Арсен Суренович Казарян
В защиту Гамлета
Но тут неожиданная радость, прибыли актеры. Посмотрев их неистовую игру, Гамлет произносит свой известный монолог. Он поражен:
Какой же я холоп и негодяй!
Не страшно ль, что актер проезжий этот
В фантазии, для сочиненных чувств,
Так подчинил мечте свое сознанье,
Что сходит кровь со щек его, глаза
Туманят слезы, замирает голос
И облик каждой складкой говорит,
Что он живет! А для чего в итоге?
Из-за Гекубы!
Что он Гекубе? Что ему Гекуба?
А он рыдает. Что б он натворил,
Будь у него такой же повод к мести,
Как у меня? Он сцену б утопил
В потоке слез, и оглушил бы речью,
И свел бы виноватого с ума,
Потряс бы правого, смутил невежду
И изумил бы зрение и слух.
А я,
Тупой и жалкий выродок, слоняюсь
В сонливой лени и ни о себе
Ни заикнусь, ни пальцем ни ударю
Для короля, чью жизнь и власть смели
Так подло. Что ж, я трус? Кому угодно
Сказать мне дерзость? Дать мне тумака?
Развязно ущипнуть за подбородок?
Взять за нос? Обозвать меня лжецом
Заведомо безвинно? Кто охотник?
Смелее! В полученье распишусь.
И он восклицает (внимание! в этом восклицании возможно ключ к “разгадке”) – “Проснись, мой мозг!”. Т.е. выйди, выйди разум из этого оцепенения.
V
Научный подход, каковым, безусловно, должен являться психологический анализ, требует доказательств, ибо утверждать и предполагать можно все что угодно. И утверждения об имеющем место Эдиповом комплексе, о том, что Гамлет медлит, не убивает дядю потому, что подсознательно поддерживает его в своем изначальном, с самого раннего детства идущем желании убрать в лице своего отца соперника своей любви к матери, по меньшей мере, кажутся просто надуманными. С тем же успехом можно утверждать о скрытом гомосексуализме Гамлета и тяге к своему дяде или о нежелании убивать дорогого матери человека, нанеся тем самым боль матери и т.п. для их опровержения достаточно вспомнить, как, не раздумывая, молниеносно убивает Гамлет Полония, приняв его за дядю.
Да, Гамлет не сумасброд, он человек разумный. Он понимает, что находится во взбудораженном состоянии, он не доверяет себе, находящемуся в этом состоянии. Кроме того, исходя из велений своего разума, познавшего уже обманчивость видимого, он сомневается также в истинности слов призрака отца:
