bannerbannerbanner
полная версияKris & Eric

Carinetta
Kris & Eric

Полная версия

Факдатщит

– Это ведь из-за тебя отменили дискотеку?

Да. Я на днях опять послала куда подальше кого-то из комиссии. По-моему, ту же самую шмару.

– Да ты сто? И сто зе ты мне сделаешь, Лизонька? – Чёрт, эта пафосная налакированная шваль просто бесит меня своим тоненьким, сквозящим во все щели голоском.

– Та-а-ак нельзя, Кристина! – О, господи, избавьте меня от этого гнусавого сучьего тона. – Ты не одна в гимназии!

Я сижу на скамье, откинувшись на подоконник и закинув ногу на ногу. Эта тварь склонилась надо мной, скрестив ручонки на груди. Скажите-ка мне, как в маленьких худеньких сучках умещается столько говна?

– Ошибаешься, Лизя, – я нагнулась вперёд и смотрела на неё испытующе исподлобья, – вас до хрена. А я одна – против вас всех.

Шушуканье на перемене поутихло. Все внимательно слушали нас спинами. И не решались что-либо сказать. Может, сами не знали, на чьей они стороне? Даже герой-праведник Лео молча хмурился в свой смартфон. С тех пор, как он так трусливо накосячил передо мной, Лео боится говорить мне что-либо наперекор.

– Это политика, слышите? Вы все! Дискотечку завернули, потому что у гимназии нет денег, – и эта саранча из управления прижимает нас явно не из-за моих выходок. Но вам всем втирают, что виновата именно я, – это лишь способ устранить моё влияние.

– Чё ты несёшь! – Как же она меня бесит.

– Я тебе сейчас башку снесу, ты, тупоголовая курица! – Я встала, и Лиза в страхе отпрянула назад. На самом деле мне просто надоело торчать в логове врагов – всё, я собираюсь домой.

– И почему же это помалкивает наша оппозиция? – Я взглянула в сторону Марчика и его крыс. – Что, только лишили вас обоссанной конфетки – так вы уже не борцы за свободу и больше не травите учителей?

Все молчали.

– Да пошли вы все.

Я спускалась по лестнице и… Да они что, деревянные? Почему я так переживаю, что больно задела Лизу, больно уколола Марчика – а им самим на себя наплевать, что ли? О, нет. Мой живот не может переварить этот факт. Скорее, дверь!

Меня стошнило в дамской этажом ниже. От лизоблюдства, от Лизы и её ублюдства, от её гнусного голоса, пахшего тухлой капустой… Все меня ненавидят. Вокруг одна лишь гниль – зачем мне жить, если я гнию ещё быстрее? Как я хочу увидеть Эрика… Эрика?

Ух ты

Крыльцо показалось мне ватным, а зной будто раздавался эхом.

Лучше вызову такси – нет сил кого-то видеть…

Слишком поздно. Уже вижу кое-что. Котика и его байк.

– Поедешь со мной?

Кто там у нас не хотел жить? Ну же, Кристина! Такая возможность!

– Да. Думаю, дважды меня уже не стошнит. А у тебя наконец кишка не будет тонка удушить меня.

– Я такой страшный?

– Из всего гнилья, коим является каждый, только ты не пытаешься казаться чем-то другим.

Котик удивлённо приподнял брови.

– Поэтому я тебе верю. Если мир таков – то лучше знать правду, чем мазаться кремом из дерьма.

Эрик молча сел за руль и предоставил мне место сзади.

Лиза. Лео… Все повылезали на крыльцо – кажется, уроки отменили? Чёрт, у гимназии дела ещё хуже, чем я думала.

– Готова?

– Валим!

Мы с фирменным рёвом проехали мимо успевшей к представлению публики. Лео просто обалдел. А Лиза, клянусь, навалила целую кучу в свои тощие штанишки. Всё дерьмо её куцей душонки сияло на искажённой завистью гримасе.

Отъехав от города, мы зарулили в частный сектор. Вдоль дороги, ведущей в лес, тянулся маленький рукав из десятка домишек.

– Неплохо ты устроился!

Мы молча вошли в одноэтажный дом. Всё здесь так строго и стильно, что почти невыносимо.

