Анатолий Антонович Казьмин
Целую, Кощей
Ага, дедушка Михалыч прямо сразу сел и ручки сложил. Сейчас! Кушай, Олёнушка, кушай, не одним же нам тут под тиранией деда страдать!
Одно удовольствие было со стороны понаблюдать, как дед издевается со своим принудительным кормлением. Он впихнул в девушку пять блинов и, не дав ей опомниться, закинул в неё два бутерброда с колбасой. Утрамбовал хорошенько, попрыгал сверху утаптывая и запихнул чудом уцелевшую котлету. Вздохнул удовлетворенно, налил кружку чая и подсел поближе с блюдечками варенья наготове.
Стоны, вздохи, жалобы, плач… Ничего Олёне не помогло. В конце концов она откинулась на стену, благо лавка близко к стене стояла, тяжело вздохнула, посмотрела на нас осоловевшими и совершенно коровьими глазами и тяжко произнесла:
– Му-у-у…
Вру, конечно. «Ох» она сказала. Но прозвучало это очень похоже на древнерусский коровий язык. Я знаю, я тут разного уже наслушался.
Где-то через полчаса, когда Михалыч успокоился, а все немного пришли в себя после завтрака, Олёна наконец-то смогла нам рассказать последние новости.
– Участковый вчера весь постоялый двор заарестовал, – Олёна с опаской посмотрела на кашлянувшего Михалыча, но тот сидел спокойно. – Несколько человек на месте зарубили. А братья Варвары Никифоровны сразу же во всем сознались едва Никит… участковый их допрашивать начал.
– Слабаки в натуре, – хмыкнул Аристофан.
– Просто – босяки, – поправил его дед.
– А вот Настасью милиция упустила, – продолжила Олёна. – Она меня сегодня уже на базаре отыскала, убить грозилась за то, что я её подставила.
– Вот как? – озаботился я. – Наверное, стоит Аристофановым ребятам взять её на себя.
– Не надо, батюшка Секретарь, – улыбнулась ласково Олёна. – Что такое девка, пусть и разбойничья против бесовки?
– Думаешь, сама справишься?
Все дружно фыркнули.
– Ладно… Интересно, как там Горох суд с этими братцами проведёт?.. А так дел у нас пока спешных нет, но вы не расслабляйтесь. Доверительно вам сообщаю, что через пару-тройку дней готовится большая и сложная операция. А сейчас все свободны. И да, Аристофан, ты всё-таки сильно не наглей с лавочниками в Лукошкино. Мы тут не для этого.
– Без базара, босс.
Ребята ушли, а мы с Михалычем остались вдвоём.
– Деда, ты по Кощеевому делу ничего не придумал? Ну, как его в изможденное состояние привести?
– Думаю, внучек. А только, чтобы енто нам у его самого, злодея нашего, не спросить бы, а?
– Да неудобно как-то… Я вчера его про бессмертие спросил, так он меня сразу во враги чуть не записал мол, собираюсь тайну его выведать. Наверное, с целью свергнуть его, а самому трон занять.
– Рассчитывай на меня, внучек ежели надумаешь! – хихикнул дед. – А с бессмертием тут всё просто.
– Да ну?! Расскажи, деда, а?
– Да просто он ить – бессмертный. Не умирает, хош стреляйси. А как да почему? Оно тебе надобно, внучек, тайны колдовские знать?
– Да не, просто интересно… О, Маша вызывает! Подключайся к нам, деда!
– Мсье Теодор? – послышалось у меня прямо в голове. – Ау?
– Здесь я, Машуль и Михалыч тоже на связи. Как дела у тебя?
– Бонжур, мсье Теодор, – откликнулась вежливая Маша. – И вам бонжур, дедушка Михалыч.
– Здравствуй, внучка! – отозвался дед и подмигнул мне. – Ты там еще не всю кровь из посла выпила?
– Фи на вас, дедушка Михалыч. А вам, Теодор, я настоятельно советую сделать отвар прополиса, я вам потом дам полный рецепт.
– А мне зачем? – удивился я.
