полная версия

AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 1

– Вовремя же я вернулся… – фыркнул Влад и, сняв рюкзак с плеч, изъял из его первого отделения, шаркнув весьма громко перед этим его черной молнией, черный зонт в таком же тканевом чехле на липучке. – Мелкий дождь и я люблю, но и чуть больше же – когда он все же за окном, а ты же еще явно в скором времени домой не соберешься, как и не доберешься… А он ведь и вполне же может превратиться уже в ливень к тому моменту как… – и вернув тут же ручную кладь за спину и на плечи, передал предмет защиты от непогоды девушке. – Считай же, что это компенсация и лишь как бонус: возможность отдать, но и только чтобы встретиться снова. И лети по своим делам, светлячок-тень! Я ведь и так тебя уже чересчур задержал… А мне и своих заданий в качестве грехов и пороков на душе хватает… А уж и тем более «суицидников с суицидницами». Звучит же как… да? Будто «умники и умницы». Будто! Скорее же как антоним и… апофеоз. Всех и всего мне хватает, в общем! Чтобы еще и подсаживать к ним твоих… Был рад познакомиться… София!

– И я… – кивнула брюнетка, продолжая держать в руках нераскрытый зонт и смотреть на него, утопая как и в дожде в собственных же мыслях. И так и не проводив его, уже обошедшего ее и двинувшего же по своему маршруту, не то что и разворотом тела с головой, а и просто же взглядом.

И пусть же он последнее слово за собой не оставил, но зато оставил свое чувство – шок. С чем пришел – с тем и ушел, как говорится. Вот только и не забрал, как и в себе. И пусть и скрутил же тем самым еще бо́льшие кольца горки, не хуже и все той же самой змеи, побрасывая и опуская без какого-либо просчета, но и расчета, пусть и до срыва же дыхания и тошноты, но и как-то же все же по-доброму, что ли. Без зла, во всяком же случае. И не со зла. Просто как умел и умеет же это делать – доводить и выводить же на те же самые все чувства, как и эмоции с ощущениями. Специфически, но и оттого и не менее индивидуально. По-своему же. И как никогда живо.

Может, и впрямь он не такой плохой, каким хочет показаться? И, видимо же, еще и быть, периодически же выставляясь и подставляясь им под тех же все, кто и таковым же его считают и хотят видеть, выставить, вместо и того же чтобы выгородить. А он и не соответствуя же как конкретно же в этом разрезе, так и в принципе же ничьим ожиданиям, одновременно и соответствует им. Не выжидая же просто когда и кто-то из хорошего вдруг станет плохим. А наоборот, уже будучи и являясь: из плохого – хорошим. И может, это как раз таки и правильно? Как и неправильно же одновременно. Собственно, как и все то же ведь черное с белым и белое с черным. Без целости и определенности. Как и какой-либо однозначности. По крайней мере, для нее – это было так. И так же ведь – не-правильно. Сама же сначала серчала и фырчала на него, а потом и, подумав и подсмотрев, привыкла. Все же люди разные и к каждому нужен свой подход. А уж что говорить о существах. Тем более – смесях.

И улыбнувшись наконец слегка и мягко, как и выйдя же из транса собственных мыслей, полностью удостоверившись и удовлетворившись ими, как и собственным же после них выводом и итогом же на момент, уголками губ она все-таки раскрыла зонт, прибрав же его чехол сразу в правый передний карман куртки, придержав же и зажав зонт в то же самое время меж все того же самого плеча и головы, так как левый и левая же были уже заняты друг другом, и только же хотела его за него, как и за сам же зонт ответно поблагодарить, как и вдруг же для себя заметила, что он уже и исчез.

Тут же быстро развернувшись на пятках в противоположную от себя сторону, София лишь мельком поймала взглядом его еще удаляющийся пока серый силуэт. Единственный и светло-серый среди же всех темных и темно-серых. Пусть и на деле же как виде все было и совсем наоборот. И он же этого никогда не признает. Разве и только что про себя. И когда-нибудь. Но она же уже видела все так и внешне. Как и его же крепкую спину с рюкзаком и мельтешащие меж луж худые и длинные ноги. Выделив же таким образом и буквально его из всех же пусть и не полых фигур, но и достаточно же безликих силуэтов.

