Айре Вест
Один день короля Харууна
– Ты чего по земле ползал? – спросил Марти, подбираясь к нему и опасливо заглядывая в лицо.
– Потерял кое-что, – безэмоционально сказал Харуун.
– А я подумал, что ты у кошки еду отнимаешь.
Харуун промолчал.
– Альфреда окотилась, хочешь посмотреть? – спросил Марти. – Бенни сейчас с ней.
– Нет, – ответил Харуун. – Не хочу её беспокоить. Пойду, пожалуй.
Он направился к забору, перескочил через него и крадучись отправился обратно к больнице. Ему было все равно, что подумал про него Марти, который наверняка смотрел ему вслед.
Подойдя к окну больницы, он сначала заглянул в окно. Туркаса уже убрали в саван, и теперь Анна сидела на краю кровати и поспешно зашивала его. Она была одна. Харуун подтянулся на подоконнике, Анна вздрогнула, ахнула и выронила иголку.
Харуун приложил палец к губам, чтобы она не шумела.
– Тихо, – произнёс он шёпотом. – Не хочу заходить через дверь. Как снаружи?
– Повозку уже снаряжают, только ждут, пока дошью, – ответила Анна шёпотом. – Остен пошёл приглашать людей на похороны.
– Я нашёл куриную кость во дворе дома кошек, – сказал Харуун, – Остен может быть прав, Туркаса убили. Заставили выпить яд, а мясо для отвода глаз бросили туда, где его точно съедят.
– Что же делать? – спросила Анна.
– Ничего, – откликнулся Харуун. – Просто будь осторожнее. Или забудь об этом.
Не было похоже, что убийца она, хотя…
– Если его отравили, какой это мог быть яд?
– Какой угодно, от многих трав можно умереть мгновенно. Ты думаешь, зря мы учимся различать травы?
– Вот именно, все, кто хоть раз выходил за стены, знают, как выглядят алый корень или инеистый мох.
– Их ещё нужно принести, – неслышно сказала Анна, вновь берясь за иголку. – И где-то хранить.
– Или вырастить, просто вырастить на крыше дома или где-нибудь ещё. Где-то найти…
– Конечно, не думал же убийца, что Туркас вернётся, не готовился же его отравить.
– Это всё ещё очень зыбко, кроме косточки, у меня нет подтверждений.
– Кого ты подозреваешь в убийстве? – спросила Анна.
– Много кого. Например, тебя.
– Меня?
Анна снова прекратила шить, уставилась на Харууна прозрачными глазами.
– Ты была с Туркасом, ты толкла что-то в ступке, ты могла напоить его ядом и уйти.
– Я этого не делала…
– А если вспомнить, какая ты была на церемонии…
– Я этого не делала! – крикнула Анна с неожиданной злостью. – Если тебе напела Джанин, то я в этом не виновата! Я врач, а не убийца!
– Тш-ш! – заволновался Харуун. – Не кричи, я тебе верю. Зашивай, остальное моя забота. Про наш разговор молчи. И вот что…
– Что?
– Не торопись.
День. Часть 2
Харуун спрыгнул обратно на улицу, попетлял задворками, едва пролез в щель между домами и вышел на улицу, оглядевшись и убедившись, что никто не заметил, откуда он явился. Он бросил взгляд в сторону больницы, которая осталась довольно далеко. Перед ней действительно стояла повозка, возле – двое стражников, и народ уже собирался, чтобы участвовать в церемонии. Не то чтобы многие хотели проводить Туркаса в последний путь.
Харуун перебежал на Вторую, снова сунулся в щели, проулки и через огороды добежал до дома Леа на другой стороне Главной. Он ворвался в него, по обыкновению, быстро и без предупреждения.
– Стучать надо! – рявкнула Леа. Она стояла спиной ко входу и готовила обед. – Сядь. Что ты хотел?
Харуун плюхнулся на ту табуретку, на которой сидел утром, и прижался затылком к стене. Затылок гудел. Он откупорил флягу и отпил из неё. Вода принесла небольшое облегчение.
