Андрей Арсеньев
Горилла говорила, а попугай молчал
– Ладно, попробую.
– И ещё проверь, может, ещё кто-то в этом доме видел убийство или страусиху. Узнай: не сбегала ли из роддома беременная страусиха и не пропадали ли у них яйца. И ещё узнай у Филлини насчёт того, как он дал попробовать судье яйцо. А лучше вызови всех подозреваемых на допрос и надави на каждого, особенно на Филлини. Понял?
– Понял… И что ты сейчас будешь делать?
– Заеду домой, займу у отчима денег и поеду в ***. Найду страусиху, привезу сюда, а потом посажу в тюрьму… Денег не займёшь?
– На что?
– На такси.
Бородька поймал для меня машину и заплатил водителю. Перед тем как машина тронулась, я крикнул Бородьке через закрытое стекло:
– Сделай всё, что я сказал! Слышишь?
Он кивнул, и машина, по-человечески зарычав, понесла меня по следу – истинного? – убийцы.
VI
Я вышел из дома, сел в то же такси и поехал в ***. Мы приехали уже ночью. На улице стояла жара и пахло серой. Она тоже была здесь. Я извинился перед Ней и отправился в отель, чтобы выспаться и сразу же рано утром заняться поисками страусихи.
Я стоял у стойки администратора и ждал, когда мне передадут ключи. Вещей у меня с собой не было. Рядом со мной стоял носильщик – молодой Псивенс, – на бейджике было написано «Джим». Когда администратор протянул мне ключи, носильщик перехватил их и побежал. Я за ним. Он привёл меня к двери моего номера, открыл её, пригласил меня внутрь и показал, где что находится, а затем, перед уходом, он встал у двери и протянул вперёд ладонь.
Я внимательно оглядел Джима: одежда мятая, шапка набекрень, рот открыт в улыбке, язык высунут наружу. Не могу представить себе нашего Псивенса с высунутым языком. Если только его голова не находится между ног служанки.
– Обойдёшься, – сказал я носильщику и вытолкнул его за дверь.
Перед сном я поставил будильник на 6:00, но вот заснуть у меня никак не получалось. То шторы светились от Её сверлящего взгляда, то за ними слышались какие-то вопли и я подскакивал к окну, чтобы увидеть, кто их произносит. Но никого не видел, кроме Неё. Я думаю, это Она издавала эти звуки, чтобы проверить, один я в номере или нет. Ох, уж эта ревность. К тому же я всё время представлял, как поймаю сумасшедшую страусиху и засажу её в тюрьму, даже если она не виновна, ведь нет ничего проще, чем заставить сумасшедшую тварь поверить в то, чего она даже и не делала, а потом и признать всё это. А что касательно выстрела яйцом и как с этим поступить дальше, то я тогда до этого ещё не дошёл. В конечном счёте Волчонков будет свободен от подозрений, меня сделают начальником, повысят зарплату… И это будет большим шагом вперёд в «нашей борьбе». Впереди меня ждёт счастливая жизнь, и счастье это надо не упустить.
Я проснулся и отключил будильник, было почти десять часов. Я мигом оделся и выскочил на улицу. Мой план был найти страусиху рано утром, когда большинство тварей ещё находятся по домам. Но сейчас всюду было столпотворение. Кругом был какой-то зоопарк. Здесь находились твари всех видов: носороги, львы, слоны, петухи, медведи, саламандры, павлины, верблюды и т. д. и т. д., но страусов среди них не было. К тому же запах: ещё в отеле я узнал, что серой пахнет из-за извергающегося на окраине города вулкана. Из-за всего этого у меня кружилась голова. Я задавал вопросы насчёт сумасшедшей голой страусихи направо и налево, но никто не пытался мне помочь. Кругом я слышал только:
– Иди нахуй отсюда.
– Понаехали.
– Домой на.
