Август Северн
Потерявшие имя
Ночь шёл тяжёлой походкой на последнюю встречу с тем, кто перестал считать его другом. Телом становилось «рулить» всё сложней. Это напоминало манипуляции с радиоуправляемой машинкой из его детства – ты всё прекрасно видишь, понимаешь, но пока нет нужной координации, соразмерности усилий.
В пабе было немноголюдно. За стойкой на месте Теда стоял Ким. Перетирая воспоминания о бывшей семье Ночи, он завидовал, ревновал и…
– Время. Сегодня. – Пора было ему успокоиться, принять ход вещей.
– Я не поеду. Пусть хранят тебя… – Ким не мог найти слова, чтобы выразить обуревающие его чувства, не выдав тщательно скрываемую им «тайну».
– Прощай. – Ночь достал из кармана куртки сложенный клочок бумаги, придвинул по столешнице к Киму. – Береги своего друга.
Ночь легонько подтолкнул сознание Кима, стараясь напомнить ему отца (со взрослыми детям проще прощаться).
– Пока. – Ким снова выглядел как пёс, сделавший лужу на любимом коврике хозяина.
Ночь уходил, осознавая финал – конец Пути. Он постарался не расплескать переполнявшую его боль.
Трудно жить, когда знаешь, что всё в последний раз. А раз так, то можно нарушать правила и традиции. Кто спросит?
Ночь заранее оповестил Кима о последней поездке (знал, что тот откажется). Набрал полный ящик яблок, понимая, что не сможет всё съесть. Но как было приятно вдыхать запах каждого яблока, бережно уложенного и протёртого. Что у него осталось важнее или прекраснее этого аромата?
Дело. Его нужно закончить, как визит в кабинет стоматолога – неприятно и дискомфортно до уровня лёгкого страха, но иначе придётся терпеть ещё несколько бессонных ночей.
Когда мысли мечутся, набрасывая вариации будущего, которого не будет никогда, ни в одной из Вселенных… Руки сами нашли нож, взяли яблоко, и всё стало выстраиваться, приходить в порядок. Клёкот ядерной боли, чужой муки в его груди (что по сравнению с ней его собственная?), перешёл в стадию маленьких пузырьков. Так кипящая вода образует пар, который его когда-то пугал, обжигал, отгораживал стеной от былого – от человеческого прошлого. В него Ночь заглянул трепетно, как родитель – в детскую спальню, чтобы убедиться, что чада спят, стараясь не нарушить своими движениями гармонию дыхания детей. А прошлое Ночи он рассматривал как комикс, быстро листая его, останавливаясь на значимых событиях, удивляясь «как можно было этого не заметить?».
Расставшись с Кимом, Ночь чувствовал себя как пустой кофейник: налейте воды, засыпьте кофе, включите в розетку. «Процессы» проходили автоматически, и последние жертвы не оставляли в его груди ничего, кроме новой Боли. Сострадание ушло вместе с Кимом, как последнее человеческое, что в нём оставалось. Он как заядлый театрал, знающий либретто, следил только за игрой актёров, без переживаний и эмоций от происходящего действа на сцене.
Когда за его спиной раскрылась тёмная сфера, у Ночи не было желания спасать, поворачиваться, тратить последние силы. Он и так видел, что ради неё (последней жертвы), не способен на подвиг.
Её звали Дрянь (другого обращения она не помнила и не принимала). Она заслужила эту кличку, убеждая мужчин, что не все женщины мягкие и тёплые (годятся только для постели). В наркокартели строгие правила, а она так мечтала стать его членом. И сейчас она доказывал, прежде всего себе, не им, оставшимся в старом ранчо, что сможет обойтись без просьб и услуг. Она сама доберётся до городка в десяти километрах отсюда без дорог, попутчиков и этих тупых, пахнущих, как мокрые псы мужиков. У них ум работает только в двух режимах: куда пристроить член и где найти денег на кайф и шлюх подороже.
О деле надо думать!
Она прошла сквозь тёмную сферу и остановилась в центре. Она не узнавала себя, не к этому она стремилась.
