Carinetta
Kris & Eric
Помехи. За полчаса до…
Мне не терпится показать всем свои брюки!
Вчера я дочитала «Строптивую» до того момента, когда Петруччо забрал новоиспечённую жену Катарину в свой замок.
Да, я медленно читаю, ясно?
Вообще не понимаю тех, кто жрёт книжки пачками – и ещё гордится этим! Это всё равно что каждую неделю бывать в новом городе и глотать его пейзажи залпом. Через глотку фотообъектива. Как можно понять место, если ты не распробуешь каждый его пиксель – и не пропустишь через всё своё тело?
Ведь в каждой строчке доброй поэмы – куча скрытых смыслов! Я не успокоюсь, пока не расшифрую их все в этом небинарном коде! Допустим, в главе двести строчек. Это же какая комбинаторика! Сколько всевозможных смысловых сочетаний! Но самое важное – в конце придумать собственный. Отдать долг книге своей монетой. Вернуть в казну больше, чем берёшь. Если бы знания лишь передавались друг другу без изменений – мир бы стоял на месте. Прочесть книжку и не открыть сверхновое знание – всё равно что взять инструмент на целый месяц – и ничего с его помощью не сделать. Книга должна меня изменить – но ведь и я должна изменить собой книгу!
Одну страницу я могу читать неделю! Высасывать из неё все соки, затирать лист нервными пальцами, пока не разберу по костям и себя, и книгу – и не соберу нас обратно в одно целое. Ещё более прекрасное, чем было. С тысячей новых косточек – книга должна совершить эволюцию с моим мозгом! Вывести новую, всё более совершенную породу Кристины. Поэтому Шекспир. Или Ницше, или Фрейд, или Юнг… Или учебники по физике и информатике. Другие на такое просто не способны! Если книга не выворачивает мой мозг наизнанку – что она вообще может? Какой смысл натягивать мозги на квадратный кирпич? Кому станет лучше?
Нельзя за неделю выковать новый ум. Поэтому не доверяю я тем, кто глотает книжки пачками. И я ни за что не поверю, что одному и тому же мозгу могут легко подойти по форме три тысячи книг. Да это же всё равно, что называть себя лучшим другом трём тысячам человек! Честное слово, когда я начинаю читать книжку – у меня чувство, будто я раздеваюсь и ложусь с ней в одну постель.
Я несколько лет решалась связаться с Шекспиром. Принюхивалась к запахам его слов – ведь все произведения пахнут по-разному, нужно научиться чуять. Стать блестящим книжным сомелье! К тому же прежде чем полюбить что-либо всем сердцем – надо умудриться вырастить для этого ещё одно сердце. Все те, что уже имеются, – давно забиты доверху! Куда я выселю старожилов, чтоб приютить Шекспира? Или уложить его в одну постель с Кандинским? Василий Васильевич вряд ли был бы рад такой абстракции… Так что за пару лет я построила в своей груди целый замок, прежде чем позволила своим рукам коснуться его книжки. Иначе где бы мне пришлось её селить? На фото в инстаграме?
Короче! Я достала свои старые драные джинсы – и обычной гелевой ручкой разрисовала их сюжетами из «Строптивой». Правда, Катарина и Петруччо у меня получились байкерами в косухах, цепях и браслетах…
– Так нельзя одеваться!
– Почему?
– Умом надо выделяться! А не тряпками!
– Это не тряпки! Вы хоть знаете, что они для меня значат? Вы хоть догадываетесь, сколько ума и сердца я в них вложила?
– Что за ерунда? Я сказала Лизе поменять её пёструю кофту – она на следующий же день исправилась и пришла как подобает! Вот это ответственный человек! А ты, Кристина! Из-за таких безответственных, как ты, проигрывают войны!
Я выбежала из кабинета и хлопнула дверью.
Конечно. Как всегда я лишь несносная оторва, которая плюёт на всех и демонстративно творит что хочет!
Да?
Как же меня разрывает от такой не совместимой с жизнью несправедливостью! Мир, неужели ты действительно так погано устроен?!
Я бегу через дорогу в лес, не в силах удержать слёзы внутри себя.
Мне трудно дышать… Это неправда!