– Послушай меня, ты, затворница, – сказал он. – Слышала, что Туркас умер?
– Слышала.
– Я должен участвовать в похоронах.
– Если похороны будут как обычно, то разумеется, почему бы не выйти в лес, кишащий страшными тварями, раз тебе так захотелось, – подтвердила Леа.
– Не как обычно мы не придумали, – отозвался Харуун. – Пока нас не будет, вот что сделаешь ты…
– Погоди, – прервала Леа. – Разве пока процессия не вернулась, все не должны сидеть тихо по домам?
– Они и будут сидеть тихо по домам! А ты будешь обходить их со списком.
– Каким списком?
– Списком жителей, поимённым! Вон у тебя заготовлен, я знаю! Возьми чистый, для учёта воды.
– Так, и что я должна буду делать? Не воду же учитывать, ещё следующий отчётный месяц не начался, мы только сегодня закончили…
– Знаю, не части. Предварительно из этого списка вычеркнешь себя, меня, Джанин, Ватракса, Викки и всех тех, кого ты точно видела возле школы во время церемонии. Кого ты точно видела, а не тебе кажется, что видела! Потом к тебе придёт Шуша со списком… Проклятье, стража уже сменилась! К тебе придёт Шуша со списком…
Харуун сжал пальцами переносицу.
– С тобой всё в порядке? – спросила Леа. Она присела перед ним на корточки и заглядывала в лицо. – Какой список? Почему придёт Шуша?
– Список сегодняшних караулов. Стражников, которые были на своих постах во время открытого урока, тоже вычеркнешь. С оставшимся списком пойдёшь по домам и будешь спрашивать…
– Что спрашивать, Харуун?
– Что угодно, хоть про воду, хоть про налог, хоть про самочувствие, хоть про прошлые грехи! Но вторым вопросом ты должна задать следующий: был ли ты у школы и кого видел рядом с собой.
Леа прикусила нижнюю губу и нахмурилась.
– Я не стану этого делать, пока ты не объяснишь мне, что к чему.
Придётся, видимо, говорить. Харуун вздохнул.
– Туркас умер не сам. Его убили. Напоили ядом, пока Анна отлучалась. Пока все стояли возле школы. Моя цель – выяснить, кого там не было. Потому что тот, кого там не было, и есть убийца. И я хочу, чтобы Джанин о расследовании узнала как можно позднее. И Ватракс, и Викки, потому что они обязательно доложат ей.
– Почему ты не хочешь, чтобы она знала?
Харуун посмотрел на неё с осуждением.
– Леа, она вот-вот родит. Она и так пришла смотреть на Туркаса и пыталась открыть следствие, сидела в больнице со своим пузом и диктовала протокол. А сама еле передвигается и всё время хочет спать. Ты хочешь, чтобы у неё от нервов начались осложнения?
Леа покачала головой и поднялась.
– Я сделаю как ты сказал, мой король, – сказала она.
Это «мой король» показало всё её отношение к тому, что затеял Харуун.
– Ты не веришь моим подозрениям?
– У меня есть другие проблемы, помимо того, чтобы расследовать, кто убил этого отщепенца, – сухо ответила Леа, помешала мясо на сковороде и пошла к полкам, где хранились её документы. – Даже если кто-то и убил, то мне всё равно.
Харуун кивнул, хоть она этого и не видела, и вышел.
Туркаса ещё не выносили, телега по-прежнему ждала у больницы, и он, убедившись в этом, бросился по улице бегом – в обратную сторону. Ему помахали, окликнули, он крикнул в ответ, что скоро придёт, и не стал сбавлять хода. Харуун миновал грядки, загоны со свиньями, свернул направо, промчался по Второй и выскочил к водокачке, которая располагалась посередине улицы на небольшой площадке.