– Я переоденусь, можешь пока надавить себе кофе.

Дорогая кофемашина. Здесь вообще полно дорогой техники.

Эрик вернулся в белой флисовой кофте и серых мягких штанишках.

– Это что, пижама?

– Нравится?

Он смеётся? Котик и без того далеко не воплощение мужественности, а в этом прикиде он просто жалок…

– Присаживайся, гостья.

Котик, шаркая мерзкими тапочками, начал шуршать на кухне, вращаясь вокруг кофемашины. Нет, кажется, во мне ещё осталась желчь, чтобы наблевать в свежий ароматный кофе.

Эрик изящно наколдовал передо мной чашечку. Своими гнусными пальцами. Но кофе пахнет просто потрясающе!

Эрик сел напротив. И молча смотрел на меня. Рыжие, полосатые от деревянных жалюзи лучи делали его лицо похожим на кошачье.

И эти лисьи глазёнки… Щекочут мне копчик. Весь он казался каким-то сальным, липким, ненормальным.

Тот Котик, которого все боятся, мерзок. А этот же – просто мокрая жалкая лисятина!

Я встала из-за барного столика и ушла прогуляться. Гостиная. Минимализм и серенький хай-тек. Идеальная чистота. И очень мало стен – комнаты разделены лишь намёками. Но я не остановлюсь – хочется свалить подальше от этого скользкого плешивого зверька. На какие деньги он может купить себе всё это? Сейчас Котика боятся все будущие успешные мужчины. А как кончит Эрик? Я даже не знаю, не прибьёт ли он меня завтра. Да и наплевать.

Спальня.

Здесь так темно. Как в пасмурном облаке. Внезапно я чувствую резкую боль в затылке – потому что на меня смотрит кто-то ужасный! Я поворачиваюсь к полкам с книгами, а на одной из них сидит…

– Клоун Эрик, это Кристина! Кристина, это Клоун Эрик! Мы с мамой вместе делали его. В моём далёком детстве.

Страшный, жуткий деревянный клоун жуёт меня заживо своими ядовитыми глазищами. По моим кишкам пробежали мурашки. Как же мне плохо здесь…

Почему я вижусь с ним, если он мне противен до тошноты и заворота кишок? Какое здесь всё страшное.

Свет падал на его лоб. Он всё ещё мне не нравится, его средневековый лоб противен мне! Совсем не как у Лео… Мне здесь ужасно. Я хочу к Лео! Я сваливаю!

Беги отсюда! Это всё ошибка, помешательство! Меня загипнотизировал хищник-птицеед! Я очнулась, всё прошло! Наконец-то чары рассеялись – я убегаю! Он молчал со стеклянным взглядом.

– Я пойду.

– Отвезу.

– Нет! Нет. Я вызову тачку.

Дома я спряталась в плед и меня знобило. Во рту стойко держался привкус гнили.

Клоун Эрик! Прошу тебя, не существуй! Умоляю… Мне так паршиво от тебя…


N

-ная попытка вляпаться в болото

Суббота выдалась так себе.

Весь день я проторчала дома во фланелевой пижаме, сшитой из облака. Мама и отчим занимались своими делами на первом этаже. Потом уехали. Потом вернулись и позвали на вкусный обед. Мне досталась и порция одиночества, и чувство присутствия любящих где-то неподалёку. Достаточно близко, чтобы чувствовать их тепло. Так странно. Давно я не воспринимала родителей частью Мира. Ведь если они меня любят – то это не считается. Мир-то меня презирает.

Почти всё время я провела в постели с Шекспиром. В шикарном трахе голодных душ. В том Мире, где я ещё умею любить. Суббота была бы просто роскошной. Если бы не мой страх выйти на улицу. Я почти панически боялась встретить кого-либо из гимназии. Напороться на их взгляды. Смотреть, как они все вместе обожают друг друга и терпеть не могут меня. Мне так хотелось написать Лео – попросить спасти меня, но ведь это бред.

Мне было страшно получить от него пощёчину. Так страшно было думать, что там, за окном, за пределами моей фланелевой субботы, меня ждут, чтобы забросать камнями.