В какой-то момент, на одно из таких обращений за помощью, в ответ мне раздался громкий плач, и я увидел перед собой залитую слезами страусиху – голую.
– Постой! – крикнул я ей.
Она побежала. Я за ней. Постоянно приходилось протискиваться между тварями. Я просил остановить убегавшую, но в ответ слышал только…
Я добрался до пустующей улицы, гари здесь было ещё больше, слезились глаза. Я её упустил. Я решил двигаться дальше. Впереди был виден дымящийся вулкан. Твари покинули свои дома. Никого не было. Куда она могла подеваться? Здесь прятаться негде. Двери… закрыты. Кругом никого нету. Вон дерево, а точнее дуб, с высохшими листьями, кора вся покрыта сажей, в стволе дупло – здесь её нет. Вот телефонная будка с разбитыми стёклами и снятой с верхней петли дверью, телефонная трубка висит на проводе, гудков нет – нету. Вот песочница, в которой стоит на одной ножке вырезанная из старой покрышки клумба, а на ней два цветочка, бутоны которых похожи на птичьи пальцы… ммм, неплохо пахнут – тоже нету. Вон… так, стоп! [2] Я повернулся обратно на клумбу и увидел, как страусиха отряхнула голову от песка и побежала в какой-то переулок. Я за ней. Переулок был тесный, в ширину не больше метра. Было чувство, словно я нахожусь в лабиринте. Он всюду куда-то поворачивал, и к нему примыкали другие переулки. Вокруг раздавался громкий плач. Я шёл на него и старался не заблудиться. Но через пять минут уже в панике сновал в разные стороны, заливаясь кашлем из-за пыхтящего вулкана, которого, казалось, не сильно беспокоили импотенция, рак лёгких, слепота, гангрена… Я не мог найти выход ни к страусихе, ни к прежней улице. Я бегал так, пока в одном из переулков мне не встретился седой старый бобёр в чёрном костюме и чёрных круглых очках, он, плача, то и дело стучал перед собой тростью.
– Помогите старому, бедному Бобёрхесу! – заговорил он, заслышав мои приближающиеся звуки шагов.
– Дедушка, да я бы рад! Но я сам не могу выбраться из этого сраного лабиринта!
– Лабиринта говоришь? – с воодушевлением произнёс он, торжествующе открыв рот и вскинув на меня кверху голову, отчего две его чёрные тучи, ещё совсем недавно пронёсшиеся над щеками с дождём, мрачно опустились на нос, и из-под них ясно выглянули затуманенные катарактой глаза, излучавшие бледное, еле тёплое сияние на заснеженные брови. Бобёр левой рукой схватил меня за руку, а правой, подняв от земли конец трости и описав им дугу в 90°, или нет, трость сама, как стрелка часов, совершившая скачок длиною в пятнадцать минут (вперёд или назад – решать вам), зависла в горизонтальном положении и, потянув за собой слепого, кинулась по следу невидимой нити, проложенной по лабиринту. Мы бежали: бобёр, на полной скорости ведя меня за собой и вытянутой рукой удерживая трость, не давал скрытому для моего взора воришке утащить палку. К счастью для нас, воришка нам попался упрямый – он ни за что не хотел отпускать свою добычу – и скорее всего из местных: он отлично ориентировался в лабиринте, так как вскоре в конце коридора завиднелся слабый свет. Гарь хлынула на меня волной. Я, согнувшись в три погибели, боролся с ужасным приступом кашля. Превозмогши его, я поднял голову и, к своему удивлению, не обнаружил присутствие бобра. На обильно посыпанной пеплом земле присутствовали только мои следы обуви, больше ничьи.
Я огляделся: позади меня был вход в дьявольское сооружение, а передо мной и вокруг лежала голая, чёрная местность, в километре от меня извергался вулкан. Он пыхтел от злобы. Присмотревшись, я заметил движущуюся к нему фигуру. Снова послышался плач. Я побежал за ней. Дышать было нечем. Становилось очень жарко. Я нагонял страусиху, но дальше начинался подъём. Я постоянно выдыхался и делал небольшие передышки.
