bannerbannerbanner
полная версияЧерная Принцесса: История Розы. Часть 1

AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

Полная версия

Кстати! С отцом они были не только одного возраста, но и почти что одного роста. Папа лишь был на пять сантиметров ниже тех… других ста восьмидесяти пяти. И по тому же все спортивному крепкому телосложению они почти что и не отличались: начиная же довольно-таки, при их-то годах и веках, накачанным торсом, широкими плечи и грудной клеткой и заканчивая узким тазом и сильными ногами. Но и с некоторым же все же уточнением к «почти». Как и исключением. Если у Александра последние были еще и длинными, как и худыми. Как и руки же с длинными и тонкими, «художественными» пальцами. Будто и именно же под кисть. То у папы, как и у меня, с этим были небольшие траблы. Связанные, конечно же, с короткостью и небольшой полнотой. Что зрительно их, и тех, и других, и уменьшало, будто подбивая и уплотняя, утолщая и принижая, утягивая вниз и… к земле. Зато же они были вполне натренированными и упругими, подтянутыми. Как и руки с короткими и слегка полными, «советническими» пальцами. Под ту же самую «ручку». Что и в случае же опять же со мной… Что же по именно же «исключению», то это уже было даже как-то и почти что естественно, по крайне мере, у демонов и выбравших их в смеси, связанное же с «демоническими метками». Что-то же из рубрики: «Пока Никита вторил Александру – Александр вторил Никите». Сообщающиеся же сосуды. Все проходит и возвращается же на круги своя. Если мы все еще о них и воде. В остальном же – для каждого все индивидуально. Пусть и не было у него так уж и много «наскальной живописи» и нательных же рисунков в виде «тату». Но они были. Были и не так уж и мало! Не уступая же в качестве, он не уступал и в количестве… трех! И как и в случае же с Никитой не столько разрушающих, сколько созидающих. Иными словами, не столько защитных и защищающих же, сколько красивых и дополняющих. На память! Но и совмещая полезное же с приятным, как всегда. Мелочь, а приятно. Будь это даже пусть и сохранение же левого плеча хоть и наполовину же черным пером со слетающими с него частичками – черными и белыми контурными птицами. Взлетающими по самому плечу и летящими в сторону и по левой же ключице к левой же стороне шеи. Или правого плеча от середины и всего лишь в одну его треть черным тигром с открытой пастью и лютым оскалом. Или правой лопатки и в одну же вторую, как и одновременно того же самого крыла, контурным черным треугольником. Будто ведущим и главным… Основным. Как и сама же правая рука! Но это уже, как и многое же другое, я уже почерпнула из дневника непосредственно же самого Александра и некоторых его фото, картин и фото-картин. Дополняя уже на практике теорию из собственных же пусть где-то и мутных, туманных и нечетких, но вполне же себе объективизированных и нестертых воспоминаний.

Но мы были с Александром похожи и не только в этом, в видении дневника, а еще и в том, что и на самых же началах нашего же с ним знакомства и общения мы не ощущали отдачи друг от друга. Ну… Как бы объяснить… Не было такой уж навязки и дотошности, понимаешь. Не было и привязки. Да и дюжей взаимности, в общем-то… Не чувствовали доверия мы друг к другу, вот! И оно же было вполне же понятно… Во-первых, детское сердечко все еще надеялось на лучший исход и на появление все-таки в его жизни пусть и не навсегда, но и хоть чуть на подольше, чем месяц, отца! А во-вторых… проживи я бы столько и повидай столько же, сколько и он… да даже и половину этого… не доверяла бы первому встречному поперечному вообще. Никогда! И вообще бы… Не хотела бы видеть, встречать… И даже бы на порог не пустила, случись вдруг и такой же поворот и приход… Но он пустил! И допустил же ошибку как меня к себе, так и себя же ко мне. Дважды. И не только же – как в ту и другую сторону единоразовой же акцией. Да как, собственно, и «трех же сыночков»: Никиту, Влада и… Егора. Хоть и их же – раньше… И до меня… А уже к ним и после же них самих уже и саму «лапочку дочку»… Уже повзрослевшую и более-менее же все осознавшую… Почти что и осознанную… И если мне же он был как бы отцом. И не дабы позлить настоящего! В принципе. То им и для них… он им был! Был отцом. Без «как бы» и прочих. Пусть и не являясь же настоящим. Как и в случае же со мной. Но и опять же, с кем и чем сравнивать: «Его и моего отца? Или его со своими сыновьями и его же со мной?». Конечно, с ними и к ним он куда ближе. И куда настоящий, чем же со мной. Да и мой-то все же у меня был… Да и есть… А вот у них… Не сказала бы. Не у всех. Но у всех же – был он! И это же не к лучше, чем ничего. Просто: лучше! Но и не в сравнении же с ничего. И был им Александр не столько же по виду и возрасту, сколько по сути. Пусть и не биологическим, но вполне же себе усыновившим. Когда же меня – нет… Он ведь спас их! В буквальном смысле. И всех их! Кого – от обстоятельств и людей. Кого – от себя же самого. А кого – от всего же и сразу… И да! Я обещала… И я все же расскажу… Но и постепенно! Как о каждом, так и в принципе. Но уж раз начали целиком и полностью одним – им и закончим.

