Айдар Табрисович Фартов
Мяу
– Салават, что ты делаешь? – шмякнул он в изумлении, стараясь перекричать шум дождя. Он не мог найти других слов, которые выразили бы всю глубину сыновнего, благородного поступка. Ильдар находился в замешательстве. С одной стороны, Салават укрывал отца от ливня, с другой сам оставался полностью беззащитным перед водной стеной, лившей из облаков плотным потоком. Перед сыном стоял выбор. Он принял сторону, лишившей его даже сомнительного тепла. Но отец понимал, что, как ни крути, в характере Салавата существует именно та родственная жилка, которую называют заботливостью и состраданием.
– Почему ты укрыл меня, а не спрятался сам? – несколько иначе сформулировал вопрос отец.
Ответ Салавата ещё больше приблизил душевную связь. Он шмыгнул наполненным носом и признался:
– Ты же работаешь, папа, а я стою без дела!
Ильдар подошёл к сыну. Ситцевая материя зонта теперь закрыла обоих от прохудившегося неба. Мужчина обнял худое тело сына. Его желанием было показать, как он его сильно любит и за крохотное время постараться, как-то согреть.
– Прочитаю молитву, и поедем домой! – проговорил Ильдар.
Он сложил ладони лодочкой, и прочитал молитву, которую выучил с детства при помощи мамы. Молитва была короткой, другой в памяти, к сожалению, не хранилось, но достаточной для осознания, что они исполнили святой долг.
– Спасибо, Салават! Бабушка видит. Она благодарна нам за визит! – Ильдар потрепал сына по мокрым и, прилипшим ко лбу, волосам, с которого продолжали стекать прозрачные капли, – ополоснём руки и соберём сумку.
– Папа, я уже собрал! Осталось положить твой халат.
По заведённой традиции после посещения кладбища, они заходили в магазин и покупали сладости. Этот день ощущался, как праздник. Ляля пекла блины, ожидая своих работяг. В обед, они заслуженно чаёвничали с ароматными блинами и наивкуснейшим слоёным тортом…
…Из радужных воспоминаний его вырвал звонок мобильника. Ильдар незамедлительно ответил на вызов.
– Привет! Не спишь? – голос Дениса звучал с хрипотцой.
– Привет! Разве тут уснёшь?! – резонно заметил Ильдар, – сижу на кухне, с кофе.
– Ты сможешь приехать ко мне? Не хотел обсуждать это по телефону.
– Сейчас?!
– Да. Есть новости.
– Уже выезжаю, – Ильдар поднялся с трубкой. – Твоих не разбужу? Наверное, они уже в кровати?
– Не потревожишь. На улице поговорим. В машине. Жду!
Несмотря на усталость, Ильдар собрался моментально. Выходя из дома, посмотрел на экран телефона. Часы показывали двадцать минут одиннадцатого ночи. Ехать было недалеко. Денис жил в частном доме, в промышленном районе города. С учётом вечерней разгрузки, со слабым автомобильным движением, без пробок, он потратил на дорогу пятнадцать минут. Заехав на пустынную улочку посёлка, Ильдар издали увидел тёмную фигуру возле двухэтажного дома. Из окон дома лился свет. Видимо, супруга Дениса с детьми ещё не ложились спать. Притормозив возле забора, Ильдар нажал на кнопку разблокировки дверей.
– Доброй ночи! – сказал Ильдар, когда грузное тело одноклассника уселось на пассажирское сидение.
– Здравствуй! – Денис протянул руку, и они пожали друг другу ладони.
Ильдар замолчал. Он ожидал первых слов от одноклассника. Ильдар ненароком скосил глаза на руки друга. На этот раз документов, ещё более обличающих сына, не обнаружил. От этого на сердце стало чуть теплее.
– В институте не хватятся, что Салават пропускает лекции? – начал Денис ничего не значившим вопросом.
– Нет. Салават на каникулах. Отдыхает! – отец кисло улыбнулся прозвучавшей двусмысленности. Действительно, его сын «отдыхает». На казённых нарах, – Салават сдал экзамены. Илья тоже на каникулах. Эта неделя у них свободна. Они закрыли зимнюю сессию. Начало второго семестра в следующий понедельник.