Боль испытывала именно она, так как то, что ползало в месиве собственных испражнений, покрытое струпьями засохшей крови, не только сложно было назвать человеком, но и…
Дрянь принялась быстро листать варианты своего будущего, пытаясь выбрать, чего она никогда не делала.
Ночь принял намерение Дряни «идти до конца» как равное его собственному решению. Он тоже дал слово себе. Медленно поднявшись с земли, повернулся и начал вплавлять своё тело в тёмную сферу.
Всё время она оказывалась в точке «невозврата». По тем или иным обстоятельствам она принимает наркотики. В одном из вариантов будущего – после огнестрельного ранения, в другом Бос прикололся, подсыпав что-то ей в питьё, в третьем она сама не выдержала пыток очередного бегунка, потерявшего деньги и товар.
Да, она добилась своего – стала помощницей Дона. Её приняли в картель! Но… Правой руке Дона не нравится сидеть за одним столом с той, что должна раздвигать ноги. Ей дают задание, с которым она не могла справиться (доставить крупную партию товара). Очнувшись после раскумара в придорожной канаве, Дрянь отводят к Дону. Справедливый Дон (вся партия доставлена ему его Правой Рукой, а не лживой стервой), в назидание всем сажает её в клетку. Дальше только наркотики, редкие объедки, капли дождя и моча людей Дона (её собственная чаще, так как за неё дают увеличенную дозу). А потом она рвёт зубами свою плоть, чтобы напиться крови и получить «билет в рай».
Место, где стоит клетка с Дрянью, обходят стороной (запах и отсутствие интереса). Она давно не пила ничего, кроме собственной крови и мочи. Давно ничего не ела, кроме собственных экскрементов – про неё забыли. Трясущимися руками она втыкает иглу шприца, ища уже не вены, а хотя бы плоть. Игла скрежещет по кости, надувая пузырь под кожей…
Боль той девочки, что сделала выбор – лечь под мужика или самой стать мужиком, заставляет Ночь скинуть капюшон с головы. Позвать её, дать ей шанс. Ещё один, пусть и не в этой жизни. Он готов принять её Боль, если она решит отдать ему свою Смерть.
Если бы у него была беспристрастность Львиц… Старая Львица призывно смотрит на него из высокой травы. Боль. Чужая Боль не даёт ему избавиться от бремени уставшего тела и нестись за Львицей в океан травы. Нет смысла искать справедливости и взывать к Небесам – всё заслуженно. Ночь устал. Он завершил Дело, осталось дождаться Заказчика.
В голове всплыло воспоминание из пустыни. Та часть из доступного ему прошлого, которую он постарался скрыть от себя, забыть, стереть.
Ящерица, лакомившаяся скорпионом, потеряла бдительность и оказалась в руках Ночи.
– Пусти меня. – Голос в его голове. Он научился слышать животных?
Что-то тёплое и приятное, из далёкого прошлого. Когда он брал на руки щенка, гладил кролика. Оно потекло из груди по руке, достигло ящерицы. Та замерла, перестав вырываться. Ночь почувствовал, как её тело холодеет от ужаса и страха, наполнивших её. Он ошибался. Теперь в его груди не билось сердце человека. А значит, не было места Любви. Заметив, что вокруг ящерицы начинает образовываться тёмная сфера, Ночь постарался заглянуть в неё. От увиденного, перенятого страха он резко выдохнул: – Нет. На вдохе втянул в себя вытекавшую из его груди тонкой струйкой Боль.
Тогда он только испугался мысли, краткого мига осознания, чем становится. Сейчас он знал точно. Он – совершенное оружие, способное лишить воли к Жизни любое существо. Анализирую ту силу (боль), что была в нём тогда, сравнивая её с тем, что скопилось в его груди сейчас, он задавал себе только один вопрос – против кого? Кто должен был получить разряд, атомный взрыв, сверхновую в своём естестве, что держал сейчас в себе Ночь?
