Андрей Арсланович Мансуров
Стать Ведьмой. Школа. Героическое фэнтези
Она, с криком не то отчаяния, не то – ярости, развернулась, и, выхватив катану из-за спины, нырнула навстречу врагу, буквально влетев в тёмный провал пасти! Первый удар – в мягкое нёбо! Вот так! А-а-а!!! Ну погоди ж ты, мерзость бесплотная!
Она была готова рубить тварь изнутри в мелкие дребезги, но…
Но обнаружила себя сидящей на постели, проснувшейся, похоже, от собственного крика. О-ох-х!..
Донна Недда сидела на чуть отставленной табуретке за столом, попивая чай из блюдца, и вполне весело глядела на неё. Убедившись, что «акцептор» проснулся, спрятала в рукав маникюрный наборчик… С чем?!
Сэра почувствовала, что стучит зубами: они выбивали дробь, что твои кастаньеты!
Учительница вежливо поинтересовалась:
– Ну как – кошмар? Реалистичный? Надеюсь, скучно не было?
– Ре… Реалистичный! Не было… А как вы узнали, что мне снилось?!
– Ну, это просто! Я сама и задавала тебе все эти картины и приключения: ну вот же! «Помнишь про меня?» – учительница потрясла перед ней куколкой Вуду с растопыренными ножками-ручками, сделанной на предыдущем уроке, – Теперь, наконец, ясно, что убивать можно и не лично, и не ядами или грубым оружием, а – тонко, долго, и подло: страхом? Надеюсь, твои сомнения в действенности магии Вуду рассеяны? Я старалась, как могла! – донна открыла форточку, тоже мысленно, и отправила за окно горсть глины, пару сосулек, чашку с чем-то дымящимся, и трубку – обычную курительную трубку, из мундштука которой всё ещё струился кольцами неторопливый поток дыма…
Сэра открыла рот. И снова его закрыла. Руку не останавливала – пусть себе чешет многострадальный затылок… Донна Недда продолжила лекцию:
– Поскольку ты ещё не пришла в… Должную физическую форму (Назовём это так!), мы… Ну, мы – то есть – благородная Донна! – решили провести сегодняшнее занятие не поднимая тебя, так сказать, с постели! Ну? Как впечатления?
– Впечатления – о…ренеть! (Ой, простите!) Я имею в виду… Ну – то есть – жуть! Всё до того реалистично… Это вам не какие-нибудь тренажёры. Или кино в три-Д! Вот уж ощущения!.. Донна Недда! А как вы добились такого… Эффекта?
– Как-как… Очень просто. Главное – у нас очень надёжная связь между тобой и куклой. Помнишь? Мы вставили внутрь твой свежевырванный волос! Это – лучше всего. Потому что выпавший самостоятельно – выпадает обычно от старости, и с организмом связан примерно так же, как осенний опавший лист с деревом. Так что если захочешь добиться такого же, или примерно такого же «эффекта» – старайся вырвать волосы жертве сама… Или подослать кого-то близкого… (Ну – вспомни легенду о Самсоне и Далиле!) Или уж тогда вмуровывай целый пучок – снятый с расчёски. Или сметённый с пола…
– Ага, понятно… А это – только волосы работают вот так?
– Волосы, конечно, лучше всего для насылания именно галлюцинаций. Потому что волосы изначально близки к мозгу. Если хочешь, чтобы жертву хватил сердечный приступ (Ну, или любовь – что почти одно и то же в нашем случае!), используй кровь, ногти или слюну.
Для особо извращённых мучений в виде… Хм! Геморроя – годится и… Ну, сама понимаешь! – донна хитро подмигнула. Сэра покраснела.
– И вот ещё что. Магия Вуду всё равно требует от самого мага довольно сильной концентрации. Да и расход психической энергии большой. Поэтому – жертва должна быть одна! И не какой-нибудь там «изменивший поклонник»! А реально – Важная Персона в политике, или уж – власти, если речь об «особах придержащих…».
Видишь, сколько у нас, Ведьм, разных… опосредованных, скрытых, рычагов?..
Сэра кивнула, продолжая смотреть только в эти чарующе-глубокие, выразительные, словно у евреек с полотен Брюллова, глаза…
Она уже поняла, что просто так это «смотрение» не закончится…
Что-то «особенное» донна для неё подготовила.