– Ясно! Когда пойдёшь в парикмахерскую? – задал Машков коронный вопрос. Задумавшись, он не смотрел на лохматый чуб приятеля, как раньше, а глядел в темноту лобового стекла.
– Что ты выяснил? – червячок внутреннего страха, что новость окажется нелицеприятной, стал буровить сознание Ильдара. Он не понимал, почему Денис оттягивает разговор.
Машков повернулся и глянул прямо в глаза. В его зрачках читалось сочувствие.
– Салавата и Илью вели оперативники. За ними наблюдали.
Шквалистым ветром, ломая и круша последние надежды, прозвучали эти слова. Ильдар опустошённо откинулся на кресло. Ему представилось, что стоит возле стены, а напротив него конвоир заряжает оружие. Сейчас грянет выстрел и, сражённый пулей, он упадёт. Но конвоир мешкал. Ильдар хотел, закричать на стрелка, почему тот медлит. Пусть целится сразу в голову. Пусть всё закончится разом, без той выжидательной секунды, которая мутит разум последними вспышками памяти.
– То есть там была засада? – вымученно спросил Ильдар, очнувшись от образных иллюзий, – полицейские знали, что кто-то придёт?
– Да. О закладке стало известно. Они установили слежку. Оперативная машина снимала видео.
– Что ещё всплыло? – Ильдар обхватил двумя руками ободок рулевого колеса, уронив голову на клаксон. Его слова уходили вниз и, ударившись об пол, приглушённым эхом возвращались наверх, – выкладывай, Денис! Не жалей! Я должен всё знать.
– Парни отыскали закладку и подобрали наркотик. Но, как увидели, что к ним приближаются, тут же скинули. Началось следствие. Я выяснил, что у ребят конфисковали телефоны. Полицейские проверят последние звонки и сообщения.
Ильдар выпрямился.
– Значит, получается, что Салавата и Илью поймали с поличным? – с восковым лицом покойника, спросил он, поняв, почему Денис не решился сказать ему об этом по телефону.
Денис вздрогнул от взгляда и тона одноклассника. В них сквозила беспросветная мгла, будто опутавшая колючей проволокой. Мгла без надежды на улучшение. Полярная ночь без рассветов. Словно дни, которые были даны в жизни для радости и счастья оборвались, уступив остаток лет бедам и слезам. Денис понимал, что он выплеснул безрадостное известие, но с ужасом обнаружил, как она катастрофично подействовала на друга. По нему словно проехался танк, размяв и размазав его последние крохи чаяний.
– Подожди горевать, Ильдар! – Денис похлопал товарища по плечу. – Это ещё ничего не значит!
Ильдар отрешённо усмехнулся.
– Ты шутишь, Ден? Моего сына поймали за тем занятием, когда он забирал наркотик. За ним наблюдали. Его снимали на видео. О чём ты говоришь?! Что означает «ничего не значит»? Это приговор, Денис! Срок! Тюрьма! Неизвестно ещё, что он наболтал с испугу полисменам, когда их цапнули!
– Вот об этом и речь! – щёлкнул пальцами Машков, – у сотрудников недостаточно доказательств. Понимаешь?! Видимо, мальчишки смекнули и замолчали. Потом нельзя не принять то обстоятельство, что они скинули дурман. Значит, в руках ничего не было. В том-то и дело, что полисмены, не смогли взять их с поличным. Поэтому они конфисковали у парней телефоны, чтобы что-то выяснить.
– А, если им удастся поковыряться в мобильниках?
– Удастся – не удастся! – передразнил Денис, скорчив лицо и показывая этим нелепость противоречий. Таким специфическим образом он пытался защитить друга от окончательного упадка, – это уже другой вопрос, Ильдар! Тогда уже будем думать, что делать и как их вытащить. Искать законные пути и выходы. Но факт остаётся фактом. Их не закрыли в следственный изолятор. Нет доказательств. А раз нет доказательств, то Салават и Илья считаются невиновными. Ты меня слышишь, Ильдар?! Не-ви-нов-ны-ми! Если за эти дни полисмены ничего не откопают, то на этом всё закончится. Ребята отсидят административный арест, вероятно, оплатят штраф. Затем их отпустят. Может поэтому и следствие открестилось от них только административным арестом? Так как нечего искать, то решили отказаться от заведомо пустой траты времени!
