Анна Зимина
Я, они и тьма
Дерек прищелкнул пальцами, посылая горячую магию к двери комнаты, из которой он только что вышел.
– Любишь пирожное? – прозвучал голос Сава в его голове.
– Ага. С клубникой и шоколадом.
– А что такое шоколад?
– О нет, – простонала темная и засмеялась, – тогда просто чай.
Магия вернулась к Дереку горячей волной. Подслушанный диалог между темной и Саваром ему очень понравился.
Все идет по плану. Все идет как надо.
Только в голове Дерека Ват Йета еще несколько минут бился быстрый, легкий смех темной. Приятный смех.
Но уже через десять минут Дерек Ват Йет и думать забыл о том, что смех темной его взволновал. Потому что пропал сын императора – Малек. И во дворце началось настоящее светопреставление.
***
Император Пеор прекрасно знал, что его сын из себя представляет, и винил в этом только себя. Жена, молоденькая аристократочка, умерла вскоре после родов – сердце. Умерла мгновенно, никто не успел бы помочь. А сын… А что – сын? Младенец, который ничего не соображает и пачкает простыни. Отдать нянькам да и забыть. И удариться в карьеру. Мать Малека Пеор все же любил и так больше никогда не женился, предпочитая гореть на работе.
Годы шли. Тут была карьера, а где-то там рос сын. Лучшие учителя, няньки, гувернеры. Капризы, исполняющиеся по желанию парня. Вот и упустил. Не заметил, как вырос совершенно избалованный капризный мальчишка. Неглупый, нет – науки он постигал легко. Но вот эта чванливость, ощущение собственного превосходства, чувство безнаказанности и заблуждение о том, что перед ним лежит весь мир… Пеор увидел и схватился за голову. Срочно исправлять! Может, еще не поздно? Выбор богов и становление Пеора императором немного помешало планам, но тут подвернулся Дерек Ват Йет, бессменный служитель на страже порядка. Чем не авторитет для подростка? И Малек ходил за ним хвостом, погружался в дела империи. Он уже потихоньку начал меняться в лучшую сторону – небольшими шажочками, набитыми шишками, холодным душем для своей непомерно завышенной самооценки… Еще год-два, и мог бы выйти неплохой человек из капризного и нахального ребенка.
Еще год-два… Но Малек пропал. Серьезно пропал, без шуток.
Менталисты топтались у разрушенного взрывом гостевого крыла дворца. Они не могли найти ни одного отголоска мыслей Малека, ни проблеска его сознания. Кто-то уже лазал по остуженным магией прогоревшим углям, ворошась в обломках. Но Малека нигде не было. Его не было во дворце, его не было среди тел погибших при взрыве. Он не был в поместье своего отца. Он не был в парке, в ресторации, на прогулке. Он просто исчез.
К следующему утру все уже сбились с ног, разыскивая Малека. Посеревший от страха за единственного сына, император Пеор смотрел в окно своего кабинета. Еще и дождь пошел, а он всегда сбивал менталистов со следа. Тяжелые капли стучали в прозрачное стекло с настойчивым боем. Слишком уж настойчивым. В дождливой утренней хмари мелькнуло железное крыло с позолоченными насечками. Королевская почта…
Дерек Ват Йет, находившийся тут же, окутал коконом горячей защитной магии императора и распахнул окно, зацепив птицу за крыло и не давая ей залететь. Распотрошил металлическую грудь и вынул гербовый листок, опуская птицу, которая рассыпалась в полете на металлолом.
«Твой сын – расплата за наших сынов. В бездну Дигойский договор!».
Один маленький листок, который принял император Пеор заметно дрожащей рукой. Прочитал. Еще раз. Еще. Страшно, молча посмотрел на Дерека Ват Йета. Потом сел за стол, положил перед собой гербовую бумагу. Над его головой холодным заревом расплескалась магия богов, пока он писал указ. Писал быстро, размашисто, решительно.
Император Пеор протянул Дереку Ват Йету лист. Кивнул.
