Андрей Арсланович Мансуров
Другое Существо
Поэтому, как только началась учёба в специализированном Пансионе, Эрик сразу пошёл на общую биологию. А позже выбрал и специализацию: прикладной бодиформинг.
Эта работа ему нравилась. Поскольку ничто (Ну, почти – кроме сурового начальства и бюджета!) не ограничивало полёт творческой фантазии: твори хоть пчеложаб-опылителей, хоть пантер-бабуинов – для расчистки старых радиоактивных завалов…
Правда, так было до тех пор, пока не попал сюда, на Станцию.
Он не обольщался: знал, что летит сюда, чтоб заниматься противозаконным и подлым делом: выращивать разнообразных и искушённых бойцов для хозяев: владельцев крупнейшего развлекательного телеканала. За взятки протаскивающего видео с записью битв через Федеральную Контрольную Комиссию. Проще говоря – через комитет по цензуре. Потому что продукция именно их канала давала высочайшие рейтинги и собирала наибольшую аудиторию. Что позволяло представлять дело так, словно их компьютерные техники – самые лучшие, а компьютерная графика – самая продвинутая. И реалистичная.
Чёрта с два.
Подсознание даже простых, необразованных, зрителей, чётко вычленит подделку. Так что нужна – вот именно! – достоверность, будь она неладна!
А её не получишь с «программами»!
Нет, ни одна компьютерная программа не сможет так «зрелищно» рассчитать действия бойцов на Арене. И никакая компьютерная графика не может достаточно «реалистично» показать этот кошмар, это варварство: убийство экзотически выглядящего и профессионально дерущегося монстра – бойцом-гладиатором!
А убийство именно монстра-мутанта – непреложная заповедь.
Потому что на мучения и смерть человека не захочет (И не хочет, голосуя долларом!) смотреть никто: конкуренты канала уже пробовали такие варианты!
Так что выпущенные кишки, кровь, заливающая песок арены, и отрубленные конечности – подлинные. Но оформленные нотариально – как «спецэффекты»!
Совесть, или её остатки, молодой Эрик постарался при подписании контракта засунуть туда, где солнце не светило: отец погиб от нелепого несчастного случая на работе. (Его задушил спятивший медбрат, подсевший на амфитамины, и увидавший кошмар наяву: отец предстал, как он позже объяснял, в виде карлика-гнома, хозяина пещер, Мардука, желающего затащить медбрата в свои огненнодышащие подземелья!) И теперь содержание парализованного инсультом на почве чёртова стресса деда целиком ложилось на плечи Эрика. Ставшего теперь за Лессера-старшего. Потому что второму разрешённому их семье по квоте рождаемости ребёнку, брату Питеру, было всего восемь лет. Вот на оплату сиделки деду, и за учёбу братишки в специализированном Пансионе, и ушло больше половины тех денег, которые он должен был получить… И получил – авансом. Под кабальные проценты оформив кредит.
Чего теперь думать, и рефлектировать: накрылись его деньги.
Потому что так и так ему – погибать. Если победят молодчики из СВБ – Лессера скорее всего признают виновным в организации бунта, повлекшего за собой преступную порчу чужого имущества в особо крупных размерах, и могут просто оставить замерзать здесь – насмерть. Скорее всего, ещё и умудрятся списать на него все убийства людей, если таковые случатся. Тогда его вытащат и «оживят». Но только для того, чтоб просто посадить на электрический стул – как сообщника или даже главаря повстанцев. Поскольку заседание суда, вероятней всего, будет закрытым, никому он ничего не докажет. Тут и концы, как говорится, в воду. Майор спишет все свои недоработки и промашки – на козла отпущения. Великовозрастного, наивного, но от этого ничуть не более защищённого от Системы, чем в детстве…
Но и если победят повстанцы – ничего хорошего Лессеру не светит. Ведь он по их мнению – одно из тех чудовищ, что на потеху пресыщенных потребителей-зрителей создавал и стравливал в смертельных схватках с людьми-бойцами этих самых мутантов. Так что загрызут, или разорвут когтями в любом случае.