Водокачка – громкое название – представляла собой глубокий колодец, который был проделан в незапамятные времена. Воду доставали с помощью ведра, которое раз за разом бросали вниз и вытаскивали наверх. Сейчас на дежурстве был Сандерс. Он с натугой крутил ворот, доставал ведро и выливал его в большую бочку, которая стояла рядом на каменном возвышении. Для того, чтобы вылить воду, ему требовалось подняться на него. Потом он спускался и снова закидывал ведро. В бочке вода проходила первоначальную очистку слоем угля. Если кому-то была нужна вода, то он приходил со своим ведром, наливал воды через кран в низу бочки и отмечался напротив своего имени в специальном списке, который в конце дня шёл для учёта Леа.
Харуун поздоровался с Сандерсом, но тот его не заметил, крутя ворот. Тогда он обогнул водокачку и добежал до дома Шуши, подкрался к двери и, осторожно приоткрыв её, заглянул внутрь.
Шуша была там, она сидела на полу и гремела чем-то, заталкивая в мешок, – действительно готовилась к переезду. Но её мать Исхильд тоже была в доме.
– Ш-ш-ш! – прошипел Харуун и открыл дверь. – Доброй воды.
– Доброй воды! – откликнулись мать и дочь и уставились на него в ожидании.
– Я снова что-то натворила? – спросила Шуша, оглядываясь на Исхильд.
– Нет, – сказал Харуун, пытаясь скорее что-то придумать. – Просто я сейчас собираюсь на похороны, а потом будет суд, так что я зашёл сейчас, чтобы напутствовать тебя. Можно сказать тебе несколько слов наедине?
– Пошли, – сказала Шуша и решительно утянула его на улицу. На ступеньках она остановилась и сморщила нос, глядя на Харууна снизу вверх. – Будешь ругать меня за то, кого я выбрала?
– Нет, – сказал Харуун, помимо воли посмотрев наверх, на второй этаж, где жил огородник Тарро Эмерти. Ставни на окне были закрыты. – Ты сделала такой выбор, какой подсказало тебе сердце. Потому я хочу сказать, чтобы ты ничего не боялась и шла своей дорогой, какую сама выберешь.
Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что у их разговора нет свидетелей, Шуша следила за ним, что-то понимая, и ждала, что он скажет. Харуун перешёл на шёпот.
– У меня к тебе есть секретное поручение, – сказал он, зная, что девчонка купится и будет слушать его. – Сейчас, когда все на время похорон будут сидеть по домам, ты должна пойти в дом стражи и выкрасть оттуда расписание караулов на сегодняшний день. Потом ты его принесёшь Леа, она будет тебя ждать. Поняла?
– Зачем? – проницательно спросила Шуша.
– Расскажу потом, если сделаешь, – пообещал Харуун. – И тебя никто не должен видеть. Сделаешь?
– Сделаю, – кивнула Шуша. Её глаза горели азартом. – Знаешь, как я по крышам лазаю?
– Молодец, – сказал Харуун. – Мне пора, доброй воды.
Он помчался по улице назад, как сумасшедший, и, завернув за угол, понял, что всё же не опоздал. Тело Туркаса как раз выносили из больницы и укладывали на телегу. Харуун замедлил шаг, к повозке подошёл запыхавшись.
– Я готов, – сказал он. Рядом с телом на телегу уложили несколько лопат, Харуун протянул руку за копьём, проверил кинжал на поясе. Свиньи, запряжённые в телегу, недовольно похрюкивали, и один из стражников взял их под уздцы.
Почти все, кто собрался на похороны, были из стражников – как будто сговорились. Был здесь Мелле, была Алексис, Лиам, Якоб и некоторые другие. Пришёл Элтар и – нежданно – Малика.
Похоронная процессия двинулась вдоль по улице, в тесных местах растягиваясь. Харуун шёл прямо за телегой и видел перед собой тело Туркаса в саване. Ноги его качались туда-сюда. Кто же убил несчастного? Кто отравил его воду и поднёс ту глиняную чашку к его губам?
Процессия достигла ворот. По распоряжению Ватракса, который был здесь, одетый в свою блестящую броню, ворота стали медленно открываться, пока стражники налегали на ворот с цепями. Харуун смотрел, как ползёт вверх большая деревянная створка, зажатая каменными стенами, и не чувствовал совершенно ничего – ни страха, ни волнения, которые предшествовали выходу наружу, за защищённые стены города.
