моим вмешательством сам потерял контроль, и теракон, набрав хорошую скорость, скатывается прямо в провал. Там бесконтрольное тело, ударяясь о выступы и стенки провала, продолжает свое падение.
Через некоторое время, удары прекратились, и я прихожу в себя. Теракон, по паучьи поджав лапы, парит в бесконечном пространстве. Мое сознание, получив доступ к физиологическим инструментам теракона, вот-вот лопнет от обилия, разнообразия и сложности проекций вокруг. Описать всё невозможно, все известные мне космических туманности, собранные вместе, не создадут такого эффекта, таких красок, яркости и форм, которым и названия у меня нет. Но всего мгновение и теракон превращается в кусок льда.
Я влетаю в свое тело, ощущение просто ужасное, первые мгновения я не понимаю, как дышать, руки вместо ног, ноги вместо рук и при всем этом, обильно тошнит орехами. Все не на местах, словно на руку надета перчатка с другой руки.
Куда же я провалился? Очевидно, что не в то место, где обитают тераконы, мой ведь обледенел и погиб через мгновенье. Это место что-то невообразимое, возможно, это и есть источник, суть души, откровение… не знаю, но задержись я там ещё на мгновенье, уверен, мое сознание разорвало бы в клочья, настолько велика и грандиозна эта реальность.
Я пролежал под орехом до вечера и, вернувшись в башню, обнаружил, что огонь давно потух, угли остыли, и, как оказалось, дрова уже закончились. Усевшись перед местом в стене, где прибита цепь, пытаюсь мечом поддеть и выдернуть огромные гвозди, безрезультатно. Уже смеркалось, когда в дверном проеме появляется старик, он хоть и кажется порядочной сволочью, но дрова и еду привез. Старик молча разводит огонь.
– Спасибо тебе, – говорю старику, когда он уходит. Тот, не оборачиваясь кивает. Необходимо наладить отношения с ним, чтобы не вредить Альту, но делать это нужно крайне осторожно и ненавязчиво, в противном случае, воспримет как слабость.
Сегодня у меня на импровизированном столе тушенная острая фасоль, маринованная редька, хлеб и компот из груш. Поужинав, укладываюсь на полу поближе к костру, подложив руки под голову.
Удивило поведение тераконов, ещё в прошлый раз я обратил внимание, что тераконы действуют группой, а сегодня вовсе распределили роли – один устроил засаду, другой остался ждать у провала. Определенно между ними есть связь и кажется, что они способны к анализу – в прошлый раз они набросились открыто, теперь старались действовать скрытно. Но главное, что план сработал, перехватить управление теракона оказалось возможным, вот только остались ли попытки? Хорошо если в следующий раз их будет несколько, тогда можно будет пропустить одного или двух на прорыв второй линии. Такой вот план, осталось дождаться новых тераконов.
15. Стеклянная дверь
Просыпаться на чистом белье не менее приятно, чем засыпать на нем, потягиваюсь с удовольствием. За окном уже светло – позднее осеннее утро. Лежу на спине, гляжу в потолок, совершенно неожиданно все мысли занял вчерашний коридор, а точнее стеклянная дверь в его конце. Выудив свои тапки из-под кровати, выхожу из палаты, в коридоре никого, все тот же желтый электрический свет. Не помню, чтобы мне запрещали выходить из палаты, но подсознательно чувствую себя нарушителем, отчего крадусь по коридору чуть ли не на цыпочках. Стеклянная дверь открывается с характерным дребезжанием стекла, я уже на лестнице. Всего два этажа в здании, я на втором, лестничная площадка в старой керамической плитке, на стене пустой пожарный щит. Спускаюсь вниз, на первом этаже металлическая дверь с засовом, видимо, пожарный выход. С громким металлическим лязгом отодвигаю засов, отрываю дверь и жмурюсь от яркого света, лицо обдало сырым холодом. Вижу женщину в коричном пальто и меховой шапке, которая, увидев меня, испуганно прибавляет шаг. Вдоль улицы облезлые двухэтажные дома старой постройки. По мокрой асфальтированной дороге проезжает желтый ЛиАЗ-677 автобус, в народе – «Луноход». Надо же, все ещё сохранился. Через дорогу остановка и киоск Союзпечати.