Мэтр Дониёр явно чувствовал себя виноватым – сжатые тонкие губы не украшала, как обычно, кривоватая хищная улыбка.
Сэра чуть прислушалась к своим ощущениям – ну точно: читает его эмоции куда легче, чем в самом начале. Поэтому нагло улыбнулась:
– Мэтр Дониёр! С вас причитается! Раз уж вы поэксплуатировали меня в прошлый раз, теперь позвольте и мне… Сделать то же самое!
Мэтр, несмотря на железное самообладание, подрастерялся:
– Сэра! Я… То есть – что ты имеешь в виду – поэксплуатировать?! И, кстати – как там твоя рука?
– Рука отлично, – она продемонстрировала чистый заживший рубец, закатав рукав, – а насчёт поэксплуатировать… Свозите меня в древний Рим? Уж больно охота посмотреть на настоящих гладиаторов!
Да и на Рим!
Теперь настала очередь учителя чесать затылок. Но надо отдать мэтру Дониёру должное, сориентировался он быстро:
– Твоя правда – там есть чему поучиться. Да и к человеческой жизни они там подходили совсем с другими мерками! Куда… циничней, и… прагматичней, что ли. Ладно – поехали. Значит, ты повторяешь, что «в Океанию», я – представляю время и место!
Место оказалось в трёх милях от Капитолийского холма, за какими-то лачугами (когда обошли их, оказалось, что это гончарная мастерская), и обошлось без свидетелей.
Время, как объяснил мэтр – «при императоре Нероне, девять утра.» Чертовски точная хронология, усмехнулась Сэра про себя. Но мэтр уточнил:
– Знаменитый поджог Рима состоялся три года назад – так что тут всё свежее и новое. Ну, почти. Не водить же тебя по помойке, которая тут была до поджога!
Ух ты! Нерон! Вот уж про кого снято и море фильмов, и написаны горы книг! Посмотреть бы вживую! Ну, хоть издали! А-а, он же будет, наверное, на боях!
Мэтр между тем покачал головой:
– Сэра! Имей совесть! Местные приличия, да и менталитет, не позволяют солидным и состоятельным матронам ходить в мини! Опусти подол хитона ещё на три ладони! Так. Теперь – стола… – её бёдра скрыла широкая складчатая юбка, – Фибулы я сам тебе на пеплу… – под его руками на плечах миниатюрной накидки-пеплы возникли миленькие как бы заколочки, – И пояс. А уж вырез на груди уменьши сама! Теперь – снова хитон и стола. Цвет – белый. Никаких «дизайнерских» выкрутас: синий и зелёный – для черни. А мы тут типа аристократы!
У самого мэтра по груди и спине подсборенной и спадающей как бы по диагонали тоги, одетой на нижний хитон, шла узкая красная полоса – «всадническая!» – пояснил он – «до сенатора я не дотягиваю!»
Её сандалии, красные «солеа», которые, зная местную моду, подправил учитель, оставляли ногу непривычно голой – ей показалось, что ступня замёрзнет. Мэтр буркнул:
– Ничего. Здесь не холодно – лето! Займёмся-ка причёской…
Жаль, что посмотреть на себя оказалось нельзя. Но мелкие кудряшки на лбу и словно распушённые остальные волосы, да ещё и пришпиленные сзади массивной золотой заколкой, сильно обременяли и смущали Сэру всё остальное время – уж слишком много, как ей казалось, объёма мэтр им придал! Однако на её возражения он «добил» её:
– Будешь капризничать – добавлю туда же и накладной шиньон! Здесь высокородной положено быть… Ну, очень волосатой! Говорю же: мы – аристократы!
Она узнала, почему эти самые аристократы красят тогу и солеа, или кальцеи (мужская обувка): краски, особенно яркие, и стойкие к стирке и чистке – жутко дороги.
Престиж-с!