Думать теперь, когда сознание начало плавно ускользать, и словно бы тормозиться, так, что даже мыслить логично и последовательно не удавалось, стало трудно. А хотелось только одного: отдаться этому наплывающему покою. И боли от холода уже почти не ощущалось. И Лессер мог думать только об одном: какой он баран!
Зачем, зачем он заговорил о ромэне с доктором Сэвиджем?!
Скорее всего, этим самым он подставил и бедолагу доктора.
И тот сейчас или на допросе, или…
Тоже в «холодной!»
А может и просто – в морге.
Хорошо, что обоняние у большинства монстров-бойцов оказалось развито неплохо. Вероятно, конечно, что это был просто побочный эффект – бонус генетического наследия от звериной, хищной, так сказать, составляющей. Потому что ни одного «травоядного» в качестве исходного материала они среди «своих» так и не встретили.
Тем не менее о приближении группы солдат – именно солдат! – Мартену сказали не только раздувающиеся ноздри и чуть поворачиваемые головы соратников – он учуял ловушку за поворотом и сам!
Жестами он созвал свою группу в ближайшую из кают, оказавшейся почему-то пустой. Перешёл на тихий шёпот:
– Вы тоже это почуяли. Сквозняк дует к нам – мы знаем, что впереди много людей с оружием. Оружие пахнет гарью, порохом и металлом, люди – мочой. Значит, они нас боятся. И правильно делают, конечно… Но подставляться под пули, ломясь напролом – глупо. Стреляют-то они наверняка лучше нас: им удобней держать их автоматы, да они и обучены и натренированы!
Поэтому сделаем так…
Последнюю группу из двух отделений элитного спецназа майор Долдер, после того, как закончил с доктором Сэвиджем, возглавил сам.
Потому что деваться некуда: хочешь, чтоб дело было сделано хорошо – сделай его сам! Потому что потеря более половины личного состава из предоставленных в его распоряжение двух взводов как-то не вписывается в «заботу о безопасности личного состава», и «высокую профессиональную компетентность», как указано в его личном деле.
Напрасно он так полагался на старшего сержанта Балдауфа и лейтенанта Сондерса. Группу сержанта уничтожили, похоже, всего два мутанта, подловившие исполнительного, но совершенно не способного мыслить нестандартно и предугадывать действия необычного врага, солдафона, в тесном закутке: на площадке лестничного пролёта!
Отряд Сондерса, надо отдать ему должное, почти справился с порученной ему группой мятежников. Подвело их только чувство меры: не надо было преследовать убегающего, и якобы потерявшего голову от паники, противника!
Про коварный удар в тыл лейтенант доложить успел, после чего вырубилась и его рация. Раззява чёртов.
Нет, жалости к погибшим майор не испытывал: раз позволили себя убить – сами виноваты! Не выполнили его распоряжений. Недооценили противника. Облажались.
Сам-то майор рассчитывал теперь справиться с проблемой к ужину, а не к обеду. Потому что потом, после того, как они уничтожат третью противостоящую им сейчас группу из примерно пятнадцати монстров, придётся ещё и прочёсывать Станцию в поисках затаившихся тварей, не добитых лейтенантом, и сражаться с почти не понесшей потерь группой, убившей людей сержанта. Работы много.
Но ничего экстраординарного в ней нет.
Противник, конечно, хитёр и коварен. Поскольку именно таковы были матрицы носителей, заложенные в базовую память этих уродов. Да, враг обладает чертовски прочными и острыми когтями и зубами. Владеет приёмами рукопашной.
Зато его люди – обученные профи. И отлично вооружены.
Детектор-тепловизор показал, что впереди вдруг, словно ниоткуда, возникла группа из почти десятка тел – явно нечеловеческих. Объекты, выглядевшие на экранчике портативного прибора как оранжево-красные пятна, быстро уменьшались и словно таяли – противник явно удалялся. Бежал?