Через минуту холодная сырость загоняет меня назад, шлёпая тапками, перескакиваю ступеньки. Вот бы раздобыть одежду, меня прямо распирает от желания выйти и исследовать, что там снаружи. Где-то обязательно должна быть коричневая цигейковая шуба с высоким воротником и большими пуговицами, откуда такая уверенность – не знаю.
Возможно, шуба за одной из этих дверей. Осторожно открываю первую дверь – заброшенная комната, на подоконнике лужа под треснутым стеклом, со стен и потолка свисают куски штукатурки. Вторая оказалась ничем не лучше, только окна целые. Ещё три, как моя, с пустыми металлическими кроватями и – ни души. Есть ещё несколько хозяйственных помещений рядом с душем, одно из них – кухня с газовой плитой и старым пустым холодильником, на котором я нашел Сервантеса, того самого, с закладками. И ещё одна закрытая дверь она, видимо, ведет на основную лестницу на первый этаж, других выходов нет. Прижав книгу к груди, возвращаюсь к себе отогреваться под одеялом. На табуретке тарелка с дымящейся молочной рисовой кашей и стакан крепко заваренного чая с двумя кубиками рафинада. Странно, как я мог пропустить Ларису Петровну, вероятно, она как раз и использовала эту закрытую дверь, пока я был на улице. Представляю, как мне теперь влетит. В коридоре гулко отзываются неторопливые шаги, я не закрыл дверь в палату. Пустые соседние палаты, гулкие шаги в мрачном коридоре, мне становится страшновато, забравшись на кровать, укрываюсь одеялом с головой.
– Вот ты где, – слышится сердитый голос Ларисы Петровны, – ещё раз уйдешь из палаты, буду закрывать дверь на ключ.
Громко хлопает дверь, я вылезаю из-под одела. Странно, но я ни разу до этого не подходил к окну, не было интереса. Оказывается, оно выходит на ту улицу, где я только что побывал. Вон там, сбоку, киоск, виден край его крыши, а вон там, я встретил женщину в коричневом пальто, что испугалась меня. Как атомы столкнулись в пространстве и разлетелись, каждый храня память о встрече.
Что до пустых палат, то здесь может быть такое объяснение: есть ещё один корпус в больнице, куда переводят всех пациентов, а этот высвобождают, например, для ремонта. Всех моих соседей уже переселили, значит, скоро моя очередь. Это проливает свет на то, куда исчезли мои друзья-товарищи, все вполне логично.
И все же, где моя шуба?
16. Путешествие в приятной компании
Утро выдалось пасмурным, сделав глубокий вдох, можно ощутить сладковатые нотки приближающейся осени. Всю дорогу к причалу крепко держу Машу за руку, как после долгой разлуки. Авел, недолго думая, соглашается присоединиться к нам и теперь идет рядом с небольшим узлом своих вещей, а также несет большой узел, собранный Машей. Когда успели столько добра нажить – не понимаю. Маша тепло приняла Авела – очень благодарна за наше вчерашнее спасение.
Я уже было сторговался с капитаном одной небольшой рыбацкой шхуны, когда меня отвлек молодой человек, я видел его раньше у Морэ. Он передает, что его хозяин отплывает в Атику и предлагает мне присоединиться к нему. Что ж, удачно.
– Я готов, и с удовольствием, – отвечаю на приглашение, – но мне необходимо попасть к волхам, если это возможно, вы могли бы высадить меня по пути.
– Я думаю это не будет проблемой, – кланяется молодой человек и мы отправляемся вдоль пирса к шхуне Морэ.