– Да остановись же ты! – кричал я ей. – Я что – Змеагол, чтобы гоняться за тобой по вулкану!
Но страусиха продолжала подниматься и выть.
Через полчаса мы были уже на самом верху.
Я остановился неподалёку от страусихи, она ожидала меня в пяти метрах от дымящегося жерла. Пахло палёным.
– Стой! Я не сделаю тебе ничего плохого, – говорил я ей, то и дело откашливаясь.
– Где моя прелесть? – спрашивала она навзрыд.
– Что?
– Что вы сделали с ней? Отдайте мне мою прелесть! – голосила страусиха, медленно пятясь спиной к пропасти.
– Я тебя не понимаю! Какая прелесть?
– Где моя прелесть? – заорала она и принялась бегать кругами, издавая звуки, как индюшка.
– Да что за прелесть?![3]
– Что вы с ней сделали? Куда вы её дели? Где моя прелесть?
Я вышел из себя и выпалил:
– Да ты сама её запустила в судейскую башку, дура!
Страусиха замотала головой в стороны и, исступлённо бормоча «нет, нет, нет…», зашагала спиной к жерлу вулкана. Я кинулся к ней…
Всё… Всё пропало… От неё ничего не осталось… Никто в неё не поверит… Что я не так сделал? В какой момент удача обошла меня стороной?..
Я не помню, как очутился у себя в номере. Весь стол был завален выпивкой. Перед глазами вновь и вновь проплывала кошмарная погоня. Мне хотелось забыться. Я заказал ещё. На следующее утро собирался всё повторить, но внезапно вспомнил о Волчонкове и отчиме. Может, Бородьке удалось что-нибудь выяснить? Я собрался и поехал домой. Один.
VII
В полдень я вышел из машины и направился в участок.
Козлов сидел за нашим рабочим столом. Он ни о чём меня не спрашивал. Всё и так было понятно.
– Ну, рассказывай, что произошло. Волчонкова арестовали? – спросил я у него, безуспешно пытаясь придать себе бодрый вид.
– Нет. Завтра. Козлодоева уже выписала ордер на арест. Я тянул, сколько мог.
– Значит, тебе не удалось ничего найти на остальных?
Козлов замотал головой, но встречного вопроса не задал. Всё и так было понятно.
– А про свидетелей? Роддом? Тоже ничего?
– Не-а. Никто из жильцов ничего не видел. О яйцах тоже ничего не слышали. В роддомах у нас сроду не было ни одной… страусихи… – Бородька ненадолго замолчал. – Глухарёв на учёте у психиатра никогда не стоял, дом судьи Умка выставила на продажу, наследство всё её. Так что… всё потихоньку движется к концу.
Всё пропало.
– Да ладно тебеее, жизнь продолжается. К тому же Волчонкову всё равно казнь не светит, говорят, её на днях отмееенят. Я действительно старался надавить на них на допросах. Вот, держи. Это распечатки, сам увидишь, – Бородька пододвинул ко мне листы бумаги, – я был самым «плохим полицейским» в мире. Я его даже гондоном назвал.
– Кого? – спросил я, присаживаясь за стол.
– Филлини.
ДОПРОС № 1
– Назовите свои имя и фамилию.
– Умка Медведева.
– Кем вы приходились убееетому?
– Женой.
– Что вы делали в момееент убееейства?
– Спала. Я же вам говорила, что болела. Вот я даже справку принесла.
– Хватит морочить мне голову! Я знаю, что это вы его убееели!
– Ja, ja, ja…
– А! Значит, вы признаётесь?
– Не, не, не…
– Как не? Вы только что трижды это подтвердили!
– Ja, ja, ja…
– Ну вот, опять. Вы убееевали своего мужа? Да или нет?