Боль, лояльная к своему носителю, не будет милосерда к «объекту воздействия». Она раздавит, разорвёт, превратит в звёздную пыль любого, кого мог представить себе Ночь. Являясь сильнейшим ядом, она уничтожила его тело, не дав ему добраться до дома. А его от воздействия Боли прикрывал Свет. Хоть Ночь и работал в своей прежней жизни на ТЭЦ, он прекрасно знал устройство атомной энергостанции. Там мизерный объём материи окружали таким количеством бетона, свинца и воды, что…
Ему показалось, что он снова видит тот кактус – новогоднюю ёлку на периферии своего зрения. У него уже не было сил повернуть голову и проверить. Так о чём он… Ах, да. У него не хватала «материала» (Любви), чтобы укрыть собранную им Боль. Тогда он стал заимствовать её у Кима. Попутно отбирая Жизненную Силу, Интерес к Бытию. Делал он это неосознанно, без желания навредить или отомстить (хоть и было за что). Разорвав отношения с Кимом, Ночь стал быстро разрушаться физически (врачи также разводили руками от удивления, как и после аварии).
Образ новогодней ёлки в ярко горящей гирлянде не отпускал сознание Ночи. Он как мираж в пустыне медленно парил над землёй, начиная приближаться. Не зная, что его подводит, глаза или сознание, Ночь хотел только улыбаться. Стоило прожить этот последний год, чтобы улыбнуться Звёздам или Смерти.
Звуки приближающихся шагов. Ночь встряхнулся – человека, следящего за ним, он бы заметил, распознал. Опять превратности Судьбы? Странный друг Теда на парковке. А теперь человек – новогодняя ёлка? Что в его энергоструктурах может так гореть разноцветными огнями?
– Всех Благ. – Странный акцент, голос молодой. – Меня зовут Мартин. У меня есть к вам предложение.
Пока молодой человек ублажал его слух лестным предложением, Ночь восхищённо рассматривал его «регалии». В энергоструктуры человека были «встроены» опознавательные знаки большего числа организаций, объединений и коллаборации, чем Ночь мог себе представить.
– Мне хотелось бы оставить это тело в моём доме. – Сказал Ночь после того, как ответил на предложение Мартина утвердительным кивком. – Это необязательно, но…
Порывшись в складках своей одежды, Мартин протянул Ночи маленький кувшинчик из глины. – Забирайся. Так ты не будешь мешаться и дорогу покажешь. Мой автомобиль в той стороне. В темноте я вижу неплохо, но мне придётся нести твоё тело, а значит, смотреть себе под ноги.
Ночь с последним выдохом покинул приютившее его тело.
Мартин стоял посреди каменистой пустыни. Жизни здесь было мало, она боролась и находила любых носителей. Голодных духов пустыни он не боялся (имел опыт борьбы с ними). Опасаясь наступить в темноте на Жизнь, пусть и в теле самого маленького насекомого, он медленно продвигался к указанной точке. Маяком ему служили не огни далёкого ранчо, а яркий столб света с небес. Для обычного человека такой свет был невидим из-за физических особенностей строения глаза или настройки на более грубую, материальную жизнь.
Рядом оказался очень удобный плоский камень, на котором можно было провести длительное время, пока он не остынет. Пришлось согнать маленькую ящерицу, вбирающую в себя уходящее тепло. Мартин сел, достал из кармана «билет» – клочок бумаги с координатами. По ним он добрался до одиноко стоящего в пустыне потрёпанного белого фургона. Тот был пуст, двигатель ещё тёплый. Читать следы Мартин не умел и пошёл в сторону горящих вдалеке окон ранчо. Настраиваясь на ходу воспринимать мир не глазами человека, вспомнил уроки Отшельника, безоговорочно уважавшего жизнь в любой форме.
Очень уважаемая форма жизни (человек) передала ему этот клочок бумаги, чувствуя при этом облегчение, горечь потери (предательство?) и подступающее одиночество. Убирая «билет» в карман куртку, рука Мартина коснулась твёрдого, холодного комочка глины, обработанного человеком. Достав из кармана маленький кувшинчик, он улыбнулся незатейливой хитрости Отшельника.