Кто успел, тот и съел, как говорил же сам Александр… и часто получал от Совета за это. Как за все хорошее и плохое разом. Да и на всем же готовеньком. Но зато теперь и с этим всем я точно знаю и понимаю истинность дружбы этих двоих. А именно – кто косячил, а кто пусть глаза и закатывал, закрывая, но спасал! Но стоит отдать ему все-таки должное… Александру… Что и с тем бартером, что без… В принципе… Он умел платить по счетам и служить закону. Не хотел только… Да! Но… Что поделать. Будто мы все здесь делаем все то, что хотим! Делаем лишь то, что хотят и надо. Хотя это и синонимы порой… В общем! Не хотел, но умел и делал… И ты верно услышал это никак не спрятанное и не заскриптованное мною же мое но… Но!.. Только тогда, когда закон служил и ему. Да и дел всякого кроя, такого и не такого, было на столах Совета с горкой же и больше. Они чисто физически порой не успевали прорабатывать все. Ведь перед ними был не мир, а все два… а там и три как поделить и рассмотреть… мира! Со своими параллелями и перипетиями… Слияниями! А Александр же, в свою очередь, подсабливал им… Не пользуясь и чрезмерно, конечно. Только в особых случаях… И да, ты верно понял. Тот случай! Это был именно он. Один из немногих, кстати, когда разрешили не только одному мужчине взять шефство над троими парнями… Без женщины: жены и матери… Это еще же как-то могло и опуститься… Все-таки равновесие и баланс… Моногамия и полигамия… Двое родителей и родители-одиночки… Но и парнями же одного вида! Пусть чистокровным был и один ребенок из тех… Рожать же было можно. Усыновлять и удочерять – нет. Один вид не должен был принижать другой и как-то ущемлять его. Даже таким образом! Но… Он привязался к ним, как он и сам же и говорил. Не смог оставить их без должного, своего, ухода и обучения… Поддержки. Вообще же без себя! Не мог отдать и кому-то… Да и после обращения… Не мог оставить таких и такими. Ведь кого-то в той или иной мере он даже и пересобрал. Сам же воспитывал их. Учил всему, что знал сам… Давал знания и опыт… Делился собой! И продолжает же делать это и сейчас. И уже давно же как и на правах что ни на есть отца. И немного моего даже… Пусть и не по документам и официально! С Никитой же, ты наверняка помнишь, вышло же все гораздо раньше. И не только потому, что обращение-инициация и принятие нового статуса и сана, проходила с полным и бескомпромиссным совершеннолетием… С двадцати одного года и по двадцать четвертый же год включительно… А ему и двадцати двух не было! И двадцать один же год был, но тоже ведь от силы… Так-то, если посмотреть… Наполовину!.. Но еще же и потому, что до достижения как восемнадцати, так и двадцати одного года он не успел, не сумел выбрать сторону сам. А ты помнишь, что после как раз и двадцати одного же мог вступить в дело непосредственно же сам Совет. И определить же все сам. Как и продолжение банкета. Чуть раздвигая или, наоборот, сдвигая сроки… С Никитой было как раз таки второе. Ни нашим ни вашим, помнишь же. Почти двадцать два? Двадцать два! Ровно между двадцать первым и двадцать четвертым годом… Когда он мог бы и сам уже определиться!.. И совсем же не потому, что человеческую часть в смеси никто всерьез не воспринимал. И, конечно, не потому, что он в ней был изначально… Он просто хотел, как и все же этого хотели и для него же самого, жить… Но мы с ним как ни странно и в этом же