Они неторопливо, словно гуляя, двинулись мимо одноэтажных скромных хижин-лачуг, вначале по пыльной дорожке, впрочем, быстро приведшей к настоящей мощёной камнем мостовой. Ого! А здесь существовали и колеи для «авто» – телеги уже выбили в камнях приличные желоба! А на перекрёстках торчали каменные же как бы тумбы: чтоб переходить с тротуара на тротуар, «не замочив туники» в дождь! Судя по высоте тумб, воды бывало и по колено…
Пахло рыбой – слева оказался квартал не то ловцов, не то – торговцев, а, может, и тех и других. Пока прошли мимо, старались делать такие же сморщенные носы, как и встречаемые теперь всё чаще люди в похожей одежде.
С такими вежливо раскланивались, ничего, впрочем, не говоря. Зато на «чернь» в действительно серо-голубых и светло-зелёных, а иногда и откровенно неопределённо-бурых из-за частой стирки тряпках, смотрели свысока: словно через ноздри!
Лачуги бедняков казались построены чуть не из мусора: какие-то корявые палки, ветки, камни, и всё это обмазано глиной – словно не великий и культурнейший город, фактически столица Мира, а обычный захолустный городишко, если вообще не посёлок.
Наконец пошли кварталы «доходных домов». Построенных, конечно, куда прочней и капитальней. В них, как объяснил мэтр, ютились те, кто понаехал в Рим на заработки, или по делам. Плата обычно чисто символическая, зато здесь даже наличествовала канализация – правда, не на всех этажах… А выглядели такие дома словно общежития в «её» время: четыре-шесть этажей, общие длиннющие коридоры, и клетушки-комнатки с узенькими, и ничем не забранными проёмами окон.
Зато эти здания смотрелись куда как внушительней: нижние этажи – явно из камней, скреплённых бетоном. Правда, верхние, словно бы нависающие над всё такой же узенькой улочкой – из дерева. Дерево казалось светлым, свежим… А, ну да – Рим же только что сжёг «величайший поэт и певец всех времён и народов…»
Ну а раз – всё ещё дерево – чего ж удивляться, что чёртов Рим горел, и ещё будет гореть… Вплоть до окончательного разгрома и поджога его варварами-пиротехниками. (Ничем иным, кроме любви к «огненным шоу» Сэра не могла объяснить себе странное нежелание галлов, даков, вест-готов и т.п. германцев жить-поживать в завоёванном гигантском, удобном, обустроенном на века, мегаполисе… Одни многоэтажные здания «общежитий» чего стоят! Здесь может разместиться, наверное, до полумиллиона человек. Причём – с комфортом. Ну, по местным меркам…)
Народу попадалось всё больше – и все старались идти по чуть выступавшим над полотном собственно дороги тротуарам, потому что внизу, на «проезжей части», буквально плескались вода, помои, моча и – если полагаться на обоняние! – кое-что и поконкретнее!
Они старательно берегли сандалии, но ноги всё равно стали покрыты словно кожурой – из брызг глины, и пыли.
Правда, ближе к самому амфитеатру попадалось куда больше кварталов частных вилл и дворцов – эти были старательно ухожены, перед ними аккуратно не то выметено, не то – вымыто, и сады за высоченными заборами явно позволяли наслаждаться чистым, хотя бы относительно, воздухом. И тенью. Она спросила:
– Мэтр Дониёр! А почему не видно Колизея?
– Ну здравствуйте! – он покачал головой, – Историю помнишь? Его ещё не построили. Это же – Нерон. Он всё делал – в первую очередь для себя. Любимого и бесподобного… Вон: его Домус Аура. Дворец. Который строят уже три года, и будут строить вплоть до свержения и самоубийства нашего милого… матереубийцы.
Вон леса вокруг основного Здания: оно стоит на освободившейся после пожара шестьдесят четвёртого года, территории, прямо в центре Рима. (Учись, кстати: вот так Нерон и «расчистил» стройплощадку. Да ещё и не заплатил никому ни гроша за конфискованные пепелища!). Территория бывшего Форума.
Во дворце сто пятьдесят комнат. Внутренний двор целиком занимает пруд в три гектара. Ещё там, внутри – сувенирчики со всех концов Империи. – мэтр сплюнул, – Нам там делать нечего. Раскусят вмиг – местные сплетни нам незнакомы. А на Форум ходят, как и в бани – потрепаться. Ну, коренные римляне – они ж не работали ни дня, даже бедняки. Помнишь – бесплатные раздачи хлеба, денег и т.д., и т.п…
А мы идём смотреть гладиаторов. Да?
