Ромул консервы не любил, но деваться некуда: за отпущенную их группе неделю нужно проделать чертовски большой объём работы, и времени на приготовление пищи попросту нет. Как и повара в штате. (Поскольку у их Университета как всегда «очень ограниченные фонды».)
Ели все за одним большим складным столом из алюмоциркона. Что и говорить: материал прочный и лёгкий. Из него же сделаны и табуретки, и складные лестницы, и штативы большинства приборов и агрегатов. Даже рама бурового станка.
Во время еды люди молчали. Устали. Ромул воспользовался этим, чтобы ещё раз всех незаметно рассмотреть.
У дока Шрайвера, похоже, аллергия: вся кожа лица, находившаяся под тубусом, покраснела, и уже намазана мазью Супродина. (Вот уж гений: его состав работает на любой планете! И – против любых аллергетиков!) Заметно, как док только титаническими усилиями останавливает автоматически вскидывающуюся руку на полпути, чтобы не расчёсывать явно саднящую красноту. Но если в ком Ромул и уверен – так это в Шрайвере. Ветеран двух экспедиций, на Меотиду и Бьянку, автор монументальной прикладной работы «Архитектоника иерархии раннефеодальных сообществ не-гуманоидных цивилизаций». Основанной исключительно на доказанных фактах.
Поскольку непроверенных и презренных домыслов-гипотез док не выносит на дух.
Далее сидит Михаил (Микки, как он предпочитает, чтобы его называли) Стоянов. Как обычно воткнувший себе в ухо наушник от плейера – предпочитает старинный рок и хард. Взгляд, углублённый в себя. Но работник, как утверждали коллеги, добросовестный: исполняет порученное дело «От сих – до сих!» Похоже, хоть Ромул в команде с ним в первый раз, особых проблем ассистент не доставит: работой интересуется лишь в той мере, в какой это входит в его обязанности. Ромул дёрнул щекой: ясно, что с таким подходом до должности доцента меломану-пофигисту не дослужиться никогда.
Колин и Пьер… Хм-м…
С ними-то как раз Ромулу уже приходилось работать. Поэтому, собственно, он и попросил Руководство кафедры включить именно их. А что: добросовестные и иногда даже излишне инициативные ребята. С юмором. Уверенно идущие к своей цели: прослушать все необходимые спецкурсы, набрать фактического материала, защитить диссертацию. И остаться на кафедре до пенсии… Кстати, преподаватели уходят на неё на пять лет раньше остальных высококвалифицированных работников категории «Ц». В силу всё той же «вредной» специфики: работы со студентами!
Сейчас, когда все закончили еду, и, вздыхая, неуверенно переглядывались, не зная, то ли – пойти спать, то ли – посидеть ещё всем вместе, и если сидеть – о чём беседовать, и не лучше ли заняться делом, чем кряхтеть и переглядываться, удивил Ромула как раз капрал Маслов, до этого молча, и, словно по Уставу, «осуществлявший приём пищи», сидя на ближайшем к выходу табурете.
Вопрос не от инициативных и дотошных лаборантов, а от военного, доевшего раньше всех, и теперь вяло ковырявшего в зубах (Интересно: что там могло застрять из размолотых в безвкусную мелкую труху концентратов под названием «курица с грибами»?) неизменной зубочисткой из натурального дерева:
– Скажите, док… А правда, будто аборигены считают, что Город построили инопланетяне?
Доктор Шрайвер, к которому обращался Маслов, оказался, похоже, тоже слегка шокирован вопросом обычно мало интересующегося «всей этой ерундой», «специалиста по безопасности». Даже что-то помычал, и почесал в кустистых бровях, прежде чем ответить:
– Н-ну… В-общем-то – правда. – однако поторопился и уточнить, – Хотя, разумеется, не у всех местных народностей и племён есть такие легенды!
– А можете… рассказать?
На этот раз доктор молчал куда дольше. Затем хмыкнул:
– А почему бы и нет? Заодно и сам получше вспомню. Азы, так сказать… Доктор Болтон! – взгляд на Ромула, который как раз откинулся чуть назад, – Пожалуйста, поправьте, если я чего напутаю… Лучше всего я помню только версию народности Нинту.