У Ильдара появилась надежда. Слабая и трепетная, но она шевельнулась в сердце маленьким ростком. Вернее, отец сам дал ей возможность появиться. Он не мог убить веру. Но надежда прожила доли секунд. Ильдар запретил ей разогнаться до размеров снежного кома. Он грубо разбил её на спуске. Затоптал и раздавил ботинком, как брошенный, дымящийся окурок. Да, Денис, как мог, пытался поддержать его и успокоить. Старался кинуть другу спасательный круг. Не дать умереть, не утонуть в топи негатива. Из всего произошедшего одноклассник выискивал, выдавливал капли тех микроскопических и положительных нюансов, тех частиц открытий, на которые поначалу не обращаешь внимания, из-за того, что они практически незаметны. Он целенаправленно указывал и перечислял их Ильдару. Но Ильдар понимал, что нюансы не смогут проклюнуться в качестве надежды, потому что они нежизнеспособны, как шелуха семечек, оставленных горожанами возле скамеек в парке. Без природного ядра, нет основы для зарождения новой жизни. А ненужная чёрная кожура пятном остаётся на асфальте, заполняя пространство и загаживая внешний вид. Однако он был безмерно благодарен Денису за его попытки подбодрить и увести от него дремучие мысли. Только жаль, как ни крути, смоляные думы превалировали над светлыми, а значит, попытки Дениса, как холостые выстрелы, остались бесполезными.
Перед тем, как попрощаться, Машков не преминул напомнить. Мужчина провёл тремя сложенными пальцами по губам, словно закрывал молнию на сумке.
– Пусть мальчишки не трезвонят и не ищут сочувствующих сокамерников! Время работает на нас, – Денис испытывающее посмотрел на Ильдара. – И ещё хотел сказать! Завтра на свиданке Салавата не ругай и не начинай разборки. Когда возвратится – поговорите, как отец с сыном. Знаю – у тебя с Салаватом доверительные отношения. Думаю, что разберёте его ошибки. Но дома, а не там! Да, сын, видимо, ошибся. Кто по молодости без греха? С мальчишками часто происходит подобное. Знаю не понаслышке, так как сталкивался по службе с похожим безрассудством. И мы с тобой, Ильдар, в своё время, наверняка добавили родителям седых волос. Не ангелами росли. Однако стали нормальными людьми. Но всё-таки – прежде, чем над головой парня занести топор, надо выслушать обе стороны. У нас пока на руках только обвинительная речь. А версию Салавата мы ещё не услышали.
Ильдар ехал домой и обдумывал последние слова одноклассника. В предостережениях Машкова существовал глубокий смысл. В самом деле, объяснения Салавата он не слышал. Ильдар рассматривал происшествие только со слов Кузнечикова Т.П. Тем не менее, достаточно аргументировано обрисовал Кузнечиков в протоколе ситуацию, предельно точно отыскав нужные слова и, словно кинув камень в колодец, обдал задержанных парней всей глубиной наплывшей волны. Ильдар размышлял, что по сути Кузнечиков прав. Он и сам против того, чтобы молодёжь шастала поздней ночью по улицам. Конечно, гулянка – гулянке рознь. Одно дело, когда молодёжь, допустим, летом празднует весёлую свадьбу, засидевшись допоздна. Или парень с девушкой встречают ранний, июньский рассвет, нежно обнявшись, чтобы спастись от утренней прохлады. Тогда он испытал бы радость за чувства влюблённости у сына. Но здесь ситуация прямо противоположная. Какая свадьба?! Какие добрые встречи и оранжевые рассветы?! Наркотик! Вот причина ночной вылазки. Наркотик! Это страшное слово, хозяйским бульдогом носилось по кругу, царапая когтями душу. Неужели Салават и Илья не отдавали себе отчёта? Неужели они не понимали, что за употребление наркотиков в нашей стране дают немалые сроки? Неужели их настолько заманил дешёвый и призрачный вкус наслаждения, что предстоящие думы о возможности попасть за решётку не остановили? Что повергло парней броситься за сиюминутным кайфом, после которого, как известно, наступает сильная зависимость, от которой не могут избавиться больные наркоманы? Разве глупцы не понимают, что выбранная дорога – это прямой путь за смертью? Сколько их, молодых, здоровых и сильных, погибло в расцвете лет? Куда запряталось врождённое качество всех живых существ, имеющее название – инстинкт самосохранения? Или оно чудовищно переродилось на чувство саморазрушения? Абсурд и вздор! Неужели нынешние студенты не видят и не находят в жизни другие, истинно человеческие радости? Что происходит на земном шаре, в стране, в городе? Что толкает юных мальчишек на конечный путь деградации и вырождения, из которого нет выхода? Как можно так бессмысленно, глупо и безрассудно загубить свою молодость, убить своими руками одну единственную, данную сверху, подаренную жизнь? И ведь речь идёт не о, потерявших в жизни ориентиры и просящих смерти, бездомных бомжах, у которых нет крова, куска хлеба и оттого уставших от нищенства и болезней. Речь о наших, родных сыновьях, сделавшие первые шаги в зловонный омут наркотического безволия. Вот о чём он будет говорить с Салаватом и, если понадобиться с Ильёй тоже, когда они выйдут.