Еще бы немного и пройдя же чуть дальше, как и она бы сама простояв же с собой и чуть дольше, и он бы совсем уже затерялся в их толпе. Как и вовсе же удалился. Но девушка все-таки успела позвать его – громко и по имени. Хоть уже и не надеясь особо на положительный результат, ведь он мог и наушники всунуть же в уши или как и вначале да и как она же сама и вот только что буквально уйти глубоко в себя и свои мысли. Но парень ее услышал и, тут же остановившись, как в замедленной съемке повернулся к ней с широкой улыбкой на губах, не тонко таким образом намекая, и вообще же ни разу не намекая, а еще же даже и признавая за ней и нее же саму сам как факт то, что она же сама теперь с него не слезет, ведь не сможет же просто без него. София же на это, как и на этого же самого недоГринча, просто закатила глаза и промолчала – слишком уж много чести для него одного и за раз. Так еще же и от нее одной.

– Спасибо! – Поблагодарила она его, стоило только ему вернуться и подойти же к ней поближе.

– Было бы за что… – отмахнулся спокойно он и шагнул к ней под зонт. Но и все с игрой и видом же тяжести несусветной, а там и тяжбы же неблагодарной, мол: «Так и быть». Молча перенял его в соответствии со своим же все недюжинным ростом в свою же левую руку и из ее же правой, так же переняв и ее позу, правда уже и без правой как ее, так и своей же руки в кармане, с закатанным рукавом и выпущенной же наполовину наружу змеей. С ошейником на ее же шее и браслетом на его же запястье, из черных и черно-серых бусин с двумя черными же керамическими крыльями и одним же все черно-серым с гравировками сзади, с внутренней же его стороны. Ну и глазами, конечно, а как же и чем же еще показать и всем же своим видом невозможность стоять скрюченным в «три погибели», если еще и не словами и уже же не действиями, не повторяясь, дал знать об этом все той же самой Софии и все в своей же дурацкой манере «пантомимы». Тут же получая за нее и от девушки легкий удар в живот с «коронки» и ненадолго же «выпорхнувшей», как и «ужалившей», хоть и чуть же иначе первого маневра руки. И отправил же сразу на это в ответ ей «наигранно обиженную гранату». Но и тут же опять попал впросак, ведь она вернула ему ее почти тут же, будучи ли все еще на неосознанных рефлексах и инстинктах и повторяя же, как и обращая же все его в него и против или же следуя все той же присказке о фашисте, правда и без получения и расписки, но и все же, да и важно ли, зато и вместе же еще с «похоронкой», но только уже и в грудь.

– Ты ведь тоже кого-то во мне узнал, да? – Разорвала вдруг временное молчание, в момент которого же и шла их мелкая перепалка как жестами, так и взглядами София. А после еще и кое-что дополнила, увидев заинтересованный и вопросительный взгляд Влада. – Твой… скепсис. И какое-то отторжение… даже и пренебрежение… когда я только заговорила с тобой. Ты же ведь об этом говорил, когда… говорил, что: «они знают, но молчат». Что знает и… молчит… он. Егор. О той самой правде и… той…