Ещё хуже, что это всего лишь моя паранойя. Что все забыли про меня! Просто оставили умирать в собственной крови и рвоте.

Так что в сегодняшний воскресный паршивый солнечный день я соберу свои сопли в кулак и шагну в этот мир. Наберусь храбрости. Или просто наберусь… В любом случае – придётся выйти в магазинчик за храбростью.

Может, хоть кто-нибудь швырнёт в меня камень. Умоляю…

Эрик?

– Видишь – я даже не воняю.

– Да. Не похоже, чтобы ты караулил меня здесь всю ночь. Как ты улавливаешь хлипкую минуту, когда я на жалкое мгновение высовываю нос из дома?

Эрик лишь наклонил голову набок. Как тот клоун… Холод полоснул меня по спине.

– Почему ты просто не пробил мой номер?

– Может, я давно пробил. Как и все твои пароли. Одинаковые.

– О, да это же очевидно!

– Клоун Эрик передаёт, что скучает по тебе. – Эрик максимально по-ублюдски искривил свою шею.

– А я вот так себе соскучилась!

– Может, сама ему об этом скажешь?

Я, как мазохист, упивалась этими острыми осколками на месте его глаз!

– Да!

Только сейчас до меня дошло, что уже второй раз в жизни я крепко обнимаюсь с Котиком. Сидя на заднем сидении его холёной «Ямахи». В первую поездку я, как обычно, отключилась и ничего не чувствовала – и даже не помню её толком. Интересно, сколько минут своей жизни я уже провела в объятиях Котика? Наверное, целый час… Всё вокруг растворяется в пьяном трансе, будто воздух вокруг плотно пропитан застающим меня всюду виски. Мы оба без шлемов – если разобьёмся, то наверняка. В обнимку и под кайфом. Но вот я впервые сознательно решилась посмотреть по сторонам. От его серой кожаной куртки приятно пахнет корицей. Тонкие-тонкие, как паутинки, волосы щекочут нос. Он маневрирует так уверенно, что… Какие у него остро очерченные руки. Признаю: они чертовски эротичны – его пальцы на руле мотоцикла. Особенно когда они впереди меня.

Мы остановились у крыльца его одноэтажного дома. Эрика позабавил мой источающий панику взгляд.

– Рисковать своей жизнью мне уже скучно. А вот рисковать твоей… С ума сводящая привилегия.

– Музычку врубить? – послышалось из комнаты. Я видела лишь рваную тень, которая опять переодевалась в…

– Кристиныч? – Эрик вышел в своём до усрачки уютном белом свитере.

– Поставь то, что любишь. По-настоящему.

Эрик ухмыльнулся:

– Что я могу любить. Если только изящно насиловать.

– О, ты включишь сиди! Боже, я тоже обожаю слушать диски! На проигрывателе предков! Ещё бы винил раздобыть в достатке – я просто обоссусь, Эр!

 

– Этот домашний кинотеатр со мной ещё со времён… было дело. Сейчас мы выжмем из него максимум. Тебе понравится.

– Вот же дьявол! Класс-класс-класс! Что это, чёрт возьми?

– Твой суперприз.

Эрик включил музыку и развернул ко мне обложку альбома. «Суперприз» МультFильмы.

Комнату лихо заполонили струящиеся бирюзовые ленты. Между ними, как бабочки, порхали жёлтые эмалированные веера и жадно перерезали запутавшиеся в чернилах волны. Весь этот вальс яростно перечёркивали стреляющие струи розовой пунктирной воды, которая к концу полёта превращалась в куски чёрного рыхлого мела.

– Никогда в жизни не видела настолько цветную музыку! Это же ранний Кандинский! Столько красок повсюду – да все твои стены превратились в музей!

– Я же говорил —славная соковыжималочка. Всю мебель заляпала, да?

– Мультфильмовыжималка! Эрик…

– Заберёшь этот диск, когда поедешь домой! И второй тоже.

Альбом крутился по третьему кругу. Впервые в жизни я вижу, как музыка рисует настоящие мультики. Два часа аудиомультфильмов, молчания и иногда кофе с печеньем на белом ковре.

Эрик вёл себя как кошка, как призрак: везде и сам по себе. Молча и сквозь стены.