Повозка решительно въехала под сень листвы. Здесь бывшая улица шла дальше. Лес полностью покорил бы это пространство, если бы не люди, которые на какое-то расстояние расчищали дорогу от мелкой поросли, чего сверху не было видно из-за пышных древесных крон, да не срубали на дрова ближе всего стоящие деревья.
Было непривычно видеть вокруг себя не каменные дома, а стволы и кусты. В кустах что-то шуршало, лесная прохлада сглаживала жар летнего дня. Ноги Туркаса подпрыгивали и тряслись сильнее на неровной почве, позванивали приготовленные лопаты.
Впереди шёл стражник с копьём наготове, следом ехала повозка, затем шёл Харуун и за ним двигались все остальные, вооружённые, настороженно посматривающие по сторонам. Удалиться на половину мили в глубь леса им в таком малом числе ещё можно было, но и тогда не следовало терять бдительность. Уходить дальше уже было опасно – не успеешь отбиться и добежать до ворот, если вдруг что. Как Туркас ухитрялся выжить в этом безумии, где всякая тварь норовила сожрать? Что он ел? Как пил отравленную воду? Теперь уже не спросить…
Как бы вторя мыслям Харууна про отравленную воду, впереди показался ручей, который пересекал дорогу в этом месте. Ручей перепрыгивали, опираясь о копья, боясь коснуться воды даже носком обуви, закрывались и отскакивали подальше, когда телега тяжело переваливала через него, разбрызгивая чистую только на первый взгляд воду.
Мог ли Туркас умереть не от яда, который ему поднесли в чашке, а от яда, который несколько месяцев копился в его теле?
Наконец процессия добралась до того места, где повозка уже не могла проехать. Теперь разведчики должны были идти куда осторожнее, пробираться сквозь заросли, постоянно держа друг друга в поле зрения и следить, чтобы не наткнуться, например, на гнездо бесцветных шершней. Харуун не знал, почему шершни называются бесцветными, может, это значило, что когда-то они были цветными, – но он точно знал, что встреча с ними сулит смерть.
Лиам и Элтар сняли тело Туркаса с повозки и понесли, взяв за ноги и за плечи. Остальные, в том числе и Харуун, охраняли их, посматривая по сторонам.
– Давайте здесь, что ли, – сказал наконец Элтар, когда они набрели на относительно ровное место.
Кладбищ в городе не устраивали, не ставили могильных камней и памятников, как бывало раньше. Эта традиция выродилась, оставив только саму церемонию. Никто не стал бы ходить в лес, чтобы навестить могилу близкого человека, он просто оставался в летописях и в памяти живых, потому и в том, чтобы отмечать место погребения, не было смысла. К тому же дикие звери часто раскапывали могилы и пожирали трупы, как ни старайся зарыть поглубже. Люди делали что могли – остальное было напрасной тратой сил, которые можно было употребить на благо города.
Туркаса положили на землю, Харуун принял у кого-то лопату и наметил контуры могилы. Первым вонзил лопату в тяжёлый пласт, откинул в сторону, перевернув травой вниз.
Работали втроём: он, Элтар и Сайме, стражник. Копая, Харуун поглядывал на Малику. Та стояла со скрещёнными на груди руками и гордо поднятой головой и смотрела на труп в саване. О чём она думала? Втайне переживала радость по поводу окончательной смерти убийцы мужа? Это было нехорошо, ведь боги знают даже мысли людей, но как заставить другого человека перестать думать и чувствовать, чтобы не навлечь на себя гнев?
Туркас взбаламутил весь город, и Харуун надеялся, что, когда они его закопают, он наконец перестанет оказывать свое злобное влияние на горожан. Разумом он понимал, что этого не случится.
– Может, хватит? – спросил Лиам, когда могила дошла Харууну до пояса. Тот уже копал один, с остервенением вбивая лопату в коричневую землю. Под лопатой что-то хрустнуло, но он не стал смотреть, вышвырнул прочь вместе с землей.