– Ты весьма наблюдательная, София… – склонил, а и даже как будто слегка приклонил хоть и все еще снисходительно голову Влад и к зонту, но и лишь только опираясь таким образом на его металлическую палку, не решаясь же более говорить, как и показывать, чего-то же и большего, чем требовала бы ситуация, перебивая, – …как и вдумчивая. Умеешь смотреть и слушать и, что сейчас как раз таки, и куда более же, немаловажно, видеть и слышать. Полагаю, и тут не обошлось без особого влияния Ксандера… Но это похвально! Да. Ты права. Но как узнал, так и разузнал… Развидел. Понял же просто, к чему все ведется… да как и велось же… до сих пор. Как и почему же все так… прости… помешаны на тебе. Из-за чего и… – перебив и прервав же уже себя, он и как никогда же грузно выпустил воздух из себя, будто и растянутый же донельзя перекачанный шар, и горько усмехнулся. Будто бы и проецируя, принимая же дальнейшее на себя и к себе, как подумалось же вдруг самой девушке. Но как подумалось, так и осталось. Ведь он продолжил говорить, а она не могла его одного с этим оставить, уйдя же вдруг и в себя для дальнейшего же обдумывания того, да и еще и так, – …кого. Несправедливо? Да. Но и я же такой же по отношению к тебе – не могу же пока сказать этого. Как и всего… Да и вместе же и с той самой правдой. Не моя же! Целиком и… полностью. Могу лишь навести на мысль… Как и, возможно же, пытались… и если же пытались… поступить не-правильно все те и… до меня. Вроде и того же самого Ника. Ксана и… Егора. И подтолкнуть… Как в конкретной же теме, так и… во всем. Но и не более. Только лишь… менее. Но оно вот тебе надо здесь? В общем! Либо же ты сама и до чего-то еще раньше догадаешься… как и, может, до всего… либо же уже после и высшие же все непосредственно тебе расскажут. Когда придет время и придут же… все. А третьего же не… никто! Могу привести пример… Что-то и вроде: «только похожа, Софи». И тоже ведь – не более… Но еще и конкретно же здесь: «…и не менее». Если тебя это, конечно, успокоит… Если это вообще может и сможет кого-то успокоить! – Чуть истеричный смешок сорвался с его губ, позволяя лишь слегка разрядить обстановку, как и поднять же ему самому свое же настроение. И лишь после же него продолжил – только уже и куда более серьезным тоном. Так и не получив же взаимного разделения своего же недосмеха. И славно. Как и говорил же он сам ранее, только и чуть иначе, было бы и что разделять – что-то и более-менее же хорошее. – Меня вот, как ты сама уже увидела и поняла, нет. Хотя и я же еще куда ни шло, в сравнении с… Мы ведь так мало об этом говорили, что и кажется же что и вообще… Да и до сих пор. Как и о чем и ком бы то ни было… Мало же говорим друг с другом в принципе. А еще же ведь – семья! Да… И не знаю, конечно, может быть, еще они и… без меня? Но хотя… без меня и… да еще же и с Ником? Вряд ли! Как и то, что я же об этом ничего не узнаю без них же самих и если же только они же сами мне об этом не расскажут.

– В сравнении с… кем? – Зацепилась за оборванную фразу брюнетка, не сразу и осознав, что попала в свою же ловушку с нарочным же пусть уже и не так, как раньше, но и все же еще «проглатыванием» одного лишь и весьма определенного имени. А когда поняла – было уже поздно. На нее уже смотрели смеющиеся янтарные искорки, то и дело подпрыгивающие на волнах, образованных «танцующими» над ними темными бровями.

– А ты угадай! – Хмыкнул весело парень и тут же вновь стал серьезным, заставив девушку в очередной же раз напрячься в ожидании такой же очередной атаки-петли для ее же уже достаточно растрескавшегося мира и расшатанной же психики. К которым уже приложили руки, а то и ноги и не по одному же разу уже почти что все и только же лишь он продолжал все катать и катать ее то ли еще и оттягивая время, то ли уже и забив на него, как и забыв же придумать что-то кроме и после, решив довести же ее тем самым до белого каления и нервного же срыва постепенно, да и так, чтобы она же сама себя до конца и докрутила, не хуже чем и «песенно-напевательной» же болезнью и «Какао» на повторе. – Но и что стоит же еще сказать… Если меня все-таки и чуть быстрее отпустило… более-менее… то вот его… еще отпускает… помаленьку. Да и я же еще сам его не видел, на самом-то деле… И на практике. Но и могу же уже вполне предположить, да и на основе все той же теории, как ему уже весело. И как еще же будет… И не только же из-за меня! Но и как тебе же в то же самое время и самой – нет. Одно же почти что дело… Точнее – и тело. Но эмоции-то, чувства и ощущения – разные… Но вопрос же тут как раз в другом: «захочешь ли ты перевернуть игру и дать прочувствовать себе же – его, чтобы и он же смог таким образом прочувствовал твое?».

– Нет! – Тут же и не раздумывая отказалась София. И даже головой еще покачала – для практического же подтверждения и правдивости теории.