– Просил о трёх услугах, а подложил ещё два вместилища. – Стараясь сохранить накатившую от воспоминаний о Двухголосом теплоту, Мартин сжал в кулаке странный кувшинчик, передавая в него не только своё тепло.
Действо начинало разворачиваться, так как показалась тёмная сфера, уверенно приближающаяся к столбу света. На таком расстоянии трудно было разобрать мелкие детали, определить пол участников. Только энергетика выдавала в столбе света мужчину, а в приближающейся тьме – женщину. Хотя энергетика у неё была жёсткая (почти мужская) и намерения отнюдь не мирные. Как у человека, не раз уничтожавшего чужую волю, желание жить (может, она и не убийца). Идущая была полна намерения сломать, подавить, унизить.
Мужчина в характерном столбе света (он собирается над теми, кому пришло время покинуть этот мир после тяжёлой болезни), терпеливо ждал (молился или медитировал). Он был уверен в своих действиях, будто ведал грядущее. Характерные оттенки в его энергоструктуре говорили, что он здесь по велению Света. Значит, перед глазами Мартина должно было развернуться очередное противостояние Света и Тьмы. В том, что за Идущей стояли Тёмные, сомневаться не приходилось (слабый ночной свет с большой неохотой соприкасался с окружающей женщину сферой, окружая её физическое тело серой, размывающей очертания пеленой).
Усилием воли Мартин удержался от скучающего зевка. Это как прийти на киносеанс, на третьесортный фильм, зная развязку и всю структуру взаимодействия «героев». Хоть Мартин и не был фаталистом, но решил положиться на Силы, которые привели его в это место, затратив при этом столько человеческих (и не только) ресурсов и обратив на происходящее внимание сущностей повыше.
Не успел Мартин заскучать, как Идущая остановилась, не доходя до Ждущего. Вся Тьма этого Мира набросилась на остолбеневшую женщину, стараясь заставить сделать следующий шаг в её сторону (или отвлечь внимание Мартина?). Он почти упустил момент, когда Ждущий поднялся на ноги. Мужчина, стоящий спиной к женщине, являющий сейчас собой концентрацию Боли, Страха, Космической Обречённости, вовсе не был светлым!
Верх тела Ждущего (от макушки до солнечного сплетения) купался в свете, тогда как нижняя часть его тела тонула в темноте. Казалось, что вместо ног у него высокоэнергетические каналы (как два мощных силовых кабеля, выходящих из земли).
– Терминатор и Ветхий Завет отдыхают. – выдохнул Мартин, забыв, что находится не в мягком кресле кинотеатра, а посреди пустыни на жёстком, голом куске песчаника.
Ждущий медленно развернулся и вступил в окружающую Идущую сферу из тьмы. Боль, Страдания и Безнадёжность хлынули в тело мужчины через его ноги, заставляя прилагать неимоверные усилия, чтобы оторвать стопы от земли хоть на миллиметр. Невзирая на все преграды (как Терминатор), Ждущий приблизился к Идущей. Замер, ожидая хоть какого-то внимания с её стороны.
Идущая увидела проблеск, исходящий от светового столпа Ждущего. Она отдала ему весь свой Страх и Боль. Доверилась ему, как маленькие дети – окружающему их миру (без страха, не зная боли и предательства). Теперь она должна была его спасти, так как он забрал её Страх, Боль и Ужас. Соляным столпом казался Ждущий, потерявший в льющемся на него сверху свете человеческие черты (крыльев за спиной не хватало до звания Архангела).
На границе Света и Тьмы физический мир начинал плавиться, течь, обретать странные формы. Мартин «поплыл», ощущая своё физическое тело сидящим на остывающем камне. Он сопереживал героям, старался предугадать их прошлое, написать им будущее.