Возможно, конечно, если враги понимали, что перед ними не безоружные штатские штафирки, а вооружённые профессионалы. Уж кем-кем, но тупыми зверями этих тварей назвать никак нельзя. Те, кто попробовал так сделать, поплатились. Жизнями. А это – самая дорогая цена за ошибки. Мутанты придумали верно. Ведь спрятаться, затруднив работу майору, на Станции – есть где! Но прятаться долго нельзя. И они это наверняка понимают. Тогда в чём же заковыка? Ах, вот оно что!
Похоже, они хотят заставить его распылить силы. Чтоб обыскать территорию надёжней и быстрее. Блинн… Фиг же им!
Долдер приказал всем своим двигаться за удалявшимися силуэтами. Но вскоре они пропали с экрана – портативный тепловизор не берёт дальше сорока метров.
По гулкому, пустому, и словно вымершему коридору двигались довольно долго. Никого. И только когда майор провёл своих людей мимо входа в оранжерею, тепловизор показал, что внутри имеется по крайней мере пять объектов, сопоставимых по размеру и индексу тепловыделения с мутантами. Странно. Неужели враги сами разделились?
Пытаются повторить приёмчик, позволивший взять в клещи группу Соммерса? Сейчас люди майора войдут, а на них накинутся сзади?
Дудки. Так просто его не купишь!
– Внимание, сержант Пауэрс! Закрыть люк оранжереи. Заварить. Противник наверняка ждёт от нас того, что мы, как идиоты, полезем внутрь, а они нападут на нас с тыла! А вот такого хода они наверняка не ожидают. То, что они раздробили силы – нам только на руку! Бойцы, всем залечь! Атаки ждём вон из того коридора!
Напрасно майор ожидал атаки из «того коридора».
Никто из коридора не выбежал.
Вместо этого сверху, из вентиляционных люков, на головы его действительно залёгших на полу людей буквально градом посыпались мутанты!
И уж то, что его люди лежали, никоим образом не способствовало проявлению ими многолетней боевой выучки и меткости!
Так что дикую злость, что его так просто и эффективно заставили замереть на месте, лишив манёвренности и возможности для хотя бы достойной рукопашной, майор испытывал все те короткие мгновения, что оставался жив.
Правда, длилось это недолго: лишь до того момента, как коготь проклятого ромэна не пропорол его шею, безошибочно нырнув под каску, и перерезав артерию за ухом…
Доктор Лессер очнулся в весьма странном месте.
Ощущения казались нереальными: руки-ноги не ощущаются, да и вообще, самого тела тоже как будто… Нет! Он, аки ангел, словно бы парит в облаках… Всё докучное, обременительное и болезненное, материальное, в том числе и боль, озноб, страх смерти, меркнущее сознание, и огонь в отмирающих лёгких – отступило. Навсегда. И словно бы он – и не он вовсе, и всё это происходит не с ним!
Правда, подумав – ого! Он может думать! – он было заподозрил, что наверное, примерно так и должен ощущать себя отправляющийся к праотцам грешник: словно его тело парит в воздухе, медленно двигаясь по тёмному коридору ко входу во врата Ада…
Он не обольщался на свой счёт: в том, что ему кроме ада, после такой «работы» ничего другого не светит, доктор-бодиформист Эрик Лессер не сомневался.
Но вот то, что его куда-то несёт, как оказалось, было просто самовнушением.
Потому что когда открыл глаза, обнаружил, что просто плавает в баке-реаниматоре, а во рту торчит трубка загубника для поступления воздуха. Ощущение нереальности происходящего как-то резко пропало. Зато навалились вот именно – материальные ощущения восстанавливающегося тела: приятное тепло согревает кожу, словно покалываемую тысячами крошечных иголочек, под кожей зудит – но не чешется, да и там, в животе, внутренние органы: словно расправляются, и набухают: как распускается цветок в ускоренном воспроизведении киносъёмки.
Ощущения… Странные. До этого в баке он никогда не был, да и слава Богу: сюда попадают только с совсем уж серьёзными травмами или болезнями.
Однако предаваться новым ощущениям особенно долго доктору оказалось не с руки: вокруг бака, оказывается, стояли, молча глядя на него, восемь мутантов. Первым в глаза бросился, естественно, человек-богомол – непривычный и цветом, и формой тела.