Никаких знаков, ничего, что могло бы указывать, на принадлежность шхуны Морэ, отсюда делаю вывод, что Морэ отплывает тайно. Взобравшись на шхуну, мы расположились на корме, и уже через несколько часов были в море. Свободный город, оставив о себе теплое хорошее впечатление, постепенно тает за синей кромкой моря. Ближе к полудню, после того как Маша устроила нам небольшой перекус, вяленные помидоры, творог, лепешки, меня позвали в каюту Морэ.
Морэ собрался обедать и приглашает к столу, здесь уже иной ассортимент: дымящаяся баранина, обжаренная в помидорах, источает ароматный пар, к ней подается маринованный лук, зелень, сырные лепешки и вино.
–Я страшный мясоед, – Морэ усаживается за стол, потирая ладони в предвкушении трапезы, – любому сложному блюду предпочту цельные куски мяса. Вам обязательно нужно посетить мой дом в Атике, мои повара готовят изумительное мясо. Специальные глиняные печи позволяют получить настолько сочное и нежное мясо, что его можно есть буквально ложкой. Приезжайте в любое время, не пожалеете.
Я учтиво принимаю приглашение. Первые несколько минут мы едим молча. По очереди цепляем вилками сочные аппетитные куски мяса из большого блюда в центре стола, запиваем молодым вином. Я не любитель вин, тем более молодых, они, кроме прочего, ещё и сластят неперебродившим сахаром, но именно это и понравилось – охлажденное, с небольшой газированностью идеально подошло к нежному мясу.
– Хороший спектакль, и прекрасный эффект, – говорит Морэ, заметив, что я аккуратно положил перед ним его письмо – я рад, что не ошибся, выбрал и доверился правильному человеку.
– Благодарю, но боюсь, что этого недостаточно, чтобы раскачать ситуацию и побудить страны так называемого Союза к каким-либо конкретным действиям.
– Я прекрасно это понимаю, – добродушно отмахивается Морэ, – но сделано не мало и главное есть результат! Древет, поддавшись на нытье своих горе-союзников, отцепил от своей армии пехотинцев Дон-Лона и вернул их на охрану северо-восточных границ, а это, ни много ни мало, пять тысяч штыков. Так что могу Вас поздравить, думаю это максимум, что можно было сделать за такой короткий срок. Но долго праздновать времени нет, уже меньше, чем через месяц Древет подойдет к Атике, а мне ещё необходимо успеть завершить формирование обороны, не думали же Вы, что я доверю это Салиму.
– Честно говоря, думал, – я откидываюсь на спинку стула, заложив руки за голову, – ведь встав на сторону винаров, Вы многое теряете, но далеко не всё и, учитывая Ваши отношения с Древетом, можете рассчитывать, что, со временем, восстановите свои позиции, возможно, и в несколько ином виде, – киваю на письмо на столе, – а, выступив против Древета, очень вероятно, что Вы потеряете всё и жизнь в том числе.
– Я не всегда следую принятым в нашем обществе представлениям о хорошем и плохом, правильном и неправильном, – после некоторой паузы говорит Морэ, – но и для меня существуют линии, за которые я не буду переступать. Да я рисую их сам, как и должен делать любой человек, расчерчивая свою жизнь, свою! Но они есть и одна из этих линий – предательство своего народа. Предательство, как я это ощущаю – встать на сторону врага, а равно как и отойти в сторону в трудный для народа момент, впрочем, отойти в сторону для меня ещё противней. Ни убежать от этого, ни купить это, ни переубедить себя я не смогу.
– Уверен, что Вы моралист, как и подавляющее большинство представителей Крепта, – продолжает Морэ, – и, наверняка, согласны со мной, а Ваши доводы про более выгодный вариант – лишь результат неверного мнения, сформировавшегося у Вас обо мне под влиянием россказней Салима. Я же, искренне люблю свою Родину, чтобы он там Вам про меня не рассказал!
– Однако, прошу меня простить, я обидел Вас.
