Даниил Кочергин
Аквариум
– Боюсь спросить, а глухонемыми они рождаются или все же им помогают, – подает голос Сава. Он лежит рядом на скамье весь в пене.
– Хороший вопрос, – Виталик грустно улыбается, – Для воспитания глухонемых детей Сали разработали специальный кодекс. С рождения их беспрерывно обучают, и в итоге из них выходят отличные слуги, которые кроме ухаживания, могут и вылечить и еду приготовить и защитить своего хозяина. Со временем слава о таких детях Сали вышла за пределы племени, и вот уже их, как и наемников волхов, стали покупать богатые семьи со всего Дзело.
– И спрос стал превышать предложение, – вставил Сава.
– Да, именно так. И Сали решили эту проблему, увеличив количество глухонемых детей.
Сали, взобравшись на скамью смывает с меня пену, поливая из кувшина.
– В общем это очень дорогой подарок, – продолжает Виталик, – дети Сали на всю жизнь, но их можно продать или подарить, как это сделал Салим.
– А как они оказались у Салима? – спрашивает Семен Львович, обернутый белой простыней.
– Купил. Количество детей Сали внутри дома и наемников волхов за его пределами, это мерило твоего положения не только в Атике,– отвечает Виталик и затем обращается ко мне: – Нужно будет дать новое имя девушке, так она поймёт, что ты принял её.
Облаченные в цветастые халаты, мы сидим за столом. Глаза слипаются, только голод не позволяет уснуть. Жадно едим и пьем. Много хлеба, кислого соленого творога, мягкого сыра с местными орехами, тушеные овощи, похожие на помидоры и баклажаны, вяленое мясо, вино, холодное пиво. В общем все, что можно найти ночью на кухне.
Наконец, добрался до кровати. Сали помогает укладываться, подгибает одеяло. Светильники приглушаются до минимума. Свет отражается только в золотых жилах, пронизывающих дерево стен, и цветных стеклах витражей. Запах дерева. Я не погружаюсь в сон, я в него залетаю словно ядро, выпущенное из пушки.
3. Одинокая башня у черного провала
Огромные капли дождя больно бьют по закрытым глазам. Поворачиваюсь на бок, чтобы открыть глаза, но подо мной уже глубокая лужа, вода попадает через нос в легкие. Откашливаясь, встаю на четвереньки. Ночь, дождь стеной, я в черной луже, холодно. Прикрывая глаза рукой, пытаюсь что-то разглядеть. На шее ощущаю увесистые металлические кандалы, цепь от которых тянется к полуразрушенной средневековой башне из светлого камня. Из дверного проема свет, там мерцает костер. Спотыкаясь и поскальзываясь, держась за цепь, добираюсь до башни, башня со сквозным проходом. Внутри никого нет, горит костер. Цепь прибита к стене огромными гвоздями, как железнодорожные костыли. Под оконным проемом свалены хворост и дрова, к стене прислонён прямой обоюдоострый мяч эпохи позднего средневековья. У костра на камне прикрытая куском ткани еда. Хлеб и глиняный кувшин с кислым молоком.
Подбираю цепь, пытаюсь освободиться. Безрезультатно, меч гнется. Из длинных веток хвороста сооружаю перекладину. Снимаю и развешиваю промокшие широкие черные штаны. Длинную рубаху – камизу из-за цепи полностью снять не получается. Оставляю на цепи, авось и так высохнет. Пытаюсь согреться у костра, растираю онемевшие от холода ступни и кисти рук.
Странно, но я нисколько не удивлён происходящим – верный признак сна, но ощущения реальные. Так, где я? Сон, очередной выход? Почему я один, почему закован, где все, где Сава? Возможно, он также где-то прикован.
Дождь заканчивается, снаружи светлеет, рассвет. Разглядываю окрестности, насколько позволяет цепь. Башня на возвышенности, перед ней глубокий овраг с черным провалом в центре. С противоположной стороны овраг имеет вертикальный подъем, со стороны башни подъем пологий. Башня – часть полуразрушенной крепостной стены, которая тянется вдоль всего пологого склона.
– Сава! – кричу, сложив ладони рупором.
Низкий протяжный густой звук, похожий на альпийский рог, перекрывает мой крик. Звук идет из провала.