Ромул, снова чуть нагнувшийся к столу, вежливо кивнул.
– Ну так вот. Начну, если присутствующие не возражают, – присутствующие не возражали, а лаборанты так даже истово закивали, похоже, стараясь угодить: здесь – зам. Начальника экспедиции, а дома – тоже зам. Но – декана! – с самого момента сотворения здешнего «Мироздания».
В начале ничего не было.
Внезапно во тьме бездны Коррало возникла искра. Но некому было раздуть эту искру, и она чуть было не угасла, пока праматерь Юора не решила помочь. Дунула она на искру, да так, что та стала в тысячу раз горячее и ярче! Вот так и возникло местное Солнце – Губоно-Сиу. (Кстати, точного смысла названия никто не перевёл до сих пор. А примерное – «Вбирающее молитвы». Истолковать толком не смогли пока даже шутники у нас на кафедре. Хм.)
Посмотрела праматерь на солнце, и решила, что горит оно хорошо. А раз так – пусть приносит пользу.
И запустила тогда слепленные из глины, песка и льда комочки вокруг Губоно-Сиу. А льдинки в комочках нагрелись, и стали таять, и затенять светило своим туманом и мглой – так, что не видно стало Губоно-Сиу ничего вокруг!
И Губоно-Сиу это не понравилось, и вспыхнуло оно тогда ярче, чем тысячи костров во мраке вечной Ночи, послав огненных варанов Моомба съесть воду и лёд… И пожрали вараны весь лёд, который имелся в комочках. (Это, как не только я, но и профессор Танака предполагает, отголоски преданий о вспышке сверхновой. Только вот состоялась она одиннадцать тысяч триста лет назад. И произошла – не с местным солнцем, разумеется. Иначе – Хм!) Н-да. Так что бесплодны оказались комочки.
И решила тогда праматерь… – Ромул механически кивал, уже отключившись от размеренного благодушно-профессионального голоса преподавателя с почти тридцатилетним стажем, думая о своём.
Действительно, легенд о сотворении Мира у Юдорцев хватало. Разных. Но в отношении собственно начала зарождения своего мира как-то уж больно подозрительно всё здесь у всех кланов и племён похоже. Или все эти мифы навязаны каким-то внешним источником… Или приходится признать, что отсутствие разъединяющего, как на старушке-земле, фактора – Океана! – и сделало эту часть мифологии общей.
А вот дальше, в отношении Города, легенды разнятся. И – сильно.
– …и сказал тогда великий Тиги: «Ну и убирайтесь к чертям собачьим с моего мира, и найдите свой! И там делайте, что хотите! Хоть поперебейте друг друга!» Так и поступила община Хаанноа, и переселил их вождь, Урпер, свой народ на соседний комочек, вертящийся вокруг Губоно-Сиу.
Но прав оказался многомудрый Тиги: не прошло и трёх поколений, как вспыхнул бешенный огонь на комочке, населённом потомками Хаанноа, и виден был в ночи три дня – виден так, словно ближе стал этот комочек к Миру народа Тиги, к Тана Юдоре. (Тана – на языке Нинту обозначает буквально – «благословенная». Впрочем, на языке Муора – «глядящая-на-всех-благосклонно».)
Ярче Губоно-Сиу пылал днём и ночью пожар, сжёгший дотла весь народ Хаанноа, и сам комочек, на котором они поселились… И никогда больше никто не видел людей этой общины. Да и сам комочек пропал с небосклона великой Бездны.
Но в эру Парего (Это – примерно восемь тысяч лет назад!) спустился с Неба другой огонь. Горел он мягко, и не обжигал. Прибыли на нём великие Путешественники – народ, ни в чём не похожий на детей Юдоры. Головы у них были, как плоды тыквенного куста, перевёрнутые узким концом книзу. А руки достигали колен. А чешуи на теле, и гребня вдоль спины не было вовсе.