Девушка кинулась в спасительные объятия крепких мужских рук. Он сумел поднять руки, крепко обнял её. Для её защиты от всех Сил Зла в его руке блестел нож с изогнутым, как серп, лезвием. У них был Договор, Доверие и Любовь, как безотносительная величина Жизни. Они слились в единый поток не Любви или Жизни. Она повернулась, прижалась к его груди спиной, подняла его руку, держащую Нож к своему горлу. Он не мог убрать холодное лезвие от её горла, потому что следовал Договору, а тот был обоюдным, поэтому она помогла ему, всё сильнее наклоняясь, напарываясь на острую грань лезвия, чтобы подписать свою часть кровью, что окропила землю. Реальность, не выдержав накала страстей, начала сворачивать восприятие Мартина.
Осознавая, что он до сих пор находится в пустыне, Мартин видел вокруг себя высокую траву. Проходившая мимо него львица потёрлась о его правое колено (извини, поиграем чуть позже). Она спешила к стоящей в обнимку паре. У неё были Важные Дела. Внимание Мартина переключилось. Странная парочка стояла на идеально круглой поляне. Мужчина походил на потрёпанное ветром и дождями пугало, а девушка – на фарфоровую балерину, которая замерла в виртуозном пируэте. Миг – и девушка удаляется от мужчины, бросая на него извиняющиеся, просящие взгляды через плечо. Стоило ей войти в высокую траву, как она забыла о его существовании. А он остался стоять, держа в руках как ненужную старую одежду остывающее тело Ждущей.
Мир в сознании Мартина снова поплыл. Туманная саванна со львицами и идущей рядом с ними в припрыжку девушкой сменилась пустыней. Тело ныло от неподвижного сидения на холодном камне. Поднявшись на ноги, он начал делать разгоняющие кровь в одервеневшем теле упражнения, не упуская из виду Ждущего. Мужчина бережно, как уснувшую дочку, укладывал мёртвое тело на землю. В памяти Ждущего не было ни чётких образов дочери, ни запаха, ни ощущения тепла её тела (по энергетике у него сын и дочь школьного возраста?).
Размявшись, Мартин начал медленно приближаться к уставшему от Жизни телу Ждущего. Оно действительно походило на набитое соломой огородное чучело – больше не способно было поднять тело на ноги, удерживать Жизнь и энергию, бьющую из прорех, как пучки соломы. Мужчина стремился добраться до белого фургона, но силы оставили его. Понимая, зачем он оказался в этом месте именно сейчас, Мартин с понимающей улыбкой сжимал в руке глиняный кувшинчик.
– Всех Благ. – Странный акцент, голос молодой. – Меня зовут Мартин. У меня есть к вам предложение.
Остывшее тело Ждущего (он называл себя Ночь) по его просьбе было размещено в кресле у кухонного стола. Мартин убрал поближе к телу (к уже имевшимся четырём вместилищам духа) кувшинчик с духом Ночи. В головы всплыли образы бумаг, спрятанных в железном ящике фургона. На столе и на полу возле него лежали кипы рисунков, мало что значащих на любительский взгляд Мартина.
– Пусть будет Отшельнику коллекция. – Собирая рисунки с пола, Мартин подумал, что нужно заглянуть и в подвал. – Повесит на стенах в своём горном шале. Может, в некоторых поселятся служащие ему духи, они любят прятаться в картинах.
Раз в месяц Ким выбирался из родного городка, чтобы посетить кладбище. Так он старался приучить себя к мысли, что убежал от Смерти ненадолго. Чувство вины Ким испытывал не перед ней, а перед старым школьным другом, которого предал, и не раз. Пытался понять, из каких мальчишеских соображений, возникших при встрече с Сидом, он побоялся сказать правду, наврал, выставляя себя героем, каким никогда не являлся.
– Прости, дружище. – Ким предпочитал говорить с могильным камнем, вспоминал, как Сид выглядел в их школьные годы, гнал из головы образ оплавленного горячим паром лица друга. – Всем нам хочется приукрасить свою жизнь. Найти в ней если не подвиг, то хотя бы место для сумасбродства.
Достав из карманов две рюмки для текилы (Тед после этих поездок всегда смотрит на него с укоризной во взгляде) и бутылку виски, он расставлял их на камне. Наливал до самых краёв. Убирал начатую бутылку к подножию могильной плиты. Собирался с духом, чтобы сказать нелёгкую правду о себе.