были похожи. Различаясь разве что лишь в одном – из-за позднего и окончательного спуска, войдя и в положение моего же отца… Что опять-таки еще предстоит выяснить, а именно причину того самого положения… Меня и раздвинули сдвинули еще на год… И как бы… Пока все уже, а именно мой поток и мои же сверстники, более-менее обернулись или готовились к этому… Добивая последние хвосты и заметая их то там, то тут… Как и та же наша же с ним общая подруга… Необращенная между прочим как и я!.. Я… Отбываю тут сначала светлую сторону вопроса. А потом уже и темную. И закончу, естественно, позже всех. В двадцать четыре примерно. Неполные и двадцать пять!.. Но по чуть-чуть, да? И о каждом же отдельно, как и постепенно. В свое время… О нем… Коль уж об Александре… И его же семье. Как и моей! Но и его по большей же части… Никита… Он же был первым под его крылом. Так как его организм… был весьма слабым и истощенным на момент. И… В принципе! Не как и только человеческий, а как сам по себе от рождения, передавшийся по линии матери… Хватал же буквально любую болячку и заразу. Что ни попадется и попадется… Иммунитет был никакой. Александр же всегда как придерживался, так и держался… Всегда и во всем… За все и всех… Одного лишь правила – обоюдного согласия. По нему же Никита должен был выздороветь и принять адекватное, здоровое решение. Но и главное что – сам! Без побочек и навязывания! Но все было уже настолько запущено и против них, как и закона, что мужчина сделал этот выбор в пользу себя и его! Сам, да, и без него. Не хотел просто терять его, вот и все. И в очередной же раз, когда уже и Совет знатно на него надавил за отбор лекарств… И обделение остальных в том, в чем Никита мог и не нуждаться, если бы… И нет, это не было подталкиванием и науськиванием… Это был факт… И среда обитания… Где, как и везде в принципе: «либо ты, либо… они». А сюсюкать-то они бы точно не стали… Либо сразу и убрали бы, либо сразу и обратили… Александр же окончательно забрал его к себе и… обратил его сам! Помог обратиться… За месяц-два даже, вроде. Не за год-два во всяком случае, как у всех. Но и не за неделю, как решили бы свыше… Жестоко? Может. Но и когда жизнь на часы, а там и секунды… Выбирать не приходится, знаешь ли. Лучше побыстрее ведь, правда? А вот избавить от мук или продлить их, выведя их на совершено новый уровень?.. Шучу. Нет. Но и где бы ты еще увидел этот пессимистичный настрой и взгляд на вечность, если не здесь, а? И я не о продлении болезни… Как и грязнота же смесей, болезни с каждым последующим обращением сходят, как

 

худоба! Как с гуся вода… Ну да, ну да… И с Софиюшки – вся худоба. Куда уж больше?.. «Мои первые нянечки»… И последние! Но интересный экспириенс был все же… Недолгий же, правда… Раз от разу и… неполноценный! Но был. И кому к горю… кому к счастью (читай – мне)… я выросла чуть быстрее внутренне, чем внешне. Чем и они же сами… И осталась на своем и папином же время от времени попечении. Грех жаловаться! Да как и спорить. Он ведь первый и единственный, на моих годах же и веку – так точно, кто и среди пап так много времени смог бы позволить себе же вначале уделять своей маленькой дочери. Кем бы он ни был. Все-таки это чуть больше материнская прерогатива. Что и по части же и сыновей… Мужчинам же не столько труднее, сколько не интереснее с ними. Банально – они не знают, что с ними