bannerbannerbanner
полная версияЯ, они и тьма

Анна Зимина
Я, они и тьма

Полная версия

Глава 10

Я поворочалась на чужой постели, уставилась в чужой потолок, потянулась чужим телом. Настроение было скверным.

Я очень долго не засыпала, училась заново читать, записывать, с трудом вспоминала какие-то огрызки-мгновения из жизни Йолы. Это было очень непросто.

В конце концов, немного удовлетворившись результатом, я пробовала уснуть, но в голову лезли всякие нехорошие мысли. И главной была паническая «ЧТО ДЕЛАТЬ?». Именно так, большими буквами. Что делать с ушедшей памятью? Что делать с этим Дереком, который меня откровенно пугает? Что он от меня хочет? И что делать с тьмой? С голосом в голове?

Ведь я сегодня убила человека. Эта тьма теперь – часть меня, значит, я виновата в смерти управляющего. Конечно, тьма потом его воскресила, и это замечательно, только очень-очень страшно. А если бы ничего не вышло? Что бы тогда со мной сделали? А я не знаю даже, как тут наказывают убийц.

Спасибо Саву. Хороший он парень, надежный, прикрыл. Только вот сосало под ложечкой, зудело неприятно в голове: зачем? Для чего прикрывать почти незнакомую темную? Он просто хороший парень или тут другое, менее для меня приятное?

Фух. Ладно. Если еще и об этом думать, можно свихнуться окончательно. У меня и так в голове появился новый житель, который со мной контактирует. Правда, только в моменты моей эмоциональной нестабильности, но вроде бы он мне сегодня подчинился. А что, если нам познакомиться поближе?..

Вроде бы эта тьма активизируется, когда меня обижают? Ну, рискнем?

Я поудобнее устроилась на кровати и принялась со смаком вспоминать все свои обидки, все несправедливости и гадости, которые выпадали на мою судьбу. Я человек не злопамятный, прощаю легко, но увы – негатив так просто не забывается. Обида утихнет, забудется ее острота, но общее неприятное впечатление, скверное ощущение останется, и с ним приходится жить.

Вот такие «ощущения-впечатления» я сейчас и вспоминала. Перекатывала в памяти, начиная с подростковых разборок. Предательство подруги, обман на деньги на первой работе и нагло ухмыляющееся лицо того начальника – противное, толстое, потное. Я тогда месяц перебивалась самыми дешевыми рыбными консервами и серыми макаронами, и то, не каждый день. От застаревшей прошлой обиды сжалось сердце в груди: мне было до слез жаль ту молоденькую и наивную девчонку, которая с прыгающими губами стояла у стола начальника и униженно просила свои заработанные деньги.

Перед глазами мелькнули знакомые черные мушки. Так держать!

Я вспоминала, перекручивала в голове самые неприятные, самые унизительные моменты своей жизни. На какие-то тьма реагировала, легкими толчками выходя за пределы моего тела. На какие-то – впитывалась обратно.

Я ковырялась в своих чувствах уже второй час, когда наконец-то смогла найти закономерность и сделать какие-то выводы.

Во-первых, эта черная пакость радостно реагировала именно на несправедливость и немного – на страх. Стоило вспомнить, как меня незаслуженно обидели, перед глазами вставала мгла, а из-под пальцев струилась чернота. Жуткое зрелище…

Кроме того, тьма реагировала не только на то, что пережила я лично. Она выползала и тогда, когда я думала о маньяках, убийцах, о войнах, кровавых революциях… Благо, русскому человеку и задумываться особо не нужно – все в родной истории и литературе есть. Бери чего хочешь. Вот тебе сталинские репрессии, НКВД и голодомор. Вот тебе «Солнце мертвых» Шмелева о засухе в послереволюционном Крыму. Вот и Великая Отечественная…

Тьма даже на «Бедную Лизу» среагировала, явно сопереживая девочке, которая была обманута подлым дворянчиком и утопилась в пруду.

Я экспериментировала, стараясь чувствовать глубже, острее, сопереживать всем, о ком думала. И на исходе второго часа была вознаграждена. Тьма со мной заговорила.