– Нет!
– Что вы мне тут голову морочите! Вы поглядите! Она даже справку принесла! А кто вас просил? А? Или это вам ваш докторишка посоветовал? А может, вы с ним заодно?! Может, вам нравится, когда он в вашей щели ночует, а?! Он что, ваш любовник? Отвечайте!
– Нет!
– Вот держите бумагу, здесь всё написано. Как вы стояли в спальне за дверью кабееенета, и, дождавшись, когда Филлини оставит судью одного, вошли и ударили его яйцом по голове, чтобы получить всё наследство. Подписывайте.
– Ja, ja… я не буду! Я его не убивала! Ой, мне кажется плохо. Врача!
– У себяяя в трусах его поищи.
– А-а…
– Вызовите врача!
ДОПРОС № 2
– Назовите свои имя и фамилию.
– Ночнико Филлини.
– Кем вы приходились убееетому?
– Телохранителем.
– Что вы делали в момееент убееейства?
– Был в туалете.
– Какое совпадение, не правда ли? Имееенно за две мееенуты вашего отсутствия кто-то убееел судью. Не-ве-ро-ят-но! Интересно, что вы могли делать там две мееенуты. А может, вас там просто не было?
– У меня есть свидетель.
– Да, но есть одна загвоздка: свидетель видел только, как вы туда зашли и всё. А сколько вы там пробыли, две мееенуты или две секунды, он не знает. Вы сразу же могли зайти и выйти оттуда, а затем спокойно убеееть судью.
– Какой мотив?
– Э-э… мееесть за поедание яиц!
– …
– Угадал?
– Нет.
– А какой тогда?
– …
– Всё, не морочьте мне голову! Я знаю, что это вы его убееели!
– …
– Вы его убееели?
– Нет.
– Почему вы не сказали нам, что это вы дали попробовать судье яйцо?
– А как это относится к делу?
– Как, как? Не знаю! Откуда вы взяли яйцо?
– Моя сестра была беременна и не знала от кого. Ребёнка оставлять не хотела. Вот я и съездил навестить своих домой, а когда возвращался сюда прихватил с собой яйцо.
– Беее.
– …
– Вот бумага, здесь всё написано. Как вы зашли в туалет для отвода глаз, вернулись в кабееенет и ударили судью яйцом по голове. Подписывайте.
– …
– Ну, я жду.
– …
– Вы будете подписывать?
– Нет.
– Кхы, кхы, гондон, кхы, кхы.
– Что?
– Кхы, кхы… простуда.
– …
– …
– Я свободен?
– Да, да, можете идти.
ДОПРОС № 3
– Назовите свои имя и фамилию.
– Акелий Волчонков.
– Кем вы приходились убееетому?
– Я работал у него поваром.
– Что вы делали в момееент убееейства?
– Я… шёл на кухню.
– Что ты мне тут лапшу на уши вешаешь! Я знаю, что это ты убееел его, гондон!
– Что? Я его не убивал!
– А кромеее тебяяя некому! Что ты головой вертишь? Доброго полицейского не ищи, он далеко! Вот бумага, здесь всё написано, как ты, пока Филлини был в туалете, забееежал в кабееенет и ударил судью яйцом по голове, мстя этим за смееерть своего старшего брата и болезнь матери. Подписывай.
– Я не убивал его!
– Ты подумай о своей матери. Ведь тебяяя посадят, а о ней кто будет заботиться? А вот если ты подпишешь, то мы тебеее поможем, мы отправим её в пансионат, где за ней будут ухаживать. Понял?
– Я никого не убивал! Я, я ничего подписывать не буду!
– Ой, вы поглядите, разревелся как баба. Пошёл вон отсюда!
* * *
Да куда он подевался? На улицу вроде не выходил. Сегодня он что-то вообще… Ещё эта страусиха… И всё из-за какого-то волка!.. Может, в комнате вещдоков?