– Ну вот видишь… По-хо-жа! И я бы, конечно, хотел, как и сказал бы и сделал же для этого все, чтобы он не думал иначе… Но ведь думать за него не могу. Как и ответить же за его же собственные слова и действия по отношению к тебе… Да и к кому бы то ни было. Он ведь должен сам! Должен… подумать, сказать, сделать и ответить… все и… сам! Ведь это же все же его демоны… Как бы иронично это ни звучало… Исключительно его! Ему и… – тут Влад вновь «прикусил» язык, как и нижнюю же свою губу, стараясь теперь уже сам верно подобрать слова. Дабы уж и под конец не вывалить все и сразу на и так ведь достаточно хрупкий и прямо-таки пожухлый организм перед ним, в сравнении же все еще и с ним самим. Хоть и что ему, собственно, и на деле же, стоило – пожертвовать, но и при этом все же рассказать? Своей жизнью. Да ничего. В сравнении же, опять-таки. Да и с остальными. И с ней. Но вот и только бы еще не в обратку же было и ее. После же и всех остальных. Не выдержит же. Но и кто он такой, чтобы еще и условия под это же все и именно же в таком виде как неисполнение ставить? Самоубийца, после приведения же в действие и силу «из-под земли достанем и снова убьем», и только же еще от своей же и все еще живой семьи, не иначе, – …тапки. Только и черные. Не знаю: «к горю ли, к счастью?». Главное же ведь тут – чтобы и не тебе же все те же белые, и в том же все случае, достались… И ведь не хотел же его оправдывать… как и защищать… но… Ему же все же было не чуточку хуже, чем, как и мне же и без «не», например. С «братской любовью» приходит и боль, знаешь ли. Да и тут же, как и с «простой любовью»: ничего нового. Как и путного… И я же, как и с ним, всем этим не хочу и не пытаюсь же теперь уже тебя и разжалобить… Просто… Просто говорю, да, чтоб ты знала… и не предупреждаю же, нет… хоть и пока… еще же надеясь, что он не сделает… ко всему же уже сделанному собой и имеющемуся тобой… что-то и новое… не хорошо же все еще и забытое старое… с целью все же восстановить несправедливость и сбалансировать, как и уравновесить принесенный и нанесенный же ему… еще когда-то же тогда и той… урон… за счет же уже тебя и… тобой. Чтобы тебе же лишь было так же, как ему. А ему же так, в свою очередь, не было! Вернуть, так сказать, должок… Ты же ведь этого никак не заслуживаешь. Заслуживает как раз таки другая и… та. Но ее ведь, как назло, и нет же под его рукой и сейчас… Так что… Да и он ведь не такой, на самом-то деле! Да и так, чтобы… Его бы только, знаешь, поставить, направить и… не помочь и исправить, спасти… а волшебного пенделя дать с магической же затрещиной, чтобы он уже в себя наконец сам пришел и сам же себе и помог, и все же исправил…

– А?..

– Что-то я излишне открылся под конец, да? Всему же свое время, красавица! Да и не все же и сразу. Хорошего понемногу… Как и плохого же… Собственно! Пора бы мне уже и честь знать. Как и тебе же все еще, кстати… – подмигнул ей вновь хитро он, перебивая, перебившую же его самого до этого, почемучку, но и без укора, а и даже скорее с благодарностью, что тормознула же его вовремя и буквально же при входе в первый и последний вираж, как и раж с куражом, и не дала же саморучно поставить же себя самого перед чертой, как и подвести же под суд, и вышел из-под зонта, передавая черную пластиковую изогнутую ручку Софии, но и пока не отпуская же до конца ее правую холодную руку из своей же теплой левой, передавая же немного не только его тем самым, но и чуточку и хоть так же спокойствия. – Будем разбирать же все проблемы по мере их поступления… Клубок же разматывается с конца и нити, что на виду, а не вынимается сама и ими же из его собственной середины и сердцевины. Ведь только лишь она правильная и может вывести как из него, так и повести же по такой же дороге. Как в сказке! А не вывернуть все и вся же наизнанку, еще больше же тем самым запутав да и вовсе же все порвав и разорвав. Вместе со всеми же внутренностями и тайнами… Со всеми же и секретами. Еще же и задолго до их обнаружения, а уж и тем более раскрытия… А огоньки и музыка любые же для правильной концовки подойдут – ведь главное в ней как раз таки не чтобы костюмчик сидел, а гирлянда мигала, наушники работали и было же кому живому под той и другими идти. А там уже и совершенно неважно – двойка под туфли или тапки под тройку. Как и белая она или черные.