Тихий, едва ощутимый шепот в голове вызвал неприятное ощущение – как будто кто-то копошился в мозгу, в волосах. Раньше я этого не ощущала. Наверное, потому что была в эмоциональном раздрае, а теперь все контролировала.

«Кого? Кого убить?» – растерянно шепнуло в голове.

Я едва не хихикнула. В последние минут пятнадцать я думала исключительно о литературных персонажах – Анна Каренина, Наташа из «Жития одной бабы», Аксинья из «Тихого Дона»… Несчастные судьбы этих женщин, видимо, были для тьмы поводом проснуться.

– Привет, – сказала я в ответ. Очень осторожно и нежно.

Тьма замолчала, а я продолжила обращение.

– Никого не надо убивать, все их обидчики давно мертвы. Ты кто? Ты тьма?

Ответный шепот был неразличимым, едва уловимым, но очень ..удивленным? Я ощутила его недоумение на излете, почти краем сознания, шестым чувством.

– Ты не убивай никого, пожалуйста, – мягко продолжила я обрабатывать свою личную шизофрению. Тьма отреагировала, и я поняла, что она недовольна моими словами.

– Ты просто усыпи, а я убью сама, – попробовала я другой подход.

«Не убьеш-шь, ты слабая».

Я аж вздрогнула. Такими чистыми, четкими были эти слова.

– Кто ты? – быстро спросила я.

«Твоя благодать», – ответили мне, и я едва не поперхнулась.

– Если ты благодать, зачем мучаешь меня и заставляешь страдать? Почему ты меня убиваешь? У меня болит сердце, и оно может разорваться.

Тишина. Полная. Ни шепотка, ни ощущения присутствия. А потом удивленное, даже изумленное:

«Страдать?! Я спасаю! Я помогаю!»

Я скривилась. Тьма вырвалась наружу и повисла облаком над моим телом. Застучало сердце, в груди привычно заболело. Тьма сконцентрировалась у моего лица, собираясь в почти осязаемую фигуру, и рванулась в мое тело так, что я ощутила это как сильнейшие удары в грудь и в висок. А потом что-то случилось. Что-то сместилось в моей голове, и я погрузилась в непроходящий адовый кошмар.

***

Это был не сон, но и явью то состояние, в котором я пребывала, было назвать нельзя. Я видела все – все, что делала тьма. Видела разрушенные города, горящие дома, мертвых людей. Их было так много! Женщины, мужчины, старики… Хрипящие, испуганные, умирающие и уже умершие от тьмы, которая бесцеремонно крутилась рядом. За что? За все, что казалось тьме посягательством на жизнь и здоровье своего носителя.

Мне не хотелось смотреть, но тьма не давала мне передышки, кидая в разные времена, эпохи, города и страны чужого мира, откровенно и без прикрас показывая, как она понимает справедливость. А понимала она ее сильно, гипертрофированно. Для нее не было полутонов. Ребенок, кинувший камень в собаку той, кем владела тьма, сломал ногу. Пьяный молодчик, толкнув плачущую девушку плечом, упал и больше не встал. Купец, отказавший старушке в помощи, наблюдал со слезами на глазах, как горит его лавка.

Их было так много, что я уже не запоминала лиц, поступков. Они сменялись, но везде были кровь, боль, жестокость, насилие. От увиденного меня уже физически тошнило, в голову впивалась боль – у каждого человека есть свой предел, и мой организм отказывался справляться.

Но пощады мне не было. Я смотрела на все это как в жутком сне, когда ничего не можешь прекратить, из которого не можешь вырваться. Мелькали пожары, смерти, смерти… Я уже больше не могла, не хотела смотреть, и в груди вместе с болью разгорался протест. И что-то вдруг снова изменилось, сместилось внутри. Я ощущала чувства тьмы, я погрузилась в нее так же, как и она – в меня. Она торжествовала, и я чувствовала ее …эмоции? Я знала, что она была рада делать то, что делала. И что она имеет свое сознание – глубокое, очень странное и мне непонятное и недоступное. Я падала в него, как в топкое черное болото, и не могла выплыть, чтобы вздохнуть, пока, наконец, не смирилась и не погрузилась в тьму полностью. И увидела…

Их было шестнадцать. Шестнадцать фигур – длинноволосых, высоких. Мужчины и женщины. От них веяло живой прохладой, покоем, умиротворением. Было сразу понятно, что они – не люди. Они шли вперед уверенно, очень плавно – люди так не ходят. И мягкий рассеянный свет их кожи, их глаз и волос был отчетливо виден во мраке, через который они шли. А потом я как-то извне, почти не анализируя, поняла, что они очень устали. Их лица были опущены вниз, они сбивали ноги о корни деревьев, и свет их тел мерк, выцветал.