– Тогда я напился до чёртиков и пошёл к единственному другу, который не стал бы воротить нос от моего вида. – Каждый раз приходилось собираться с силами, чтобы не соврать и сказать правду. – Кода знает мой запах. Ему безразличен внешний вид. Он не мог причинить мне вреда! Он единственный медведь (человек, друг) с которым я мог общаться на равных.
Красавчик Тед
Объявлена посадка на его рейс. Пора убираться отсюда подальше. Красавчик, сдерживая растущий голод, с тоской осматривал людей, сидящих в ожидании своего рейса, спешащих на посадку к терминалам. Ему приходилось изображать обыкновенного человека, что ему плохо удавалось. В этой душегубке (физическом теле) было жарко, влажно и «стены» давили. Красавчик словно через закопчённые стёкла бани, которую топят по-чёрному с тоской, вызывал воспоминания редких касаний кожи его физического тела прохладные, ласковые касания осеннего ветерка. Все окружавшие его люди почти не ощущали физического дискомфорта от переизбытка тепла, вырабатываемого их телами. Они нервничали в ожидании посадки на рейс, думали о предстоящем перелёте, о месте и деле после перелёта в многотонной машине надолго положив вес их жизней и крупного фюзеляжа на хрупкие крылья и такую слабую опору как воздух. Самые продвинутые уже приняли таблетки, позволяющие им забыться на время перелёта в объятиях сна. Более стойкие запасались алкоголем в Duty Free. Бедные материально и духовно заедали свой страх, и порождаемый им дискомфорт в пунктах быстрого питания или шоколадками, снеками из лавчонок, не сходя с поста возле своей «ручной» клади. Глядя на последних, Красавчик почувствовал голод, сначала на физическом уровне (его тело не знало, как реагировать на его команды, но был не прочь перекусить хоть что-то), а потом и он сам почувствовал окутывающий его сознание туман голода. Из опасения, что ищейки возьмут его след, пришлось избегать больницы, где мог утолить свой голод (физическую пищу он по привычке принимал раз в три дня, если не забывал). Голод – стал постоянной величиной в его новой жизни, мучил тело и готов был подчинить его сознание. Пора было вспоминать «старину» Тадеуша, копаться в его страхах и чаяниях. Только тот, кем он когда-то помнил, что такое голод.
– Иногда голод одолевает человека, окружённого едой. – Доктор посыпал горбушку чёрного хлеба солью и с наслаждением впился в неё зубами. – Был я на отдыхе в далёкой стране. Там простой хлеб днём с огнём не сыщешь, а про чёрный я только мечтал. Когда вернулся домой, то первым делом купил в пекарне булку настоящего чёрного и приговорил её под литр молока.
Доктор называл его буддийским монахом, за тот факт, что ущербность Красавчика физически не позволяла ему употреблять в пищу продукты, купленные или украденные – только подаяния. Но и сам Доктор имел свойственные простому человеку недостатки. Прогуливаясь без физического тела по закоулкам клиники, Красавчик часто заглядывал в кабинет своего патрона и безнаказанно перенимал его «упражнения». Тот факт, что вместе с комплексом упражнений для физического тела, он перенял и страх Доктора перед… (Красавчик выглянул из-за границ физического тела). Если ему не видны наблюдатели или ищейки – это не факт того, что они не видят его. Даже мысленно он не хотел произносить имя заклятого друга Доктора.
Хитрили, шли на компромиссы все, он не был исключением. Опасаясь, что заклятый друг заметит неладное в образе жизни подопечного (твоё физическое тело выглядит как освобождённый из Бухенвальда – кожа да кости), Доктор заставлял Красавчика совершать моцион (выгуливать физическое тело) и выполнять рекомендованную физическую нагрузку (простой комплекс упражнений и утренняя зарядка). Пришлось выкручиваться – дать некоторую автономность физическому телу с маршрутами прогулок и программой тренировок, пока Красавчик занимался важным – любимой работой.