За остатками крепостной стены показывается кудрявая голова Савы! Нет…показалось, это большой черный ворон сидит на камнях.
«Бери оружие!» отчетливо слышу голос Виталика у себя в голове.
Провал снова извергает звук, теперь это страшный звук, словно тысячи людей одновременно кричат в смертельном ужасе. Закрыв уши руками, бегу назад к башне, оружие осталось там. Крик тысяч голосов только усиливается. Оборачиваюсь, и не верю своим глазам, из провала лезут жуткие человекоподобные существа. Красная обваренная в волдырях кожа, круглые без глазниц черепа, вытянутые конечности, в передние, похожие на лапы богомола, вживлены длинные плоские мечи. Замерев, принюхиваются, пять мерзких тварей. Ужасный звук из провала внезапно прекращается, словно кто-то закрыл дверь в ад. Опираясь на мечи, существа бросаются вверх по склону.
Я стою на крыльце у входа в башню, страшно, но мой меч хорошо лежит в руке, ощущаю его тяжесть. Первая тварь, поднявшись по склону, в прыжке атакует меня, рву дистанцию, шаг назад. Руки-мечи, втыкаются в каменные булыжники крыльца, раскалывая их. Выпад, удар в горло, насквозь. Вторая нападает справа, шаг назад, блок, шаг вправо, удар, сношу голову. Третья останавливается в двух шагах, вытянув шею, словно вглядывается в меня. Я смотрю в его безглазое, пугающе безобразное подобие лица, не в силах отвести взгляд.
Вдруг меня пронзает нестерпимая боль, словно заживо варишься в кипятке. Но боль… не моя, она вокруг меня, и ощущение этого позволяет мне не сойти мгновенно с ума. Темно, ничего не вижу, но буквально через секунду миллионы звуков и запахов вокруг создают передо мной многослойную и красочную картину окружающего мира. Я слышу, я чувствую стоящего напротив, я слышу шум крови в его венах, скрип его суставов, даже взмах ресниц не остаётся незамеченным. Это я, это мое тело напротив. Мое сознание каким-то образом оказалось в этом страшном существе, появившемся из недр земли. Я вижу его цель, цель – мое сердце. Шаг вперед, удар. Жгучая боль в плече возвращает меня в мое тело.
Споткнувшись о ранее убитую мной тварь, существо теряет равновесие, и меч проходит по касательной, поражая мое левое плечо. Искры из глаз, заваливаюсь назад. Тварь как огромная саранча перепрыгивает меня и выскакивает из башни за крепостную стену. С пронзительным криком существо скрывается из виду в густой темноте кустов и деревьев. Меня выворачивает.
Еще две быстро приближаются ко входу в башню. С трудом поднимаюсь, плечо сильно кровоточит. Придерживая раненой рукой цепь, первую тварь встречаю в дверном проеме. Отбив удар в сторону, пронзаю безглазый череп. Вторая пытается повторить прием с перехватом сознания, но я уже научен, удар наотмашь, голова твари с глухим звуком падает на камни.
Перешагивая через трупы, возвращаюсь в башню. Сильное головокружение. Переминаю мякиш хлеба с молоком, полученной массой забиваю рану, поверх затягиваю куском ткани.
Сижу на полу, прислонившись спиной к стене, рана пульсирует, голова кружится и тошнит, весь горю. Видимо пошло заражение, или это все же следствие путешествия моего сознания в голову твари, скоро будет понятно.
Через какое-то время слышу скрип деревянных колес. В башню входят двое. Первый – высокий старик с длинными волосами, второй – мальчик, ребенок. Оба с совершенно белой кожей и прямыми белыми волосами. Большие голубые глаза. Словно фарфоровые статуэтки. Мальчик несет корзину, в ней хлеб и молоко. Альт, так его зовут. Точно! Я видел его раньше, я видел его во сне, видел уже эту башню.
Альт, украдкой поглядывая в мою сторону, выкладывает еду на камень, подкидывает дрова в костер. Старик опускается передо мной на колени, внимательно всматривается. Осторожно отодвигает повязку, осматривает рану.
– Умно, – тихо говорит старик.