Ильдар заехал во двор. К счастью, его недавнее место, откуда он стартовал к Денису полтора часа тому назад, осталось свободным. Мужчина припарковался и закрыл машину. Поднялся в тёмную квартиру. Его мысли крутились и вертелись, словно мясо на вертеле. Вопросов, на которые ожидал услышать развёрнутые ответы, роилось великое множество. Ильдар принял доводы Машкова. Более полную картину могут предоставить только Салават или Илья. Именно рассказ горе – друзей раскроет, как шкатулку истину.
Не раздевшись, Ильдар прилёг в зале на диван. Он сосредоточенно думал. Безусловно, завтра он попытается, хоть что-то узнать от Салавата. Ильдар скосил глаза на часы. Перевалило за полночь. Получается, уже не завтра, а сегодня, через десять часов он поговорит с сыном. Пока ему нужен ответ лишь на один вопрос. Он так прямо его и задаст, не меняя формулировки.
«То, что в протоколе, сынок, напечатано – это правда или нет?».
Пусть Салават ответит. Здесь не могут быть два одинаковых ответа. Либо утвердительно, либо отрицательно. Его разум подкинул голос сына: «Нет, папа! Протокол врёт! Я не наркоман!». Тогда он попросит Дениса, отыскать людей, которые избавят от необоснованных обвинений Салавата и, возможно, накажут сочинителя Кузнечикова. Однако внутреннее противоречие, как нарыв выплеснули иной и жестокий вариант, но, к сожалению, более правдоподобный. Салават кивнёт головой и произнесёт: «Да, папа! Я ходил за наркотиком!». Ильдар вздрогнул. Он припомнил, и будто снова ощутил на себе сочувствующий взгляд Дениса.
«Салавата и Илью вели оперативники. За ними наблюдали. Они установили слежку. Оперативная машина снимала видео».
Ильдар сел на диван. Машков будто говорил ему в ухо.
«Парни отыскали закладку и подобрали наркотик. Но, как увидели, что к ним приближаются, тут же скинули. Началось следствие. Я выяснил, что у ребят конфисковали телефоны. Полицейские проверят последние звонки и сообщения».
– ПОДОБРАЛИ наркотик! – повторил вслух мужчина, словно не веря, что он сам это слышал. – Подобрали…, Салават и Илья подобрали наркотик. Да, именно так Денис и сказал. Подобрали!
Слова будто только сейчас предстали во весь рост, оглушив своей значимостью и безумством. Ильдар почувствовал нехватку воздуха. Он поднялся и раскрыл балконную дверь, запустив февральскую сырость. Вчера его жена первой испытала приступ. Теперь она в больнице. Ильдару недопустимо следом слечь на больничную койку. Он должен во всём разобраться. Салават в опасности и нуждается в помощи. У Ильдара нет времени валяться в палате.
– Как больно! – он скривил рот. Но влажный воздух подействовал. Спазм прошёл. Однако его душа, не переставая, горела и рвалась на части. Он растёр грудину ладонью, будто пытался теплом рук растопить ледяную неизбежность.