– Эй, Сынитар! Ты здесь?.. Так… А-а!!!
Волков сидел на полу и склеивал скорлупки от страусиного яйца, придавая ему первозданный вид. Он почти закончил.
– Ты что делаешь?!
– Смотри! – с сумасшедшей улыбкой сказал Сынитар, вертя в руках яйцо.
– Ты что, с ума сошёл?!
– А теперь смотри ещё! – проговорил он, принимаясь доставать что-то из-за спины.
– А-а!!!
Сынитар достал ещё одно яйцо. Склеенное.
– Что это?! Где ты это взял?! – спрашивал я, переходя на шёпот.
– Глухарёв был прав. Смотри! – сказал Сынитар, обнимая яйца с улыбкой до ушей.
– Где ты его взял?
– Из вещдока. Я подумал, если страусиха и вправду убила судью, значит, в кабинете должно было быть два яйца. Одно её, а второе для судьи. Он ведь их ел сырыми. И когда страусиха в него стреляла, судья в этот момент пил яйцо, держа его вот так над головой… И в тот момент, когда яйцо от страусихи прилетело ему в голову, второе упало сверху и тоже разбилось… Как мы сразу не заметили, сколько там скорлупок!
– Перестань их обнимать!
– Волчонков не убивал.
– Это всё равно ничего не доказывает. Ведь он мог принести с собой яйцо из холодильника и спрятать его за коридором, а потом, когда Филлини вышел в туалет, зайти с ним в кабинет. После этого подозрений на него даже больше будет.
– Но… – расстроившись, проговорил Сынитар, – другие тоже могли взять яйцо из холодильника когда угодно и припрятать.
– Да, и тогда опять ничего не измееенится. Ситуация будет такая же, как сейчас.
Сынитар заплакал. Я подошёл успокоить его.
– Ну ладно. Всё, успокойся. Может, ещё что-нибудь новое обнаружится. А я пока давай положу их обратно на мееесто. – Я взял яйца и, задержав их над пластиковым коробом, где они раньше находились, спросил у Сынитара: – Э-э, а мне их как вернуть? Так, как сейчас, или разбеееть?
– Как хочешь, – ответил Волков и, утирая слезы, вышел из комнаты.
VIII
И всё это только из-за того, что он волк?.. А если бы я доказал, что он не убивал, что бы изменилось?.. Ничего. Почему меня всё это так задело?.. Может, потому что его брат был мне ровесником?.. А если он убил? Нет. Нет, я не верю. А кто тогда? Филлини? За что? Его никто не удерживал, мог уйти, когда захочет, денег дохуя. К тому же он слишком спокоен… А может слишком?.. Умка? Из-за наследства? Из-за того, что не любила его? Не знаю… Страусиха? Страусиха, страусиха. Стра-у-си-ха… Выстрелила яйцом. Никогда о таком не слышал. Может, попросить Козлодоеву, чтобы она разрешила провести следственный эксперимент? Ага, разбежалась!.. Неужели Глухарёв врёт?.. Так, что он там говорил? Я бы на вашем месте задался вопросом: откуда вообще взялась эта страусиха возле дома судьи? Страусиха возле дома судьи… возле дома судьи… дома… Так, а где я?