Затем он выходит из башни, осматривает трупы, удивленно качает головой и оттаскивает их в сторону оврага, Альт собирает головы. Видимо сбрасывают всё в провал.
Управившись, возвращаются, проходят мимо меня на выход, старик держит мальчика за руку. На мой тихий хрип о помощи старик не обращает внимания. Словно собаку пришел покормить. Альт сочувственно смотрит на меня. Маленьким кулачком обозначает круг на уровне своей груди.
Вечереет. Немного прихожу в себя, пот льётся градом, спала температура. Костер совсем потух, в пепле ещё видно несколько красных глазков. Нельзя потерять огонь. С трудом управляя затекшим телом, выбираю хворост поменьше, раздуваю угли, развожу костер. Подложив полено под голову, обустраиваюсь возле огня.
– Совсем взмок, придется поменять постель – Лариса Петровна, наклонившись надо мной, обтирает мне лицо холодным полотенцем.
4. Держатель печати Салим и божественная Бахтия
Витражные окна распахнуты. Снаружи ярко светит солнце. Нагретый солнцем воздух ощущается в зале.
– Хорош спать! – это Сава стоит у стола, одет в бордовый вышитый золотом халат, под халатом виднеются желтые шёлковые штаны и рубаха. Семен Львович и Виталик в таком же одеянии, только вышивка у всех отличается, сидят за столом, завтракают, что-то обсуждают. На столе запеченное мясо и рыба, огромные варенные а-ля страусиные яйца, много сыра и творога. Я с удовольствием потягиваюсь, рад снова оказаться в Атике, рад Саве, всем рад.
Сали помогает мне встать и умыться. Проверяю плечо – целое. Облачаюсь в красную шелковую рубаху, белые штаны, поверх всего этого синий с золотом халат и усаживаюсь за стол. С удовольствием жую хлеб с сыром, поглядывая на сотрапезников.
– Этой ночью мне приснился очень реалистичный сон, – обращаюсь к Семену Львовичу, – даже не знаю, сон ли это был или выход.
– Ну-ка, расскажи, – Сава подсаживается ко мне. Вкратце рассказываю.
– Интересно, – Семен Львович, откинувшись на стуле, смотрит в открытое окно, – каких-либо серьезных объяснений всему этому нет, только теории. По чьей воле мы перемещаемся между мирами и перемещаемся ли мы на самом деле? Ведь может быть и так, что все это игра разума, пока тело пребывает в коме в какой-нибудь больнице, или, или…Очень много «или», а пока будем считать Ваше путешествие очередным выходом. То, что нет раны на плече ничего не объясняет, Ваш выход, если это был он, мог иметь место в будущем относительно нашего сегодняшнего состояния…
Рассуждения Семена Львовича прерывает Син, она входит в зал через центральную дверь и приглашает нас последовать за ней на небольшую экскурсию по дворцу. Подвязав халаты, отправляемся в путь. Сали – рядом со мной. Мы проходим длинный арочный коридор, стены в белом мраморе, золотой фриз, потолочная роспись. Далее – тематические залы, оформленные в стиле времен года, ночного неба, или просто выдержанные в определенных цветовых гаммах, а также картинные и портретные залы, столовые и кабинеты. Время от времени поднимаемся по дворцовым лестницам, украшенным сквозными резными балюстрадами, расписными вазами и канделябрами, проходим мимо декоративных фонтанов, мраморных статуй, огибаем роскошные клумбы.
По ощущениям и нескольких дней не хватит, чтобы обойти весь дворец. Мы же, увидели только его парадную часть. Наконец, мы оказываемся в приемной Салима, просторной комнате со множеством портретов. Вход в кабинет Салима охраняет золотой караульный Бахтии.
– Многочисленные предки Салима, – кивая на портреты поясняет Виталик, – очень долгое время его род на службе у Бахтии.
Салим не заставляет себя ждать. Вхожу один, остальные остаются в приемной, расположившись на длинном кожаном диване, напротив огромной чаши с фруктами. Кабинет обшит деревом, каменный камин, на деревянных стеллажах большое количество книг, огромная карта Атики, большой глобус Дзело, телескоп, барометр, и ещё некоторые незнакомые приборы. Такой стереотипный кабинет ученого в викторианском стиле. Очевидно, Салим не только политик, но и исследователь, можно это использовать.