А за ними на отдалении шли женщины. Эти женщины были обычными людьми, их кожа не светилась, волосы не вились и не сияли. Они шатались от усталости, падали, но вставали, продолжали идти, ползти и в конце концов замирали среди черного жуткого леса. Их становилось все меньше и меньше с каждым пройденным шагом.

А за женщинами тянулась черная тень – несчастная, неприкаянная, не имеющая четкой формы. И как-то разом, неожиданно для себя самой, я узнала в ней тьму – ту самую, свою. Она стелилась за женщинами, очень знакомо обтекала их упавшие тела, и она их… жалела? Ей и правда было жаль! Она сгущалась растерянно, развеивалась и собиралась в черную мглу снова. И снова тянулась за странной процессией.

Шестнадцать же шли и не оглядывались – они не смотрели ни на женщин, ни на тьму, которая стелилась следом.

Пока я не услышала женский, полный тоски голос из цепочки шестнадцати. Он был протяжным, с особыми длинными нотами, с интонацией, ни на что не похожей. Так, наверное, могли бы говорить древние языческие богини, берегини – нараспев, мягко, перекатывая слова, как спелые розовые яблоки по осенней траве.

– У меня не осталось сил… Мы умрем, мы не дойдем, – плакала она.

– Если мы умрем, то мир сотрется. Мы не для того его растили, чтобы он исчез в агонии, – ответил ей кто-то громким, решительным, раскатистым рокотом. А вот так, наверное, мог говорить Перун или Зевс.

– Мы умрем, как умрет Первая… Уйдем в землю, станем тенями, преданные своими созданиями, – горько отвечал женский плавный голос. Запахло медом, грозой и почему-то прелыми листьями.

– В землю молодые боги не уходят. И мы не уйдем. Первая слаба, первая мертва… – отвечали ей сразу несколько голосов, и плавный женский голос замолк. Только все шестнадцать опустили головы еще ниже. Их сияние стало мягче, размытее. Они скорбели.

 

Вдруг рывок вперед – и я вижу искрящийся, сильный, яркий шар, горящий голубым искорным огнем. В нем исчезали шестнадцать фигур – одна за другой. Они ступали в огонь, улыбаясь и радуясь, и на деревьях вокруг них цвел и сразу поспевал миндаль – его розовые лепестки опадали, как снег, вслед за ними падали спелые орехи, и на голых ветках снова набухали ароматные завязи. Воздух искрил от этой холодной энергии, от… магии?

Но вот ступил последний из Шестнадцати, истаял, исчез. И моя тьма, клубами тумана подлетев к еще полыхающему источнику, растерянно встала перед ним. Она уже начала выцветать, исчезать, погружаясь в него.

«Заберите меня!»

Отчаянный крик расколол тишину священного магического места. И я вместе с тьмой оглянулась назад, туда, на крик.

Женщина с разбитыми в кровь ногами лежала у цветущих деревьев, последним рывком подтянув колени к груди. Беспомощная поза умирающего человека. Она вся была иссушенная, с впавшим лицом, с сухими губами и глазами, в которых стояли слезы. Они не проливались по ее лицу – у женщины не было сил, чтобы плакать. И тьма дрогнула. Она мягко отстранилась от сверкающего источника, который уже начинал гаснуть, и рывком, не позволяя себе сомнений, влилась в тело несчастной, исполняя ее последнее желание.

Проявляя истинное милосердие.

Источник, вспыхнув, погас, чтобы перенестись в другое место, спрятаться – туда, где не будет людей, которые уничтожают магию своими технологиями. В безопасность.