Мужчина думал обо всём и сразу. Вопросы всплывали и, не находя ответа уходили, куда-то вглубь сознания, чтобы через промежуток времени заявить о себе вновь. Часто они шли вразброс, и тогда Ильдар не мог даже сфокусироваться ни на одном из них. А иногда они выстраивались в твёрдую шеренгу, и маршировали парадом. Тогда он цеплялся за знаки препинания с запятыми, и ему даже удавалось, отвечать. Взбрыкнул вопрос: «Ты расскажешь Ляле то, что уже тебе известно?».
«Нет, конечно!», – теннисной ракеткой он увернулся от удара плотного мяча.
«Если она сама узнает об этом?», – раздражал невидимый собеседник.
«Как?».
«Расскажет кто-нибудь!».
«Всё обойдётся!», – Ильдар не вычеркивал надежды. Салават скажет правду. Его сын невиновен.
Собеседник стал ему врагом. Лживой ищейкой засёк «обойдётся», ухватившись за слово.
«Если не обойдётся? Точно не обойдётся! Салавата посадят в тюрьму! Придётся рассказать всем родственникам и друзьям, что ваш, с Лялей, сын – законченный наркоман и надолго упрятан за решётку! Но это пустяк по сравнению с тем, что ты потерял, Ильдар, сына!».
Мужчина уже не мог дальше сопротивляться. Отец исчерпал аргументы в споре. Он проиграл мозговой штурм, который наступил ему на самое больное место. Он смирился с клеймом стать отцом тюремного наркомана, но щемящее осознание, того, что Ильдар не обнимет, как прежде Салавата, не потреплет ему волосы, не похлопает по плечу и не поговорит с ним по душам, обожгло железными клещами. Потухло пламя отцовской энергии в последнем вздохе. У Ильдара выступили слёзы. Стон, похожий на крик раненого бойца, обречённого на погибель, разорвал тишину пустой квартиры. Его плечи затряслись, а слёзы градом потекли по щекам. Ильдар потерял смысл жизни. Он знал, что без сына у него тоже нет будущего. Он жил любовью и надеждами. Верой и мечтами. Салават являлся для него тем центром, возле которого он вращался по орбите. Сын скреплял их семью. Был опорой и поддержкой. Опора треснула, а поддержка рухнула, как гнилые мостки. Ильдар с горечью констатировал, что нет смысла в дальнейшем существовании. Ему казалось, что жизнь закончена. Он представил, как расскажет Ляле об этом. Её явно ждёт удар. Более сокрушительный и уничтожающий. Неизвестно, оправится ли она от чудовищной новости, если Салавата закроют в тюрьму? Даже, если она выдюжит и выкарабкается, то их дальнейшее существование будет иным. Ильдар может предположить, что Ляля уже не станет прежней стрекозой, восторгающейся расцветающей в саду сиренью, а он, примерит шкуру угрюмого одиночки-бирюка. Квартира превратится в нелюдимую и закрытую от посторонних глаз и ушей, панельную будку. Станет безымянной, словно могила на кургане.
Его голова раскалывалась от боли. Он решил ополоснуть водой лицо. Пришла слабая мысль, прилечь и поспать. Он отдавал себе отчёт, что вторую ночь проводит практически без сна. Вчера он прилёг на четыре часа, но часто вскакивал от путанных и беспокойных сновидений. Ильдар вошёл в ванную. Тёплая вода смыла с него мокрые бороздки, оставленные горючими слезами. Расчёской мужчина усмирил спутанные волосы. Будто в тумане он зашёл в спальную комнату. Мужчина посмотрел на царящий беспорядок. Неубранная постель, ворох лекарственных препаратов, лежащие на прикроватной тумбочке и тонометр для измерения артериального давления говорили о спешке, с которой Ляля и Ильдар покинули комнату, уехав на машине скорой помощи в больницу. У него не хватило за день времени прибраться в комнате. Голова буквально разрывалась, и Ильдар подумал, что больше не может терпеть эту пульсирующую боль. Но вначале измерит давление. Он натянул манжету на руку и включил прибор. Вскоре экран показал цифры. Ильдар обнаружил, что давление повышенное, но это не стало для него открытием. В подобных условиях это не выглядело странным. Покопавшись в пакете с лекарствами, отыскал обезболивающую таблетку. Уже на кухне налил воды в стакан и. не разжёвывая, проглотил целиком белую шайбу.