Четыре членистые толстые зелёные ноги, ловкие длинные передние конечности – те, что клешни, и небольшие, смотрящиеся несколько нелепо, снизу их – обычные руки.
Клешни? Да – они ведь заканчивались не пальцами, а когтистыми и иззубренными, как бы лезвиями… Отхватить в два счёта такими голову человека наверняка нетрудно. Да и рост, когда такой монстр встаёт на полную длину распрямлённых ног-члеников наверняка не меньше двух метров. Непонятно, для чего такому проектировщики оставили и рудименты обычных, кажущихся сейчас карикатурными, человеческих рук.
Но вот глаза… Огромные, широко расставленные, навыкате: как у лягушки. Непривычно смотреть в такие! Однако… Однако вот как раз в них, как ни странно, что-то человеческое точно есть: ум, и чёткое осознание, что перед ним – человек, и человек этот очнулся – всё это явно читается в их глубине.
Рядом – явно человек-пантера. С ним Лессер уже встречался, если можно так сказать про чертежи и голопроекционную реконструкцию: доктор Фальк показывал ему первый вариант модели. Ну и почти не отличается этот мутант от первоначального варианта. Разве что непропорционально увеличенные в базовом варианте зубы стали поменьше, а когти на руках – побольше. Впрочем, уж что-что, а когти у монстров реально «крутые». Знает Лессер и тех, кто создал шаблон для всех этих когтей: «продвинутые» юные дарования из лаборатории доктора Лампича. Уж они постарались: сделали прочность когтей практически равной прочности стали мечей и наконечников копий и трезубцев, которыми вооружались гладиаторы-люди. Иначе смотреть в таких поединках было не на что…
Рядом стояли и человек-лев, и человек-гиена. Гротескно, да. Но очень эффективно. Запоздало доктор Лессер подумал, что и остальные мутанты выглядят странными – да. Но – вовсе не нелепыми. Созданиями.
Не природы, но – человека.
И вот теперь ему, как, похоже, и остальным «создателям и повелителям», предстоит познакомиться с гневом наверняка осознающих свой статус – рабов и игрушек! – созданий. И понести наказание. А ведь после того, как он и его лаборатория заканчивали изготовление очередного такого монстра, Лессер фактически и вблизи-то их не видел!
Ну вот сейчас, похоже, сможет насладиться зрелищем, а может, и ощущением на собственной шкуре их оружия: клыков и коготков. По-полной программе.
Бежать-то ему – некуда!
Однако после того как первый приступ паники прошёл, доктор, присмотревшийся к окружавшим бак мутантам внимательней, кое-что заметил. На него глядели, как ни странно, вовсе не злыми, ненавидящими, или угрожающими взорами. Скорее, в глазах обступивших бак монстров читалось сострадание и ожидание.
Чего?!
Того, что он сможет им рассказать, придя в себя и вылечившись?
Возможно. Очень даже возможно: эта мысль окрепла и глубже засела в сознание, когда он огляделся во второй раз – уже внимательней, стараясь заметить детали и особенности поведения мутантов. Тогда и обнаружил рядом, во втором баке, ещё одну человеческую фигуру без одежды. И хотя человек был развёрнут к нему спиной, и облеплен шинами и бандажами, вокруг которых деловито хлопотали манипуляторы автодоктора, и жуки-плавунцы, Лессер не усомнился: это – доктор Сэвидж.
Человек-богомол, стоявший прямо перед лицом Лессера, сделал шаг вперёд. Жестом показал на Лессера, кивнул. Доктор понял: «как, мол, ты себя чувствуешь?»
Лессер, подняв большой палец правой руки, показал, что всё с ним в порядке. Ещё один мутант, человек-гиена, быстро куда-то отвернулся, и что-то сказал, или выкрикнул.