Она кивнула. Точно. Гладиаторов.
Мимо проплыло странное здание. Она принюхалась… Не может быть!
– Мэтр Дониёр! Это же… Это!..
– Ага. Общественный туалет. – он выглядел невозмутимым, – А в чём проблема? С тех пор, как проложили Клоаку Максима, римлянам стали доступны и такие блага Цивилизации, как канализация. Вот они и стараются – перед тем, как пройти в Амфитеатр.
– Да-а?! А почему… Все входят-выходят из одной двери?!
– Это просто. Здесь нет деления на мужской-женский. Все… Справляют свою нужду в общем зале! – её передёрнуло, мэтр заломил бровь, – Шокирует, да? А вот римлян не шокирует. Впереди – восемь-десять часов сидения. Вот и стараются облегчиться, так сказать, заранее. Кстати – не желаешь приобщиться к традициям? Я даже сотворю тебе собственную губку: для… Ну ты понимаешь! – мэтр сделал выразительный жест, – тут все таскают персональные… Кстати, и в плане гигиены полезно: хоть оттуда никакой заразы не подцепишь, даже во время эпидемий. – она решительно помотала головой, – А зря. Было бы интересно! Поучительно, так сказать.
Она открыла было рот, но тут же закрыла. Вот уж без сомнения – поучительно!..
Мэтр Дониёр поспешил успокоить её:
– Ладно, мы почти дошли: смотри. – он указал на нечто низкое, но похожее на овал стадиона «Лужники», – Тут амфитеатр, конечно, поменьше, победней, чем будет Колизей, до начала строительства которого ещё лет пять. (Это богоравный Веспасиан постарается задобрить местный электорат таким способом!) Но традиции – можешь не сомневаться! – такие же мерзкие и кровожадные. Так что мы даже не будем смотреть больше ни на какие достопримечательности архитектуры Столицы. А познакомимся. С… Нравами толпы.
Причём ты и сама увидишь, что так называемая родовая знать ничуть не лучше последнего плебея.
Собственно, для чего-то такого все эти «шоу» и нужны. Они как бы сплачивают. Демос и Аристократию. Как бы мажут всех одной кровью, создавая ощущение единения каст и классов – богач, бедняк… Одинаково звереешь, глядя на…
Поощряешь убийства, словом. Причём – сознательно. Может, думаешь, болельщики хоккея далеко от такого ушли? Хм-м. А вот и посмотришь сама.
Сэра понимала, конечно, что с человеколюбием и гуманностью как таковой здесь проблемы. А вдруг здесь все такие, какой она сама ощущала себя недавно, рубя янычар?!.. Она уже ощущала сожаление – лучше бы попросилась куда-нибудь в Лувр…
Но – назвался груздем – полезай в кузов!
– А там… Какие-нибудь билеты покупать надо?
– Не билеты. А зарезервированные места. Вот – видишь? – мэтр вынул из складок тоги пару странных не то табличек, не то пластин, – Это – наши. Вход номер двенадцать. Ряд. Места. Правда, конечно, не на первых рядах, но видно будет неплохо. Только будь готова к дикому ору болельщиков. Ну, почти как на футболе. Но вот идти «шоу» будет до вечера.
– Ого! А если надоест, можно уйти?
– Можно. Но не нужно. Во-первых – не принято.
А во-вторых – посмотреть найдётся на что.
Действительно, нашлось.
Когда они, толкаясь и переругиваясь с чванливыми мужчинами и накрашенными, словно низкопробные шлюхи, женщинами – жёнами и любовницами разных «важных персон», – пробрались к зарезервированным местам, загремели барабаны и зазвучали трубы – явно медные! Потому что звук оказался уж больно гнусавый. Зато громкий.
Вокруг сидели, полулежали или даже стояли римляне. Они зубоскалили, приветствовали знакомых, громко болтали с друзьями и соседями, и почти все – что-то жевали!
Да, еда имелась буквально у каждого! А кто не принёс с собой хотя бы пресной лепёшки, сейчас подзывал кого-нибудь из огромной армии резво снующих лоточников, выкрикивающих, что «только у них – свежайшее», и, разумеется, «по самой низкой цене»!