И вот они-то и построили себе Город. Хотели жить там, пока стали бы учить детей праматери Юоры, как им стать умнее, и лучше приспособиться не только к Тана Юдоре, а и к разным другим Мирам…
Но мудрый Вабудо сразу понял, что хитромудрые пришельцы просто хотят поработить гордых сынов Юоры! Чтобы, когда те переймут чуждые знания и традиции, и не смогут быть единым целым с Великой Матерью-пустыней, самим поселиться на Юдоре, и прибрать её к рукам, пока сыны Юоры, ослеплённые новыми знаниями и дурным любопытством, стали бы странствовать, и селиться по другим мирам-комочкам.
И Вабудо приказал воинам… – легенды о «мудром» Вабудо, устроившем пришельцам, приглашённым на Праздник осеннего сбора плодов, коварную засаду, в принципе, была вполне достойна сказаний североамериканских индейцев: то же первобытное коварство, цинизм, жестокие пытки пленных. Чтобы узнать об их «подлинных» целях.
И показательная казнь всех пойманных чужаков.
– … и те немногие из пришельцев, кто оставался на звёздном корабле, поспешили трусливо покинуть Юдору, чтобы никогда больше не возвращаться сюда! Потому что сказал им Вабудо, что раскусили сыны отца Паа и великой матери Юоры коварные планы тыквоголовых, и никогда больше не будут слушать льстивых речей о том, как замечательно они смогли наладить свою жизнь, и коварных советов о том, как юдорцам «жить ещё лучше»!
А проклятый великим Вабудо дьявольский Город остался стоять посреди просторов Великой Пустыни: напоминанием о славной победе Вабудо и его доблестных воинов в неравной, но справедливой войне. Где доказали они своё право свободно, и в согласии с заветами предков, жить на родной земле. И самим выбирать, как им сделать свою жизнь лучше. И растить детей, передавая знания о том, как нужно поступать с коварными пришельцами-чужаками. Теми, кто попытается поучать мудрый народ Юдоры, как им устраивать свою жизнь… – к концу рассказа тон дока невольно стал весьма… пафосным.
Ромул дёрнул щекой – да уж, «учить» себя юдорцы точно больше не позволят!..
Возникшую долгую паузу прервал капрал:
– Так вот, значит, почему наш Флот эвакуировал блокпосты, торговые миссии, и комплекс Представительства с поверхности.
– Точно. Жаль только, что сделали это лишь после того, как погибла этнографическая экспедиция профессора Саариеми. И спасибо тем учёным «занудам и педантам», кто озаботился прочесть все Легенды и Мифы, которые они успели записать.
С другой стороны – не мстить же нам этим туземцам, которые – не без оснований, кстати! – считают, что никто не имеет права вмешиваться в их «внутренние», суверенные, дела. И уж тем более – учить их, «как жить»!
– Да-а-а… Ну, спасибо, док. Просветили. Я, конечно, слышал что-то такое, про исключительное самомнение, или это, как его… Извращённую ксенофобию туземцев. Но вот теперь конкретно ясно, что она имеет под собой вполне понятные мотивы. На основе, так сказать, прецедентов. Так вы, док, считаете всё это правдой?
– Да, капрал. – вступил за нахмурившегося и опустившего взор к столешнице доктора, Ромул, – большинство ксеноэтнографов считают, что народности Юдоры не имеют привычки приукрашать древние Легенды вымыслом. И ещё – принципиально не в состоянии терпеть чью-либо власть над собой. (Поэтому, кстати, все их многочисленные кланы и племена основаны только на принципе управления старшим, или просто – старейшим членом рода, и почти никогда – исключая нападение на строителей Города! – не объединяются в более крупные сообщества.) И, уж тем более – не потерпят советов чужаков, сующих везде свой длинный любопытный нос, и не разбирающихся в специфических условиях, в которых они тут выживают. На протяжении тысяч поколений.
– Но док… Ведь если они будут вести вот такую, кочевно-собирательскую жизнь, ведя свои стада по ветру вслед за шарами странствующей травы… Они так и останутся – дикарями?
– Получается, так. Однако все специалисты сходятся в одном: местные аборигены настолько хорошо приспособлены к такой жизни, и так жёстко регулируют свою численность, что смогут вести «такой образ жизни» бесконечно долго… Во всяком случае до тех пор, пока чёртово местное «Губоно-Сиу» и правда, не превратится в сверхновую!