А тьма, поднявшись с мертвого тела счастливо улыбающейся женщины, уплыла сплошными черными клубами. Она рассеклась на множество черных дымок, распространяясь по всему миру. Для того, чтобы творить справедливость. Ведь она – первая богиня, добрая богиня, которую уничтожили люди. И даже умерев и превратившись в черный оскверненный дым, она не предаст свою сущность.

Сердце снова рвануло болью, и я, задыхаясь и чувствуя, как по моему лицу льется из носа кровь, обнаружила себя снова на той же кровати в доме Дерека Ват Йета.

В окна лился утренний туман. Рассветало.

***

Я смотрела в потолок и пыталась отдышаться. Тьма, в которую я окунулась с головой, расплывалась рядом со мной черной дымкой, но теперь я ее не боялась. Я познакомилась с ней, узнала ее. Я сопереживала ей, несчастной умершей богине, превратившейся вот в это. В темную тень, которая потеряла саму себя.

Я же видела ее смерть. Она не смогла быть частью изменившегося мира и истаяла, но ее сила с частью сознания осталась здесь – мечущаяся, испуганная, в агонии, не понимающая, кто она и зачем она. Провожая шестнадцать богов, тень прежней богини нашла, как ей казалось, свое предназначение. Она помогла жрице, исполнила ее желание. Она разделилась на осколки, на части, чтобы творить справедливость, чтобы помогать тем, кто отчаянно нуждался в ней. Только вот эти осколки с раздробленным сознанием не могли ощущать полутона. От этого и случались беды, из-за этого женщин, одержимых тьмой, боялись.

Но сейчас, спустя почти сто лет покоя, тень богини почти полностью соединилась в Йоле – и во мне. Она слилась в единое, за исключением пары потерянных где-то осколков.

Она осознала себя, она говорила со мной и была сильна, как никогда. И вместе с тем она была мне подконтрольна. Я сейчас принимала ее просто и естественно, как принимают в старости седые волосы или морщины. Мне хотелось ее жалеть. А она ластилась ко мне, касалась кожи.

Она впервые осознавала себя, была не сгустком злого рока без сознания. Она была личностью.

Я решилась открыться и ей тоже. Я вспоминала книгу Марты, несчастной женщины, которая четырнадцать лет жила с тьмой, вспоминала заметки и вырезки из газет, и тьма откликнулась, влилась под кожу, наблюдая за тем, что я ей хотела показать.

Это был миг абсолютного единения.

«Я совершала зло, – бесцветно шепнуло в голове, когда я закончила. – Береги свое сердце и не позволяй мне больше совершать зло».

– Не позволю, – ответила я, закрывая глаза и чувствуя, как скользят по вискам слезы.

Мне надо было отдохнуть. Я была эмоционально выжата, даже, скорее, высушена. Еще одно переживание, и я впаду в банальную истерику. А эмоциональная стабильность все же важна – во мне живет самая настоящая богиня, пусть и умершая много сотен лет назад. М-да. Звучит, конечно, жутко. Ладно, будем считать, что во мне живет дух богини. Так красивее.

Думая о всякой чепухе и успокаиваясь, я начала уплывать в сон.

Но заснуть мне было не суждено. Жуткий звук очередного взрыва поднял меня с постели. Я подскочила, выглянула в окно.

Со стороны императорского дворца поднимался в небо столб огня.

– Дерек! Взрыв! – заорала я, спускаясь по ступенькам. И только через пару минут поняла, что в доме я одна. Дерека Ват Йета не было.

***

Западное крыло дворца кануло в небытие. Это было крыло для делегатов, послов, для гостей императора и гостей его семьи. Взрыв был такой силы, что из противоположного крыла выбило стекла. Досталось даже Шпилю императора – башне посередине.

Мобили с лекарями, кричащие и плачущие люди, разруха, кровь… Скандал уже начал набирать обороты. Погибли люди и, что самое неприятное, разнесло в щепки посольства двух дружественных стран, с которыми был подписан мирный договор.

В кабинет императора бились клювами железные птицы, но окно ему не позволяли открыть – безопасники берегли властителя, как зеницу ока. Взрыв во дворце – шутка ли? Это какими навыками и умениями надо обладать, чтобы такое устроить?