Салим приветствует меня стоя, предлагает кресло. Обмениваемся дежурными любезностями. Салим наливает и передает мне металлический бокал с вином, при этом старается незаметно рассмотреть меня, на что гожусь. Снаружи доносится хруст яблок. Это Сава без устали поглощает одно за другим. Улыбаюсь.
– Полагаю, Вам известны все детали наших договорённостей с Даримиром, – переходит к делу Салим, в голосе слышны нотки высокомерия, – с учетом известных объективных обстоятельств, остаются ли наши договоренности в силе?
– Да, я посвящён во все детали, и да, договоренности остаются в силе. По-другому и быть не может.
– В таком случае хотел бы просить Вас озвучить свое видение, как в текущих реалиях Вы собираетесь действовать? Можем ли мы рассчитывать на ещё одну партию меха от Даримира?
Как действовать? Деталей мы ещё не обсуждали. Действительно, а есть ли ещё мех, или Даримир, одержимый любовью, выгреб все закрома подчистую? Главное, мне не нравится этот экзаменаторский тон. Что ж попробуем направить разговор в иное русло.
– Как собираемся действовать? Действовать собираемся, как Вы изволили выразиться, в текущих реалиях. В реалиях, когда все наши планы и договоренности стали известны Вашим врагам. В реалиях, когда ко дну ушли отрад отборных лучников и крупная партия меха.
Салим на секунду морщится. Ему не нравится мой тон, моя уверенность.
– Вы думаете, что винары имеют к этому отношение?
Я вальяжно откидываюсь на спинку кресла.
– Нас атаковало большое парусное судно без опознавательных знаков, но его форма… Эта форма кораблей винарского флота. Кроме того, по пути следования мы встретили не одно торговое судно, но атаке подверглись только мы. Значит, ждали именно нас. Били по нам аккуратно с намерением взять на абордаж, значит знали о ценном грузе, – выжидающе смотрю на Салима.
– И как, по-Вашему, они узнали?
– Ну, давайте рассуждать…, кто был посвящён в наш план? Достаточное количество народа, мы, главы семей, волхи. Но конкретно об отправке меха знал ограниченный круг. Это конечно Даримир, – демонстративно загибаю пальцы, – вы и, как не странно, Морэ!
– А позвольте узнать, откуда?
– Могу Вас заверить, что наши источники не в Атике.
– Видимо это хорошие источники.
Салим говорит несколько раздраженно, наверняка не хочет поднимать тему с Морэ. Думаю, о том, что информация к винарам ушла через Морэ он и сам знает, или, по крайней мере, догадывается. Но беспокоит его, скорее всего, поиск виноватых в потере драгоценного груза. Ну что же, поднажмём ещё:
– Ранее Вы просили подтвердить наши договоренности. Хотел бы в свою очередь просить Вас подтвердить их.
– Разве я дал повод сомневаться? – Салим заерзал в кресле
– Разве нет? – Держу паузу, делаю глоток вина, – наша договоренность, предусматривает ряд выгод для нашей стороны, которые, скажем так, требуют решений на самом верхнем уровне.
Салим поджал губы. Знает куда клоню.
– Морэ это глава совета, – холодно продолжаю, – второй человек Атики, а, учитывая божественность Бахтии, то и первый. И что получается? Человек такого уровня не просто не поддерживает нас, он действует вопреки. И, кроме того, не может не беспокоить то, что информацию он получил от человека, с которым непосредственно были достигнуты известные договоренности.
– Давайте так, – перебивает Салим, пытается взять инициативу, – что касается прежних договоренностей, то они в силе и обеспечены словом Бахтии, и этим все сказано. Что же касается Морэ, то я надеюсь, что Вы искренне заблуждаетесь на его счет. И…
– К моему сожалению, нет, не заблуждаюсь, – теперь я перебиваю Салима, – и рано или поздно нам придется вернутся к этому вопросу. Потерян очень ценный груз, и кто-то должен за это ответить.
Салим совершено не ожидал такого разговора, поэтому удалось ошеломить его напором, но я уверен, что, опомнившись, старый лис быстро поставит меня на место, нужно срочно менять тему. Якобы нечаянно смахиваю пустой бокал с ручки кресла, тот с грохотом падает на мраморный пол.
– Что касается меха, новой партии меха, – невозмутимо рассуждаю, – очевидно, что мех не обходим, это ключевой элемент, без которого бессмысленны наши начинания. Как мы можем известить Даримира?
Салим хмурится, переключается на новую тему.
– Учитывая срочность вопроса, ускорим отправку судна. Готовьте письмо, – Салим достает лист бумаги, открывает зеленую чернильницу в форме черепахи и уступает мне место за свои столом.
Не то что, я совсем не умею писать, но все надписи, на которые я обращал внимание, были сделаны знаками похожими на алеф-бет иврит, возможно это и есть еврейский алфавит, но для меня это дела не меняет. С другой стороны, если Салим решит, что я не умею писать…. Это наверняка потешит его, я явно не понравился ему, прежде всего своими разговорами, а тут выяснится, что я ещё и неграмотный деревенщина из Крепта. Но, видимо, Салим и предположить не мог, что такое возможно, потому что предлагает мне услугу писаря. Я нехотя соглашаюсь.
В кабинет Салима входит маленьких старичок, в руках специальная подставка для написания писем, на груди металлическая чернильница. Диктую письмо: вкратце, но не забывая при этом о речевых изысках, описываю ситуацию, прошу сообщить, может ли Даримир направить новую партию меха и, если может, когда и сколько, и, немного подумав, перечисляю полагающиеся мне регалии.
Письмо готово. Внимательно рассматриваю текст; да, действительно, это не русский алфавит, делаю вид, что читаю. С подписью нужно что-то придумать. Существовал ли брат Даримира на самом деле, была ли у него подпись, имеет ли значение, как я распишусь?
Старичок стоит рядом, ждет с пером и открытой чернильницей, обмакиваю большой палец и оставляю отпечаток в качестве подписи. Салим и старичок с удивлением смотрят на меня.
– Доподлинно установлена неповторимость папиллярных узоров кожи, – знакомлю с дактилоскопией, – мой отпечаток позволит идентифицировать личность, то есть доказать, что письмо написано именно мной.
Салим внимательно рассматривает мой отпечаток и даже делает заметки в большой книге на его столе.
– Очень интересно! То есть в Крипте есть образец Вашего отпечатка и, сравнив оба отпечатка, можно определить, Ваш отпечаток или нет. Неужели нет в мире идентичного отпечатка?
– Вы можете сравнить отпечатки всех атикийцев, но одинаковых не найдете.
Салим, улыбаясь, смотрит на меня по-новому: заинтересовано, увлеченно.
– А вот представьте, если бы люди оставляли свои отпечатки на всем к чему прикасаются. Можно было бы раскрыть не одно преступление.
– Могу заверить, что люди оставляют свои отпечатки, – показываю раскрытые ладони Салиму, – пусть и не чернилами и ненадолго, но в течение порядка трех дней их можно обнаружить. Чтобы удостовериться, просто приложите руку к стеклу или зеркалу. То же самое произойдет на других гладких поверхностях.
– Да, конечно, я видел отпечатки на стеклах, но можно ли увидеть их на других поверхностях, например на бумаге
– Да можно, – откуда я только знаю это, – могу продемонстрировать.
Салим достаёт листок бумаги, прошу приложить к нему палец. Зачерпываю пером немного сажи со дна камина и аккуратно посыпаю место нажатия. Сдуваю сажу, отпечаток довольно четкий. Салим весь светится. Несколько минут сравнивает свой отпечаток с моим, делает записи.
– Все же элементарно, на кожном жире задержались частички сажи и сформировали отпечаток папиллярных узоров моего пальца. Действительно, чудесны в первую очередь те открытия, которые рядом, под ногами. – Салим выглядит очень довольным, отношение ко мне кардинально меняется, теперь я ему интересен.
Он показывает мне микроскоп с двухлинзовой системой окуляров, его собственное изобретение.
– Используя данный микроскопом, я смог выявить отдельную структурную единицу в срезе ткани живого организма, своеобразную ячейку. В настоящий момент научный совет Атики изучает теорию о том, что такие ячейки являются структурной и функциональной единицей всех живых организмов.