– Я подпишу все, что скажешь – любые приказы. Дигон надо уничтожить, пока не поздно, иначе они уничтожат нас.
Ват Йет коротко поклонился, взял указ и вышел. Он шел по коридорам утренним коридорам дворца и улыбался. Он наконец добился своего, и император дал дозволение на войну с Дигоном.
Служанка, спешащая по своим делам по тем же коридорам, быстро поклонилась встреченному на ее пути Ват Йету и отвела взгляд. Его улыбка и пустые, равнодушные глаза напугали девушку.
А Дерек Ват Йет спешил к Савару и темной, которых он оставил наедине практически на сутки, изредка пересекаясь с ними и отдавая новые распоряжения. Ну и приглядывая, конечно. Сейчас, получив долгожданный указ от императора, он дернул на себя дверь временных комнат ГУСа, чтобы растолкать Сава и Йолу – час очень уж ранний. Гостиная гостевых покоев, переоборудованная в кабинет, к удивлению Дерека, не пустовала. За столом, заваленном бумагами, сидела темная. С туго заплетенной косой, собранная, только очень бледная, она что-то быстро и старательно записывала. На нее падала тень от горящей лампы, и казалось, что над головой девушки повисло страшное темное чудовище. Хрупкая светлая фигурка с темная огромная клякса над ней… Дерек прикрыл глаза, отгоняя химер прошлого. Они проскользнули в его сознание так легко и незаметно, словно бы и не было этих лет постоянного контроля.
Она нахмурилась, подняла голову от записей, тихо ойкнула.
– Нашелся Малек? – спросила она, неосознанно, бегло прикрывая то, что писала, ладошкой, но тут же одумалась и убрала руки.
– Дигон… – ответил Дерек. – Это его рук дело.
– Он… Малек жив?
Дерек ничего не ответил, только дернул плечом.
– Савар в комнате?
– Спит, – сказала темная, потупив взгляд.
Проходя мимо нее в комнату к Саву, Дерек метнул взгляд на ее записи: что же она там прячет? Но ни одного знакомого слова на листах он не увидел. Более того – ни одной знакомой буквы. Страницу покрывали непонятные символы одного размера, странным почерком заваленные вправо…
Он не сдержался, подхватил лист бумаги со стола и уставился на него, хмурясь и пытаясь понять написанное. Но ничего не выходило – символы были упорядочены, структурированы. Это несомненно был какой-то язык. Но какой? Дерек Ват Йет жил на свете довольно долго и обладал прекрасной памятью. Он знал все базовые языки и с десяток редкоупотребительных, но такого… такого не видел.
– Что это? – спросил он у темной и осекся, увидев ее испуганный, почти затравленный взгляд.
Глава 12
Денек был очень непростым.
Я помимо воли оказалась втянула в подготовку к самой настоящей войне. Нет бы там к балу, к свадьбе, на худой конец, или к похоронам своего бывшего директора, но к войне… Мне было страшно. Сав же, наоборот, с энтузиазмом принялся выполнять распоряжения Дерека, делая все быстро, скрытно, очень грамотно. Я даже любовалась. Например, он организовал с десяток нужных встреч в считанные минуты, черкнул пару строк главе криминального мира империи, параллельно травя мне о нем байки, и я слушала с интересом. Потом заказал пирожные для меня, одновременно расписывая карандаш для очередного письма. И задал вопрос, от которого меня бросило в холодный пот.
– Надо по поводу птиц решить. Я тут написал письмо, возьми как образец и напиши всем артефакторам из этого списка, хорошо? Поможешь?
Я кивнула, принимая чуть дрогнувшими пальцами бумаги. Письмена на них по-прежнему оставались для меня филькиной грамотой – я ничерта не понимала. Ну, если только совсем немного, когда не задумывалась. Вероятно, где-то в подсознании Йолы знание языка осталось, но стоило мне хоть немного сосредоточиться и сконцентрироваться, напрячь хотя бы немного свой собственный мозг, как все исчезало. Но скопировать символы я, наверное, смогла бы?