С другой стороны, им что – плохо? Они более-менее сыты. Воду добывают буквально из ничего. Тарпоны плодятся. Потери от жуков и варанов минимальны… Но – как раз таковы, чтоб и вараны и жуки тоже… Не вымерли. Потому что тогда нарушится экологическое равновесие. Ну, помните? Земные – волки и олени. Санитары, и те, из рядов которых «прореживают» старых и больных.
– Чёрт возьми, мысль-то понятна, но – всё равно. Ну и… странные же здесь традиции!
– Не могу с вами не согласиться, капрал. Правда, не могу не напомнить прецеденты уже из нашей истории. Аборигены Новой Зеландии, и островов Фиджи питались в основном убитыми врагами. Пока «понаехавшие» «просвещённые» европейцы не объяснили им, что это нехорошо. Ну – про судьбу несогласных с миссионерами вы, наверное, помните? Их попросту истребили. И вот теперь весь архипелаг населён потомками колонистов-европейцев. Врагов не кушающих. К вящему удовольствию всяких там моралистов. – Ромул невольно дёрнул щекой.
Капрал благоразумно промолчал.
Тогда Ромул, чтоб загладить снова нависшую неловкую паузу, спросил:
– Кстати, извините уже вы за вопрос: мы-то от варанов… Как защищены?
– Ничего-ничего, не извиняйтесь, док. Вопрос актуальный, если мне позволят так выразиться… По периметру лагеря шесть сторожевых модулей. – капрал, почувствовав себя снова «в своей тарелке», отвечал бодро, – Высота световой ограды – шесть метров. При пересечении лучей снаружи живым существом, включаются мощные лазеры, и одновременно звуковая сигнализация. Так что «гостей» не проспим.
– Понятненько, спасибо. Значит, ночью из лагеря лучше не выходить – иначе при попытке вернуться…
– Ничего подобного, док. В модулях есть система распознавания «свой-чужой». На человека охранная система не среагирует.
– Ага. Отлично. – Ромул почувствовал, как отпустил почему-то возникший в глубине живота липкий комочек не то страха, не то – опасения. За их жизни. Или за…
Что-то ещё? И что это может быть?
Сработал инстинкт? Шестое чувство?
Что-то говорило ему, что опасность всё-таки существует. Но исходит она не снаружи лагеря. А словно – изнутри. Опасность, вроде бы даже – в одном из них.
Такие чувства возникали у него только в критических ситуациях. Например, когда Анна собиралась полететь к матери, а он пытался её отговорить. И отговорил бы, если чёртова старуха сама не позвонила, и не поторопила бы – у неё якобы, «болит как никогда сильно», и она «хочет попрощаться»…
И вот Анны нет. А старуха знай себе живёт. Только Ромул с момента похорон к ней ни ногой. Жаль только, что детей у них с Анной…
Зато можно смело ездить в экспедиции. Никто особо не расстроится, если он…
– Ладно. – нарушив повисшую какую-то уж особенно липко-настороженную тишину в разговор вернулся док Шрайвер. – Раз уж мы так замечательно защищены, и отлично поужинали, предлагаю, если доктор Болтон не возражает, разойтись по палаткам. Денёк был хлопотный, ветер и жара меня лично сильно… Хм! Утомили. А завтра – работы непочатый край. Доктор Болтон, как вы посмотрите, если я отправлюсь на боковую?
– Положительно посмотрю. Но если кто хочет остаться, и посмотреть ящик, – Ромул кивнул на тихо что-то бубнящий на минимальном звуке сверхтонкий телевизор в пару квадратных метров, – милости прошу! А сам я, пожалуй, присоединюсь к доктору.
В столовой остались лаборанты. Микки кивнул капралу – он должен был спать с ним в одной палатке. Капрал тоже кивнул, и странная парочка вышла в ночь. От цепкого взгляда Ромула не укрылось, что правый карман комбеза Микки подозрительно оттопыривается: не иначе, лаборант решил особым способом «отметить» благополучное прибытие. Или он собирается выпить с капралом «за успех экспедиции»? Ладно – пускай их. Лаборанту и охраннику нужно иметь не трезвую голову, а крепкие плечи и руки.