Те, кому плевать, во что одеть собственную кожу, собственную душу – лишь бы не ругали, – они ведь первыми сожрут учителей, если им позволить! Раз им плевать на себя – плевать и на других. Они начнут красить волосы в зелёный не потому, что им это важно, не потому, что это цвет их душ. А просто потому что можно! Как верить тому, кто легко меняет свою суть из мелкого страха? Разве можно доверять свободу человеку с мелким страхом? Что ты будешь делать, если тебе всё разрешат? Отпадут все правила и законы? Если больше никто не будет тебя ругать? Что? Такие, как я, – всё то же, что и раньше. Вам невдомёк, что я делаю только то, что считаю нужным, как раза потому, что мне не плевать на свои поступки! Я думаю, что и зачем я делаю – и готова отвечать! Разве то, что я не даю пустых обещаний, хотя это сильно облегчило бы мне жизнь, не означает, что я ответственный человек? Именно тот, кто не понимает закон, а сидит в его рамках лишь из страха, – загрызёт вас заживо, как только вы его отмените!
А я не изменю себе. Буду терпеть колючие внешние углы проклятых рамок. Как бы больно мне ни было – предательство себя будет ещё больнее.
Лео догнал меня.
– Ты чего творишь?!
– А ты? Ты хочешь быть и плохим и хорошим одновременно?
– В смысле? Кому и что ты пытаешься доказать, полгода до выпуска потерпеть не можешь и побыть хорошей?
– А ты всё не можешь перестать казаться хорошеньким?
– Для тебя все плохие! Все думают только грязные мысли – одна ты у нас хранитель истины!
– В отличие от тебя, лизоблюда!
– Зачем ты так?!
– Извини меня, умоляю! Я загнана в угол…
Я уронила сумку на пыльную землю. Никогда так не делаю.
– Пойдём. – Лео поднял мою сумку и закинул на свободное плечо.
– Ты прогуляешь?
– Я провожу тебя.
Рай
Уму непостижимо… Этот неприступный парень – эта всю жизнь, сколько я знаю Лео, замкнутая в самой себе заноза в заднице – впустил меня в свой Мир!
Я у Лео в гостях.
Родители ещё не вернулись. Лео сказал, что для трапезы лучше дождаться их и отужинать всем вместе. Поэтому сейчас Лео поставил чайник и предложил мне шоколадку. Мою любимую… И он достал её не из буфета – а из своего рюкзака. Как давно он таскал её с собой? Ни разу не видела, чтоб Лео ел шоколад!
А вот и… Его комната. Мир Лео.
Вот подушка, на которой он спит. Она чуть примята, значит, бельё несвежее – боже, он точно лежал на ней. Вот бы понюхать её! Я больной фетишист.
Но здесь вообще всё примято его творческим умом. На полках среди книжек красуется куча всяких поделок – самых разных времён и уровня мастерства: видно, какие Лео смастерил ещё в детстве, а над какими трудится до сих пор. О боже! Это же тот самый самолётик из папье-маше! Единственный раз мы делали такие фигурки в первом классе – я лепила бумажонки наугад, а то, что получилось, выкрасила в зелёный и обозвала болотным Кваком. Лео сделал газетный самолётик и украсил его красными полосами. Это же самолётик Лео. Настоящее сокровище.
Ну да. Конечно. На рабочем столе завал из микросхем, диодов, резисторов и книжек по электронике. Как к себе домой пришла! Если мы когда-нибудь умудримся пожениться – нам будет о чём поговорить. О. А кто это тут у нас валяется посреди бардака – ЦП-шным пузом кверху и венами-проводами наружу? Это же наш робот Франкенштейна! Я подошла ближе и аккуратно почесала пузо платы пальчиком.
– Он меня заколебал, – раздался очаровательный мурлычущий голос у меня за спиной. – Мне надоело калибровать всю его тучу датчиков.
– Меня эта идея с пляшущими роботами изначально взбесила. Какая это к чертям электроника? Конструктор лего, только с проводками! Это ж рутина смертная! Скучилище зелёное!
– Как твой болотный монстр? – по голосу Лео можно было догадаться, что он улыбается.
– Верхом на твоём самолётике.
Открытки! В самом углу на одной из полок я заметила открытки! Это же наши дурацкие валентинки – ещё с поганой средней школы! Это как пить дать они: других уважительных причин для розовых сердечек в комнате Лео нет. И ведь он их не выбросил!