Я взяла карандаш, исходное письмо, список имен, мысленно перекрестилась. Мягкая карандашная линия несмело скользнула по бумаге. Только бы не перепутать буковки, только бы не перепутать… Воображение подкинуло мне чудную картинку, как уважаемый старый артефактор читает в королевском письме на гербовой бумаге, что он козел, не догадываясь, что письмо ему писала криворукая иномирянка и перепутала похожие загогулинки…
Фух! Ладно, поехали!
Я старалась так, как не старалась никогда. Ни единой разницы с исходным письмом и с фамилиями! Умничка! Покосилась на Сава, который в это время тоже что-то писал, и продолжила с большим усердием. Надо поторопиться и при этом не спалиться. Но вроде бы справилась и на время упокоилась.
До тех пор, пока Сав, отправляя мои труды по нужным адресам, не сказал, что мы идем на встречу с управителем городской тюрьмы, и я должна все записывать. Все! Каждое слово! Еще так заботливо спросил, высокая ли у меня скорость письма. Зараза… Страшно-то как, мамочки!
Тюремщик начал перечислять Саву имена рабов, которые должны были участвовать в войне. В груди знакомо шевельнулась тьма, реагируя на несправедливость, но я была слишком уж напряжена – мне надо было записать все, что говорил тюремщик. Мысленно плюнув, я начала писать на русском – быстрым, сильно наклонённым вправо почерком, который кроме меня никто не разберет. В этом мире – так точно. Потом, ночью, нужно будет вплотную заняться языком, попробовать перевести… На слух же я все нормально воспринимаю, так что должно быть не очень сложно. Слава богу, Сав не требовал пока прочесть написанное мной, поэтому я писала на русском, родном и привычном.
А потом пропал Малек, и все во дворце завертелось, закрутилось, в воздухе повисла нервозность и тревожность. Дерека я почти не видела – он забегал несколько раз, уточнял какие-то детали и коротко приказывал что-то Саву, почти не обращая на меня внимания. Так, окидывал беглым взглядом и убегал дальше по своим делам.
К вечеру мы с Савом валились с ног, но он снова заказал для меня пирожные, предварительно отловив в царящем бедламе слугу и попросив его накормить нас ужином.
Мы, сидя в его пустом временном кабинете, уплетали меренги с кисловатым вареньем. Белые хрустящие крошки падали на подбородок, одежду, пачкали руки и губы, а вытекающее из нежного десерта варенье стремилось заляпать нас окончательно.
– Там ничего другого не было? Ну, не такого пачкающегося? – спросила я, облизывая сладкие от варенья губы и стряхивая с платья крошки безе.
– Последние забрал… Кондитерская уже закрывалась. Не понравилось? – расстроенно спросил Сав, следя взглядом за моими губами.
– Понравилось, конечно! Люблю меренги.
Савар открыто, белозубо улыбнулся мне.
Хороший он. Порядочный, неглупый, не сволочь вроде бы, за людей своих переживает, за Малека… Меня вот, темную, да еще и бывшую рабыню, пригрел, присматривает за мной, плюшками балует. Ват Йету не сдал и ничего не рассказал про тот случай с убийством управляющего, хоть и сам испугался. Настолько хороший, что даже подозрительно. Я бы на его месте с темным чудовищем, которое может убить силой желания, так бы себя не вела. А с другой стороны, я в его глазах молодая девчонка, испуганная, дрожащая, которая рыдала у него на груди с первой встречи. Может, тут сыграл тот факт, что он почувствовал рыцарем на белом коне? И успокаивал он меня, как ребенка… Хм…
– Сав, а скажи, – спросила я, вытирая остатки варенья с губ, – у тебя жена есть?
– Нет, – улыбнулся он в ответ, – как-то не сложилось.
– А дети?
– Это как так? – озадачился он. – Если жены нет, то как могут быть дети? Йола, ты чего?
Я поспешно прикусила язык. Опять я попадаю впросак из-за незнания местных реалий. Тут что, незнакомы со словом «залет»? Судя по взгляду Сава, незнакомы. Вот блин!