делать. Там ведь больше того, чего нельзя, чем можно. Практически и все, что можно же самим взрослым… И можно было бы подумать, что это все и из-за отсутствия женщины рядом как в принципе, так и в общем… Но! Чем становилась я взрослее, чем меньше его было рядом. Наоборот, да? Будто уже там было проще и интереснее, чем здесь. С такой уже мной. И я не знаю… Ходили, конечно, слухи, что, как и в случае же с входом в наше с папой еще, правда, непонятно для меня какое, но положение можно было увеличить и количество посещений того мира, уменьшив посещение этого… Не секрет же, что члены Совета, в большинстве же своем молодые и только-только прибывшие, кто не успел обзавестись семьей внизу и до принятия сана члена Совета заводили ее наверху… И… Это ведь похоже было на правду… Как и на предприимчивого, всегда и во всем продуманного моего же папу… Что готовил чуть ли не все да и чуть не всех же к моему окончательному спуску… Как и мою же семью… С приемной матерью и братом… Но что-то в этом всем и не сходилось же! Хотя бы и то, что, толком не поженившись и не пожив вместе хоть как-то, папа со второй матерью развелись… Никогда же он не мог что-либо делать «через не хочу» и «не могу». Да и «из-под палки» и «линейки»… Не тот же момент, где надо и должен… Вроде того, где он так и не полюбил. Как и она. Но сделал же вид для меня, что смог сделать с… емью счастливой… Любимой! Да и в принципе же семью. И семьею. Зачем вот только? Непонятно. Точно и не для себя. Да и не для меня… И не для нее же – подавно! Но, может, он так думал… в попытках сохранить для меня сказку и мечту… желание и этот… мир фантазии и воображения? Чтобы только я и не теряла веры и надежды… ни в кого и ни во что… и никогда?! Но точно же не мог просто и не для кого! Не знаю, в общем. Спиши это на интуицию и шестое чувство, если хочешь, но… Не двадцать же два… окей… не двадцать же лет… из них до десяти же лет где-то и примерно высиживать не хуже и наседки… ни на шаг практически не отходя… а если и да, то уже в двойном, а то и тройном размере с все тех же нянечек за это спрашивать… а после… все реже и реже… а уже с восемнадцати до двадцати, двадцати и одного, совсем пропасть… и вот сейчас только вроде объявиться… и то через раз же снова пропадая… да и ко всему же все реже к себе зовя и… принимая же у себя… И я бы, наверное, поняла, что это ему возвращается с моих детских лет… из них, где все те же десять были ближайшего и близкого общения… а следующие же десять – уже дальнего и далекого… периодичного… Но! И в ближайшем, близком же было когда и через раз… И в дальнем! А тем более далеком… Не было ровно. Все было же волнами и неравномерно… Даже когда этого не требовалось. А тем более уж когда требовалось… Будто же и было что-то еще. Кто-то! Паранойя? Да. Но если учесть, что мое обращение он затянул и оттянул… Между тем пропадая же в общепринятом и официальном… Когда же обращались все мои же сверстники… Что сейчас – будто и на год меня старше и опережают же меня… Ирония… Терзают же смутные сомнения, не правда ли? Как и меня совсем недавно, продолжая теперь маячить где-то на задворках, картина Репина «Не ждали». Нет. Хотя… Да. И она тоже «Иван Грозный убивает своего сына». И опять же вот, думай… гадай… связано ли это… как с Владом… и Владом же?.. И с Владом ли… али нет?.. А если и связано, то как?.. Что воля, что неволя прям!