Из-за бака Сэвиджа вышел ещё один, коренастый, похожий очертаниями на человека, но частично покрытый густой чёрной шерстью, мутант. Его глаза казались хмурыми и озабоченными. Но вот то, что оказалось выше глаз… Лессер даже не сразу узнал ромэна. Голова человекообразного казалась словно отблёскивающей: похоже, череп лишился доброй половины скальпа, и на этом месте сверкала под софитами реанимационной палаты гладкая молодая кожа. Вероятней всего ромэн и сам только что побывал в баке: шрам, начинавшийся на лбу, и переходящий на щёку, делал его похожим на средневекового пирата, и ещё выделялся розовым вздутием.
Подойдя к баку вплотную, и поглядев с десяток секунд в глаза Лессеру, ромэн кивнул, устало улыбнувшись, и показав обеими руками, что тот может выплыть. Лессер так и сделал, придерживаясь руками за края бака.
Ромэн сказал:
– Не вылезайте пока из бака, сэр. Автоматика сама решит, когда вы окажетесь достаточно… Починенным.
Лессер не мог не признать определённой справедливости замечания: действительно, глупо мешать автодоктору делать своё дело, тем более, что когда он зашевелился, манипуляторы вонзили ему в оба плеча и правую ягодицу по шприцу с какой-то гадостью, оказавшейся чертовски болезненной – пришлось невольно поморщиться. Но ромэн не воспринял это выражение на свой счёт:
– Терпите. Вам досталось меньше.
Интересно. Это Сэвиджу, что ли, досталось больше?! Ладно – похоже, и его тоже чинят. Уж автодоктору-то доверять можно: он делает то, что ему положено, добросовестно. И не заморачивается философско-этическими вопросами типа: «а нужно ли лечить эту гнусную чужеродную падаль?!»
Так что из бака вылезти он всегда успеет. Точнее – всё равно придётся вылезти, когда огонёк на контрольной панели, сейчас светящийся оранжевым, сменится зелёным.
Но он не мог не спросить, кивнув в сторону бака с коллегой головой:
– Что с доктором Сэвиджем?
– Его зовут Сэвидж? Хорошо. – хотя что в этом хорошего, Лессер слегка недопонял, – С ним тоже всё будет в порядке. Он не настолько замёрз, как вы, но вот руки и ноги… Боюсь, переломы так быстро не срастутся. Правда, он, в отличии от вас, когда очнулся было, похоже, посчитал нас за кошмар: увидев, опять потерял сознание.
– Вот как, – Лессер криво усмехнулся, покачав головой, поскольку глядя на всё так же окружавшие его фигуры, невольно в который раз вспоминал про остров доктора Моро, (С тем, разумеется, отличием, что теперешние вивисекторы обладали на порядок большими возможностями и воображением!) – Не могу его за это винить. Конечно, он испугался. Дело в том, что доктор Сэвидж абсолютно не в курсе. Почему его схватили и допрашивали… э-э… с пристрастием. Начальник отдела внутренней безопасности ошибочно посчитал и его причастным к заговору. Ну, то есть, нашему совместному с вами мятежу. И, похоже, бравый майор не преуспел. И поэтому слегка переусердствовал с допросом бедняги доктора.
– Интересно. У нас с вами, стало быть, имелся заговор. То есть – сговор. Просветите?
– Разумеется. Разумеется – ведь я в состоянии достаточно трезво оценивать ситуацию. И понимаю, что раз мы с доктором оказались здесь, и вокруг не люди, мятеж, скорее всего, окончился удачей. – на память невольно пришли строки афоризма древнего поэта: «Мятеж не может кончиться удачей. В противном случае его зовут иначе!», – Я с удовольствием расскажу о ситуации, каковой она представляется мне.
И действительно, покрепче ухватившись ещё слабыми, как оказалось, руками за края бака, собравшись с духом, и подняв глаза к потолку, чтоб лучше вспомнить детали, Лессер рассказал обо всём.
О том разговоре, что произошёл у них с Сэвиджем в столовой. О приходе майора Долдера к нему в каюту. И, наконец, о том, как он изображал на техническом уровне слегка спятившего лесоруба-кабелеруба…
– Ах вот как. – ромэн обвёл взглядом стоявших рядом молчащих, и словно опешивших от удивления соратников, – Оказывается, всё-таки нашлись и среди людей сочувствующие нам. Это приятно. Приятно и то, что мы правильно поступили, решив спасти именно вас с доктором. (Правда, мы руководствовались при этом не конкретным, как сейчас, знанием того, что вы и правда наши союзники, а абстрактной мыслью о том, что «враг моего врага – мой друг!»)