– Ну, может, жена была, а потом…
– А, нет, – заметно расслабился Сав, – я не вдовец, если ты об этом. А почему ты спрашиваешь?
– Присматриваюсь, – хмыкнула я, – вдруг сгодишься?
Сав поперхнулся меренгой и надрывно закашлялся. Опять я чего не то ляпнула? Обычный вроде бы флирт… Или необычный? Если они тут до брака не рожают, может, и в обществе не принято кокетство.
– Я пошутила, – спешно уточнила я, стуча красного от кашля Сава по спине. – Извини.
– А, хорошо, – просипел он, старательно отводя от меня взгляд. Заметно было, что ему неловко. Все в той же неловкости он поспешно доел пирожное, выпил одним глотком кофе и начал бормотать что-то на тему своей усталости. Я мысленно дала себе по лбу, опустила глаза в пол и пожелала Саву сладких снов.
От чего он покраснел еще сильнее. «Прям не начальник управления соблюдения закона, а трепетная институтка», – раздраженно подумала я. И чуть не опешила, услышав от смущенного Сава изумленное:
– Ты приглашаешь меня в свою постель?
– Че-го?
Я выпучила глаза. Когда это я успела?
– Ну, ты пожелала мне сладких снов. Так говорят, когда предлагают любовные встречи, – почти шепотом, но очень прямо сказал он и посмотрел на меня… иначе. Раньше он смотрел на меня как на ребенка, миленькую растерянную девчушку, а теперь – как на женщину. Оценивающе, задумчиво, с разгорающимся жаром в зрачках.
– Не-не-не, – отпрыгнула я в сторону и поспешно забормотала, – я всего лишь бывшая рабыня, я не знала, нас не учили… Извини, прости, я ничего такого в виду не имела…
Сав притушил похотливые огоньки в глазах и отвернулся.
– Будь осторожнее в словах, – уже спокойно сказал он, – нам надо поспать. Тут три смежные комнаты – две спальни и еще небольшой будуар.
Я неловко кивнула и пробормотала что-то намеренно неразборчивое. Мало ли, пожелаю спокойной ночи, а у них это расценивается как пожелание помереть в муках… Жуть!
Сав, махнув мне рукой и кривовато улыбнувшись, быстро занял одну из комнат и закрыл за собой дверь. А я, немного постояв в раздумье, уселась за стол, разложила перед собой исписанные русскими словами листы и открыла какую-то книгу на середине. Мне предстояло вкалывать целую ночь. О сне речи и ее шло.
Поначалу дело шло туго, но я за свою жизнь выучила два языка до приемлемого уровня: английский и испанский. Поэтому сейчас я знала, что делать. Правда, у меня не было учебников, но была идеальная речь, крошечные остатки чужой памяти где-то в подсознании и парочка книг. Дело пошло неожиданно бодро.
Я перевела и записала уже почти все и теперь бегло на русском записывала несколько правил и малопонятных слов – так было проще, я так привыкла учить другие языки. И именно этот момент Дерек Ват Йет выбрал, чтобы зайти. Я от испуга и неожиданности прикрыла свои записи рукой и сразу же про себя выругалась, отдергивая пальцы. Спросила про Малека, завязывая разговор и отвлекая Дерека, но…
– Что это? – спросил он, бесцеремонно подхватывая со стола мои записи и недоуменно в них вчитываясь.
***
Ответ пришел как-то случайно, сам собой.
– Шифр, – ляпнула я, – сама придумала.
Дерек Ват Йет еще внимательнее начал вчитываться в написанное мной, и хмурился он все сильнее.
– Покажи расшифровку.
Да легко. Я как раз этим и занималась последний час.
Протянув ему переведенные листы, я замерла в ожидании. Поверит? Не поверит? Наконец Дерек Ват Йет поднял на меня взгляд. Заинтересованный? Вряд ли. Хотя с ним наверняка не угадаешь, но зеленые, как стекляшки разбитой бутылки, глаза будто ожили. В них появилось чувство.
– Сама придумала? Это почти полноценный язык.
Я уверенно кивнула, мысленно прося прощения у Кирилла и Мефодия и немного обижаясь на Дерековское «почти».