После фанфар все, наконец, расселись, и гул, крик и хохот сменился простым гомоном – уже заткнулись лоточники и зазывалы, а оказавшиеся на сиденьях зрители всё чаще глядели на арену, и мощные ворота на дальней её стороне.
Сэра рискнула оглядеться нормально. Нет, ничьего внимания она не привлекла. Очевидно, потому, что поработав над лицом, замаскировалась под адекватную спутницу мэтра Дониёра – даму лет пятидесяти, с золотой заколкой в волосах, и клипсами с бирюзой – как объяснил мэтр, уши прокалывать ещё не принято. Впрочем, все украшения изготовил и навесил сам мэтр: только «для придания должного соответствия эпохе и моде».
– С собой в Авалон не тащи! Захочешь – сделаю тебе прямо там такие же!
Вот уж нашёл чем привлечь! Заколка в волосах всё ещё досаждала своей массивностью. Но уж статус, похоже, придавала – местные матроны явно с завистью пялились на её благообразное красивое лицо, горделивую осанку, (Уж она вспомнила советы Васильева – «словно зажимаешь доллар между лопатками!») и богатые побрякушки!
Сам мэтр скромно обошёлся напомаженными волосами в мелких же кудряшках, (Дань уважения моде, введённой императором, как пояснил он!) и кулоном на толстой золотой цепи: ну, ни дать ни взять – «новый русский» из лихих девяностых! И чванливо-не-брежный взгляд ему удавался не хуже. Она и сама старалась глядеть на всё и всех так же.
Фанфары прозвучали во второй раз.
На арену вышли служители, встали по кругу лицом к трибунам.
Открылись двери огромного балкона, и туда вальяжно вплыли явно некие начальники – местные Большие Шишки: сенаторы, проконсулы, ликторы – словом, высшие армейские и гражданские чины.
Затем соизволил возникнуть у перил, ограждавших ложу, и сам Император.
Его все приветствовали стоя. Аплодируя, и что-то выкрикивая. Кажется, что-то о его щедрости и милости…
Ещё бы: сегодняшнее «шоу» оказалось полностью бесплатным – всё, как пояснил её спутник шёпотом – оплатило Государство! Так вот почему трибуны забиты – яблоку негде упасть!
Впрочем, это, конечно, был далеко не Колизей: Сэра прикинула, что чаша вмещает не более тридцати тысяч. И навеса, который должен бы прикрывать их от солнца, как она слышала, сделают в Колизее, здесь нет. Бедновато для «мировой Империи»!
Появление Императора совпало с третьими фанфарами.
На центр Арены вышел служитель – с поистине громовым голосом. (Ну, или это акустика была великолепной!) Объявил:
– Граждане Рима! Сегодняшние бои посвящаются памяти матери нашего великого и милосердного Императора Нерона, Агриппины Гай Германики! Прошу всех встать, чтобы почтить её светлую память!
С почтительным ропотом и шелестением подолов ряды поднялись со своих мест.
Все помолчали с полминуты. Распорядитель сказал:
– Благодарю, граждане Рима! Прошу занять свои места! – после чего удалился.
Начался «парад»: вокруг арены строем, или кучками прошли все те, кто должен был сегодня услаждать толпу своими страданиями и смертью: гладиаторы. Вот уж смотрела она на них с интересом!
Загорелые, большинство – сухопарые. Но попадались и крупные рослые – похожие на варваров. У таких и вооружение отличалось экзотичностью: длинные, в отличии от римских, мечи, палицы, секиры, цепы с шипастыми шарами… Полчаса спустя она с сожалением вздохнула: всё, парад закончен!
Сейчас начнётся бойня!
– А что это за листки у некоторых зрителей? – поинтересовалась она шёпотом.
– Программа выступлений. Погоди-ка, сейчас я и нам достану одну…
Не без удивления Сэра обнаружила, что почти все буквы знакомы, и она может вполне свободно читать по-римски. Вот только числа-цифры написаны латиницей, с иксами и палочками – не поймёшь, сколько всё же гладиаторов участвует в тех или иных схватках.
Нерон торжественно махнул рукой, все заорали, и шоу началось!