Сознание, израсходовав воспоминания сыновнего детства, и словно обновившись, начало подкидывать современные картины из недавних событий. Они были короткими, но очень живыми и сочными…
…– Папа! Мама! Я поступил! Ураааа!
У Салавата возбуждённым блеском горели глаза. Он захлёбывался, стремясь, как можно быстрее сообщить им, с нетерпением ожидаемое известие. Он едва не прыгал от радости. Салават только что вернулся домой в приподнятом настроении из института, в котором ему, в будущем, предстояло учиться.
– Поздравляю! – Ляля улыбнулась. Вытянувшись на цыпочках, губами потянулась к щеке сына, который в свою очередь пригнулся, чтобы матери было удобнее.
Ильдар с удовольствием смотрел на высокую и стройную фигуру. Закончились волнения и родительские беспокойства, связанные с ВУЗовской вступительной кампанией. Они с Лялей искренне переживали и волновались. Несмотря на то, что Салават удачно выдержал выпускные экзамены в школе, получив высокие баллы на ЕГЭ, родители беспокоились за дальнейший выбор. Воодушевившись успехами в оценках, и приобретя мотивацию для нового роста, работа закипела с удвоенной силой, более продуктивной и настырной. Ляля и Салават засели за ноутбук и проштудировали интернет, закопавшись в проспектах и выдвигаемых требованиях приёмных комиссий. Под мягкие и ненавязчивые советы отца и матери, Салават представил документы в несколько учебных заведений. Подобная практика стала обычной. Недавним школьникам разрешалось, делать подобным образом, не ограничивая их волеизъявление и предоставляя дополнительные возможности для поступления. После недолгих раздумий, список предполагаемых учебных заведений сузился, оставив два из них. В конечном итоге Салават выбрал строительный. Благодаря высоким оценкам, сын уверенно вышел в первую тройку лидеров. Его фамилия на выбранную специальность фигурировала третьей в списке. Так Салават превратился в студента первого курса очного отделения, инженерно-строительного института. Жизнь потекла своим чередом. За жарким летом наступила жёлто-багровая осень. Начался сентябрьский первый курс, напряжённый, но увлекательный для новоиспечённого студента. Новые преподаватели, новые учебные предметы и необычная обстановка манили, как сверкающая иномарка. Студенческая жизнь захватила сына, затащив в свой бурный водоворот. Оказавшись неизведанным, они привлекали внимание любознательного молодого человека своей закрытой тайной, которую хотелось, попробовать, испытать и прочувствовать. Ильдар наблюдал за настроением сына и часто интересовался обстановкой в институте, прошедшими учебными парами и лекциями. Ильдар долго не мог привыкнуть к тому, что сын вырос и теперь учится в институте. Салават до сего дня оставался для него маленьким мальчиком, убегающим от Дельки с сушкой, в коридоре коммуналки, или школьником, поправляющим очки над тетрадкой, делая домашнее задание.
– Салаваткин, как дела в школе? – по старинке задавал вопрос Ильдар, но наткнувшись на укоризненный взгляд, смеясь, хлопал себя по лбу. – Ах! Прошу прощения! Как дела в институте?
У сына появились новые друзья и знакомые. Изменился круг общения. Среди них запестрили девушки, чего ранее не наблюдалось в школьные годы. Одноклассники отошли на второй план, оставив только единственного и верного приятеля детства – Илью. Ильдар не удивился этому обстоятельству. Салават начинал самостоятельную жизнь. Отец понимал, в жизни случается так, что институтские друзья часто оказываются намного ближе школьных. Хотя он не мог изобразить это на собственном примере, потому что Машков Денис являлся школьным другом, с которым сохранялась дружба на протяжении долгих лет, но он не мог отмести факт, что среди одногруппников у него также имелись знакомые, с которыми он поддерживал связь.
Начальную, зимнюю сессию Салават закрыл, в обозначенные деканатом, сроки. В пахнущей типографской краской студенческой зачётке, появились первые «четвёрки». Салавату назначили стипендию. Не абы, какую высокую, но они стали первыми деньгами, которые сын заслужил своим трудом. Ильдар заметил, как он воодушевился. В один из вечеров, возвратившись поздно с работы, Ильдар увидел на кухонном столе коробку зефира в шоколаде, вкус которого ему сильно нравился.