– Покажи, – почти попросил Дерек Ват Йет, взял стул и сел рядом со мной.
Я взяла в руку карандаш, коснулась им бумаги, написала прописью пару слов на местных символах – медленно, очень осторожно. И сразу же – перевод своей привычной скорописью.
– Отменно, – удивленно протянул Дерек Ват Йет. – Кто знает о шифре?
– Никто.
– А твой бывший хозяин?
– Никто, – повторила я, нервно выписывая кружочки на листе бумаги.
– Я попрошу завтра Сава не трогать тебя с поручениями. Распиши весь шифр для меня. Сделаешь?
Я кивнула и, не сдержавшись, зевнула, прикрыв рот ладошкой. День был богат на нервотрепку, и мне уже давно требовался отдых.
– Иди спать. Хватит с тебя на сегодня, – сказал Дерек. – И если тебе что-нибудь нужно, говори мне. Я сделаю.
Я кивнула, выбираясь из-за стола и направляясь к смежной двери спальни.
С меня действительно на сегодня хватит.
***
Темная ушла спать, прикрыв за собой дверь. Дерек встряхнул листы, покрытые странным непривычным почерком с непонятными символами. Многие похожи друг на друга, другие круглые, третьи с черточками, перекладинками… Нет, это сколько же труда! Придумать шифр всегда было непросто, а здесь не просто шифр. О нет. Это действительно язык. Йола что, гений? Нет, он знал, конечно, что рабыней она была очень способной – золотые цепочки рабам просто так не надевают. Но не настолько же…
И этот ее испуг, и некоторые странности в поведении, и совсем не рабские замашки – все это интриговало, будило интерес.
Рабов учили с детства – с самого нежного возраста. Будущих рабов воспитывали так, что они не воспринимали себя как личность. Помимо воспитания помогали и артефакты – те самые цепочки на лодыжках. Они глушили желания и собственное "я" человека, особенно золотые или с драгоценными камнями. Поэтому рабов не слишком и боялись обижать. Да и темных среди них никогда замечено не было. Йола – исключение.
Может быть, поэтому Дерек впервые за много лет позволил себе немного увлечься. Чуть-чуть, самую малость. К тому же Йола была девушкой миленькой, да еще и эта ее внешняя хрупкость и внутренняя разрушительная сила тьмы… Очень уж крепкий получался коктейль.
Но хватит о ней. Дерек привычным усилием воли отогнал образ девчонки и зашел в спальню к Саву. У него к безопаснику был очень важный разговор.
***
Что чувствуют люди, засыпая в мире и покое, а просыпаясь в ужасе войны? Часть – обычно это молодые и горячие – ринется в бой. Часть унесет ноги в другую страну, спешно распихивая по карманам нажитое за долгие годы. Кто-то будет выжидать, думая, что их-то война не коснется. Кто-то, наоборот, будет рваться в бой со всей страстью, чтобы защитить то, что дорого. Другие же, обычно очень богатые и властные, будут пить вино и раскладывать пасьянс в уверенности, что их не тронут. И их действительно не тронут – деньги могут все.
Война – это страх, тревога, мучительное ожидание, паника. Это спад экономики, это регресс государства, особенно государства процветающего, относительно здорового. Это гангрена на теле страны, которая не лечится ни магией, ни деньгами. Только ампутация, только потеря. И император Пеор прекрасно это понимал, поэтому изо всех старался не допустить войны, не допустить распада. Не удалось, не получилось.
Но Дерек Ват Йет, который пугающе точно предвидел такое развитие событий, недаром ел свой хлеб – хлеб главного безопасника империи.
И люди, проснувшиеся утром в империи Тирой, проснулись в мире. Никто, кроме небольшого круга избранных, не знал о том, что началась война.