Правда, император был не рад такому контролю за своей персоной. Он был в гневе. Еще бы: на его территории, в его доме – и такое! Он, мечась по своему кабинету, кричал на людей, которые собрались по его приказу. Маршалы, безопасники, управляющий… В общем, те, кому приходилось отвечать за взрыв.

– Как?! Объясните мне. Как они вообще смогли пробраться во дворец? Ват Йет! Савар! Это ваша ответственность! Два безопасника, а толку как молока от мухи! Люди пострадали! Чем вы занимались? Почему дворец в уязвимом положении?! Как это вообще могло произойти?!

– Я предупреждал, что Дигон нападет снова, – спокойно сказал Ват Йет. – Источник богов, который они нашли, открывает перед ними большие возможности. Даже я не знаю всех.

– Я отправил Дигону письмо! Я согласен отдать Дигону земли! Я удовлетворил их ультиматум! Этого не должно было случиться!

– Я предупреждал, что Дигон никогда не удовлетворится, – снова сказал Дерек Ват Йет, продолжая гнуть свою линию.

– И что мне от того, что ты предупреждал?! – не сдержался император, смахивая на пол со стола чашку с успокаивающим отваром. Эту чашку на яды проверили вообще все, кто был допущен в кабинет императора. – Как оправдаться за погибших послов?!

– Не надо оправдываться. В их гибели виноват Дигон, – невозмутимо ответил Дерек Ват Йет, жестом подзывая к себе секретаря с писчими принадлежностями.

– Я знаю, что писать, сам все понимаю, – огрызнулся император, вырывая грифель из рук секретаря. Он уселся, выдохнул и начал быстро писать размашистым раздраженным почерком. Ему надо было натравить страны пострадавших на Дигон, и натравить правильно, грамотно, красиво. Так, чтобы спрашивали с Дигона, а не с него. Копия ультиматума императора Дигона, ментальный слепок оригинала – готово.

Железные птицы взметнули крыльями.

– Свободны. Дерек, останься, – сказал император, глядя вслед росчеркам медных крыльев почтовых птиц. Сгорбил спину, опустил голову на сцепленные в замок руки.

– Ты предусмотрел. Ты знал. Война так уж необходима?

Дерек Ват Йет кивнул.

– Нам нельзя медлить. Чем быстрее мы выдвинем войска, тем проще будет победить. Подпишите указ сейчас, и я начну действовать.

Император посмотрел на него долгим нечитаемым взглядом.

– Мы не объявим войну до тех пор, пока нам не придут ответы из других стран. Мы не пойдем на Дигон с войной. Пока что.

– Но…

– Я тебя услышал. Но выводы сделаю сам. Свободен.

Император указал Ват Йету на дверь. Ему надо было хорошенько все обдумать. Войну развязать никогда не поздно. А вот расплачиваться за нее поздно всегда.

Глава 11

Я успела нервно послоняться по дому Ват Йета в ожидании новостей. Опять взрыв! Диверсия другого королевства, Дигона, насколько я поняла. Только бы все были живы… Отсутствие Ват Йета меня напрягало – ведь он действительно старался не спускать с меня глаз, ну, за исключением пары моментов. А тут его нет дома. И записки нет. И вообще никого нет.

Я нервничала, поэтому решила отвлечься, найти на кухне продукты и соорудить завтрак. Оладьи из скисшего молока прекрасно удались. Я устроилась на кухне с книгой – читать получалось не очень хорошо, но в целом сносно. А вот писать… Рука помнила, что и как надо делать – видимо, моторные реакции остались. Но стоило только задуматься над тем, как пишется то или иное слово, происходил затуп. Вместо красивой вязи букв получались непонятные кракозябры, а значение слов и вовсе начинало ускользать. Меня это расстраивало. Еще больше меня расстраивала неопределенность – отвлечься выходило скверно, а выходить на улицу я опасалась. Памяти Йолы у меня в полной мере нет, и мало ли с чем или с кем я там, за пределами дома Ват Йета, встречусь.

Наконец стукнула входная дверь, и я подскочила, выбегая в прихожую. Облегченно вздохнула, увидев Дерека.