Он знал от Кимрита, что если пойти в лес и начать копать, то на глубине примерно в длину руки начнут попадаться предметы, которые остались с той поры, когда люди ещё были большими. То были остатки их прошлого величия, остатки их магических артефактов, с помощью которых они могли следить за всем происходящим на земле, уподобляясь в этом богам, артефактов, с помощью которых они почти мгновенно перемещались на огромные расстояния, уподобляясь в этом богам, артефактов, с помощью которых они воплощали любую свою мысль, уподобляясь в этом богам. Как, наверное, было больно потерять иллюзию своей божественности…
Харуун представил неведомый огромный город, находившийся на этом месте. Его жители оказались в настоящем кошмаре, когда боги, устав от их своенравия, непокорности и стремления занять небеса, начали защищаться и показали, кто на самом деле велик и всемогущ. Как, наверное, они испугались, видя огромные раскалённые камни, которые летели на них с неба. Как они падали, когда их наколдованные крылья не могли больше поймать ветер. Как они бросали всё и бежали, охваченные животным ужасом, сравнявшись с животными, показав свою истинную суть.
Боги были правы, как всегда, правы.
«Я смиренен, я покорен», – мысленно повторял Харуун, не замечая, что делают его руки, пока голова была занята ужасными картинами смерти и разрушения. У них были дети, и эти дети ползали в пыли возле мёртвых тел родителей, пока сверху обрушивались гигантские башни, которые они понастроили для своих нужд, пока разрушались их обиталища, их волшебные артефакты, пока рушилось всё.
В этом аду смогла уцелеть королева Шарлотта; исторические сведения говорили, что её успели спрятать под землёй. Зачем большим людям нужны были подземные убежища? Значит, в глубине души они знали, что творят, знали, чем всё закончится, знали, что испытывают терпение богов… И однажды оно кончилось. Только потому, что Шарлотта признала, что её народ был не прав, боги не добили выживших, но тогда несчастным пришлось влачить жалкое униженное существование на пепелище, оставшемся от былого величия… Именно тогда руки королей и вельмож, никогда ранее не утруждавших себя, покрылись мозолями. А сколько лет после этого уцелевшее племя ютилось под землёй, боясь выйти на поверхность, – вдруг боги ударят снова? Хотя и подземные жилища не уберегли бы их от гнева богов. А уж пить неочищенную воду никто бы не рискнул до сих пор, и потому Анна обходила дома, проверяя фильтры, ведь пить воду без очистки запретили предки. Они же не велели одеваться в яркое – чтобы не привлечь внимания богов. Они же не велели громко кричать и петь – чтобы не разгневать…
Как там Анна? Как Леа, Шуша, справились ли они…
– Харуун, может, хватит? – спросила Алексис, переминаясь с ноги на ногу. – Давайте уже закапывать.
Харуун выбросил наверх лопату, выбрался сам с помощью Лиама, и Туркаса опустили в могилу. Он шмякнулся вниз, и оказалось, что голова его осталась чуть приподнятой, потому что он упёрся затылком в стенку могилы.
– Поправить? – спросил Сайме.
– Закапывай, – приказал Харуун.
За лопаты взялись уже не те, кто копал могилу, а стражники со свежими силами, и над последним пристанищем Туркаса вскоре высился земляной холмик. Харуун вздохнул и с усталостью осмотрел тех, кто собрался на похороны – от него ждали положенной речи.
Всё замолкло, только шуршали от ветра листья.
– Я надеюсь, – сказал Харуун, – что Туркас будет спать спокойно и больше не потревожит нас. Я, твой король, отпускаю тебя.
Он применил наиболее мягкую формулировку, зная, что боги не любят, когда маленькие люди ненавидят друг друга и вредят. Он знал также и то, что ещё до заката могила будет разрыта, Туркаса вытащат падальщики и растерзают на куски.
– Кто-то хочет ещё что-то сказать? – спросил Харуун, глядя на Малику. Малика не пошевелилась, только рот сжался чуть сильнее.
– Пусть будет так! – подытожил Харуун и взял лопату на плечо.