Уже ближе к обеду, чтобы не допустить паники среди населения и спада торговли, в газетах на главной странице вышла новость. Большим шрифтом на белой газетной полосе Дигон обвинялся во взрывах, гибели людей и похищении сына императора. В статье под таким страшным заголовком было написано, что Тирой справится с агрессором силой магии и регулярной армии. От населения требовалось только на время прекратить путешествия и рекомендовалось торговать только с караванами, чаще приводить детей сдавать сырую магию и предоставить по десятку сильных рабов с каждой производственной мануфактуры. «Нас не коснутся тяготы неизбежной войны, но враги должны ответить за свои злодеяния», – гласил финал красивой, высокопарной, очень грамотно и правильно составленной статьи. Из нее торчали уши совместного ночного творчества Савара, Дерека Ват Йета, императора Пеора и очень толкового владельца государственной газеты, который сразу же пришел по полуночному приглашению в императорский Шпиль. В статье было еще много чего, но главная мысль была очевидна: население не пострадает. Все под контролем. Опасаться нечего. Теперь все в порядке.
Столица, конечно, все равно всколыхнулась. Взволнованные люди выходили на улицы, нервно переговаривались, тревожились, но это было каплей в море по сравнению с тем, что могло бы быть, если бы изо всех углов визжали магические сирены.
А в «подполье» тем временем развивалась бешеная активность. Ковались особые птицы, способные взрываться, писались особые распоряжения, готовились особые указы. Спешно обучались рабы, менялись на их лодыжках временные нити на вечную медь. Изготавливались прочные доспехи из ниток и металла, пропитанного сырой магией. Заработали в полную силу цеха, отступилась от своих темных делишек теневая часть города. Тирой за какие-то считаные часы притаился, собрался, напрягая каждый мускул.
Благодаря тому, что Дерек Ват Йет заранее готовил почву для последующих событий, все происходило молниеносно. Продумав столько мелочей, полностью подготовив план сражения, Дерек Ват Йет чувствовал, что находится на грани. Он не спал уже не первую ночь, очень устал и держался только из мужского упрямства. Правда, его пустые стеклянные глаза потускнели еще больше, но теперь на это почти никто не обращал внимания – слишком уж напряженная обстановка складывалась. Война все-таки.
И поэтому никто не обращал внимания на то, что Дерек Ват Йет порой смотрел на симпатичную секретаршу с золотой цепочкой на лодыжке. Смотрел напряженно, внимательно. И когда ее плеча изредка касались пальцы Савара, в глубине зеленых, таких пустых глаз Ват Йета мелькало что-то живое. Искра, отголосок эмоций, чувств.
Но, к счастью, никто не лез в такие тонкие материи, как мимолетные эмоции в глазах главного безопасника империи. У всех были другие заботы.
И у темной тоже.
***
Началась война.
А я попала в это все, как кур в ощип. Удрать бы, да кто даст? Я целый день с этими двумя, с Дереком и Савом, в гуще событий, записываю за всеми, подаю всякие нужные мелочи, в общем – истинная секретарша. Хорошо хоть, что никто особо на меня не обращал внимания. Ну, кроме Сава. Он был очень мил.
Я поначалу вообще не знала, как утром вести себя с Савом. Но одно я знала точно – я буду молчать. Вот прям всегда. Еще парочка оговорок – и мне начнут задавать серьезные вопросы. А там уже и до серьезных проблем недалеко. Оно мне надо? Оно мне не надо.
Но Сав меня снова удивил. Он просто спокойно поздоровался со мной, угостил пироженкой (и где он ее раздобыл в этой круговерти?) и сказал:
– Ты устала, я устал, дни были бешеными. Забудем?
– Забудем.
Я облегченно выдохнула. Сав явно на моей стороне, и вспоминать мои ночные провалы мы не будем.
Он был внимателен ко мне, распоряжался о еде для меня, находил в бесконечных делах и обсуждениях минутку, чтобы со мной поболтать. Мне было с ним легко. Все-таки Савар – очень приятный мужчина. И даже то, что он как бы ненароком касался то моего плеча, то поясницы, меня не смущало. Хороший он.