– Спасибо, Ляля! Ты угадала, чтобы поднять мне настроение, – он благодарно чмокнул жену.
– Это не я угадала, а Салават! – приятно улыбнувшись, созналась Ляля, – посмотри, что он купил мне.
Она похвалилась огромной плиткой шоколада с орехами, известной кондитерской марки.
– Салават получил первую стипендию и решил сделать нам подарок, – супруга внесла ясность.
С шутками и прибаутками они поужинали все вместе. Ильдар и Ляля были безмерно благодарны сыну за уважение и его желанием, сделать отцу и матери приятное.
Первый курс закончился экзаменами в июне. Второй семестр оказался тяжелее первого, потому что добавились более серьёзные предметы, подготавливающие парней и девушек к выбранной специализации. Экзамены заставили немного поволноваться Ильдара и Лялю, так как Салават был, словно на иголках. Им было открыто его жаль, но они не могли помочь в технических заданиях и лабораторных работах. Родители поддерживали студента морально, как могли, разбавляя вечерние ужины шутками и забавными случаями о донельзя требовательных преподавателях в свои студенческие годы. Учёба требовала собранности и усердия. Давая возможность на протяжении учебного процесса немало развлечений и праздников, но в экзаменационной сессии, как никогда, не терпела лентяев и лежебок. Сын постоянно что-то чертил, сгорбившись над стеклом с листами, снизу которого подсвечивала настольная лампа. Ночью он корпел над учебниками, общался по ноутбуку с одногруппниками, а утром убегал в институт на зачёты, сдачи и консультации. Но не зря мудрецы говорили, что дорогу осилит идущий.
О заключительном экзамене по устройству автомобиля, ткнувший победную точку перед наступлением долгожданных каникул, Салават рассказывал, весело размахивая руками.
– Представляешь, пап! – поделился сын, оторвавшись от ноутбука, когда в комнату вошёл, вернувшийся после рабочего дня, Ильдар, – преподаватель запустил нас в аудиторию. Мы зашли. Коленки у всех от страха дрожат. Никто не хочет, получить неудовлетворительную оценку и лишаться каникул. Препод всех отметил в ведомости. Мы положили зачётки к нему на стол. Каждый взял по билету и сел готовиться. Я очутился на третьем ряду. Вопросы, как назло, оказались трудными. Но делать нечего – надо же отвечать! Принялся думать. Вспоминал и сразу записывал в экзаменационный листок. Ответы получились не слишком объёмными, но ключевые параметры я отобразил. Преподаватель начал вызывать первых студентов. К нему за стол присел мой одногруппник Губаев Рамис. Я перестал обращать внимание, так как вспомнил важную деталь по моему билету и, чтобы не забыть скорее стал записывать. И вдруг слышу, как преподаватель спрашивает Рамиса: «Скажи, уважаемый студент, из чего состоит топливная смесь?». Он стал что-то мямлить. Но видно, что не знает ответа. Помощь в подсказке нереальна – преподаватель сидит рядом. Надо выкарабкиваться самому, но никак. Преподаватель повторил вопрос, уже громче. Рамис совсем замолчал и сильно покраснел.
– А ты знал, Салават, ответ? – впервые за всё время перебил Ильдар.
Сын скромно потупился.
– Вспомнил лекцию. Мы недавно изучали. Даже припомнил страницу в тетради, где у меня записано.
– Что было дальше?
– Дальше, папа, мне повезло! – он белозубо улыбнулся, – преподаватель обратился к присутствующим. Попросил дать короткий ответ на поставленный вопрос. Я поднял руку и сразу выпалил: «Дизель-воздух!». Преподаватель радостно спросил мою фамилию и велел, подойти к нему. Он исследовал мой листок. Сказал, что я заслужил оценку «хорошо», но если отвечу ещё на один вопрос, то не пожалеет более высокой отметки. Я вежливо отказался. Признался, что соглашусь на «четвёрку». Преподаватель, на мой взгляд, огорчился, но, как обещал, расписался в зачётке. Я поскорее выскочил из аудитории.
– Зачем отказался от дополнительного вопроса? – округлил глаза от удивления Ильдар, – преподаватель сам хотел поставить тебе «пятёрку»! Он бы тебя вытянул. Понятно же, что твои знания ему понравились и к тому же пришёлся по душе твой лаконичный и точный ответ.