Теперь кое-что становится понятней. Но…
Почему же этот Долдер сразу не убил вас? Ведь мог же? И – имел право?
– Не знаю, если честно. Не хотелось бы порочить память этого наверняка почившего солдата моими нехорошими подозрениями на его счёт.
– Ага. То есть, вы думаете, что он всё знал и понимал и так, без ваших признаний? И просто хотел вас перед смертью ещё и помучить? Или списать на вас свои просчёты?
– Ну… Я бы сказал так: вероятность такого подхода к ситуации со стороны сильно… э-э… расстроенного майора существовала.
Теперь криво усмехнулся ромэн:
– «Порочить» память этого мерзавца смысла нет. Впрочем, и добрых слов говорить тоже не собираюсь. Был майор козлом – козлом и остался. Это именно он вопил, пытаясь выторговать себе жизнь, пока его люди старались честно убить нас, сообщая, что он здесь главный. И без него мы тут все попередохнем, ничего не понимая в ситуации.
– Хм-м… Понятно. Стало быть, попытка предательства ему…
– Точно. Не удалась. И я не отказал себе в удовольствии прикончить эту гниду лично. Ладно, доктор. Всё-таки мне – вернее, нам, выжившим! – хотелось бы узнать.
Что там у нас с «общей ситуацией»?
«Общую ситуацию» Лессер описывал примерно с полчаса.
Станция, принадлежавшая, вообще-то Брюссельской лаборатории общей и специальной генетики, и построенная на деньги Евросоюза, вращалась по орбите вокруг Юпитера уже двадцать восемь лет. Из них – последние семь фактически была законсервирована, в связи с низкой – практически нулевой – самоокупаемостью. И два года назад права на её аренду выкупил ведущая телекорпорация объединённых Америк. «Дзи-энд-Си».
Каналы – преимущественно развлекательные.
И поскольку правительственным комиссиям, контролирующим деятельность менеджеров каналов очень удачно замасливали глаза с помощью подарков, взяток, банального подкупа, или грамотно организованного шантажа, занимались здесь, разумеется, вовсе не «съёмками фантастических фильмов» или «разработкой новых сценариев», как значилось в Программе, предоставленной в Юнеско. И в спецкомитет по контролю за антигуманитарной деятельностью при Совбезе ООН. И в Комиссию по соблюдению Прав человека при том же ООН. И ещё много в какие заинтересованные организации и комиссии.
И поскольку корпорация заплатила всем, кому надо было заплатить, и предоставила все необходимые гарантии, все полгода, пока хозяева Лессера расконсервировали и восстанавливали системы и механизмы Станции, и три с лишним года занимались здесь тем, чем занимались, ни одна «проверяющая» собака сюда, в пучины пространства, не совалась. И вряд ли из страха перед опасностями космоса, или неудобств месячного перелёта.
– Так что, получается, если эта сволочь майор успел передать СОС, до нас долетят только через месяц? – а молодец этот ромэн: зрит, так сказать, в корень!
– Нет. Долетят меньше, чем за две недели: ведь «спасать» выживших или зачищать Станцию от – уж простите! – побочных продуктов неудачных генетических экспериментов полетят не гражданские, комфортабельные и неторопливые, лайнеры, а корабли Флота. Выход в подпространство, разумеется, требует разгона. И на это уходит дней пять – даже для самых крепких и выносливых людей, профессиональных десантников, есть пределы ускорения.
Полёт в подпространстве, насколько я помню, занимает секунды две.
Но потом ещё нужно затормозиться – ещё дней пять. И два-три дня на завершающие манёвры. Чтоб подлететь поближе, и уравнять скорости с дрейфующей по орбите вокруг Юпитера Станцией. Ну, у них-то, у Флота, двигатели с форсажем. И противоперегрузочные устройства, и ванны. Думаю, как раз за две недели они сюда доберутся. Оборудования для штурма – для взлома люков, обшивки, переборок, и прочего спецбарахла типа переходных рукавов, и магнитных присосок, у них в избытке.