с белых яблонь дым! А если серьезно и окончательно возвращаясь… Все это ведь было вынужденной мерой. Чуть ли и не в добровольно-принудительном порядке… Насильном и насильственном даже в какой-то степени… Добровольно-неукоснительным же образом. Лишив возможности быть человеком… Пусть только и внешне. Но… Но что так же, что этак… Он бы не смог им быть! Демоническая сущность, как и ангельская, не только сильнее человеческой же… Но и последняя слабее их всех и серьезно же уступает им всем вместе же взятым… И какая-то же из них все равно бы рано или поздно победила бы. А уж в коллабе и… с болезнью… Но если в случае с ангелом-демоном побороться и пожить еще можно было бы… и это еще могло быть возможным… представлялось им… то вот когда человек… и его же могло убить: либо то (он сам), либо другое (сущность и сам организм непосредственно)… либо тот, либо те… приходилось выбирать непосредственно ему… как и то: а что и кто раньше? Вопрос же прям со звездочками! Ближними ли? Али дальними? Одними? Или разными? Какая из них светит? А какая и греет? Каждый же должен был решить все это сам и за себя. За Никиту же решили! И мой же отец, да, тоже… выбил ему проходку в жизнь… Обращение-инициация же тоже стоило свеч, между прочим! На одного-то вот попробуй и добейся! Выбей. Пройди всю бумажную волокиту по себе и чаду… А тут – трое!.. Но он дал ему и им эту возможность. С барского плеча прям! Не Никитиного! При условии же, что тот же все Александр не забудет про меня. Естественно, сразу же после своих! И чтобы когда поставил их на ноги – поставил и меня. Меняясь и разделяя время в соответствии же с нормой и требуемостью детьми, конечно… Сбалансированно и равно… Это не было ультиматумом! И причиной-причудой: «За свою дочь – хоть полцарства». И прочее… Тем более! Нет. Мой отец доверял Александру… Верил ему. Собственно же, как и сейчас. И пусть первое время и следил, как и подобает Совету, то после и отпустил с легким сердцем. А Александр отплатил ему за это чеканной монетой… После Никиты шел и был же уже и сам Влад. Второй и средний брат. Как и сын. Что, конечно же, и опять же лишь по человеческим параметрам и на этот же самый манер. Как и его годы – возраст, на который он, уже и как Никита же, только выглядит… Вышел бы из него ангел: «если бы?..». Как и из Никиты – человек! Черный юмор. Да. Но и… все-таки? Нет. Разве что и нечеловек, не тело же – душа, и… падший! Как и сейчас же, собственно. Что как бы и подразумевалось… подразумевает, не правда ли?.. Егор же, в свою очередь, и тем же двоим в противовес, вопреки же буквально был до всего же вот этого с обоими родителями-демонами. И… был, да. Как и он сам же, но и чистокровный… Стал же им сразу и… после же все тех двоих… Будто бы! Перерождение все же это не рождение… Где все решало поступление и… порядок Как третий же и старший брат. И тоже все – будто бы. И замерев же в двадцатисемилетнем возрасте… Обратившись, конечно же, раньше. Да как и все! До него и после… Но притормозив свои изменения отчего-то именно и на этой же цифре. Человеческой цифре! И… На глаз. С той же самой насечкой, если и не для обычного и стандартного, то для стабильного среднячка, средь тех же все и двоих, в пятьсот!

У Александра же были свои причины на отбор забор детей… Не у родителей! Как и весьма же весомый аргумент! Аргументище Помнишь, да? Он же их спас! Почему же не вернул по окончании? Они не вернулись сами. Как минимум же двое – Влад и Никита. Но если те и не знали – что к чему, равно как и не искали… Принципиально! Егор… ушел и с концами – сам. Без попыток найти. А и тем более отговорок от этого… Без мыслей. Каких-либо… И не то чтобы: «Живы ли те?». Живы! И все. И хватит. И в общем… Да… История! Располагайся на моих коленях поудобнее, дорогой друг… Начинаемю