Здесь вообще столько вещей, которые для него что-то значат. Которые и есть часть его самого. Осколки мысли. От сердца отколотые спутники. Усеявшая комнату пыльца. Это же рай! Полный богатств! Сокровищница с кристаллами души Лео.
Чайник засвистел.
– Ой, пора, – всё тот же мурчащий бас, выбегающий из комнаты.
Да я пойду за тобой на край света – не то что за чайником!
– Свет нужен?
– Нет! Того, что в коридоре, хватит.
За какие же земные заслуги меня наградили таким счастьем: попивать чай в сумраке и полном молчании. Дожидаясь предков Лео.
Вниз по всем кругам ада
– Девушка!
О-о-о. У меня дрожь от этих холодных властных звуков. Это точно голос великой и ужасной КОМИССИИ.
– Девушка. Вы здесь учитесь? Вы в курсе, что есть форма одежды?
Главное – защитить учителей. Мне не привыкать к побоям…
– Здравствуйте. В курсе. Мы готовим праздник в актовом зале, а в кабинет информатики я зашла, чтобы распечатать сценарий. Переодеваться нет времени, поэтому я в таком виде. Спешу удрать с вашего позволения!
– Не спешите. Сейчас мы выясним. Где завуч?
Боже. Сердце плавится в кишках, по ногам жар. Мне даже перед смертью не будет так страшно. Но чего я боюсь?! В чём я виновата?!
– Где Лариса Юрьевна! Почему ученица в таком виде?
Пора остановить этот гнёт и садизм.
– Лариса Юрьевна не виновата! И никто не виноват – нас не за что ругать, мы никому не сделали зла. Сказать честно? Мне больно от той одежды, что вы так хотите на мне видеть. Я старалась – но не могу вытерпеть эти лезвия на каждой клеточке моей кожи. Только и всего.
– И что? Все терпят. А вы что, особенная?
Это цербер, а не человек. Ей просто в кайф меня грызть, так кого волнует мнение такой низкосортной дряни? Пропадать, так с песней! Всё, мне кранты. Она меня точно не пожалеет, значит, защищаю главное – достоинство. Страх куда-то делся…
– Да. Я особенная. Значит, мне можно?
– Это как вы разговариваете?..
– Ртом. А что я сказала? Кому я причинила зло? Уверяю, я хочу зла другим не больше, чем вы!
– Откуда ты такая взялась, а? Ну-ка, как тебя зовут?!
– Оттуда, откуда мы все с вами. А зовут меня Кристина. Я такая одна, любого спросите – скажет.
– Я поговорю с Ларисой Юрьевной о тебе!
– Так лучше выслушайте её! Вы даже не представляете, что она от меня терпит! – крикнула я, покидая давно остывшее поле боя.
Надеюсь, это Ларису Юрьевну хоть чуточку спасёт. Пожурят, да скорее пожалеют. И стерва уж точно не признается, что ей нагрубили безнаказанно!
Стерва ретировалась, и я помахала ей издалека.
Но кранты мне обеспечены…
– Чего тебе стоит хоть раз поддержать гимназию. – Я не заметила, как врезалась в Ника.
– Поддержать в чём? В поощрении унижения? В том, что вы меня не защитили, когда на меня напали незаслуженно? А что же ты сам трусливо выжидал за углом?
Он меня не слышит.
– Почему ты одна плюёшь на правила? Могла бы быть ответственнее!
– Слушай, ты! Говнюк! Ещё раз скажешь мне, что делать, – я тебе яйца в узел завяжу, сечёшь?
– Ник, свали! – Лео встал между нами. – Я сам с ней поговорю, а ты ещё раз тронешь её – хлебало по кускам собирать будешь, понял?
Ник испарился, а Лео обнял меня и вывел на крыльцо.
Мы сидели на ступеньках больше часа.
– Нам правда достанется. Всем.
– Я знаю. Мне всю жизнь достаётся за то, какая есть, и за то, какой я не буду. Но неужели ты веришь, что это справедливо? Что мы заслужили такую порку? Чем?
– Не заслужили, Кристин, но ты хочешь поменять натуру этих волков? Скоро универ, там всем будет насрать! Мы с тобой вместе сделаем ирокезы и уедем – а учителя останутся. С этими волками. Неужели тебе трудно им помочь, притвориться?