И отпустив же ее руку одновременно и с тем, как и только же закончил говорить, он тут же и исчез в толпе, оставив слегка выпавшую же не только из ситуации, но и из самой же себя Софию додумывать и домысливать ранее им же самим сказанное, но уже и наедине. Хоть и, правда же, совсем недолго. Как и не до конца. Ведь как только в ее мозгу щелкнул последний знак и символ, не хуже и клавиш печатной машинки, ее тут же словно бы и подбросило от воспоминания – зачем именно она выходила и куда шла. И последовавшей же вдруг за ним фразы самого Влада: «…А уж и тем более «суицидников с суицидницами»…». Развернувшей ее опять, и заставив же вновь подпрыгнуть на месте, словно и подстреленную. И не чем-то же извне, а изнутри – все еще ей. Хотя и при первом же ее произношении, казалось, что прошла она, как и все, мимо и куда больше же по касательной, влетев же в одно ухо и вылетев в другое. Но на деле же, будто бы и не долетев из «пункта А» в «пункт Б», зацепившись за одну же из извилин до, только сейчас же и после с громогласным хлопком взорвалась в ее голове. Рассыпаясь затем же шипучими и хрипучими цветными фейерверками его же, кстати, смеха. Которого пусть и не было тогда и в оригинале. Как и сейчас же его и в копии тоже нет. Но и отчего-то же она все же его слышала. Словно бы и не услышав же тогда, но и распознав же этот его внутренний беззлобный и в то же время саркастичный и ироничный порыв-позыв, так и не извернувшийся, как и не вывернувшийся наружу, оставшись глубоко внутри, лишь сейчас же его в себе поняла и воспроизвела, оставив, как и то же самое чувство от него же, себе.

И вновь ускорив же шаг, как могла и почти что не хромая или скорее даже не замечая этого от притока сил и скорости из-за адреналина, София понеслась же вперед. Перепрыгивая с дороги и проезжей части на бордюр и бродвей и обратно. Мешая асфальтированную дорогу с темно-серыми же пешеходными каменистыми улочками. Стараясь еще и держать же при этом зонт прямо и против ветра, чтобы не сломать. Параллельно же и шепча себе под нос, словно в молитве:

– Нет-нет-нет… Он же просто это предположил, да? Да. А мой мозг в очередной же раз, подыграв и ему, выбрал же это из всего, как и самый же худший из лучшего вариант и для всех… Или все же нет? Не-е-ет… Только не это, пожалуйста! В любой другой раз, можно? Только же не сегодня… Завтра! Можно завтра? А сегодня же что-то попроще и полегче! Я же не отвечаю сейчас и после же всего за себя… Могу и следом ведь сойти! Ха… Хоть какое-то же разнообразие. И развлечение. И так уже же накромсана, как торт… И искромсана же еще больше в его же кусках… Дальше ж уже некуда – только откуда. И не говорите же мне только, что пора рассмотреть меня же поближе, как и узнать же все мои ингредиенты! И себя же саму – в них… Я ведь и не Шалтай-Болтай, чтобы… Не-е-ет… Не хочу… Я ведь пошутила… Правда… Пожалуйста!

Глава 4

****

Отсчитав нужное и давно уже выученное количество бело-зеленых этажей подъезда с серым бетонным полом, как и таких же лестничных пролетов и ступенек под своими ногами среднестатистического и ничем не примечательного бело-серого девятиэтажного дома с где-то белыми пластиковыми окнами, а где-то и все еще серыми и деревянными, и заблаговременно отказавшись от пользования лифтом, ведь так быстрее да и если что можно же было пренебречь правилами и взлететь пока никто не видит – в кабине же такого себе не позволишь, рыжий парень добрался-таки до нужного ему пятого этажа и бордовой железной двери с такой же черной ручкой и максимально крайним номером квартиры на этом этаже, выложенным из позолоченных цифр, «девяносто» и, не удосужившись воспользоваться ковриком для ног в цвет той же самой двери и перед ней, он сразу же позвонил в черный металлический звонок, встроенный в саму же дверь, после чего еще и постучал по ней обеими руками и затем бы добавил для точности еще и с ног, но и тут же был втащен внутрь женскими руками и прижат к ней, но уже и с другой стороны за горло, вися над полом хоть и все еще не доставая потолка.

