Арсен Суренович Казарян
В защиту Гамлета
Лишь действия, и их легко сыграть,
Моя же скорбь чуждается прикрас
И их не выставляет на показ.
Да, он видел горе матери и его недолговечность, и теперь все ему кажется поддельным. И это становится причиной еще большей замкнутости в себе. Его ощущения – все иллюзия, подделка и игра. Мир сошел с ума. Поэтому сам, чтобы сохранить внутреннее пространство, свой внутренний мир – играет, притворяется сумасшедшим, создает иллюзию.
Но тут подходят Горацио, Марцелл и Бернардо. Ах, сколь полны горького сарказма его ответы. И тут, как внезапно сверкнувшая молния, весть о появлении призрака отца. Гамлет, нерешительный Гамлет, как прожужжали нам уши сотни критиков, Гамлет актуальная сила воли которого, по словам Гете, парализована излишним развитием интеллекта – испуган? Он проявил робость? Как бы не так! Кто бы ни был этот ужасающий призрак:
Гамлет
И если примет вновь отцовский образ
Я с ним заговорю, хотя бы ад,
Восстав, зажал мне рот.
И тут же просьба – хранить об этом молчание. Все тот же страх вражеского, предательского окружения. Мы ведь тоже не забыли – кругом предательство.
И вот площадка перед замком, полночь, ужасный холод, ветер режет лицо, вдали гремят пушечные выстрелы и слышны звуки труб. Появляется призрак отца. От ужаса стынет кровь. Но призрак зовет за собой! Горацио и Марцелл всячески пытаются удержать Гамлета.
Гамлет
Все манит он. Дорогу, господа!
(Вырывается от них!)
Я в духов превращу вас, только троньте!
Прочь, сказано! – Иди. Я за тобой.
Так вот он – Гамлет, без тени сомнения идущий навстречу силам ада.
"Теперь он весь во власти исступления" – заключает Горацио.