– Клеточная теория, – продолжаю удивлять Салима, – так её называют в Крепте. Данные исследования также проводятся нашими ученными. Есть ещё теория, что новые ячейки или, как мы их называем, клетки образуются из уже существующих клеток.
– Ну конечно, свойство всех живых организмов – развитие, рост, размножение. – Салим опять делает записи, – Я и не предполагал, что Крепт уделяет такое внимание науке. Не сомневаюсь, что это прежде всего заслуга Даримира.
– Далее увеличивая мощность микроскопа – мечтательно продолжает Салим, – мы сможем изучить содержимое клетки, затем состав этого содержимого и так деле и так бесконечно.
– Бесконечно? Данный термин больше применим не к микроскопу, а … – Я киваю, в сторону большо телескопа у окна, – Существует теория, что материя, в конечном счете, состоит из частиц, которые неделимы и конечны.
– Да, конечно, есть такая теория, атомы, но правильно ли я понимаю, – Салим указывает на телескоп, – Вы допускаете бесконечность и безграничность Вселенной?
– Да, по крайней мере, пока мы не увидим её границ.
– То есть несовершенство телескопа позволяет рассуждать Вам о бесконечности Вселенной, но бесконечность череды структурных составляющих материи, атомов, Вы не предполагаете, при том, что несовершенство микроскопа также не может ни подтвердить, ни опровергнуть данную теорию.
– Что-то приходится брать за основу. Но мне интересна Ваша теория, как Вы её называете? Бесконечность бесконечностей?
– Теперь так, так буду называть, – Салим улыбается, – бесконечность Вселенной, как не странно, логична. Конец одного – это начало чего-то нового. Если есть конец Вселенной, граница, то за этой границей должно быть что-то новое и череда эта бесконечна, это логично. Нелогична конечность. Нелогична конечность Вселенной. Нелогична конечность атома. Бесконечность бесконечностей, хм… красиво!
Салим подходит к телескопу и аккуратно кладет на него руку.
– Ночное небо, россыпь звезд и созвездий, энергия в чистом виде. Неустанная работа, жизненный цикл, процесс неподвластный понимаю. Поверите, ночи напролёт могу наблюдать за звездами, – мечтательно говорит Салим.
– Я тоже люблю смотреть в ночное небо и знаете, что оно мне напоминает? Оно напоминает мне человеческое сознание. Иногда меня посещает мысль, что может быть мы – часть чьего-то разума, часть мыслительной деятельности, что мы наблюдаем в ночном небе.
– И этот разум, в свою очередь, обеспечивает функционирование следующего разума и так бесконечно, – подхватывает Салим.
– Или, – подкидываю поленьев, – мы часть разума, который, в свою очередь, обеспечивает функционирование нашего же разума, такая вот закольцованная бесконечность.
– Интересно! – Салим возвращается к креслу, – Таким же образом можно закольцевать и бесконечность Вселенной. Например, содержимое атома – это есть бесконечная Вселенная, в которой находится этот атом.
Салим счастливо улыбается и делает пометки в свое книге, в этот момент в кабинет входит Син. Она подходит к Салиму и что-то шепчет ему на ухо.
– Я несколько удивлен, – говорит мне Салим, вставая с кресла, – но Бахтия, узнав о Вашем прибытии, желает принять Вас, прошу Вас, нельзя медлить.
Мы чуть ли не бегом направляемся к Бахтии. Замечаю, что в приёмной только моя Сали, она подскакивает за мной, куда подевались остальные?
Покои Бахтии начинаются огромными арочными резными дверьми из желтого дерева. Перед дверьми патрульные Бахтии, двое в золоте, таких видели раньше, за ними ещё четверо. Черные лёгкие доспехи, бронзовые маски в форме человеческого лица, все с короткими прямыми мечам на изготовке. Обыскивают тщательно, бесцеремонно.
Сразу за дверьми – огромный зал, приемная Бахтии. Куполообразный витражный потолок пропускает сквозь цветные стекала лучи послеполуденного солнца. Стены и колоны из желто-коричного камня, похожего на яшму пронизаны золотыми жилами. Блестящий деревянный паркет. Все блестит, переливается. Запах карамели.