– Война твоему дому, Роза! – Усмехнулся Влад, сжав ее руки своими, и тут же попытался их от себя же с натугой оторвать.

**

…Мать. И нет. Это не как с Александром. Просто констатация факта и… статус. Хотя да – иногда (читай – всегда) я называю ее по имени. Будто и косплея же Барта из «Симпсонов». Правда, только не желтея, а… лишь синея. Но! Да. И как есть… Не знаю, правда, как в них душат так, что и не душат вовсе? Но… Она, видимо, это знала. А если даже и нет… Импровизировала! И делала это, надо сказать, весьма профессионально. Лучше всех… Лучше из худших! Что руками, что и… не.

Даже ведь и не знаю: «в какой именно момент можно вдруг возобладать такой честью, чтобы она… и касалась же?». Или, наоборот, не обладать и чтобы не касалась. Или вообще и… все наоборот. Но, что знаю и точно, со мной ей явно было противно. И очень больно… Странное сочетание, скажешь? Гремучий микс, исправлю я. И это не к аналогичной же змее. Давай хоть здесь не о них, да? И… не о нем.

Она ж как ястреб! И это ведь не только отсылка к ее серым глазам. Что и вовсе же не серые. А зеленые. И даже какие-то… болотистые. Болотные! С вкраплениями холодного темно-зеленого и такого же темно-коричневого цветов. Зелено-коричневого цвета! И давай уже просто примем это, как и то, что я… не сужу. Ни по чем. И ни по ком. Никого и ничего… Ничто! И судима же не буду. Да-да… Да? Ни по перьям… Куда уж там и до высшего и чистого демона? И с четырьмя-то большими черными крыльями с костяными черными рожками наверху и рваными концами перьев с темно-коричневым, почти бордовым и венозным напылением на концах первых их рядов и до середины же вторых, а к последним и вовсе же с отливом полностью и по всей же их поверхности… Ни по шкуре… Черт! Пусть глаза у птиц и карие, и где-то же даже черные, и тут и с ней только разве что последние и обращение же… Но! Сама фишка-то была и не в самом ведь цвете… размере глаз и форме зрачков… скорее в мелкости же их черных зрачков. На фоне и как раз таки бледной кожи и иссиня-черных же длинных волос со стрижкой же «Аврора» – в виде свободных прямых каскадных прядей, распределенных ровно и симметрично прямым пробором. Начинающихся от макушки, с объемной и немного округлой шапочкой, и заканчивающихся чуть ниже лопаток. Скрывающих же густой челкой высокий лоб овального лица с явным же преобладанием длины над шириной… Где и сами челюсти-то были слегка уже лба. А ширина же его, в свою очередь, меньше, чем скул. Когда же высота, наоборот, была им равна… И покрывающих такие же широкие черные брови у прямого носа. Слегка лишь касаясь и длинных черных ресниц. И к радости же всеобщей… как и кузена Итта из «Семейки Аддамас», ведь он точно теперь останется, как и остался одним таким… не доходя же до округленного подбородка. А уж и тем более до полных губ под всегда ярко-красной или ярко-розовой помадой. Всегда. И как на фоне же всего остального… темного или совсем черного… стиль «вамп» – был ее стилем… что в макияже, что и… по жизни… как сочетание же ярких и темных тонов с четкостью же линий!