– Искренность всегда наивна и да, я наивен в своей любви – Морэ не замечает моих извинений, – у такой любви нет объяснений, кроме самой любви. Такие вот мои линии.
– Могу заверить, что в этом вопросе мои линии не менее четкие чем Ваши, – говорю максимально доброжелательно, пытаясь сгладить неловкость, – мое отношение, моя любовь также не имеет логических объяснений.
– А чужие высказывая…, – продолжает Морэ, – знаете, у меня правило: комментируй высказывание только тех людей, чье мнение тебе интересно, и только тем людям, кому интересно твое мнение. И да, Вы, определено, один из таких людей.
Щеки Морэ пошли красными пятнами, глаза заблестели, он залпом осушил бокал вина и немного успокоился
– Знаете, я иногда пишу стихи, а Вы пишите? – глава совета семей в ожидании смотрит на меня, – во всяком случае у Вас обязательно должно быть любимое стихотворение, например, о Родине…
Морэ оказывается тот ещё любитель поговорить под вино. Понимаю, что мое стихотворение ему нужно только для того, чтобы начать читать свои. Что ж, пожалуй, Александр Александрович Блок и этот отрывок:
«Ну что ж? Одной заботой боле
Одной слезой река шумней
А ты все та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей».
Морэ ожидаемо ничего не понял, но сделал вид, что ему понравилось, теперь можно приступать к чтению своих стихов. Как оказалось, стихов у него много, причем, стихотворная форма их весьма своеобразная, скорее напоминает хокку, чем привычную мне рифмовку. Я пытаюсь сконцентрироваться, но молодое вино постепенно разжижает мозг, и со временем я мало, что могу уловить. Морэ также тяжело, он силится собрать глаза в кучку, но они разбегаются и смешно смотрят в разные стороны. Через некоторое время начинаем попеременно клевать носами и я, улучшив момент, откланиваюсь и возвращаюсь к Маше и Авелу на палубу, прихватив с собой несколько больших кусков сочной баранины, выложив их горкой на лепешке. Маша набрасывается на еду как голодный котенок, я же отрубаюсь на палубе, подложив себе под голову свой сложенный в несколько раз дорожный халат.
Просыпаюсь уже вечером, Морэ, припухший после сна и вина, уже на палубе, держась за леер задумчиво смотрит в морскую даль.
– Надеюсь, я Вас не слишком утомил своими стихами, – интересуется Морэ, когда я подошел к нему, – хочется иногда, почитать кому-то, поделиться, так сказать, но собеседника не всегда получается найти.
– Нисколько, мне было интересно, – отвечаю я, мне действительно было интересно, по крайней мере, пока у Морэ не начал заплетаться язык, а мой мозг не потерял способность в полной мере воспринимать услышанное.
– Хорошая погода, – Морэ, улыбаясь, делает глубокий вдох морского воздуха, – предлагаю поужинать на палубе, любоваться морем. Для меня в мире нет ничего красивее, чем море.
На ужин рыба, запечённая на углях. Раскрытая как книга огромная рыба, сверху томаты и лук, рыба запечена до хрустящей корочки, а внутри нежная белая мякоть. На столе также овощи и хлеб. С разрешения Морэ позвал Машу, она, скромно пристроившись в конце стола, с удовольствием хрумкает овощной салат.
Мы уже довольно долго идем в полветра вдоль нескончаемой песчаной пустыни, её огромные барханы – серьезное препятствие даже для хорошо подготовленной армии
– Насколько я знаю, у винаров самый мощный флот на Дзело, почему же Древет тащит армию в пески, а не перебросит кораблями в Атику? – спрашиваю я, рассматривая пустынный пейзаж.
– Во-первых, весь флот коалиции не вместит и десятую часть армии и это главная причина, а во-вторых, подойти к Атике с моря занятие крайне сложное, – отвечает Морэ, – дело в том, что практически вся часть побережья, годного для причаливания, перекрывается моими метательными машинами. Они запускают огромные ядра или валуны на более чем на тысячу метров, а искусные стрельцы могут поразить даже небольшую лодку с первого выстрела. Кроме того, машины надежно скрыты за каменными стенами, что защищает их от пушечных выстрелов с кораблей противника.