Напротив входа на возвышенности трон Бахтии. Подхожу спокойно, головы не склоняю. Бахтия не требует поклонения, только чистых помыслов. Салим идет рядом. Бахтия в желтом расшитом золотом платье с короткими рукавами, руки по локти окрашены золотом, густые черные волосы сплетены в башню и скреплены золотыми зажимами. Лицо слегка вытянутое, тонкое, красивое. Огромные черные глаза обведены золотом. Пальцы действительно очень длинные и тонкие, как паучьи лапки.
Если Салим удивлен желанием Бахтии видеть меня, то я – нет. Благодаря Виталику я знаю о зарождающихся чувствах Бахтии к Даримиру. Бахтия внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь отыскать черты Даримира. Найдет ли, не знаю. Я Даримира в глаза не видел.
– Всему на свете есть цена, что будет выдана сполна, – голос Бахтии необычайно мягкий, гладкий и теплый.
Трактую в свою пользу, видимо речь о моей помощи Атике. Салим трогает меня за локоть, прием окончен. Небольшой поклон. Бесшумно покидаем приемную. Очевидно, что на Даримира я не похож, быстро меня выставили. Интересно, она всегда излагает в рифму? Я купила нам селедку, будем есть её под водку…
Мы, не спеша, возвращаемся в кабинет Салима, пора вернуться к делу.
– Полагаю, что после слов Бахтии у Вас не осталось сомнений, – Салим, расположившись в кресле, принимает деловой вид, – письмо в Крепт готово и будет направлено первым кораблем. Но ответ от Даримира, мы получим через неделю, в лучшем случае.
– Согласен, независимо от того, каким будет ответ от Даримира, начинать переговоры с волхами необходимо немедленно.
– Отлично, – Салим потирает руки, – что потребуется, разумеется, кроме, сбора и оплаты экспедиции.
– Кроме сбора и оплаты ничего, всей необходимой информацией я и мои люди владеют в полном объеме.
Да, – Салим несколько смущен, – позвольте, кстати, поинтересоваться, кто они, Ваши люди?
– Вчера я представлял их Вам, смею заверить Вас в их надежности и преданности.
– Ну, что ж как Вам удобно, – Салим встает с кресла и достает из ящика стола увесистую мошну из черного бархата, – Вам потребуются расходы, прошу не ограничивать себя.
– Благодарю, – я принимаю деньги – Когда?
– Завтра утром. Война не за горами. Священная война, за Бахтию, за будущее наших детей.
– Ах, оставьте, меня не нужно агитировать, – дружески беру Салима за локоть, – война – это бойня рабов в интересах рабовладельцев, так завещал один великий человек – Владимир Ильич Ленин. Война за мир, война за будущее детей, за бога, страну, религию, и прочее – лозунги, цель которых – поднять рабов и бросить их на мечи, дабы не дать одному рабовладельцу сместить другого. Для рабов же, смена рабовладельца, как правило, не несет каких-либо изменений, которые стоят вспоротого брюха. Разобщить, разделить и властвовать, непреложная истина, общеизвестный прием, который на протяжении тысячелетий безотказно работает.
– Как Вам будет угодно, – Салим устало улыбается, – но Вы сами же прибегаете к лозунгам: войны в интересах рабовладельцев, разделяй и властвуй, ничего не изменится, по-Вашему, что это? Классические лозунги, побуждающие к действию или бездействию. Причём, в противостоянии двух сторон каждая формирует свои лозунги и использует их, чтобы мотивировать и мобилизовать общество, а также, что дезорганизовать общество противника. С этой точки зрения, чем будут считаться Ваши лозунги? Преступной наивностью или же действиями в интересах противника, а по-простому предательством и саботажем, для которых антивоенные лозунги – хорошая ширма.
– Ваш пример здесь совсем не уместен, я веду речь о классовом противостоянии. Когда к каждой из сторон придёт понимание сути и причин, по которым они оказались друг напротив друга с оружием в руках, тогда им станет ясен их истинный враг. Впрочем, я устал, мы много говорили.
Распрощавшись с Салимом, выхожу из кабинета, моя Сали все ещё ждет меня в приемной, машу ей открытой ладонью. Она улыбается и ведет меня назад в наш прекрасный зал.