Несколько веков тому назад… Да и веками же ранее! С цифрами у меня все еще плохо, тяжко и туго, и меняться же это не собирается. Во всяком случае же, пока что. Находясь же под грифом: «Сразу не запишу – забуду». И… Вот просто угадай… Да. Забыла! Но меня там и не было чтобы… так что… Да и дважды же мне дневник доверят вряд ли! Я же не наглая. И не попрошайка. Не принуждаю и не навязываюсь… Пользуйся тем, что есть и… не благодари! Ты же и вообще – дневник воспоминаний, а не ежедневник. Не ежелетник и… тем более не ежевекник! Ежевика, м-м-м! Не туда! Так вот… Давным-давно… Когда еще никто не обратился. Кроме того же все Александра! Начавшего уже как насчитывать себе сорок пять ягодка опять лет с припиской. А у ребят же в то же самое время все еще были лишь свои, кровные, только-только начавшиеся собственные же годы… И неначавшиеся же века. А мои-то – и подавно! Как и годы… Когда еще Никите только-только исполнилось три года. Владу – пять, а… Егору – семь. И… Хоть здесь вроде бы не промахнулась! Но… как бы… если нет, то… До десяти же точно! Меньше – да. Больше – нет. Но и куда меньше-то, да? Тем более Никите! Некуда. Годы – богатство! Века – большое богатство… Больше, чем те же годы. А богатство шепчет, как и счастье… Любя и полюбляя же тишину… Кхм. Неважно! Важно, что в те времена еще велась да и вовсю же, надо сказать, продажа как взрослых рабов, крестьян и крепостных, так и… детей. А полукровок так и тем более с ногами и руками брали. Помнишь же, что один чистый, да? А таких и втридорога сбывали. Товар же отменный для тех, кто их буквально уводит из-под носа… Ловя где-то на улицах и базарах… При свете и дня!.. А за углом и в темных переулках и подавно. Связывали же, сажали в телегу и… увозили. Вот так и их! Поймали, оглушили, связали… Повезли!.. Везли ночью. Через темный лес. Решив срезать. А после и решившись на небольшую остановку… Не столько подремать, сколько и отдохнуть, перекусить и посидеть у костра… Переждать… Задремали ненадолго… Потом и вовсе уснули… К несчастью же своему и счастью же Александра, не проснувшись уже больше и здесь… на этой же стороне… да и в этом же мире… никогда… Так вышло же, что эта самая шайка-лейка из трех довольно-таки взрослых мужчин-людей давно была на виду и на особом счету у Совета… По словам и делам как и грехам и порокам… Один – за незаконное выращивание и производство запрещенного. Второй – за его же сбыт и хранение. А третий – уже и за продажу всего этого, как и переправку… Куда входили и сами же существа и люди! И совершенно же разномастно и разношерстно по территории… Беря в расчет и куплю-продажу, обмен, как и под свое какое-никакое, а влияние все и вся. Будь то ближайшие или дальние деревни… Города! Их страна или другая… Да и другие же страны. Граница или заграница… Забугор!.. По дороге же в другую деревушку, куда, кстати, они как раз и направлялись в тот день, он их и настиг. Выследив же их еще в деревне. И вел всю дорогу: от нее и до леса. Затаился в нем. Скорее даже больше для атмосферы и напускного страха от преследования… Адреналина в крови… Нежели страха за себя и от них… Он ведь знал да и чувствовал, что они как бы и ни тавтологично тоже чувствовали чей-то взгляд на себе… Боялись и опасались… Пытаясь даже хоть и больше же подсознательно – убедить же себя в обратном, скрыться от чего-то, что есть, но будто и нет. Но не отходить от своего пути и цели… И пробыв же так и вот в этом же все нервозном и зажатом, сжатом состоянии какое-то еще время… без малейшего же расслабления и хоть на миг… быстро выдохлись. Притомились… Слегли окончательно… И тут-то на сцену вышел он. Слетев с дерева как ворон. А точнее, даже коршун… И, как и подобает блюстителю порядка и закона, власти, пусть и не члену Совета, разве что и приближенному к ним, зачитал им их права. Перед этим, конечно же, не поскупившись, разбудил… И, не побрезговав, отвесил пару-тройку ударов разной силы и тяжести… Десятков? Да… как бы и не сотен!.. Ну да, так он и рассказал об этом, да еще и в красках ребенку… Тем более девочке! И не подростку же еще… В общем. Оторвался на них за всех и вся… И передал, переправил их Совету же. Подкинул им их, проще говоря. И… Во всех смыслах! Сначала – до отца. А там… И до остальных… Ребятишек же, как ты