Что произошло потом и с чего началось, он не смог бы сказать. Закричал Альвис – он стоял ближе всего к кромке кустов, сверкнул наконечник его вскинутого копья. Вслед за этим на поляну выпрыгнула пухоспинная рысь.
Пухоспинная рысь по праву считалась одной из самых опасных тварей, населяющих лес. Ничего не боящееся животное, она воспринимала людей как пищу и, не раздумывая, нападала на них. Спастись от её когтей и клыков было весьма сложно, а тот, кто попался ей в одиночку, мог и вовсе не рассчитывать на спасение.
Появившаяся у могилы рысь была весьма крупным экземпляром – или Харуун уже забыл, каковы они бывают. Она доходила бы ему до пояса, если бы приблизилась. Она уверенно стояла на широких толстых лапах и скалилась, показывая клыки и розовый язык. Длинная шерсть у неё на спине поднялась дыбом.
Малика завизжала – она единственная была здесь безоружной. Стража в ответ на оскал ощерилась копьями, Лиам натянул лук, ожидая только подходящего момента, но рысь не оставалась на месте, она кружила, выискивая в обороне слабое место. Тупая агрессивная тварь, с которой будет нелегко справиться.
Харуун вместо копья так и сжимал в руках лопату, рукояти не хватало, чтобы держать зверя на расстоянии, как получилось бы с копьём. Малику задвинули в середину, по могиле Туркаса кто-то протоптался, но сейчас это было неважным. Рысь на пробу потрогала лапой копьё, Алексис сделала выпад, рысь отскочила.
– Спокойно, – проговорил Харуун. – Как только прыгнет – всаживайте копья в живот!
Его попытались оттеснить к Малике, но он не дался и продолжил замыкать собой круг, стоя плечом к плечу с Этаном и Сайме. С лопатой наготове – хорош король, который надеется на своих стражников, отправляясь в лес.
Рысь шипела, прижимая уши. Очевидно, что ей хотелось есть; ну а жителям города хотелось жить дальше. Рысь сделала выпад лапой, Сайме сунул копьё ей под нос, и она, зарычав, прижала его и попробовала на зуб. Свистнула стрела и вонзилась ей в бок. Рысь взвизгнула, её серая шкура пошла волной. Сайме бросился вперёд, пронзил её копьём, вышло откровенно неудачно, под грудину, не задев сердце. Рысь повалилась набок, и тогда Харуун, который оказался ближе всего, занёс лопату и изо всех сил опустил её острой кромкой на шею чудища. Он был силён, как и другие, ведь он с детства выполнял тяжёлую работу. И сейчас он с первого удара рассёк рыси горло.
Харууна обдало кровью. Рысь забилась в агонии у его ног. Сайме опомнился, сделал шаг в сторону, чтобы было удобнее, и всадил в неё копьё, снова и снова. Движения рыси затихли, замерли жёлтые глаза.
Харуун в оторопи отошёл назад.
– Уходим, – приказал он. – Все начеку! Быстро, быстро!
Первой помчалась Алексис, водя копьём по кустам, за ней, схватив оружие и лопаты, – все остальные. Харуун оглянулся на рысь, увидел торчащие сосцы и убедился, что у неё есть котята, которые теперь, скорее всего, погибнут. Он отбросил мысль поискать их, забрать и приручить. Они не приручаемы, они – чудовища, которые появились после того, как боги обрушили небо на землю.
Почти бегом они добрались до телеги, пошвыряли лопаты, Харуун догадался отдать Малике свой кинжал, и они поспешили обратно в город. Стражники, которые шли последними, едва ли не пятились, прикрывая отход. Как Туркас выжил, о боги, как?! Харуун подумал, что он мог что-то скрыть. Но что? Теперь он унёс свои тайны с собой в могилу!
До города добрались быстрее, чем из города. Свиньи так и бежали, почуяв присутствие зверя. Стражники на стенах открыли ворота. Вернувшуюся похоронную процессию встречала небольшая толпа, плотно стоящая по ту сторону ворот, и первой, кого Харуун увидел, была Леа. Она ахнула, бросилась к нему, и только теперь Харуун понял, что, должно быть, весь в крови.