Шрайвер и Ромул дошли до своей двухместной быстро: весь лагерь занимал в окружности не больше полугектара. Благодаря прихожей-тамбуру с двумя клапанами, наружным и внутренним, песка внутри не было. Почти.
Шрайвер щёлкнул рычажком инфрапечки, стоящей между их походными надувными кроватями. Перевёл на автомат – к утру температура снаружи упадёт до плюс пятнадцати. А что вы хотите: резко континентальный климат! Однако Шрайвер всё о чём-то вздыхал. Вдруг поднял седую голову, посмотрев Ромулу в глаза:
– Как думаете, доктор, у нас всё в порядке? – Ромул удивился, что пожилой учёный, похоже, тоже что-то чуял. Настораживающее. Но что же ответить?
– Думаю… Пока – да. Более-менее. Впрочем, утро вечера мудренее, как говорят коллеги-русские. Завтра посмотрим.
– Хм-м… Ладно. Можете читать, если хотите. – они уже работали и жили вместе на Меотиде, поэтому неплохо знали привычки друг друга. Правда, в той экспедиции как раз Ромул был заместителем доктора, – А я – на боковую.
Ромул действительно почитал кое-что из своих материалов. И даже просмотрел схемы и снимки гамма– и нанозондирования.
Н-да, дела. Мало похоже на искусственные сооружения. Зато – вот уж точно! – мимо такого, не исследовав, не смогли бы пройти ни одни инопланетяне…
Утром Ромул завтракал в одиночестве – он любил вставать пораньше.
Всё-таки есть какая-то загадка, интрига, словно бы – вызов, скрытый в неисследованных древних городах, храмах, гробницах!..
Что-то непередаваемое. Чужое и непонятное. Но – непреодолимо притягательное.
Словно читаешь увлекательнейший детектив, силясь понять: кто же убийца?! Ну, вернее – кто, как, и для чего всё это построил…
И когда осматриваешь всё это в одиночку, это чувство становится словно сильней, заставляя мурашки бегать по коже. И даже трястись руки! Впрочем, когда позже за работу они берутся все вместе, это мистическое чувство не исчезает совсем, а словно уползает куда-то в глубины души, просто затаившись.
Нет, не зря он пошёл в ксеноархеологи.
Поэтому когда браслет-будильник поднял его в полседьмого, он позаботился одеться и выйти из палатки так, чтоб не разбудить посапывающего спутника.
Розово-кирпичное солнце только-только встало, прочертив по площади тенями башен и минаретов центрального района длиннющие причудливые фигуры – по песку и «зданиям». Скоро оно разгорится в полную, слепящее-белую, силу, придав теням почти космическую резкость, а небу, пока иссиня-голубому – блёкло-выгоревший белёсый цвет.
Ромул двинулся к ближайшему зданию, захватив с собой лёгкую сталюминиевую лесенку из их оборудования. На схеме-снимке он как-то сразу это здание себе наметил, и сейчас «узнал» без труда.
На то, чтобы разложить лестницу, ушло ровно восемь секунд (Армейская!).
На то, чтобы залезть на высоту трёх метров монументального параллелепипеда размером с хорошую комнату – ещё двадцать. Ромул не спешил.
На крыше оказался песок (Ну, как же без него!). Слоем толщиной около трёх пальцев он покрывал монолитную, без следа стыков, или кровельного материала, поверхность, чертовски, кстати, ровную – словно действительно срезанную гигантским ножом.
Ромул присел на корточки. Разгрёб слой песка. Вот она: каменная поверхность. То, что каменная – сомнений нет. Он ещё там, дома, тщательно изучил геологию Юдоры – и все виды местного песчаника знал назубок, получше любого геолога. Да, собственно, как и любой археолог-профессионал – знает геологию не хуже него. Или – того же геолога…
Попрыгав на расчищенной площадочке, Ромул поулыбался сам себе.
Будить остальных на завтрак всё равно придётся.