Ноги привели меня к воротам судейского особняка, на них висела табличка «Продаётся». А что если туда забраться? А для чего? А хрен его знает. Время было первый час ночи. Я оглянулся по сторонам. Ну, если днём здесь никого не бывает, то сейчас, наверное, тем более. Я прошёл вдоль стены, окружавшей судейские владения, она была кирпичной и два метра высотой. Остановился за углом, выглянул. Снова осмотрелся вокруг: в окнах дома, где жил Глухарёв, свет не горел. Я взобрался на стену, а затем спрыгнул с неё, оказавшись уже на судейской территории. Я направился к фасаду дома, к его двери. Заперто. Посмотрел через окна. Не видно ничего. А мож разбить? Принялся бродить по двору, обходя фасад дома. Здесь была большая асфальтированная площадка с разметкой для стоянки машин. Самих машин здесь не было. Стал в центре. Глядя по сторонам, обратил внимание на появившуюся из ниоткуда красную точку. Она двигалась. Это был луч от лазерной указки. Повернул голову, чтобы увидеть его источник. Метка исчезла. Светили из дома Глухарёва. Половина его дома была скрыта от меня за особняком судьи, но окно свидетеля было на виду. Что ты задумал? Я отвернул голову и уставился на асфальт. Метка снова появилась. Она указывала на канализационный люк. Снова посмотрел на дом. То же самое. Ладно. Подошёл к люку. Метка больше не появлялась. Огляделся вокруг. И что там? Зачем ты меня сюда направил? Если это вообще ты. Люк весил килограммов десять, а размером был полтора метра в диаметре. Оттащил люк в сторону. Фонаря у меня не было, но со мной была Она! Она посветила мне, и к моему удивлению я не обнаружил внизу никаких сточных вод. Это была довольно-таки большая, 4 × 4, круглая бетонная площадка. Из её пола выходила труба и снова пряталась вниз, образуя ворота. В середине трубы, в том месте, где она висела горизонтально, находился большой круглый вентиль. Стенами площадки служили восемь бетонных плит, одна из которых отсутствовала, создавая этим проём. Я поднял голову и взглянул на окно Глухарёва, после чего решительно спустился вниз по ведущей туда железной лестнице.
В конце проёма виднелся свет. Я ступил за проём и оказался в широком коридоре. Оглянувшись назад, увидел, что «отсутствующая» плита была задвинута к стене. На потолке и полу находились рельсы, по которым дверь-плита съезжала в сторону. Были также и короткие рельсы, которые направляли дверь-плиту вглубь проёма. На стене у двери имелись два поднятых рычага. Я подошёл и опустил один – ничего, затем второй – плита стала двигаться в сторону, закрывая собой проём. Она полностью его скрыла, но по краям всё же имелись щели, из которых проникал Её свет. Я поднял первый рычаг, а потом опустил, – дверь начала двигаться внутрь. В конечном счёте образовалась сплошная стена. После я ещё раз открыл и закрыл дверь. Почему дверь была открыта? А открывается ли она снаружи? На всякий случай я оставил её открытой.
Направляясь к концу коридора, я услышал доносившуюся оттуда музыку. В стенах коридора находились друг напротив друга две двери. Осторожно открыл одну. Темнота и тишина. Пошарил рукой по стене. Переключатель. Прикрыл за собой дверь, включил свет. Здесь находилось много картонных коробок. Большинство валялись повсюду пустыми. Распечатал одну. Там была разного вида еда. Открыл вторую. То же самое. Вышел. Вторая дверь. Темно и тихо. Прикрыл – включил. Страусиные яйца! Я почти закричал от страха. Здесь по трём стенам стояли стеллажи со страусиными яйцами. Их там было около ста. Так вот откуда он их брал! Я вышел и, прижавшись спиной к двери, с ужасом посмотрел на поворот коридора. Что там?! Я потихоньку подкрадывался за угол. С каждым шагом музыка звучала всё громче. Я остановился за углом и прислушался. Играла песня Sex Bomb. Что там за хуйня?! Гоп-стоп, я вышел из-за угла. Передо мной открылся небольшой коридор метр в длину. А за ним!..
Раскрыв рот, я медленно двигался вперёд. Это было огромное помещение, по стенам которого располагалось двадцать небольших тюремных клеток с сидящими в них голыми страусихами. Возле них под музыку расхаживал большой голый страус. Он ходил, разглядывал заключённых и, держась одной рукой за свой стояк и стуча им по второй руке как дубинкой, с задумчивым видом говорил:
– Кого мы сегодня будем ебать? А? Может, тебя? – спрашивал он, подойдя к клетке. – Или тебя? – обращался он к другой пленнице, направляя на неё свою дубинку.