– Трудно, Лео, ты сам ещё не въехал?! Ты думаешь, я не втыкаю во всё это? Ты думаешь, мне не жаль учителей? Думаешь, я не готовлюсь, как на войну, каждый день? Не убегаю в лес, чтоб прореветься перед уроком? Вот это всё, весь этот ужас всю мою жизнь – не так больно, как лезвия на коже, как предательство собственного сердца чёртовой ненавистной блузке, представь, Лео!
– Честно, я не понимаю!
– Если не ты, то кто?! Кто ещё у меня есть на этой Земле? Не Ник ли – наш главный анархист и борец с законом, – и тебя не коробит от вонючей лжи на его лице?
Ничто так не портит музыку, как её фанаты! Ничто так не портит свободу, как борцы, которые в глубине души желают лишь прославиться за счёт её имени!
– Ты сама плюёшь на все законы не потому ли, что ты у нас вся такая свободолюбивая пофигистка!
– Не смей так говорить! Мне вообще никогда и ни на что не наплевать!
Возможно, я единственная, кто изучил эти законы, потому что чувствую, как они наступают мне на горло! Я честно пытаюсь с ними жить. Анализирую их, чёрт возьми! И нарушаю только те, что кромсают моё достоинство.
Ник клонит голову и помалкивает, потому что просто ссытся вылететь – да даже просто быть поруганным мамочкой! Ему есть чего лишиться – например, блеска невыпоротого зада! Да если бы ему правда были дороги идеи о справедливости – разве позволил бы он мне или кому бы то ни было втоптать в грязь самое дорогое? Подумай сам, Лео, смог бы ты позволить унизить самое важное?
– Да он просто не хочет ругаться! Не все такие дикие и забивающие на чувства, как ты, – есть люди робкие и ранимые!
– Что?!
Я согнулась пополам и начала задыхаться. Хватаюсь за сердце – это невозможно вынести…
– Крис, тебе плохо? – Лео подхватил меня. Я села на землю и обняла колени.
– Плюю-у-ущая н-на чув-ства… – я заикалась от наплыва рыданий, которые даже не могла выплакать от шока. – По… по-твоему, трусость перед наказанием – это забота о чувствах других?
– Крис! – Лео гладил меня по дрожащей спине.
– Это Ник! Вот кто нарушает правила, только чтобы поживиться да прославиться! И заметь – он нарушает лишь те, от которых не пострадает его задница!
Вот кто плюёт на правила! И на чувства тоже!
Заставлять выполнять бессмысленные вещи того, кому на это насрать, и меня, для кого это вопрос чести – это, по-твоему, равенство? Как ты смел меня сравнивать с Мариком!
– Согласен, Крис… Да, Марик мутный тип. Но Ник-то как раз что-то там толкает за равенство! Оба они состоят в антиполитдвижняке молодых анархистов. Сначала мне казалось, там одни панки и тупорезы, но они правда дело говорят. Я думал, ты первая возглавишь их!
– Лео, тебе лучше убить меня сразу, чем медленно отравлять такими словами!
Я строго чту свои собственные правила – несмотря на потери и боль. Вот что такое свобода.
…
Боже. Боже! Если даже Лео не понимает таких важных вещей – да кто вообще меня поймёт?! Мне что, теперь его перевоспитывать? Как я зла, как я разочарована! Кажется, я его ощутимо разлюбила. Моё сердце опустело. Полегчало. Похудело… Холодно внутри. Мороз жжёт щёки. Всё дрянь. И жить отчаянно не хочется.
Это конец.
Соревнования по баскетболу
– Ты придёшь? – мне улыбаются два хитрых зелёных глаза.
– Поглазеть на твою задницу?
– Нет, на баскетбольный мяч в моих руках. – Глаза ещё сильнее прищурились от улыбки.
А что мне терять? За окном снежная каша. В душе тоже.
– Хорошо, – я улыбаюсь сдержанной улыбочкой маленького ротика, – я приду. Поглядеть на твою задницу в форме двух баскетбольных мячей.