Буровой портативный станок Колин и Пьер затащили на крышу вдвоём, с помощью каната. Лебёдку решили не устанавливать: подумаешь, восемьдесят три кило (Тоже, кстати, армейское оборудование – для бурения скважин на воду в полевых условиях.).
Установили. Прикрепили к пристрелянным расчалкам. После чего осталось только запустить мотор ротора, и останавливать, чтобы навинтить следующую секцию трёхметровых труб.
Жужжание моторчика сменялось минутными паузами тишины в течении двух часов. Археологи работали, капрал «бдил» с винтовкой в руках, стоя здесь же, на «крыше».
Колонковое долото позволяло получить внутри этой сборной трубы столбик пород, оказавшихся бы на пути бура. Что было признано ценным и для археологической части экспедиции, и для тех же геологов, ранее не имевших возможности изучить «дома» Города. Ромул глядел на акселерометр, указывающий на не меняющуюся скорость проходки, и досадливо морщился: действительно, нисколько эта скорость не менялась. Значит, весь монолит «дома» сплошной. И, похоже, состоит всё из того же песчаника.
Когда вниз полностью ушла шестая трёхметровая секция, и стало понятно, что ни один «подвал» не может простираться на десять метров ниже мостовой, Ромул решил, что хватит. Послали импульс в иммертор долота – чтоб обломить у его кромки столбик пород.
Ромул, изучавший и историю ксеногеологии, помнил, как облажались при первом бурении Луны советские учёные: с жуткими трудностями доставили тяжеленную складную полутораметровую буровую штангу на Луну. Пробурили поверхность вглубь на полтора метра. А столбик пород возьми и обломись всего в полуметре от поверхности!..
Вот весь нижний пробурённый метр породы так и пропал, бессмысленно оставшись в скважине. А вот если бы проектировщики догадались поставить иммертор!..
Вынуть и разложить по спец. ящикам первую пробу из «дома» удалось за час.
Потому что Ромул и Шрайвер придирчиво рассматривали, иногда даже в сильную лупу, поверхность двухсантиметрового в диаметре серо-жёлтого цилиндрика.
Ну и – ничего. Песчаник как песчаник. И – ни следа внутренней полости внутри каземата, на крыше которого они проработали и проторчали почти до полудня. Ромул велел закончить, спустить оборудование вниз, и идти обедать.
Ящики с образцами-столбиками украсили дальний угол большой палатки, и все люди, вспотевшие и уставшие, как собаки – хотя работал, собственно, только мотор буровой – полезли по очереди в кабинку душа: мыться. А поскольку вода, как и всегда в пустыне, была в дефиците, приходилось мириться с тем, что здесь всё – как на космическом корабле: вода проходит через фильтр и преобразователь, и снова поступает в тот же рассекатель душа. И в смывной бачок биотуалета…
Обед проходил в обстановке пессимизма.
Микки даже позволил себе высказаться в том смысле, что не видит особого резона бурить, как наметили, ещё четыре крыши и две стены. Что он читал про подобные города-призраки, а вернее – обманки.
На земле такие тоже есть. Впервые подробно исследование такого города провёл, кажется, русский учёный начала двадцатого века – Обручев, написав про это даже книгу. Точное название Микки не помнил, но что-то вроде «В дебрях центральной Азии…».
Немного раздражённые отсутствием (Впрочем, вполне ожидаемым!) положительных результатов, приуныли и лаборанты. Пьер согласился с выводами Микки:
– Прошу прощения, доктор Болтон. Может, не стоит подтверждать лишний раз то, что и так показали сканнеры, и не заморачиваться с проверочным бурением ещё трёх «зелёных» крыш, а сразу двинуться в центр «квартала дворцов»? Там же, вроде, есть какие-то сомнительные места – тени, которые, вроде, могут быть замаскированными подземными ходами? Вот только я, честно говоря, сомневаюсь и в этом: если Город – обманка, то кто бы здесь эти ходы проложил? И – куда?!