«Роковая женщина». «Женщина-вамп». «Стерва»… Мать! Не повторение… Хоть и мать, да, и учения! Кхм… И все, да. Этим же все было сказано. Как и то, что ей было сорок два года, а… и с тысячей… да… а будто бы и нет. И совершенно же не потому, что она только выглядела на этот возраст и внешне… а быть ей… и внутренне же, на самом деле… могло как и есть ого-го и иго-го… Нет. Ведь душа же уже не старела. Но и тут же ведь и с ней – да. Ведь хоть она и была достаточно молодая и телом… при одном же росте с моим отцом и с одной же шириной что плеч, что и округлых бедер, с четко выраженной худой и тонкой талией, большими же ягодицами и полной грудью, стройными и длинными ногами, как и руками с длинными же и тонкими пальцами под лишь чуть менее длинными треугольными и острыми ногтями, что и почти же так же все всегда были и под помаду же… но вот душой… где-то там… далеко и глубоко… в ее еще пока имевшейся грудной клетке… явно разлагался ее же портрет, поддерживая тем самым, выделяющимися постоянно химическими желчными, кислотными и ядовитыми испарениями, ее же оболочку. Со, что ни говори, но и стильным же началом, так сказать, компенсируя и перетягивая же на себя все внимание, с преобладанием же в гардеробе вечной классики ч/б: что в рубашках и платьях, юбках и брюках… что и в туфлях и сапогах… И никаких же ведь тебе макси и миди. Никакого и низкого хода. Тем более закрытости же последних и плотности тканей же первых.

А чтобы уж и до конца понять: «насколько все было хорошо для нее и плохо для меня…», если уж и не по всему тому и из того же, что мы с тобой имеем же сейчас выше… про мать учения же было… неспроста. Не просто и так! А все и по тому же Фрейду. Она ведь – училка! И да, прости же мне и в очередной же раз мой же вот такой французский… Бывший преподаватель и ныне же учитель, конечно! И да, именно в таком порядке – в порядке ее же повышения и поступления проблем у остальных: от старших к младшим. А казалось бы, да? Божий одуванчик! Мать учения… Та, кто должна вести и поведет же в страну знаний… В саму жизнь! Научит ей и как с ней быть… Как в ней быть… Как и буквы разные писать тонким перышком в тетрадь… Прости, господи! Но а… «каким именно перышком и из чего (читай – кого)» и «чем (во что макая и без чернил, а ведь какой век-то и год пошел…)»… думаю, не стоит объяснять. Как и разъяснять же жидкую удачу альтернативу и адаптацию к той же все самой чернильнице. Как говорится: «Одно дело – выскребать пером на коже. И совсем уже другое – делать выжимку из нее. И ей же, самой выжимкой, писать». А кто говорил? Я! Ну а что ты мне сделаешь? Я в реальном формате! И да, представь себе, бывший… Бывшая! Вот так не сюрприз! Не стерпели ведь насилия… ее и… физического. Ну и над другими же, конечно… а чего только «ученики и ученицы»… студентами! Она ведь все еще – садистка, а не мазохистка. Разграничивай и… властвуй. А как закончилось? Ну, будет же лучше спросить: «…чем?». Чем и накрылось. А все накрылось… белым мелом в лоб. Студенту. На са-а-амой последней парте… И второго же ряда! С пятью-шестью заполненными партами же до… Если же я, конечно, не ошибаюсь. И мне же еще пока не изменяет память с еще того, можно сказать, что и первого, нормального и полного, разговора-знакомства с их семьей и… с братом. Ее же сыном! А ты что подумал? Не… Не в меня. И не от этого я почти что память же потеряла. Вообще же ведь еще не теряла! Да и когда же она преподавала пусть и недолго, а потом и учила, я… То училась то там, то тут. То и повышалась же – так же. Пусть с последним и все еще в ее же университете… Но уже и без нее! Да и когда же еще только спускалась же сюда… временами… в том-то и там ее не было. И вот, да, тебе тот самый объект и пример из того же самого небольшого процента схожести миров. Хотя бы и в обучении, да? Экономика экономикой, а хоть и переучиваться, как и перепривыкать не пришлось. К людям и нелюдям – здесь. И нелюдям же – там, да… Но вот только и не к программе! Но знаешь, этот ее уход, как и ее же ушли: ни ее же, ни меня никак не умаляет. Ее ведь все еще так же хорошо помнят. И тут без сарказма. Разве с сожалением и скорбью. Помнишь же – и дома. У нее ведь нет разграничения и второго лица. Кое она могла бы еще надевать для карьеры и снимать для семьи. Чего не было – того не было. И по всему же, между прочим, она просто заменила одно другим, растянув лишь одно и на всех. На все! Но вернемся же все-таки к фейлу… Каков размах, а? Сразу же видно – воздух. Что-то схожее же и с Никитой. Но и только лишь: схожее. Ведь Роза бы шла сразу же после него: как у него бы все заканчивалось и стихало – начиналась бы она. Да и не прекращалась бы, если на то пошло! В отличие же все от того же его ветра, она была везде и всегда. По крайней мере, в этих мирах и на этих же планетах. Что же по формуле? Сила приложения на скорость полета… Нет, она же не физик-ядерщик. Но! Физик. В какой-то части высшей и обычной математики… Но и ближе же все-таки к культуре… Физической. Поддерживает же себя в форме. И совсем ведь не важно: как. Как и как именно… Математик! Но и установила ведь тишину – нечего сказать. Только лишь спросить: «И как еще голову пацану не пробила?». Увы и ах… Это и по сей день остается же загадкой. К счастью! Как для него, так и для всех – как ни посмотри. Ведь и он выжил, хоть и… был… человеком… И нам же как-то с этим и одновременно же без этого надо жить… И мы живем. Как и не и уж же, наверное… Как и то: «На кой черт ее так долго терпели?». Пока не грянуло окончательно, конечно! А ведь и до этого сколько же еще всего было… Сколько ударов указкой и линейкой по пальцам… Сколько выносов тел из помещения через стены… окна и двери… Напрямую же и не открывая последние… Своими силами или уж и даже способностью… Сколько… всего! И все же ведь без доносов. За исключением же как раз таки последнего. Первого и последнего!