С отвисшей челюстью я приближался к нему. Страусихи молча наблюдали за мной. Когда все из них повернули на меня головы, страус, заметив это, сделал то же самое.
– Ты кто? – удивлённо спросил он меня. – Тебя главный прислал?
Я остановился и уставился на него. Тут я заметил, что у него на шее был электрический браслет. Страус медленно направлялся ко мне. Он всё ещё был вооружён.
– Тебя лысый прислал? – снова обратился он в мою сторону.
Лысый? Медведев?! Он же мёртв… Или он не знает?
Я нерешительно кивнул головой.
– Он ведь не злится на меня, да? – со слегка жалостливым видом начал говорить страус. – Я сам не знаю, как это произошло. Она была сверху. Это была лучшая ебля в моей жизни! Мне было так хорошо… – при этих словах страусиная дубинка начала стремительно увеличиваться в размерах, заслоняя весь мир вокруг, – что когда кончил, я отрубился. Но это было всего секунду! А когда я очнулся, то увидел, как она слезла с кровати и побежала. Я прямо сразу побежал за ней! Клянусь, если бы не он, – страус указал на свой ошейник, – то я бы её поймал. Она прижалась там к двери и начала дёргать эти рычаги, ну а я уже, сам понимаешь, до неё там уже добраться не мог. И всё… Я ничего не мог поделать, правда… Он, правда, на меня не злится?
Услышав это, я оглядел все клетки. Одна была пустая. Глухарёв знал!
Я обрёл уверенность после этого и взялся за более пристальный осмотр страусих. Они равнодушно смотрели на меня. Как проститутки. Некоторые были беременны. На полу у каждой лежали миска с остатками еды, кружка и ведро.
– Он её нашёл? – не унимался страус, я повёл головой в стороны. – Эх, жаль, хорошая была. Ну и ладно. Скажи ему, чтобы прислал заместо неё толстую, большую такую, – произнёс он, выставив в стороны руки, в одной из них он продолжал держать стояк, – как слон. А то эти кожа да кости. Хочется разнообразия… Главный ведь любит кушать? – спросил страус и, засмеявшись, начал дрочить.
В дальней стене помещения располагалась открытая дверь, ведущая в спальню. Там имелись большая кровать, стол, телевизор, унитаз и работающий магнитофон, он всё время крутил Sex Bomb.
– Обожаю эту песню. Да, как говорит главный: «Ты здесь можешь позволить себе всё… кроме презервативов». Ведь главный любит кушать?
Опять.
Выйдя из спальни, я заметил с краю по направлению стены неосвещённый небольшой коридор.
– Скажи ему, что еда у нас кончается. И почему он уже пятый день к нам не заходит? Куда он пропал?.. Ты разговаривать умеешь? – спросил страус, когда я зашагал в сторону коридора.
В конце коридора стояла лестница, ведущая наверх, к люку. Перед лестницей я заметил на стенах какие-то датчики, за которыми остановился страус. Дальше он не шёл. Такие, наверное, должны быть и перед той плитой. Я поднялся и попробовал открыть люк, а если точнее, квадратную деревянную дверцу. Заперто. Начал колотить по ней. Ничего не вышло. Эх, если бы он забрался сюда со своей дубинкой… он у него когда-нибудь висит?.. Да когда ему висеть, если он постоянно дрочит! Вот и сейчас, прислонившись спиной к стене и наблюдая за мной, страус равнодушно водил рукой по головке туда-сюда, туда-сюда.
– Что там? – спросил я, показывая на люк.
– А ты что не знаешь?.. Тебя вообще главный прислал или кто? – встревожился страус. Он оттолкнулся лопатками от стены и, приостановив своё занятие, подозрительно уставился на меня. – Тебя прислал лысый или нет?.. Ты хоть знаешь, что он с тобой сделает?