Как мне нравится это искреннее обожание в этих самоуверенных глазах. Я машу им пальчиками и разворачиваюсь спиной – в сторону дома. Чтобы отвлечь этот взгляд от моих малиновых от смущения щёк. Ну давай-давай. Не упусти шанс полюбоваться и на мои сдобные баскетбольные мячики!
Вечер. Зал. Шум и куча школ
Ден чертовски эротичный парень!
Это ведь, считай, свидание? Спортзал уже ревёт, но многие всё равно стали пялиться на меня, как только я вошла во всём чёрном и облегающем. Сяду на скамейку одна. На моё любимое место! Не хочу ругаться, но и не буду сидеть где-то ещё! Мне важен этот кусочек! Там моя любимая ямка и ещё пятно на дереве под лаком. Это место – мой друг. Единственный во всём зале… Только вот на нём уже расселись какие-то придурки из другой школы. Да им вообще нет разницы, где развалиться! Мне не будет стыдно их прогнать! Только страшно до жути…
О, как легко вы сдались, стоило чёрной королеве нагло выкурить вас одним лишь жестом! Вот и поделом! Я бы своё не отдала – это было бы всё равно что отодрать от себя кусок кожи.
Ребята уже греются на поле, всюду рёв и галдёж. Бог мой, эти крики похожи на сырые куски мяса! Фу. Иногда совсем не в кассу видеть звуки в их истинном цвете – но какого чёрта? Я что, одна замечаю всё это? Разлад из тысячи кровяных голосов и болотную жижу из запахов… И так душно! Всюду понаставили новые пластиковые двери и окна. В спортзале! Совсем рехнулись? Теперь воздух сюда категорически не заходит, и окна под потолком – все как один заперты…
– Эй, Лев Васильич! Эй! – Физрук меня не слышит. Придётся подойти.
Я медленно встаю в своём чёрном обтягивающем наряде и иду вдоль скамеек. Всю жизнь неуютно ходить, когда кто-то на тебя смотрит. Все сидящие подбирают ноги передо мной. Ден на своём поле, пока противник разыгрывает. Он смотрит на меня и улыбается мне всеми белоснежными зубами! Следи за мячом, красавчик! Чёрт, я же тоже лыблюсь в ответ! О… На скамейке у противоположной стены сидит Лео. Он видит, как я улыбаюсь Дену и как эффектно дефилирую в образе хищной пантеры. Так тебе и надо! И так чертовски жаль…
– Лев Васильич! Мы задохнёмся – откройте окна!
– Нельзя, Кристин! Вас продует!
– Нас что? Здесь триллион человек – ветру негде пробежать!
– Сказали – нельзя! – и замахал рукой, чтоб я ушла, будто бы я ему мешаю смотреть за игрой. Да он даже не тренер!
Вот ведь прохиндей! «Сказали – нельзя!» Кто сказал, ку-ку? Голоса в голове? Ладно, мне и так этот поход немалого стоил, прерикаться сил не осталось. Поберегу кислород до конца игры – вдруг придётся задержать дыхание во время поцелуя? Хи-хи-хи, фу, Кристина. О! Моё место всё ещё волшебным образом свободно! Обожаю порой свою репутацию: я отлучаюсь – а мой авторитет остаётся сторожить моё добро.
Ден ведёт мяч – да! Да-а-а-а! Я прыгаю вместе со всеми! Ден забросил первый мяч! Он возвращается на своё поле и подмигивает мне. Сегодня он забивает ради меня!
Ден чертовски эротичный парень!
Широкие плечи, крепкий торс, русые волосы, закрывающие уши. Я не прочь была бы быть связанной им, но только бы не с ним. Я несколько недель не давала ему притронуться к себе – даже в мыслях! Слишком сильные ощущения. О, я не обольщаюсь. Он совсем не понимает мои черты. Он смотрит на меня как на волшебную светящуюся фею с нимбом, как на нечто «ни хрена ты себе», что так приятно заполучить, холить и стеречь.
Ден умница. Ему непременно надо быть лучшим во всём, причём небрежно, как бы не специально. Он не только спортсмен и красавчик, но ещё и призёр городской олимпиады по математике. Но порода его ума совсем не той масти, что важна мне. У Дена довольно ограниченная картина мира, вряд ли он умеет чувствовать музыку и видеть цветные сны. Как… Лео. У меня аж дыхание перехватило…
Кажется, от нехватки кислорода я начинаю засыпать… Но меня отчаянно будят заполняющие спортзал запахи игроков.