А ещё у них на борту – огромные контингенты профессиональных морпехов.
– Ага. Это вы, доктор, «тонко» намекаете, что уж с ними-то нам, с помощью своих примитивных когтей, – ромэн поднял кверху руку, продемонстрировав четырёхдюймовые лезвия, и оскалился, – и зубов – не справиться?
– Не намекаю. А вот так вот, прямо, в лоб, и говорю: не справиться. Задавят и числом и оружием. Ведь у них есть и отравляющие вещества, и усыпляющие и парализующие газы, и излучатели инфракрасного и ультразвукового излучений. И электрошокеры. И… Да мало ли всякой гадости понавыдумали разработчики оружия! Кстати, если не секрет – сколько вас, мятежников, выжило?
– Не секрет, доктор. Теперь – не секрет. Нас, мутантов, выжило двенадцать. Это с учётом уже починенных, – ромэн кивнул в сторону остальных баков реанимационной, – А вот насчёт людей…
Мы убили всех. Ну, кроме вас с доктором Сэвиджем.
– Хм-м… Не могу не признать такой подход трезвым. И правильным. Если вы хотите выжить, вам так и так придётся покинуть Станцию, и бежать. В пучины, так сказать, космоса. В поисках подходящих планет. Но не на Станции. Станция-то не приспособлена для такого. У неё даже нет собственных маршевых двигателей – только двигатели ориентации. Поэтому бежать, вероятно, придётся на спасательном корабле.
Есть здесь, насколько я помню, один такой – положен по штатному расписанию на случай экстремальных ситуаций. Мы даже как-то репетировали со всем остальным штатским персоналом такую экстренную… эвакуацию. Поэтому я знаю, где он, и что из себя представляет. Но без профессионального экипажа вам будет трудно этим кораблём управлять. А уж тем более – направить его в нужную сторону.
Если я правильно понял, вы убили людей… Вообще – всех?
– Да, доктор Лессер. Мы убили в общей сложности шестьдесят два солдата и офицера, двадцать восемь техников, семерых программистов, пятерых пилотов. (Которые, как мы теперь понимаем, и должны были управлять при «экстренных» ситуациях с последующей эвакуацией, этим самым спасательным кораблём.) И сто сорок пять учёных. Тех, что разрабатывали…
Нас.
Ах, да – ещё мы убили пять «готовых» людей-бойцов. И выключили все автоклавы, в которых выращивали для нас ещё восемь этих самых гладиаторов-бойцов.
– Понятно. – Лессер невольно сглотнул, – и как вы собираетесь поступить с… Трупами?
– Вот об этом в том числе мы и собирались посоветоваться с вами, доктор.
И, разумеется, и с доктором Сэвиджем.
Вы поможете нам?
– Разумеется, – доктор почувствовал, как слюна во рту почему-то стала вязкой и словно с металлическим привкусом. – Разумеется!
Ноги, когда вылез из бака, всё равно первое время сильно дрожали. Даже когда оделся. Но попытки со стороны человека-гиены поддержать его, доктор Лессер пресёк:
– Нечего меня баловать. Я не сахарный. Не размок, вроде. И кости, как у доктора Сэвиджа, не сломаны. Ходить смогу. Идёмте.
На технической палубе трупов было мало: техники в своих жёлто-оранжевых комбезах лежали, раскинувшись в нелепых позах, в лужах собственной крови. Кровь уже потемнела, и частично высохла: края почерневших пятен топорщились неаккуратными и омерзительными на вид струпьями, наподобие тех, что имеются на такырах и солончаках пустынь. Пахло здесь ещё более омерзительно, чем выглядело: медью и смертью.
Доктор прошёл к главному конвертеру.
Агрегат сохранился. Да оно и понятно: ему-то что сделается?! Лессер сказал:
– Думаю, все трупы, что людей, что погибших… э-э… повстанцев, следует поместить куда всегда: в приёмный люк этого агрегата. Конвертера.