На помощь Ромулу пришёл док Шрайвер:
– Спокойней, молодёжь. Экие вы ретивые… Может, бурение ещё трёх крыш, и правда, ничего не даст. Зато! Мы сможем: первое – дать материал геологам. Второе – подтвердить, что это – точно не город. И тогда не придётся снова тащиться на тарпонах полдня по пескам, так как Капитан Гаррис заберёт нас прямо отсюда, из Лагеря.
– Мысль, конечно, здравая. – это вступил снова Микки, – Но, доктор! Вы же лучше нас знаете, что никакой «прилёт» сюда в ближайшие полгода точно не состоится! Именно столько времени, или ещё больше, уйдёт на всякие согласования, комиссии, распоряжения, заседания подкомиссий, и прочую чиновничью волокиту, которая неизменно возникает, когда нужно отменить/утвердить новые бумажки!
– Хм. С этим согласен, – Ромул промокнул рот носовым платком, – Поэтому поступим так. Пробурим ещё две скважины. Пропустив намеченные вторую и третью. А – сразу четвёртую и пятую. Те, что поближе к Дворцовому комплексу. Вертикальную и горизонтальную. А приготовленные для второй и третьей ящики наполним пробами из собственно зданий «дворцов». Думаю, такое изменение не вызовет возражений? – он обвёл взглядом всех присутствующих.
И правда – не вызвало.
Заснуть, несмотря на сильную усталость, и ломоту в плечах, долго не удавалось.
Перевозбудился он, что ли?
Хотя с чего бы? Вечернее, когда стало «попрохладнее», бурение «сразу четвёртой» вертикальной скважины с крыши коробки, практически выходящей фасадом на Дворец, дало только ещё двадцать один метр столбиков из песчаника.
Ассистент и лаборанты ничего не сказали. Но за ужином выразительно переглядывались – очевидно, молчаливо осуждали «ослиное» упрямство шефа.
А это – не упрямство. Это – элементарная любовь к последовательности и методичности. Эти качества не раз выручали Ромула, позволяя делать ценные нежданные находки там, где остальные «надеялись на данные сканнеров», пренебрегая непосредственно скрупулёзной «работой с материалом». Так что это – позиция. Принципиальная.
Ну что сделаешь: вот такой уж он родился. Педантичный и дотошный.
Рядом мирно посапывал док Шрайвер – на «четвёртую» крышу он даже не полез, отговорившись тем, что у него «высотобоязнь», а на деле просто предпочевший пешую прогулку в центр «дворцового комплекса». А поскольку это могло быть (теоретически) опасно, с ним «гулял» и капрал Маслов.
Лаборанты и Микки были довольны: всё равно док и капрал не помогали им на крыше, а только раздражали бессмысленным, с точки зрения пользы, присутствием, и тем, что «болтались под ногами», норовя заглянуть то в трубы, то в скважину.
Груда ящиков в углу большой палатки выросла, результатов у экспедиции не прибавилось ни на грамм.
Ромул решился: завтра он обсудит за завтраком свою «доктрину», и они перенаправят усилия в оставшиеся у них четыре дня… Рациональней.
– Кто за то, чтобы послушать немного теории?
Огорошив всех этим вопросом сразу после окончания завтрака, Ромул собрал коллекцию из пяти поднявшихся рук. И однозначно привлёк к себе внимание.
– Бурение нам ничего не дало. И однозначно ясно: не даст и дальше.
У сканнеров есть дурацкое качество: обычно они не врут. Поэтому нам следует «охотиться за трофеями» несколько иначе, чем «в лоб». – он ткнул пальцем в картограмму. Попыток опровергнуть это «смелое» утверждение никто не сделал, но лаборанты и Микки опять переглянулись – на этот раз ехидные ухмылочки прятать даже не пытались.
Он продолжил:
– Что мы знаем точно про этот Город?
Первое: примерно восемь тысяч лет назад его посетили – не построили, а, как мы с вами воочую убедились, именно – посетили. Потому что пройти мимо такой игры природы не может спокойно ни одна разумная раса. И, смею думать, не сможет и в будущем. Хотя бы из присущего всем разумным существам любопытства. (Другой вопрос – действительно ли это – игра природы, а не хитро подстроенная, как у нас на Кафедре кое-кто считает, ловушка-обманка для особо ретивых Археологов. Всех рас и Форм жизни… Проявление ксеноморфного непредсказуемого юмора, так сказать. Или – приманка.)