Лёгкая тень упала на кожу Красавчика, физическое тело проинформировало моментально. По старой привычке резко выскочив из тела, и застыл посреди наполненного людьми зала аэропорта. Чувство, что он молодой и глупый олень, выскочивший из густых зарослей на обширную поляну, заставило его глупо озираться по сторонам, а потом стремглав прятаться в физическом теле (за каждым «стволом дерева» (посетителем аэропорта) ему чудился охотник). Он должен выглядеть как простой бюргер, немного нервничающий перед перелётом, а не как напуганный мальчишка, или что ещё хуже – загнанная дичь.
Нужно сидеть в этом жарком и влажном теле, подменять свой страх пред преследователями и неизвестностью в новой жизни, на скуку и мандраж перед 9-часовым перелётом. Собрать волю в кулак, пока он на виду у стольких незнаком и подозрительно живых людей. В салоне самолёта ему будет комфортнее и посторонних глаз будет меньше.
Документы вернули перед самым отлётом. Дали билеты, деньги, новую легенду. Вверенное ему задание «вплавились» в структуры его мозга, так что даже глубокая амнезия не могла стать поводом для провала. Он ещё не определил для себя, в благодарность или наказание, его отправили на «пенсию». То, что Организация перестала нуждаться в его услугах, ему стало понятно в первый визит Гиви. Но переезд Микоша… Ему показалось, что все оглянулись, обратили своё внимание на него, случайно громко пустившего газы во время затишья перед общей молитвой в церкви. Показалось, а набатом бьющие колокола – это пульсация его сердцебиения в барабанных перепонках.
Пора поднимать свою «тощую задницу» (так говорил Доктор, когда выгонял Красавчика на прогулку физического тела), брать в руки сумку и двигать в сторону регистрации. Теперь можно немного успокоиться, дурные мысли вытесняться постоянным слежением за движениями тела (он никогда не был ловок в обращении с физическим телом), правильной постановкой слов (на таможне что-то да спросят).
Красавчик считал себя пластическим хирургом. Нет, так он не назывался при людях, просто ему было приятно думать о себе, как о человеке, способном изменить чужую судьбу, внешность. Проведя всю свою сознательную жизнь в клинике Доктора, для него перелёт из Европы в Северную Америку был значительным событием.
Осмотревшись по сторонам, он убедился, что все видимые ему пассажиры рейса спят. Значит, можно поговорить с самым приятным собеседником – собой, без опаски быть признанным умалишённым.
– Прекрати называть себя Красавчиком. – Губы его шевелились, проговаривая беззвучные слова, только мог ли услышать его спящий сосед справа? Нет. – Нужно привыкать к новому имени – «Тед».
Закрыв глаза, Красавчик представил своё отражение в зеркале. Улыбнулся, отмечая новые морщинки на лице. Нужно вспомнить. Закрыть глаза перед мысленным зеркалом и увидеть свою ауру, тонкие тела. Рассматривая структуру тонких тел переходя от более плотных к менее плотным, Красавчик перебирался в своё прошлое, такое же скрытое, едва уловимое для постороннего взгляда, как работа пластического хирурга (если не знаешь, куда смотреть, то не увидишь следов от шрамов).
Шрамы всегда остаются. Если человеческий глаз пластический хирург может обмануть благодаря своему мастерству, то тепловизор обмануть нельзя. После работы Красавчика любое вмешательство в физическое тело человека оставалось незаметным для всех и людей, и техники. Это был его дар и проклятье.
В реальном мире людей он остался незаметной серой мышкой, человеком неспособным справиться со своими комплексами и странностями. Да, ему не удалось официально закончить медицинскую академию. Да, он купил диплом. Только себе можно признаться, что при поступлении, боясь своих странностей, не подал документы на факультет психиатрии. Хирург, встречаясь с пациентом, в большинстве случаев, скрывает своё лицо за маской. Сколько он прятался? Его жизнь – сплошные прятки. Того, кто прячется – обязательно найдут. В памяти всплыла хищная улыбка Гиви, оскал его «ручной» Гиены. Не желая вновь лицезреть холодный взгляд Микоша, всплывающего из памяти об их первой встрече, Красавчик нырнул глубже, ища слои воспоминаний, когда всё было хорошо, всё начинало налаживаться.