Когда уже и самому ректору это надоело! Хоть в личное дело и не занес… Как и не передал, не донес во властные и законно-упорядоченные инстанции. Терки с совестью и своей моралью, как и с ними же, но и в разрезе его же жены и ее же гордости, для него оказались куда страшнее морального и психического состояния других. И нет, не гордость – гордость бы зацепила. Там была гордыня! Да и жить же просто-напросто хотелось… Уж не знаю: «кто там человек человеку и в действительности». Но знаю, что вот как раз таки демон и человеку… волчара же еще тот! Еще какой… Ирония: «на грешок и демон снизошел». Еле ведь избавился от нее… Прежде всего и без проблем для себя. А уже потом – и там вроде как тоже замолил. К другу-директору же ее в школу устроил. На полставки. Ну, знаешь, чтоб уж и не совсем ей на поруки детишек-то отдавать. И в ад уж окончательно не попасть, а только ножки лишь… в лаве… помочить. Да. Там – это не верх. Да и лучше же еще направо и налево смотреть. Ко всему. Да и ей надоело, судя по всему – раз и так быстро согласилась. И нет – что там, что… этам… тут не из-за денег. Было бы из-за чего… Забываешься! Не только же и словоохотливость (читай – рото), как и на-все-золотые-руки-мастерство, осталась с ней и при ней. Просто перейдя же уже к другому… И вот только не говори, что удивился такому моему словоблудию, ее переходу по рукам и красным нитям-параллелям в сторону… красных же фонарей! Ладно тебе… Или что, я, как и с той песней, «переняла на себя и заразилась»? Начала петь, отпустив тебя? Но а иначе никак не могу понять – откуда в моей голове ассоциация с той самой преподавательницей-учительницей из затертого же ролика с порнхаба и раздела же «милф». Шутки шутками, а там ведь и в ней – весь спектр услуг. От трассы через пилон и до… шеста. Ведь шеста же, как меня! И… как я. Ха! Сама слабо над собой же не пошучу – никто ведь больно и более не пошутит. Да? Сплетни не сплетни, а одним же внушением сыт не будешь. Ведь амбре-то до сих пор стоит и висит в стенах университета. А уже как и год прошел. Если и не два… Но и не зря же я сказала и ранее: «хорошо помнят». Во все ведь стороны и по всем фронтам… И до духоты. Да и если бы только на словах… Многие же еще и видели сами эту самую сытую не кошку и объевшуюся же не сметаной.