Основной вывод, который я сделал, состоит в том, что каждый исследовавший такой «город» коллектив мыслящих существ наверняка захочет: или – как-то обозначить, что они его тогда-то и тогда-то исследовали… Или – передать некое послание. Ну, так же, как исследователи Арктики в своё время оставляли запаянные цинковые ящики с сообщениями о проделанной работе. В гуриях из наваленных камней: тем, кто придёт после них.
То есть – это среди исследователей нечто вроде доброй традиции: спрятать где-то так, чтобы не разрушилась от времени, этакую, так сказать, капсулу времени. С информацией. Хотя бы о целях экспедиции. Ну, или достигнутых результатах – если б таковые имелись…
А теперь я предлагаю вам увлекательную игру: за оставшиеся четыре дня догадаться, где для нас спрятали такую штуку! Причём – она не может быть спрятана слишком далеко и глубоко: иначе её рискуют «потерять» и забыть и сами спрятавшие! И – «не найти» позднейшие любопытствующие – такие, как мы!
Ну как, есть версии?
– Можно мне, док?! – глаза Пьера так и искрились, а зад ёрзал по сиденью табурета. Похоже, что и у всех членов экспедиции такие, или схожие, догадки имелись давно: Ромул это видел по оживившимся взглядам и движениям тел. Но у Пьера явно накипело сильнее всех! – Я! Я знаю, где бы лично я спрятал! Такую штуку.
В самом центре Города, в самом большом, главном, здании! А оно тут такое – одно! Вон то, красное! – палец невежливо ткнул в схему на стене палатки.
– Пожалуй. – док Шрайвер невозмутимо покивал седой головой, почёсывая небритую трёхдневную щетину. Ромул отметил, что краснота и воспаление вокруг глаз почти прошли. Привыкла к песку, значит, кожа. Или мазь подействовала, – Это решение напрашивается само-собой. Как наиболее разумное и логичное.
– Кто ещё так считает? – Ромул обвёл всех взглядом. – Все? Отлично. Приятно видеть такое единодушие. Значит, такое решение, действительно – самое логичное, и напрашивается автоматически для всех разумных рас…
После завтрака берём портативные сканнеры, и приступаем!
Ну, название «портативные» подходило к их двум сканнерам – гамма– и нано-, только с большой натяжкой. Предполагалось, что все заинтересовавшие их строения экспедиция обработает, обходя по периметру с этими самыми сканнерами – на ручных носилках. Вот сейчас, Микки и Колин, как наиболее «здоровенькие», и тащили носилки с первым сканнером к главному, или, как они называли его, Султанскому, дворцу. Обливаясь потом, и беспрерывно сплёвывая вечно лезущий в рот песок, молодые люди не то – ворчали, не то – ругались. Док Шрайвер, идущий рядом, пофыркивал и сопел в усы.
Ромул старался сохранять на лице серьёзное выражение – работы предстояло много, и по очереди таскать «чёртовы ящики», как их сразу обозначил его заместитель, придётся всем. Кроме самого заместителя – его выручает преклонный возраст!
К счастью, «Дворец султана» отделяла от остальных крупных зданий – «дворцов знати» – хоть не широкая, но тоже – улица. Так что с обносом условно восьмиугольного монолита, с выступами и странными не то– впадинами, не то – нишами, в десяток метров высотой, и периметром шагов в восемьсот, проблем быть, вроде, не должно…
И действительно: обошли, меняясь через каждые триста-четыреста шагов, всего за полчаса. Просто идти старались помедленней и поровней – чтоб картинка не скакала, и компьютер дешифровал и записал всё чётко. Пока док Шрайвер и Ромул колдовали над тем, что получилось у гамма-сканнера, остальные просто сидели в тени высоченной стены, пыхтели, ругали песок и жару, и даже почти не спрашивали – «как там».
Похоже, устали.
Но всё равно – через час обход пришлось повторить. Уже с наносканнером.
Результаты этого просвечивания оказались поинтересней. И понаглядней.