– Взорвали гостевое крыло дворца, – спокойно сказал он, вешая курточку на плечики. Он вообще был весьма аккуратным. Развернулся, посмотрел на меня своими красивыми, ничего не выражающими глазами. – Я был в императорском Шпиле. Сейчас будет много работы. Я зашел за тобой, собирайся… И тут очень приятно пахнет. Выпечка? Приходила кухарка? Что-то рано она.

– Никто не приходил. Я сама испекла, – опешила я. Смена темы была настолько неожиданной, что я молча прошла на кухню, выложила на тарелку горку оладий. Плеснула в чашку воды, машинально кинула в нее бумажный ароматный пакетик из деревянной коробочки. Поставила на стол.

– Поешь. Тебе, наверное, было не до завтрака.

Ват Йет удивленно посмотрел на меня, перевел взгляд на «завтрак», подошел и осторожно посмотрел на мои оладьи. Внимательно оглядел их, понюхал, поковырял пальцем…

– Не отравлено, – не выдержала я, почувствовав себя оскорбленной. На что Ват Йет хмыкнул и шелкнул пальцами по чашке с чаем.

– Я не знаю, чего ждать от человека, который заваривает для меня в стакане яд от круповых жучков. На меня, конечно, иногда покушаются, но вот так нагло – впервые. Хотя пахнет действительно вкусно.

Я ощутила, как мои щеки вспыхнули краской. Нет, ну кто, какой дурак ставит на полку с крупами яд?! Это ж надо! Налить отравы в чашку и подать с завтраком!

Вот теперь я в полной мере начала ощущать, каково это – в новом мире без памяти. Да я же сахар перепутаю с какой-нибудь местной отравой. Запросто! Но мне сейчас надо срочно как-нибудь реабилитироваться, и я, опустив глаза в пол, промямлила:

– Я слышала взрыв… Нервничала, переживала. Вдруг и ты бы погиб?

Дерек Ват Йет хмыкнул еще раз и отодвинул тарелку. В его пустых глазах сверкнули на миг смешинки. Я даже моргнула, подумав, что мне почудилось. Но он уже выплеснул свой «чаёк» в раковину и отправился наверх.

– Поедим во дворце. Мобиль уже ждет, я спущусь через минуту, и ты поторопись. И возьми с собой писчие принадлежности.

Писчие принадлежности! Главное, не взять вместо них вантуз и ершик для унитаза – мало ли как они тут выглядят. Я зло ругнулась про себя и отправилась собираться.

***

Дерек Ват Йет привел меня в кабинет, который в спешном порядке подготовили для нужд управления. Кабинет был весь забит коробками, бумагами, людьми, которые суетились, что-то писали, кричали и ругались. Сав видел за столом прямо перед входом, что-то записывая на гербовой желтой бумаге и не обращая внимания на кавардак и бедлам.

– Сав! Привет! – радостно сказала я, приближаясь к мужчине. Он обернулся и тепло улыбнулся в ответ. Уставший, с отросшей щетиной, помятый – видимо, взрыв поднял и его. Сав махнул рукой, в которой был зажат карандаш, и поднялся, направляясь к смежной двери. Тут было что-то вроде семейных покоев в несколько комнат, которые были соединены между собой. Здесь, видимо, была спальня, только на кровати вместо кокетливых подушечек валялись кучи бумаг.

– Мы тут с ума сходим… Все перекрыто, охрана на каждом углу, нас с утра уже всех по пять раз проверили. Даже менталисты в голову влезли, – пожаловался он мне и обратился к Дереку. – Дигон?

Ват Йет кивнул.

– Они же провоцируют войну. Я не понимаю…

Сав стоял посередине комнаты, сжав в руках лист бумаги и даже не замечая, что мнет его.

– Если дашь зарок молчать, я расскажу тебе. Темная, тебя это тоже касается, – сказал Ват Йет.

 

Зарок… Как он дается-то? Надо колоть пальцы, грызть ногти, клясться в верности? Пока я мысленно паниковала, Сав коротко поклонился и произнес с десяток трескучих слов, и вместе с ними из-под его кожи вырвался жар магии, который ощутила даже я. Я же так не умею! Что делать? Повторить? Да я не запомнила ничерта!

На меня уже недоуменно смотрели Сав и Дерек.

– Клянусь никому и ничего не говорить. Честно слово, вот вам крест, – брякнула я.