Разглядывая знаменитого злодея, она давалась диву: ну, раскормленная морда поперёк шире, ну, трясущиеся явно от обжорства, рыхлые щёки, ну, бочкообразная грудь, и пузо под ней… Она знала – он выступал (Или пытался, по крайней мере!) и на публичных состязаниях декламаторов и поэтов… И, вроде, даже побеждал. Даром, что для вдохновения (Или – по более трезвой версии мэтра – для расчистки участка «в центре»!) спалил весь этот развращённый бездельем, и халявной добычей с ограбленных завоёванных территорий и провинций, Рим, к чертям собачим!
Впрочем, злые языки его недругов уже тогда, до мэтра Дониёра, уверяли, что Рим он спалил именно для этого! Для того, чтобы построить чёртов Домус Аура. Сто пятьдесят комнат? Пруд? Н-да, скромновато для «реального пацана с манией величия…».
Рыжеватая жиденькая бородка исторического Злодея с большой буквы тоже её не впечатлила – ни мужественности, ни оригинальности облику сластолюбца она не придавала. И вообще – с бородами сидела чуть не половина присутствующих. Брились, как объяснил сам бородатый для такого случая мэтр Дониёр, те, кто имел отношение к Армии, или кто считал, что вшей лучше иметь только в волосах. Хотя раньше, во времена проконсулов, мода и та же гигиена заставляли бриться всех мужчин: от юнца до старца.
Она после этих слов невольно почувствовала зуд, и начала невольно дёргать плечом и по возможности незаметно чесаться.
– Хватит! Нет у тебя никаких вшей. Это – нервное.
– Знаю… Но остановиться трудно! – они посмеялись.
На арену вышла первая, снова объявленная громовым голосом, пара: могучий, до пояса обнажённый загорелый варвар «из дикой Дакии», в дурацком шлеме с узенькой прорезью для глаз, и щитом, и надраенным до блеска мечом. («это – знаменитый, завоевавший полмира, гладиус, короткий римский меч» – пояснил мэтр) И тощий, вооружённый только сетью и трезубцем, блёклый какой-то, «шемит (Еврей, что ли?) из Лидии!».
Под одобрительный рёв и подбадривающие крики шемит попытался, внезапно наскакивая, поковырять мощную тушу своей «зубочисткой», помахал сетью. Варвар не слишком испугался: прикрывшись щитом, стоял в центре арены, как врытый, только поворачивался лицом к кружащему вокруг противнику, на которого глядел явно с пренебрежением и сверху вниз.
Возможно, конечно, что действия гладиаторов кто-то отрепетировал заранее, но…
До определённого предела.
Минут через пять осторожных выпадов и вялых отмахиваний гладиусом, схватка пошла ну точно совсем не так, как на «тренировках»!
Шемит, всё ещё круживший вокруг придавленного тяжестью громадного щита и ограниченностью поля зрения к песку в центре, дакийца, как бы невзначай уронил один из концов сети на землю. Примерно пяти шагов вокруг варвара ему хватило, чтоб сеть оказалась под ногой того. Затем шемит дёрнул что было сил!
Нога мирмиллиона, голень которой укрывали поножи, (Совсем как у футболистов – щитки!) оказалась вскинута в воздух, варвар дёрнулся и переступил второй, чтоб сохранить равновесие. Этим моментом и воспользовался тощий, но, оказывается, жилистый и подло-коварный шемит: трезубец ударил прямо в ляжку, прямо над незащищённым коленом!
Зрители издали дружный не то – вой, не то – вздох! Варвар заорал.
Сколько же в этом крике было боли и отчаяния!
Теперь он понимал: его время пошло! Если не убить врага в ближайшие несколько минут, он попросту истечёт кровью, обессилит, и станет лёгкой добычей!..
Дакиец перешёл в наступление, пытаясь игнорировать поток, струящийся по икре в сандалию и на песок, оставляя за ним прерывистый, словно пунктирный, кровавый след.
Шемит-ратиарий тоже отлично всё понимал: ему-то тяжёлый щит и дурацкий шлем не мешали отбегать и уворачиваться от выпадов короткого, не длинней чем по локоть, лезвия! Так продолжалось ещё минут пять, под улюлюканье заскучавших от «трусости» и «подлости» шемита зрителей – особенно усердствовала чернь, разместившаяся где-то на последних, верхних, ярусах. Впрочем, вряд ли кто из бойцов обращал на их выкрики внимание: не до идиотов, когда речь идёт о жизни!