уже наверняка понял, вытащил из импровизированной клетки и самой же телеги и привел в себя… И хотел же тут же отнести, отвести их в их же деревню, что была сравнительно неподалеку… Они буквально только-только из нее и выехали! Но они так были напуганы что похищением, что и спасением… Не зная же ни тех, ни его… Что поначалу и отказались же от всего. От всего и сразу! И хотели же остаться просто в лесу. Но и кто бы им позволил? Да и как же ни крути, чем глубже лес уходил, тем темнее и тише становился, пугая же их чуть больше нового знакомого. Что вроде как и все-таки спас же их! Хоть и непонятно пока зачем – они ведь еще и не знали, для каких именно целей. Но и отчего-то уже были уверены, что и точно не для того же, чтоб убить. Зачем тогда было бы это все? Не просто же так. Ведь мог же убить всех и сразу. Да и спортивный интерес с них никакой. Что в качестве и перебродившего уже достаточно адреналина в смертельную и замертво же укладывающую усталость, что и в количестве все тех же их лет… Согласились на него! Да и деревня же к тому моменту, как и по ходу же дела, отложилась сама собой и на определенный срок… Так как Никита, как заверил же сам свои же слова и воспоминания Александр, был на грани обморока… И чуть ли же не до комы было недалеко… И он отвел их к себе. Ведь рядом, ближе, чем и сама же деревня, был его временный дом. И выглядел же так же – будто и собранный же на скорую руку из говна и палок, конечно. Ну да, должны же мы были разрядить эту гнетущую атмосферу моего рассказа твоими же как никогда и нигде же буквально говеными шутками. Наслаждайся – твоя секунда славы пробила! Все? Сраный скорострел. Сравняли счет. Ха! Нет бревен, досок и еловых ветвей… Что и так же удачно был найден под задание. Удобно, да? Вроде лесной избушки и домика же лесника. И на одного же! С деревянной кроватью, стулом и столом – все же его обустройство. И опустевший же почти что и незадолго же до появления самого мужчины. Что и, как ранее же себя, устроил и эту троицу на ночлег подле же самого себя. И как в сказке! Обмыл, накормил, напоил… про себя немного рассказал в паре историй из жизни и… спать уложил, конечно! Сказка же. Сказка в сказке… А наутро и засобирался в дорогу – в город обратно… Собираясь же еще по дороге и их же самих их родителям вернуть… Но детей же на тот момент уже так заинтересовала его жизнь и принятие себя… Его уклад… Да и он сам!.. Что и напросились же с ним и к нему. А он… вновь им не смог отказать. Представь себе! Да. Есть же влюбленность с первого взгляда! Да и в детей… Когда меня же еще не было. А они же уже были… почти… Да и дурной пример заразителен! Начал троими – закончил четверыми. На любой вкус и цвет прям. Три сыночка и дочка! Счастья-то после еще привалило. И… Да! Я писала. Помню… Знаю… В курсе! Но ведь и «повторение…». Отошли от темы! Да и ведь Никиту из всех троих он хотел оставить сам и… сразу. А двух других… Ну, не бросать же! Спасать того – брать всех… Не обделяя и не выделяя. Все же и их решение, а не его. Да и он сам же уже почти что наставником и учителем, куратором для них стал. Спасителем и… Отцом, в конце-то концов! Взрослый же не по годам. Что внешне, что внутренне… Вот они и хотели… так же. Растормошил гнезда, да? Что ос, что и… птиц. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я. Нет? Когда же взрослые птицы слетали с гнезд за пропитанием и питьем, обещаясь вернуться, а их птенцов в это время брал в руки кто-то другой… они больше не возвращались домой. Ни птицы, ни птенцы. Да и не взял бы он – сами бы нашли. И, чего ради, пошли бы искать его сами и потерялись… Набрели бы на таких же продавцов жизни-смерти. А то и хуже… Не хотел он для них такого. Как и задерживаться же здесь дольше. Согласился. Но взял с них и слово – найтись с родителями… После! Но… Как ты уже, наверное, верно понял… Да и чего уж там – знаешь… Никто этого не сделал. Правильно же и… до конца. Кто, и попытавшись же всего лишь раз, сразу и навсегда отсек. А кто и не попытавшись даже. Но и у них же были свои исключительные и как считалось же ими самими верные причины на это – делать конкретно же так или не делать никак вовсе. Ох… Ну и хватит лирики, думаю. Вернемся же к…

 