Тогда он воспринял это как дар, благоволение Судьбы – предложение места заместителя главного врача в частной клинике. То, что эта клиника находится в сельской глуши, не испугало Красавчика, а обрадовало. Он будет меньше «мозолить» глаза людям, получившим полное медицинское образование (его отчислили на третьем курсе). Но кто кого обманул?
Доктор (в Организации не любили обращаться по именам) был мастером своего дела. Он хорошо принял Красавчика, учёл все его пожелания. Сменив ничем не приметное имя и фамилию на прозвище Красавчик, он стал жить и работать в больнице, под руководством Доктора. Его не беспокоили вести и люди из внешнего мира. Доктор не сильно приставал с расспросами, только попросил работать с самыми «интересными» пациентами в его присутствии. Красавчик уважал хозяина клиники как профессионала, принимал его советы и как губка впитывал знания, изливавшиеся из Доктора во время посиделок с вечера до утра.
Только один человек беспокоил, пугал Красавчика, нанося свои кратковременные визиты в Клинику. Доктор его звал Микош, считал своим другом, принимал его Силу. Во время визитов Микоша Красавчику запрещалось разгуливать по больнице без физического тела. А в физическом теле он чувствовал себя уязвимым, неуклюжим. Плюс внутренне чутьё говорило Красавчику, что не все деяния, опыты, проводимые в больнице, понравятся могущественному Микошу. Поэтому в краткие мгновения их совместного нахождения в одном помещении Красавчик тужился, замыкался в себе, стараясь удержаться в физическом теле, не сболтнуть лишнего, подумать не о том. Микош всегда смеялся над странным замом Доктора, рекомендовал последнему выписать слабительное (у человека вечный запор). Доктор "смеялся" застарелой шутке и всегда находил повод спровадить Красавчика подальше от «чуткого» гостя.
– Если вы называете Микоша своим другом, то почему мы должны прятать от него наши эксперименты?
– Понимаешь, большинство «монстров» попадающих в клинику пойманы Микошем или его учениками. – Доктор смотрел на Красавчика с отеческой грустью во взгляде. – Сам Микош специализируется на поимке и устранении создателей монстров. – Красавчик сглотнул, вставшую комом в горле, слюну. – Одни раз мне удалось одолеть его в схватке (чем я заработал его уважение и дружбу). Во второй раз мне против него не выстоять. Он больше не совершает ошибку, считая соперника слабее себя.
Время летело быстро, он не успел заметить, как в волосах пробилась седина. У Красавчика были ученики (так нечастых визитёров в белых халатах называл Доктор). Потом специальными камерами оборудовали «операционную» и визиты молодых сотрудников Организации стали реже (чему Красавчик был только рад). Он и раньше замечал, как реагируют люди на его нахождение в одной комнате с «монстрами» (подопытными существами Доктора) – с Ужасом, Трепетом и Восторгом. Так, обычные люди реагируют на действия укротителя в клетке с тиграми или львами. После хорошо выполненной работы Красавчику разрешали забрать себе в коллекцию сущность другую. Доктор часто повторял, что, если бы не секретность работ Красавчика, ему точно присвоили бы научную степень. От «незаслуженной» похвалы (и принятого спирта) он краснел, начинал оправдываться. Его заслуги были мизерны на его взгляд, нужно было просто подойти к решению вопроса с другой стороны (не профессионально). Так получалось, что обычный хирург кромсал физическое тело человека скальпелем, потом сшивал разрез, оставляя шрамы и рубцы. Ещё более ужасно всё это выглядело на тонком плане. Сначала Красавчик не мог это показать, путался в словах, ломал, пытаясь зарисовать, карандаши, рвал и комкал бумагу. Потом техника помогла. Через камеру, фиксирующую инфракрасное излучение, стали наглядно видны претензии Красавчика к хирургам.