Варвар наконец замер снова в центре арены, очевидно устав. Он задыхался, и его хриплое с присвистом дыхание разносилось теперь по всему заткнувшемуся, наконец, цирку (Вот уж инженеры здесь отлично владели тонкостями акустики!). Ратиарий снова начал свой танец смерти, обходя врага. Теперь он не делал ложных выпадов – просто собрался словно в мускулистый тугой комок, и ждал – ждал, когда сможет нанести верный удар в незащищённое место.
У мирмиллиона уже не оставалось, похоже, сил держать щит высоко, и он поставил его кромкой на песок, защищая ноги, и просто поворачиваясь так, чтоб щит оказывался между противником и им. Зрители напряглись, некоторые привстали, понимая, что настал критический момент. Никто не шикал, не смеялся и не сморкался!
Она чуяла сверхспособностями – толпа жаждет уже не просто крови – но смерти!
И смерть уже словно слетела вниз с вершин Олимпа, или что там было у древних римлян – и распростёрла тусклые графитово-матовые крыла над двумя людьми на арене…
Шемит сделал стремительный выпад – целясь в щель шлема. Очевидно, хотел добиться красивой и быстрой смерти врага! Большая ошибка.
Варвар, чего-то такого, похоже, и ждавший, метнул от бедра гладиус!
Такого, похоже не ждали не только зрители, но и ратиарий!
Меч, словно большой нож, (Которым он, с её точки зрения и был!) вошёл точно в бок, где кончались рёбра, под поднятой рукой с трезубцем! Толпа выдохнула – что-то первобытное, злое и удовлетворённое, слышалось и чувствовалось в этом вздохе.
Ох, и эмоции здесь царят! Совсем не такие простые и «гуманно-наивные», как на футбольном стадионе, или боксёрском ринге, или в клетке Пелатора, на смешанных единоборствах, и боях без правил… На корриде. На петушиных или собачьих боях. Сходство лишь в том, что противников – двое. Невозможно болеть так… абстрактно-отрешённо, когда точно знаешь, что проигравший умрёт!
Но «болеть», судя по всему, в природе человека. Словно высунула на миг из-за угла голову оскалившаяся обезьяна, жаждущая крови, жаждущая убить врага, а не просто – положить его на лопатки! Ох и много же женщин до сих пор обожает бокс! И бои без правил. Похоже, их обезьяна спрятана куда хуже под маской «цивилизованности и культуры»!
Боже! Какая фигня все эти попытки гуманистов и «просветителей» эпохи Возрождения, да и «идеологов-моралистов» её времени, «очеловечить» человека!
Как не вспомнить слова мэтра Администратора, так поразившие её ещё тогда, в самом начале: все доросшие до разумности расы – плотоядны! То есть – регулярно едят мясо. И получают его существуют благодаря узаконенному фактически – убийству: тех же коров, овец, свиней. Кур…
А есть ещё и охота с рыбалкой. Правда, уже не для еды, а для… Вот именно.
Но ей пришлось, превозмогая подступившую к горлу тошноту, досматривать: как теперь уже ожидавший варвар, решил, что – пора, и его фигура неторопливо приблизилась к корчившемуся на песке врагу. Наклонившись, он подобрал отброшенный в конвульсиях трезубец. Обратился, подняв его в воздух, с немым вопросом к зрителям – вытянув руку с указующим перстом к шемиту…
Она и так знала, что те покажут: опущенный к земле большой палец сопровождали дикие, злобные и почти звериные крики – так могла бы кричать и выть стая гиен, терзающих пах антилопы, применяя излюбленный охотничий приём этих гнусных тварей!
Сердце будто сжала чья-то стальная рука: не часто (Вернее – никогда!) на её глазах так спокойно, и с громогласного одобрения тысяч тварей (А как их ещё назвать?!), убивают человека… Пусть здесь это и традиция… Хорошо, что в её время таких традиций не сохранилось. Вот: сейчас!
Трезубец опустился в стремительном ударе, пронзив то место, где, по идее, должно располагаться сердце – точно в центре груди! Дёрнувшись пару раз, (Словно лягушка в опытах Гальвани с электричеством!) тело расслабилось и словно расплылось по песку.