– Скажи, а ты тоже видишь? Цвет у музыки.

– Не уверен. Но это же очевидно, что он у неё есть.

– «Мурашки» – это первая в моей жизни песня дождливо-голубого цвета. С жёлтыми зигзагами.

– Вставай.

– Зачем?

– Давай руку.

Я слушаюсь.

– Танцуй!

– Но я не…

– Поздно! – Эрик закружил меня и отпустил – и я в восторге начала вертеться по кругу самостоятельно.

Остановилась только спустя ещё две песни.

Я села на место и, пытаясь отдышаться и остановить смерч в голове, с трудом разглядела Котика.

Это был совсем другой человек! Я его не узнаю!

Эрик окончательно расслабил лицо. Убрал волосы за уши. Глаза стали похожи на слегка раскосые удивлённые миндалины. Белый домашний свитер. Покатые плечи. Никогда не видела Эрика таким беспомощным и хрупким. Он похож на подростка. На хитрого лисёнка. На хитрого лисёнка-подростка. Его глаза из прозрачных, острых и неуловимых превратились в плотно-бирюзовые. И впервые смотрели в упор, не пронзая насквозь все мои потроха. Я впервые видела лицо Эрика в чистом дневном свете.

– Первоклассный фокус. Вскружить мне мозг, чтобы преобразиться ещё эффектнее.

Он не ухмыльнулся. Только смущённо отодвинул взгляд и поджал губы.

– Пойдём в комнату. – Эрик остановил проигрыватель.

Жёлтая гитара висела на стене.

– Какая красивая! Как застывший мёд.

Эрик достал её, чуть приподнявшись на цыпочки. Боже, какой он милый, что почти тошнит!

Он сел в кресло у кровати напротив окна с деревянными жалюзи. Тонкие косые лучи легли на гитару так, что почти сливались со струнами.

– Сыграй мне на этих лучах!

Эрик бросил на меня свой огромный взгляд, ненадолго задумался и начал перебирать струны.

– Ну ты даёшь! Эта мелодия и правда жёлтая и очень горячая! А можешь добавить мёд?

Эрик послушно склонил голову, как бы прислушиваясь к гитаре внимательнее, и умудрился вплести в соло медовую тянучую ленту. Он правда смог, я слышу звук мёда!

– А тёмно-красную? Сыграй теперь тёмно-красную, как кровь!

Эрик ещё раз бросил на меня чуть удивлённый взгляд, потом отвёл глаза в потолок, подбирая мелодию на нижних струнах, и когда мелодия стала красной – вновь посмотрел на меня, ожидая одобрения. Он понимал! Он понимал!!

В комнате почти стемнело.

Я встала с пола и подошла к книжной полке. У этого отморозка были книги – это сюр какой-то. Рядом с книгами жили очень странные сувениры – жутковатые фигурки, открытки с кривыми гипертрофированными сюжетами. Всё это по-настоящему напоминало сон и заставляло холодеть мои жилы. Но всё здесь было таким живым, почти парным и искривляющим пространство вокруг себя. Как… Моё сердце начинает подпрыгивать, потому что я наконец решаюсь посмотреть левее, туда, откуда в меня впивается красный взгляд…

Клоун Эрик.

Мамочки.

– Мы с мамой вместе его делали. Я помогал вырезать из дерева голову. Мама сшила тельце. Я сам раскрасил и покрыл лаком лицо.

Красные жирные ресницы были похожи на кровавые зубы. А глаза – на два жадных рта.

– Возьми! Потрогай его!

Надо перебороть страх. Эрик не простит, если я обгажусь на его идеальный пол.

– Клоун Эрик хочет к тебе на ручки, Кристиночка. Иначе он тебя покусает.

– Боже… – Я закрыла лицо руками.

Эрик подошёл и снял клоуна с полки. – Держи.