На это Дерек Ват Йет хмыкнул, и Сав посмотрел на меня, как на заморскую диковинку.

– Я рабыня, нас такому не учили, – попробовала отмазаться я. Последняя попытка. После нее останется только признаться, что я – иномирянка. Или амнезичка. Второе лучше, первое – страшно.

Но неожиданно все получилось. С лица Сава ушло напряжение, а Дерек Ват Йет хмыкнул снова.

– Принимается.

С этими словами он встал, раскинул руки в разные стороны – по комнате потек горячий воздух его магии. Он сконцентрировался у стен, дверей, окон.

Сав уважительно присвистнул, а я скорей по наитию догадалась, что теперь нас не подслушают. Дерек обернулся к нам, устроился в кресле и сказал:

– В Дигоне нашли источник богов. Очень сильный. Чем больше дигонцы оттуда будут черпать сил, тем сильнее станут, и весь мир может быть порабощен ими. Они уже начали это делать – как видно.

Сав поперхнулся, и я потянулась, чтобы постучать его по спине. Внимательный взгляд Дерека заставил спрятать руку за спину. Блин, тут, наверное, не принято касаться мужчин? Опять я палюсь…

– Значит, и взрывы… – начал Сав, откашлявшись.

– Уж поверь, ни одному человеку со стороны невозможно провернуть это, ни одному! Империя защищена мной, и каждый взрыв – сильнейшее оскорбление. Каждый человек во дворце, в домах у дворца проверен, да не по разу. И большая часть проверена мной. Пробраться в крыло послов, взорвать его… Это совершенно невозможно! Только боги и их сила! Только так!

Я смотрела на Дерека и не узнавала его. Его лицо раскраснелось, он сжимал кулаки, на лбу обозначились морщины. Только вот глаза… Такие глаза не могут быть у человека, который волнуется и переживает. Или мне только кажется? Или пора бы привыкнуть и принять это как особенность его организма?

– Да… И мы не нашли никаких следов. Ни магически, ни стандартными методами… Неужели… – убитым голосом сказал Сав.

– Да. Война. Пока Дигон не вошел в полную силу, мы должны атаковать, притом сделать это очень правильно. Мы должны ликвидировать тех, кто стоит у истока, захватить страну со всех концов и подавить мятежи и бунты. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше… Но император тянет время.

В комнате повисла тишина.

А я лихорадочно раздумывала. Дерек Ват Йет – непростой парень, и не просто так он меня сюда притащил и все это вывалил. И я примерно представляла, что он от меня потребует. Работа на государство. Ага. Куда я, черт возьми, влипла?!

***

Савар и Ват Йет скатились в какие-то обсуждения, которые мне были не очень понятны и приятны: войска, гарнизоны, отряды, десятники, маршалы. Оружие, магия… В общем, два законника обсуждали войну. Девочкам в таких разговорах делать нечего, особенно девочкам из другого мира, которые ничего не понимают и стараются молчать.

Мужчины же не обращали на меня внимания, о чем-то договариваясь.

– Люди… Рабов? – донеслось до меня от Сава, и я вздрогнула, напрягая слух.

– Рабов… Серебряных не трогаем, золотых тем более – не надо, чтобы производство вставало. Берем только медных и временных. Временных из тюрем надо, всех. Справишься?

Савар угрюмо кивнул, а меня прошиб холодный пот. Они прикажут рабам сражаться?

– Готовься тихо, если будешь кого-то посвящать, бери клятву. План нападений у меня есть. Посмотри.

Зашуршали бумаги – много бумаг. Дерек Ват Йет вытащил их из полы своей куртки. И когда только все успел? Я не видела его за мыслительным штурмом. Я не сдержалась и подошла, осторожно заглядывая Саву через плечо.

– Йола, тебе не надо… – начал Сав, прикрывая записи рукой.

– Пусть смотрит, – перебил Дерек и принялся раскладывать страницы.

Хм… Ну, посмотрим. Буквы так и норовили выскользнуть из сознания и превратиться в непонятные символы, но я старалась.

Так. Карты. Дигон – небольшая империя, открытая, с одной стороны – горы, с другой – большая река, опоясывающая страну.