– Можно же высадиться у рыбацкой деревни волхов?
– Часть армии действительно там высадится, также кораблями привезут тяжелые пушки, ядра, порох, также этим путем будут пополнятся ресурсы, но основные силы пойдут по земле. Кстати, о волхах, Вам так хочется ещё раз взглянуть на архитектурное буйство этого города, либо есть ещё какое дело? Если не секрет…
– Не секрет, хочу предупредить их о планах винаров в отношении Торкапра, правда, думаю, что теперь они отменят визит. А также хочу рассказать о Союзе, преподнести информацию, так сказать, на блюдечке.
– Для этого необязательно отправляться в горы, – Морэ делает большой глоток вина, – Муза имеет немало информаторов в Свободном городе и о Союзе, поверьте, знает более чем достаточно. А навязчивая информация теряет ценность, как минимум, в два раза. Что же касается винаров, то они не отменят визит, но теперь, угощать вождя будут не отравой, а отличным атикийским вином, или как его называют еранским, в честь города, где растет удивительный виноград, прокаленный солнцем днем и вымороженный звездами ночью в предгорьях севера Атики, – Муза задумчиво гладит бороду, – тем не менее Вам следует предупредить Торкапра о яде, но для этого достаточно будет направить письмо.
– Зачем же в таком случае предупреждать его, винары наверняка используют это как доказательство оговора с моей стороны?
– А мы сделаем так, что вино, которое привезут винары действительно будет отравленным, – Морэ азартно улыбается, щелкает пальцами, – в таком случае, Торкапра, имея Ваше предупреждение, потребует проверить вино, а послы, ничего не подозревая, снимут пробу и свалятся замертво. В итоге, у Торкапра под ногами доказательство, что его действительно хотят отравить, а у Древета – мертвые послы, направленные к Торкапра с исключительно дружеским визитом.
Морэ загорелся, даже приплясывает, идея захватила его.
– Звучит очень интересно, как это сделать?
– Есть у меня люди для этих целей, не всё же им напрасно свой хлеб есть – отвечает Морэ, – они найдут способ.
– А это не одни из тех людей, которые убили моего верблюда в горах? – саркастически улыбаюсь.
– Помилуйте, Вы же их всех перерезали, тех, убивших белого верблюда…, – Морэ широко улыбается, – при всем уважении, от моих людей Вам уйти бы не удалось. Ну а если серьезно, это были не мои люди. Более того, и не люди Древета. Периодически главы некоторых семей коалиции отваживаются поиграть в самостийность. Продолжается это, как правило, недолго, пока Древет не обратит внимание и не прекратит безобразия простым подзатыльником, а может и вплоть до сдирания кожи, как повезет. В Вашем же случае, отметился Шинак – ни много, ни мало – глава совета семей Арзуса.
– Ясно…, – даю понять, что меня устраивают объяснения, – что ж, мне нравится план. Означает ли и это также, что теперь мы действуем вместе?
– Как минимум в этом вопросе, – кивает Морэ, – Вы не против?
– Я только рад этому, – учтиво киваю в ответ.
– В таком случае, прошу не ставить Салима в известность, – Морэ берет меня за локоть, – я позже, сам решу, а пока давайте займёмся письмом. Кстати, кто этот новый человек с Вами?
– Авел, – отвечаю я, – человек спасший мне жизнь.
– Звучит ярко, – хмыкает Морэ, – хорошая легенда, чтобы втереться в доверие. Берегите себя, вид у него разбойничий.
– Отчасти поэтому, он и со мной, – улыбаюсь я, – для того, чтобы втереться в доверие, как правило, выбирают людей с более привлекательной внешностью.
Морэ громко смеется.