А вот Ват Йет порой глядел на меня, как удав на дохлую мышь. От его взгляда меня передергивало. Так же меня передергивало от обсуждений того, сколько будет рабов в каждом отряде и что им приказывать. Какую именно класть взрывчатку в птиц. Откуда их выпускать – во избежание того, чтобы пострадало от вероятной неисправности механизма население Тироя.
Кого нужно убить, как много нужно уничтожить, где плен, где подлог, даже как распоряжаться землями Дигона после победы и сколько рабов в теории из них получится. Это было жутко.
И чем больше я там находилась, тем сильнее кололо в сердце.
Я сдерживалась изо всех сил, старалась думать о том, что Тирой, Дигон и вообще весь этот мир – не мой. Что мне нет дела до разборок чужой страны. Получалось с трудом. Люди ведь, да еще и вот так…
Было просто страшно. Тьма недовольно ворочалась у сердца.
«Так нельзя… Нельзя, чтобы была война», – вдруг шепнуло у меня в голове. Для тьмы, то есть, погибшей богини, это тоже было мучительно, наверное, мучительнее, чем для меня самой.
«Почему? На нас нападет другая страна, надо отвечать, пусть и так», – мысленно спросила я.
«Война – это смерть, это горе, это несправедливость. Я опять распылюсь на сотни теней, чтобы творить зло, опять потеряю свое сознание. Я не хочу терять».
В ее шепоте была такая тоска, что сердце потянуло другой, какой-то новой болью. От этой боли стало так безнадежно печально, что хотелось опуститься на пол и страдать, страдать, обливаясь слезами, и никогда не успокаиваться. Эта боль не была моей – это была боль несчастной богини.
И я от всего сердца посочувствовала ей. Если у нее появилось сознание, значит, и осознание появилось тоже, и оно проявляется все сильнее и сильнее. У тьмы есть воля и желания, а значит, она – почти человек, почти такая же, как и я.
Я осознала это как единственно верную истину.
«Я хочу вернуться. Я хочу уйти к богам».
«Я не хочу тебя убивать и приносить зло большее, чем уже принесла».
«Я не хочу быть тенью мертвой себя».
Она шептала с паузами, медленно, даже удивленно, как будто тоже осознавала саму себя и свою волю. Тьма не вырывалась из-под моей кожи, не затягивала мраком глаза. Она просто была внутри меня, у сердца, совершенно подконтрольная и сама себя контролирующая. Словно бы во мне было две полноценные личности.
– Не будешь. Я постараюсь помочь, – неожиданно вслух ответила я ей.
На меня в удивлении уставились военачальники, генералы, император, казначей, Сав, Дерек и еще черт знает кто. Черт возьми, я ляпнула это во всеуслышанье – и где? В кабинете императора, при куче народу. Мда… «Учитесь властвовать собой», как завещал великий поэт.
Я опустила голову, делая вид, что говорила не я.
– Йола, на сегодня заканчиваем. Едем в мое поместье.
Я только кивнула.
Дерек Ват Йет сразу же понял, что со мной что-то не так. Он вывел меня из кабинета, пообещав прийти позже. На мои глаза наворачивались слезы, голова гудела от обилия гнусной, жестокой информации, тьма холодила сердце, шептала что-то неразборчиво и благодарно, а потом и вовсе перешла на какой-то древний мелодичный язык. Она вдруг запела что-то грустно, и от ее песни у меня закружилась голова. Я бы упала, если бы Дерек не поймал меня. Он схватил меня за плечи, удерживая в вертикальном положении. Его руки были горячими и, пожалуй, ободряющими.
– Идти сможешь? – спросил он, но я даже не могла помотать головой. Песня тьмы вдруг словно бы влилась в мое сознание сплошным потоком горной холодной воды, и я, не выдержав переливающейся красоты, последовала за ней. Я слушала песню и все, все понимала, до последнего слова. Так красиво и так грустно…
Я даже не заметила, как мое тело бессознательно повисло в руках Дерека. Последнее, что я почувствовала, было быстрое головокружение, а потом – мгновенный порыв воздуха в лицо. Дерек Ват Йет взял меня на руки?
Это была последняя связная мысль. Больше я не отвлекалась, слушая песню тьмы до конца.