Я взяла его в руки. Одежда была мягкая. Головка беспомощно повисла, звякнув бубенчиками. Клоун теперь безысходно смотрел в потолок и не мог больше взглянуть на меня, если только я не помогу ему. Я подняла его носатую голову и направила на себя эти красные глазки. Ужас какой – я отпустила голову обратно. Мои кишки покрылись коркой льда. Так, ещё раз. Поднимаю деревянную голову и… останавливаюсь, потому что в этом положении клоун смотрит куда-то над моей макушкой. С этого ракурса его глаза кажутся очень грустными. А показавшиеся на слое лака трещинки стали похожи на слезинки.

– Как я могла! – я рухнула на пол вместе с клоуном, прижала его к груди и так зарыдала, что лучше бы уж обделалась.

Так мою грудь давно не разрывало. Я просто не могу взять себя в руки – из меня хлещут потоки боли и гноя.

– Как… Как я!.. Он ведь… Беспомощный!

Эрик укрыл меня пледом, вышел и вскоре вернулся с кружкой чая.

Я жадно отхлёбывала, положив клоуна на коленки.

– Он ведь не виноват. Не виноват, что напугал меня!

А я посчитала его чудовищем. Я чуть не забросала его камнями – просто потому что он страшный. Сердце продолжает рваться, лишь представлю, как ужасные злые дети издеваются над маленьким клоуном – и бросают его на свалке…

– Это ведь игрушка. Её создали, чтоб согреть чьё-то детское сердце! Преданным игрушкам так нужна любовь!

Да что со мной такое! Я сейчас залью его клоуна соплями. Кажется, мой чай уже солёный…

– Это я клоун. Понял? Я так страдаю, оттого что мир видит меня странной и непохожей и лишь за это хочет побольнее меня ужалить! А сама? Сама чуть не возненавидела беспомощную игрушку! Чуть не пнула котёнка без лапок!

– А я. Разве я не клоун Эрик?

Я посадила клоуна на стол и погладила. Сейчас он смотрел мне в глаза и очень зависел от меня.

Все эти открытки. Статуэтки. Необычные книжки. Тоже хотели моей любви. Как же я перед ними виновата!

Я опять взвыла.

Эрик не смеялся надо мной. Даже не подавал виду, что считает моё идиотское поведение идиотским.

– Хотел бы я иметь на своей полочке твоё сердце.

– Оно уже та-а-ам! – эхом раздалось моё нытьё.

Это же рай. Это богатства! Здесь столько вещей, которые по-настоящему для него что-то значат. И для меня. Нет друга милее, чем полюбившееся чудовище.

Вечер в любимом болотце

– Кристина! – мама позвала меня снизу.

Я выглянула из комнаты.

– Там тебя парень ждёт. Явно взрослее твоих одноклассников!

– Я знаю! – О-о. Кажется, я одеваюсь набегу и не собираюсь оставаться дома ни секунды.

– Ты его хорошо знаешь?

– Лучше, чем все прочие!

– Я хочу, чтобы ты помнила: я тебе доверяю, Кристина. Но мне он не нравится. И я тебя не узнаю.

– Я тоже тебе верю, мам. Если он тебе не нравится, значит, ему дорога в ад – и это правда. Но ещё я так же доверяю себе. Моя дорога свернёт левее.

– Очень хочу рассказать тебе о нём! – бросила я в дверях и не была уверена, что вернусь.

– Мне почти льстит, что мамочки меня терпеть не могут. – Эрик докуривал сигарету.

– Ты бы ещё блант при ней выкрутил!

Эрик приехал на машине.

– А где двухколёсный?

– Серьёзно. Я тот самый плохой дядя, которым пугают малышек. И я заказал нам шлемы. Пока покатаемся на этой шхуне.

Я подошла к пассажирской двери:

– Твоя мама тебя очень любила. – Вдруг вырвалось из меня.

Эрик лишь вышвырнул окурок и нырнул под руль.

Он весь день занимался своими делами, а я в спешке захватила учебники по схемотехнике и всяким машинным кодам – и весь вечер пытаюсь воткнуть во всё это. За его столом. Чёрт, это и правда сложно – но ещё и гораздо интереснее ванильного верхнего уровня псевдопрограммирования! Хорошо, что абстрактные муравьи на открыточках и Клоун Эрик поддерживают меня как могут. Весь этот кривой и странный мир сейчас ближе всех мне. Диски, которые мне подарил Эрик, я тоже принесла обратно – третий час из колонок брызжут мультики – плюются красками, заляпывают мой тихий вечер из серых нулей и единиц.