Это не зрители боятся холода, а плесень в их ржавых мозгах чурается свежего ветра! Слушайте, на улице минус пять, окей? Половина пришедших явились без шапок и даже не покривились – а я вот уже неделю наглухо закрываю лицо шарфом, потому что ножи ветра невыносимо режут кожу. Холодно им! Да они и половину того холода, который чувствую я, не испытывают! А сейчас у меня лицо чешется от едкого пропаренного воздуха… Они догадываются, каким невыносимым холодом веет от их бесчувственных сердец?
О. Ден кого-то чихвостит. Нависнув всем свои властным силуэтом. Он очень любит командовать. И ещё, конечно же, передо мной рисуется. Хорошо, мне это чертовски льстит, лады? Только, кажется, я всё-таки начала терять сознание…
– Кристина, куда?!
…
Будто кто-то вселился в моё тело, продел свои руки в мои, и я перестала бояться. Я залезла на стремянку и с корнем выдрала намертво приклеенную ручку форточки, пустив в зал волну живительного ветра.
Я демонстративно выхожу из зала – меня провожают тишина и куча взглядов. Среди них затесался и взгляд Лео – я его чувствую. Ден бежит за мной – это я тоже чувствую, но успеваю скрыться в тени коридора.
Пускай меня опять считают несносной и избалованной, только вот мои жизни почти на исходе. Мне очень, очень нужно как можно скорее побыть одной в тишине и полной темноте…
Декабрь. Солнечный хип-хоп день
Весь день я дома одна. И никуда ни за что не высунусь. Вот это выходной!
Мама и отчим на несколько дней свалили на Север – пожить в поросшем мхами домике в глуби хвойного заснеженного леса. Я тоже хочу пожить там, только ещё сильнее хочу не видеть никого. Так что я дома – сама себе царица!
Полдня уже тусуюсь на балконе и питаюсь одним лишь какао. Вернее, какао было на завтрак, а сейчас я потягиваю пшеничное пиво. В холодильнике всегда есть запас – думаю, никто не поднимет бунт, если я стащу бутылочку.
Небо почти чистое и оттого воздух сегодня особенно роскошный: косые карамельные лучи так круто отскакивают от мелких блёсток снега – что кажется, будто на самом дне моря огненный фонарь бьёт в самое сердце здоровенной перламутровой раковины, и та, как диско-шар, стреляет блестящими лучами во все окрестные кораллы. Вся наша чёртова улица пронизана бесконечным солнечным рикошетом!
Ура, зима! После «Ураосени!». А это значит – никакого больше готик-рока до конца марта. Сейчас время пыльного олдскульного хип-хопа. Поэтому из моей комнаты щебечут Onyx и Notorious B. I. G. Такие же небрежно роскошные, как забытый на полке перламутровый жемчуг, покрытый слоем пыли. «Live Niguz» звучит как ожерелье из грейпфрутового льда, дымящееся от мороза. А «Sky’s The Limit» – как груда янтарных фонариков, гремящих в вазе из застывшего моря: голубой и прозрачной. Это самый эротичный, самый сексуальный трек за всю историю хип-хопа!
Как же быстро меня уносит от алкоголя! И от Onyx, конечно, тоже. Особенно в коктейле с коралловыми лучами… Но всё-таки полбутылки сделали своё дело: я пьяненькая, и ноги стали такими лёгкими. Вот почему я не люблю пить в компании: стоит лишь начать вторую бутылку пива – и я косею, как геометрические фигуры в абстракции. Выгляжу глупо и не могу расслабиться. Ловить лучи ртом. А так хочется! А в одиночестве можно растянуть бутылочку на весь день – и сходить с ума от всего сердца. В ячменно-временном искривлении.
Так что я на балконе – держу пузырёк с мыльной пеной и громко подпеваю «Ониксам». Я выдуваю мыльные пузыри вместе со своими криками – и дарю миру перламутровые флакончики, заполненные строчками из «Last Dayz». Я курю и пускаю пузыри вместе с дымом, «Cuz we livin in it!» и парами пива.
Скоро Новый год. Обожаю новогоднее время, обожаю, обожаю блестящую леденцовую сказку.