– Король ранен! – взвизгнула одна из женщин.
Харуун сделал уверенный жест, успокаивая народ.
– Тихо! – сказал он, повышая голос. – Это не моя кровь!
– Король убил рысь! – объявил Этан, кладя руку ему на плечо. – Разойдитесь!
– Я не один убивал! – запротестовал Харуун. – Будь я один, она бы меня сожрала. Расскажите, как всё было!
– Потом расскажут! – взволнованно сказала Леа. – Идём со мной, хоть умоешься! Ну почему ты всё время лезешь на рожон?
Последнее она произнесла, уже вытащив его из толпы и решительно ведя к себе домой, благо было недалеко.
– Я не лезу на рожон! – протестовал Харуун. – Я делал то же, что сделал бы любой горожанин! Мы обязаны защищать себя и друг друга!
Он замолчал тут же, едва за ним закрылась дверь. Леа уставилась на него снизу вверх, осуждая и тревожась.
– Ты точно не ранен? – спросила она.
– Нет, нет, – отмахнулся Харуун и перешёл на шёпот: – Ну? Что? Шуша приходила?
Леа указала ему на стол, где лежали её бумаги, и Харуун склонился над ними. Шуша не подвела, и Леа уже успела свести баланс. Из общего списка были вычеркнуты стражи, которые не имели права покидать свой пост, были вычеркнуты те, кто точно присутствовал на площади, и Харуун, пробегая взглядом список, понял, что многих он видел и сам, просто не запомнил, что эти люди на площадь действительно пришли.
– Я как раз выписывала тех, кто не пришёл или о ком не было сведений, – сказала Леа, наливая воды из положенной дневной меры в таз. – Иди умывайся. Рубашку сними.
– Как ты успела всех обежать? – спросил Харуун. Он снял жилет и рубашку и склонился над тазом, зачерпнул воды.
– Я ходила не ко всем, – сердито отозвалась Леа. – Выборочно, это статистика. И теория вероятности, возможно, хотя я её плохо понимаю. – Она осматривала кровь на его одежде. – Ты в самом деле убил рысь? Сам? Копьём?
– Лопатой! – отфыркавшись, сказал Харуун. – Брось тряпки, пиши список! Да, прямо сейчас!
Леа поджала губы, кинула его одежду на табурет и села, взялась за перо. Она закончила, когда Харуун уже вдоволь наумывался, расплескав почти всю воду на пол, и подсел к ней, посвежевший.
– Одежду постирать надо бы, – сказала Леа, отрываясь от своего дела.
– Сам постираю как-нибудь, – сказал Харуун, представив, что сейчас ему придётся ждать, пока она управится и пока одежда высохнет.
– Хоть рубашку дай, – сказала Леа, – вечером принесу.
– Ладно, – проворчал Харуун, – если тебе нечем заняться. Ну, готово?
Леа подала ему список и молчала, пока он читал. Харуун взял перо, вычеркнул ещё несколько имён – стариков по большей части, включая Матушку, – свернул бумагу и убрал в жилетный карман.
– Одиннадцать осталось, – сказал он. – Одиннадцать человек, которые на церемонии вроде бы не были, на стенах не были…
– Как по-твоему, кто убил? – спросила Леа, кусая губы и глядя на него невозможными глазами.
– Откуда я знаю?
– А делать что станешь?
Харуун подпёр голову рукой.
– Не знаю… – проговорил он. – Даже не знаю, стоит ли это вообще ворошить. Туркас мёртв, всё закончилось.
Леа посмотрела на него.
– Что таращишься? – озлился Харуун. – Без тебя проблем хватает, нечего меня осуждать! Ты сама уже знаешь, кто его убил, и я знаю! Ну и что теперь? Хватать и в темницу сажать?!
Он поднялся, надел жилет на голое тело.
– Ну? – спросил он, стоя у двери. – Прячь список, который украли у Ватракса, и пойдём. Раз мы с похорон вернулись, то и суду скоро быть!
Леа выполнила его указания, поправила одежду, волосы – и они в самом деле отправились на суд.