– Хм. И что этот агрегат с ними сделает?
– Ну… Как бы это потактичней и попроще… – подумав, и решив, что – никак, Лессер продолжил, – Словом, он разложит все тела на их составляющие элементы. Переведёт в растворы. Которые затем перенаправит в хранилища соответствующих веществ и компонентов. Это те самые ёмкости-хранилища, откуда поступает исходный материал в баки для автодокторов. И автоклавы для создания новых… э-э… мутантов, и бойцов-гладиаторов.
– Понятно. Словом, у вас здесь, на Станции, ничего не пропадает даром.
– Точно. Именно к такому подходу, рационалистичному и прагматичному, и стремится руководство нашей любимой «Дзи-энд-Си». Всё должно приносить прибыль и пользу. И эксплуатироваться и утилизироваться максимально эффективно.
И вот, кстати, почему стало возможным многократное использование тех бойцов-мутантов, – Лессер увидел, конечно, что при употреблении им этих слов у человека-льва, да и у гиены дёргается щека, но сделать с этим термином пока ничего нельзя: мутанты – они и есть мутанты! – которые не погибали сразу. Ну, или не получили ранений, которые нельзя было бы вылечить в наших автодокторах.
Дешевле починить старого бойца, чем полностью создать нового!
– Постойте, доктор… Я не всё понял. То есть – нас «чинили» не из… гуманных соображений? А просто потому, что так… Дешевле?!
– Вот именно. Думаю, что если бы руководство корпорации узнало, что побочным эффектом такого «чинения» и, стало быть, продления жизни мутанта, может стать частичное возвращение памяти носителя-донора базовой личности, оно в лепёшку разбилось бы, только чтоб ограничить жизнь вас, бойцов, единственной схваткой.
Тут, как мне представляется, имеет место этакий переход количества – в качество.
Учёные, проводившие первоначальные опыты с вот такими как вы, искусственными существами без собственной памяти, гарантировали, что память человека-донора, применяемая для сокращения или даже исключения необходимости обучать вас, бойцов, навыкам боя без оружия, не восстановится как минимум две-три недели. Потом же некие её фрагменты, те, что называются подсознанием, суперэго, подлинной сущностью – называйте как хотите! – неизбежно начнут пробуждаться, всплывать, выявляться в сознании починенного, и прожившего дольше этого срока мутанта-бойца. Но руководство корпорации не посчиталось с их предупреждениями. Например ты, ромэн, прожил здесь, на Станции, почти два месяца. И наверняка должен многое понимать.
И вспомнить.
Ромэн долго не отвечал. Но Лессер видел, как сжимаются и разжимаются кулаки опустившего голову к полу коренастого существа. Но даже сейчас мутант не выглядел озлобившимся или возмущённым. Просто задумавшимся. Остальные трое бойцов, что пришли с ними сюда, вниз, предпочитали помалкивать: или ещё не совсем хорошо понимали, о чём идёт речь, или не хотели вспоминать о тех «фрагментах», что всплыли уже в памяти…
Когда ромэн наконец заговорил, голос звучал спокойно:
– Значит, пробуждение и частичное восстановление наших личностей стало возможно лишь потому, что наши хозяева оказались… Жадными и прагматичными?
– Ну… Да. Можно и так сформулировать. Да, думаю, что если б не тот факт, что полное проектирование и создание с нуля вот такого как вы существа, не обходилось в несколько сотен тысяч – до полумиллиона! – долларов, перепланировка с модернизацией готового тела – десятки тысяч, а банальный ремонт не стоил бы всего пары сотен долларов, никакого сомнения в том, что вам не удалось бы прожить дольше одной-единственной схватки, у меня лично нет! Ведь за три-четыре дня, пока новосозданный мутант приходит в себя, и «пропитывается», так сказать, теми навыками, что имелись у носителя-донора, никаких «меморабельных» моментов в его сознании не возникает. Не успевает, так сказать, всплыть из тех тайников подкорки, которые неизвестно каким образом тоже копируются при снятии мнемоматрицы.