– Его убили.
– Кого? – выговорил страус от полной неожиданности.
– Судью.
– Кого? – ещё более недоумённо спросил страус.
– Медведева.
Страус на несколько секунд задумался.
– Лысого что ли?
– Да.
– Кто?
– Та, что сбежала.
(После всего случившегося этой ночью я в тот момент действительно поверил в это.)
При этих словах ошеломлённый страус прислонился спиной к стене и сполз на ней на пол. Когда он опускал голову, чтобы обхватить её руками, то подбородком задел хуй.
– Как? Быть не может… Ты кто? Ты пришёл меня убить?
– Я полицейский и расследую его убийство. Что там? – снова спросил я его, показывая на люк.
– Там?.. Оттуда лысый по ночам приходил за яйцами.
– Он ведёт в дом?
– Наверное.
– А кроме него сюда никто никогда не заходил?
– Нет.
– Точно? Филин или медведица не заходили?
– Нет.
– А волк?
– Говорю же, нет. Только вначале, когда мы здесь обустраивались, приводили сюда страусих другие – но те были из кошачьих.
– А когда вы здесь появились?
– Уже не помню. Года два назад, наверное.
– А как сюда попали?
– Я тогда жил в ***. В какой-то день ко мне подошли здоровенный кот Бегемот и корова, та молчала всё время…
– А те что говорили?
– Кто те?
– Кот и бегемот.
– Это кота так Бегемотом зовут… да, странное имя… ну, подошёл он тогда ко мне и сказал: «Не хочешь ли ты жить один в доме с несколькими страусихами? Я могу устроить». Ну, я расспросил у него поподробнее и согласился. У меня тогда в этом деле не очень-то всё складывалось: моя бывшая говорила, что я неромантичный. После этого меня и ещё десятерых наложниц привезли сюда. Тут я и увидел лысого. Он и объяснил нам, зачем мы здесь. Сначала яиц было немного, поэтому он прислал ещё наложниц. Где-то год назад на двадцати и остановились… Да ты сам погляди вокруг! О чём ещё можно мечтать? Ебля, телевизор, музыка, еда! Это рай!
Я огляделся. Да, действительно, рай, но не для них. Неудивительно, почему она его убила.
– Вас сюда приводили оттуда? – спросил я, показывая в сторону «канализационного люка». Страус кивнул. Несколько минут хорошенько поразмыслив над всем этим, я пришёл к выводу, что смысла здесь оставаться больше нет, я решил как можно скорее заехать в участок и рассказать обо всём, что видел. – Ладно, мне необходимо отлучиться ненадолго и обо всём этом доложить в участок, я скоро вернусь, – сказал я и направился к выходу.
– Стой! – вскрикнул страус, вскочив на ноги и положив одну руку мне на плечо, вторую он держал там. – А что с нами теперь будет?
– Что будет? Выслушают каждого, проверят показания и отпустят, если всё чисто.
– А меня? Меня не посадят? – спрашивал он, с надеждой и страхом всматриваясь вглубь меня.
– Тебя? Ну… ты ведь такой же пленник, как и они. Вон у тебя и браслет на шее висит. Так что думаю, тебя тоже отпустят. Если только они на тебя заявления об изнасиловании не напишут, – сказал я, кивнув головой на клетки. – Но чтобы тебя успокоить, скажу: я никогда в жизни не видел, чтобы твари одного вида подавали друг на друга такие заявления.
– Правда? – спросил страус, слёзы при этом выступили у него на глазах.
– Вот увидишь, – сказал я и ободряюще похлопал его по плечу.
Страус проводил меня до выхода. Когда я встал у лестницы и обернулся, то увидел, как он, остановившись перед датчиками, стоял, по-боевому держа подбородок, с вытянутыми по швам руками и опущенным оружием; свет в конце коридора очерчивал его голову.
На него снизошла благодать.