– Мы должны обесточить Дигон быстро. Настолько, насколько это возможно. По приказу императора мы уже начинаем перекрывать торговые тракты, но это очень долгий процесс. Мы должны зайти со стороны реки – в трех ключевых точках. Отрезать горы, чтобы дигонцы не ушли. Ликвидировать пятерых людей на самых высоких постах: четырех придворных безопасников и магов, императора. Его наследников тоже нужно найти – в Дигоне, увы, престол наследуется от отца к сыну. И нам нужно пять сотен медных королевских птиц и взрывчатка, чтобы справиться с императорским двором. Всех артефакторов надо обязать сдать по пять птиц к концу третьего дня.

– Взрывчатка в королевских птицах… Это же… Гениально! Только очень сложно… Их же очень трудно делать! Но я что-нибудь придумаю, – пробормотал Сав. Его глаза горели азартом, а я тяжело вздохнула. Все мальчики любят войну. Только расплачиваться за это очень часто приходится девочкам. Терять мужей и отцов. Рожать новых мужчин. Поднимать разрушенную страну с колен на своих хрупких спинах. И ни один мужчина, сжимая в руке дубину и мчась с боевым кличем на вооруженных до зубов врагов, никогда не поймет, кем он был для своей матери или жены. Если бы хоть одному мужчине было дано это осознать, то и войн бы никогда не случалось. Но увы. Сав с воодушевлением рассматривал планы, копошась в бумагах и задавая вопросы, а я грустила.

– А приказ императора? Если он все же не будет подписывать?

– Император совсем скоро поймет, что выхода нет, и подпишет. Я ручаюсь. Время идет на часы, а Пеор умен, он сделает правильный выбор. Поэтому подготовку начинаем сейчас.

– А маршалы…

– Они не почешутся, пока не получат приказ, поэтому до императорского разрешения мы больше никого не вовлекаем. А ты – лицо заинтересованное. Все же твои люди пострадали от действий дигонцев.

Сав нахмурился. Дерек попал в точку, особо ничего не скрывая и говоря прямо. У меня создалось впечатление, что он умело все разыграл по нотам – на каждый вопрос у него был четкий и понятный ответ.

– Почему все же Дигон решил напасть на нас? Получили силу, затеяли взрывы… С такой силой могли бы напрямую пойти…

– Я могу только догадываться, – пожал плечами Дерек, – но знаю одно. Они мало знают об источнике богов и боятся получать силу неконтролируемо. Хоть дигонцы и горные дикари, даже они не полезут в пекло напрямую. Поэтому немного времени у нас есть. Делай вот это, это и это тоже на тебе…

Мужчина согнулись над бумагами, обсуждая и споря, а я устало закрыла глаза и не заметила, как задремала.

– Эй, Йола. Как с тьмой дела? Под контролем? – спросил Дерек Ват Йет, и я подскочила, протирая глаза.

– Да, вроде… – растерялась я от внезапного вопроса.

– Значит, остаешься с Савом и помогаешь. Будешь в качестве его секретаря. И никому ни слова, помни. Бумаги на тебе, не смей нигде оставлять.

Я кивнула и мысленно застонала. Если мне придется записывать, я спалюсь, вот сразу… Может, соврать, что повредила руку? Я почти открыла рот, но тут же заткнулась. Они – маги. Они смогут вылечить, особенно что-то незначительное. Чуть не попалась… Я вздохнула и взяла в руки карандаш и папку с бумагами. Хлопнула дверь, выпуская Дерека, а я осталась наедине с Савом. Он тепло улыбнулся мне, глядя, как я уныло собираю бумаги, и спросил:

– Любишь пирожные?

Я улыбнулась в ответ. Пирожные – это то, что сейчас надо. Подсластить будет явно нелишним.

***

Дерек Ват Йет никогда и ничего не делал не подумав. Каждый его шаг был четко выверен и взвешен. Сказать темной и Савару о реальном положении дел он намеревался почти сразу.

Сав отреагировал правильно – очень ожидаемо. Темная… Ну, с ней все складывается намного лучше, чем он рассчитывал. Главное, чтобы ее потрясающий самоконтроль не стал проблемой.

Рейтинг@Mail.ru