Александр! Да. Порой, мне даже хочется назвать его солнцем… И хоть больше полуночным, правда! Но и не суть. Неважно. Ведь запах его демонической силы как энергии и сама же его способность были такими же… И если не похожими же один в один, то просто похожей на солнечный жар, сухой такой, спертый воздух душной ночи и… жареный попкорн и являющейся же светом полуночного солнца. Что, собственно, и говорило же, да, и само же за себя! Как и его четыре больших черных крыла с рваными концами перьев. И с позолотой же на них – концах первых рядов перьев. От середины и до них же – вторых, как и средних же, рядов. И полностью же уже «золотые» на последних рядах. С костяными же черными рожками наверху… И ты вполне же логично упрекнешь и даже предъявишь мне за это же самое солнце, сказав: где солнце, жар, а где и… попкорн! Но… Знаешь что! В моей голове и определенным же образом это все довольно успешно складывалось и систематизировалось… Как и синхронизировалось же! Не противясь и не противопоставляясь. Ведь от жара, духоты и возможного солнечного удара, не заставившего себя долго ждать после всего же и предшествующего, могло прийти и привидеться, почувствоваться же… всякое. А плюс еще и под парами мастерской… из всевозможных грифелей и мелков… красок и гуаши… глины и пластилина… плотно приевшихся и въевшихся… ставших же неотъемлемой частью этого самого творца и искусствоведа… да и им же самим… Тем более! Все же быть могло. Как и одновременно – не. В том числе и попкорн. Такой желтоватый и воздушный… Сладкий и поджаристыйСолнечный! Перекрыть же их не могло ничто и… никто. Да и никак! Ни духи, ни одеколоны… Ни те же самые все краски и гуаши. А и тем более пластилин с глиной… И вот вроде бы же: «Что естественно – то не безобразно». И могло же быть во всеуслышание… Но я как прикусывала, так и прикусываю… продолжаю прикусывать язык… вместе же с губами… Хоть он и так похож… И пусть же его собственные волосы и легкая щетина с бородкой не желтые как лучи… И какие-то все же… до одури светлые… русые да и почти что ведь белые… хоть и с желтинкой и… с какой-то солнечной желтизной… И не длинные… И сам же он не желтый как и то же самое солнце… Но… Солнечные же! Как и он же сам солнечный! Солнечный человечек

И пусть же все еще довольно-таки коротко стриженный, под «Теннис», но все так же, а даже и будто бы больше, чем будь то же самое и с длинными или средней длины волосами, вьющийся и кудрявый на концах. С удлинением же на макушке и довольно коротко выбритыми затылком и висками. Но и с плавным, почти что и равномерным переходом из одной длины в другую. Всегда укладывая и вытягивая же их ко лбу – вперед и чуть вверх. Ставя их как и нос же корабля – по ветру. Только и без дополнительных приблуд – бортов и… пробора. Прикрывая таким образом хоть и мельком свой достаточно высокий и широкий лоб. И лишь уже совсем слегка трогая узкие и светлые брови. Не касаясь уже и совсем таких же ресниц серых глаз с вкраплениями холодного темно-синего и теплого светло-голубого… Можно сказать, что и серо-сине-голубого цвета глаз. Но и это что по части же волос… и на голове. Что же касалось щетины и бородки – они скрывали уже весьма широкий подбородок и ямочку под прямым носом и над узкими же губами. Еще чуть-чуть – и утопленными бы в пусть и мелких, но грубых и твердых, острых волосках. Как и уже и так, и без них не особо выделяющиеся скулы. Смягчая таким образом и будто бы даже счищая суровые и рубленые черты квадратного, почти что и равного по длине и ширине же лица. Но и не беря же в расчет его две другие ямочки, что даже и под беспросветной бородой, на мой взгляд, были бы видны и заметны же невооруженным взглядом. А при извечной детской и какой-то заискивающей улыбке под хитрый блеск глаз… и тем более!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79 
Рейтинг@Mail.ru