– Это вас такому учат? – Эрик стоял у меня за плечом.

– Нет. Это просто для удовольствия, потому что на уроках мне больше делать нечего. Ведь я уже прошла весь курс, выиграла олимпиаду – и досрочно поступила в университет, выкусил?

Эрик провёл пальцем по еле заметной впадинке на листе учебника. Ещё мокрой от плюхнувшей слезинки.

– Это от «Тела». Просто выворачиваюсь после этого трека… Тебе знаком Ян ван Хёйсум?

– Убьёшь, если скажу, что нет?

– Мне кажется, художники и гравёры именно его времени были первыми сюрреалистами. Здесь бы очень круто прописались его репродукции.

– Значит, будут. – Эрик распахнул ноутбук и безошибочно ввёл услышанное имя. Он ловко покопался в картинках и нашёл мою любимую – с белым атласным тюльпаном. – Постоит с нами хотя бы на фоне экрана.

– Почему ты так внимательно вникаешь во всю чушь, что я тебе говорю на ходу? Что тебе с того? Что тебе с того, что я сижу тут и делаю сопливые уроки?

– Ты моя новая сюрреалистичная статуэточка.

– Ах так? Тогда я сейчас сломаю твой леденящий жилы галлюциногенный мирок!

Я поставила на паузу музыку и подключила колонки к своему телефону.

– Пусть теперь вот это покрутится на репите, – и нажала на плей.

Это были Sweet. «Love is like Oxygen». Я кружилась, пока не застыла в коридоре. В десяти метрах от Эрика, сидевшего в кресле сплошной тенью. Его глаза блестят, как будто слезятся. Меня чуть потряхивает. От кривого сюра, в котором я оказалась добровольно? Уже почти нет… От голода? Не шибко. Комната в конце коридора, как и тень в ней, размазалась и поплыла. Наверное, мои глаза сейчас тоже блестят. И почти только кожей я чую стеклянный холодный взгляд впереди. Он замер без движения. Как всегда, просто изучал моё состояние – но даже не пытался спародировать и войти в доверие.

Не знаю, сколько крутилась песня, только Эрик всё-таки подошёл ко мне, протянул мне плед и чистую футболку и уложил меня на диван. А сам продолжил свои дела. Мягкая тень мелькала мимо меня. И блестящие глаза. У него или у меня?.. Я засыпала, а живот продолжало приятно подбрасывать, будто я до сих пор кружилась в невесомости. И я успела понять.

Мне вообще плевать, полюбит он меня или нет. Я сама встряла по уши.

Я проснулась под прицелом

Открыв глаза, первое, что я увидела, – нацеленный на меня ствол.

Эрик сидел напротив дивана и направил на меня три дула: один от пистолета и два – его хищных безжалостных глаз.

Никогда я не приходила в себя так быстро.

НЕТ.

Неужели он тоже хочет сделать мне больно.

Я не верю.

– Лучше бы тебе сделать третий выстрел. Первые два из твоих глаз уже убили во мне сердце.

Я вскочила и выбежала из дома.

Я бежала босиком по утреннему полю.

Я боялась не ствола, нет. А того, что это правда: Эрик хотел сделать мне больно.

Он бежал за мной в поле неслышно. Я остановилась. Обернулась. Ну конечно. Я уже научилась слышать его присутствие сердцем, а не ушами. Он стоял неподалёку и смотрел на меня безучастным, как у статуи, взглядом.

– Ты наблюдаешь за всеми моими реакциями! – я в холодном поту кричала в его сторону. – Я для тебя кладезь неизвестных эмоций! Ты хочешь их спародировать? Научиться подражать?

Эрик отрицательно покачал головой.

– Я впервые не хочу свалить отсюда – так ты меня метлой гонишь?

Как ты не понимаешь! Ты хотел ранить мою самую хрупкую сторону! Как и все они! Лучше бы ты меня зарезал!

Кажется, меня на руках несут обратно в дом. Я так выдохлась от боли и ужаса, что моментально засыпаю… Кажется, опять на диване…

Рейтинг@Mail.ru