Мирмиллион какое-то время ещё стоял над ним. Затем кто-то из служителей, похоже, что-то ему крикнул.
Гладиатор поднял голову от поверженного, выдернул из его бока меч, и почтительно поклонился Императору, и – во все четыре стороны света.
После чего, хромая, ушёл в ворота. Выскочившие оттуда неприметные невысокие люди – явно рабы! – обнажённые до пояса, похожими на багры палками с отпорными крючьями уволокли тело туда же.
Осталась небольшая дорожка из параллельных бороздок на песке, от которой Сэра долго не могла оторвать взгляд… Пока выскочившие следом за «крючниками» рабы с мётлами не размели песок, скрывая и дорожку и кровь…
Далее выступало две группы – у одних на шлемах красовались белые перья, у других – чёрные. Только этим они и отличались, на взгляд Сэры. Мэтр Дониёр пояснил: группами обычно выступают какие-то племена, или – проштрафившиеся солдаты. Скажем, отступившие с поля боя, пока командир ещё не отдал такой приказ. Или мародёрствовавшие в неположенном месте…
Похоже, военная выучка сказалась: те, что были в чёрных перьях – и действовали слаженней, и прикрывали друг друга. Не прошло и трёх-четырёх минут, как отряд «белых» остался на песке, и Император снова получил положенный синхронный поклон…
Когда уволакивали этих, Сэру снова проняло: вид волочащихся по песку и покрывающихся пылью сизо-белых лент кишок вызвал рвоту и у некоторых других женщин!
Ах, вот почему здесь находятся как бы урны, одну из которых поспешил подставить ей мэтр – как раз для…
Продышаться и успокоиться она смогла лишь к концу третьего выступления – отряды оказались куда больше, и хоть и строились в подобие каре, и шли сомкнутым строем, перебить друг друга смогли лишь за чуть большее время, чем предыдущие группы.
Затем пошло смертоубийство диких зверей: крепкий жилистый негр с помощью копья и меча разделался со львом, а две львицы растерзали-таки огромного светлокожего бритта со щитом, копьём, и даже двумя мечами: вряд ли он когда-нибудь видал хоть кого-то крупней и опасней волка в своей древней Британии…
Сэру удивило, что никто из зверей не пытался удрать с арены… Но потом она поняла: приблизиться к возвышающемуся над песком на добрых три метра барьеру не дают заострённые колья из меди, понатыканные под самой её кромкой в песок, и в саму стену…
Когда убили быка с огромными рогами, (кажется, это был индийский буйвол) она так взглянула на мэтра Дониёра, что он сразу всё понял:
– Дождёмся только перерыва между схватками. Иначе зрители отлупят нас.
А ведь верно – могли бы и отлупить, если б они загородили от жадных глаз происходящее на сцене! Сэра отлично чуяла тот неповторимый запах возбуждения пополам со страхом, что царили теперь здесь: пот, аммиак, рвота, кровь! Боже, как они сами здесь сидят, не задыхаясь в непроветриваемой закрытой чаше – от своих же выделений и эмоций!
Или…
Привыкли?
Возможно. Человек такая тварь – привыкает ко всему. А чужим страданиям ещё и радуется. (Не для этого ли у нее на родине смотрят передачу того же Малахова?! «Как хорошо, что все это происходит не с нами!..»)
А что самое страшное – какие же дети родятся у всех этих… Матрон?!
Пока шли по городу, она старалась сдерживаться – нельзя, чтобы её заметили плачущей. Могут неправильно понять.
Однако когда они почти пришли к месту, откуда возникли, и никто их не мог видеть, её проняло: она зарыдала, закрыв лицо руками, и потом, когда учитель подошёл – перекинувшись на плечо мэтра Дониёра.
Он не отстранился, напротив: ещё и положил тёплые мягкие руку ей на плечи.
Сэра наконец перестала рыдать, и спросила:
– Здесь… Всегда так?
– Да. Но бывает и хуже. Амфитеатр занят почти каждый день, и иногда – особенно по Праздникам! – общее число убитых может быть и впятеро больше.
– А почему же эти гладиаторы… Если их так много, и они отлично тренированы в обращении с оружием… Не сбегут! Или хотя бы всех не перережут, восстав?!