– Что ты, папа?! – категорично отмёл сын, будто шарахнувшись от крапивы, – а если бы получилось наоборот? Он задал бы заковыристый вопрос, который я не знаю?! Поверь мне, что у препода имелось превеликое множество специфичных вопросиков. Тогда я не то, что на «четвёрку», но и на «тройку» бы не ответил. Я решил остановиться на «хорошо». Чем плохо?
Ильдар подумал про себя.
«А ведь в словах сына есть мудрое семя! Кто знает, что у экзаменатора на уме?! Хотя сомневаюсь, что он бы «утопил» Салавата. Вероятно, хотел разузнать, насколько глубоки познания студента в предмете. Но сын решил перестраховаться. Как говорится, лучше синица в руках, чем журавль…».
Отец приподнял руки, в знак согласия.
– Четвёрка на экзамене – превосходный результат! Тогда я поздравляю тебя с заслуженными каникулами и переходом на второй курс. Теперь ты свободен?
– Мне осталось занести в общежитие к ребятам справочник. Я брал у них книжку. И ещё, хочу устроиться на два месяца на работу!
– Дерзай, студент! – поощрил папа…
…Ильдар прислушался к своему состоянию. Боль в голове немного утихомирилась, словно размышляя, стоит продолжать или оставить несчастного в покое. Ильдар захлопнул фотоальбом и положил на полку шкафа. Часы показывали второй час ночи. Отец заставил себя лечь в постель, понимая, что уставшему мозгу необходим мало-мальски освободительный сон. Он прикрылся одеялом и закрыл глаза. Словно длинный сериал с известными актёрами, понеслись лица, фигуры, разговоры, встречи. Его квартира наполнилась парнями и девушками, которые захватили пространство молодым смехом. Осенью он познакомился с новым окружением Салавата и его девушкой. Сквозь пелену разноголосых видений, Ильдар запаниковал. Отцовское сердце что-то тревожило и терзало…
…– Папа, познакомься. Девушку зовут Нина! – Салават поправил очки и смиренно поглядел на спутницу.
Ильдар окинул девушку взглядом. Она была невысокого роста и немного полновата. Крашенные пепельные волосы доходили до плеч. Обильно покрытые тушью ресницы казались густыми, а чёрные глаза смотрели с интересом. На ней была короткая куртка до пояса и синие джинсы.
– Салават, а что нас с Ильёй не представляешь отцу? Почему такая несправедливость? – подал голос кудрявый парень.
Сыну было некогда, так как он принялся ухаживать за Ниной. Салават держал в руках вешалку и терпеливо ожидал, когда она снимет верхнюю одежду. Поэтому он отшутился.
– Что тебя представлять?! Ты без мыла, где хочешь, пролезешь!
– Это правда! – поддакнула Нина.
– Ах, подлые! – ощерился парень, показав острые зубы, – Сговорились против меня?! Нинка, как ты можешь позволить, чтобы обижали твоего братишку?
Нина бросила кислый взгляд на парня и подала куртку Салавату. Она осталась в цветастой футболке с короткими рукавами. Ильдар обомлел. На шее, в области гортани девушки имелась татуировка. Мельком он распознал внушительный крест, наколотый в графическом изображении, визуально делающий рисунок объёмным. Основание креста уходило вниз, скрывшись за окантовкой футболки, ровнёхонько меж выпирающих грудей. Так же тату обнаружилось на руках. На них красовались витиеватые, похожие на китайские иероглифы непонятные изречения. Ильдар не понимал современное увлечение молодёжи татуировками. Он считал излишним, портить молодую и бархатную кожу расплывчатыми синими рисунками, которые с возрастом станут раздражать и напоминать о глупости и безрассудстве. Однако Ильдар не осуждал молодёжь. Она имела полное право высказывать свою точку зрения, обладая нестандартным мышлением и остро реагируя на социальные проблемы в обществе. Ляля отреагировала на тату драматически. Широко раскрытыми глазами, будто увидев в своей квартире беглого зека, она потрясённо поздоровалась и, оставшись под впечатлением от синего креста, на весь вечер скрылась в спальной комнате.