– Это – чудодейственное средство, мон ами. Моя троюродная бабушка по папиной линии, будучи возлюбленной знаменитого Парацельса, получила от него сей рецепт и вполне успешно пользовала этим отваром своего прадедушку. По крайней мере, тот перестал терроризировать семью, ругаться на инквизиторов по-китайски, гоняться за рыжими кошками, чтобы научить их правильно ловить мышей, а так же вычёсывать и есть свою перхоть.
– Маша, ты здорова? – осторожно спросил я. – А какая связь между мной и этим волшебным лекарством?
– Не волшебным, а чудодейственным, – строго поправила меня вампирша.
– Да пофиг.
– Фи. А связь, мсье Теодор самая прямая. Кому же, как не вам придется отпаивать этим отваром нашего дедушку Михалыча? Вы же видите, как ему с каждым днём, становится всё хуже и хуже. Старческий маразм, мон шер, это не шутки!
– Вот чего, внучек, она опять ко мне цепляитси?! – завопил дед.
– Ты первым начал, дед, – рассудил я, когда прекратил хихикать. – Есть новости, Машуль?
– Есть, мсье Теодор. Сейчас состоялся суд над ле криминель, в числе которых были и братья вашей Вари. В качестве наблюдателя от цивилизованной Европы там присутствовал и мой Кнутик. Он, при посильной помощи участкового, уговорил местного царя Гороха заменить этим братьям плаху на пожизненную каторгу.
– Ага, отлично!
– А всё-таки зря вы, мсье Теодор обещали Варе неприкосновенность для братьев. В следующий раз обязательно подумайте хорошенько, перед тем как давать очередное обещание. Иначе вам придется в двойном количестве тот отвар чудодейственный делать. Для дедушки Михалыча и для себя.
– Ой, ну Маш! Ну, понял я, понял. Сколько вы еще меня шпынять этим будете?
– Как вы, Теодор, быстро схватываете местные вульгаризмы… Ну что это за «шпынять»? Вы же глава крупного отдела…
– Маша!
– А еще и перебиваете постоянно…
– Маш, есть еще новости? А то нам на задание пора. Дед уже саблю отполировал, а теперь пищаль начищает.
– В кабак собрались, мон шер?
– Маша!
– Ну, хорошо, хорошо… Ваши моральные качества и постоянная деградация пусть на вашей же совести и остаются, мон шер Теодор. А я вам лучше новость про вашу Варю расскажу, если вы захотите её услышать. Я имею в виду – новость услышать, а не Варю, как вы могли подумать. Хотя возможность услышать и увидеть дорогую Варвару Никифоровну у вас тоже имеется.
– Р-р-р!!!
– Вы себе собачку завели, Теодор? Или это дедушка Михалыч… Всё-всё, не надо так кричать, рассказываю. Эта пародия на монарха – Горох, после суда велел Варваре Никифоровне предстать пред его очи. За Варварой Никифоровной было подтверждено её право на родовое поместье и сегодня боярыня Зубова отправляется в свои земли, чтобы мудро распоряжаться там хозяйством во славу своего государя.
– О отлично! Спасибо, Машуль!
– После всех ваших заявлений о высоких чувствах к мадмуазель Вари, я крайне удивлена вашей, Теодор, радостью предстоящей разлуки с ней. Хотя, это лишний раз подтверждает, что все мужчины…
– Маша!
– Ох, как же меня утомляет этот разговор… Ничего личного, шевалье, просто констатация.
Дед знаками показал мне, что когда Маша попадёт в его старческие, но еще крепкие руки, то он сначала удавит её, потом будет бить по голове чем-то (я не разобрал чем именно) тяжелым, потом будет бить головой об это что-то тяжелое, а после всего этого будет прыгать на ней… секунду, попрошу повторить, а то освещение тут плохое… да, действительно будет прыгать на Маше и топтать её сапогами.
Я так же жестами показал деду, что я следующий сразу за ним, а сам собрал волю в кулак и ровно спросил:
– Маша, а когда Варя уезжает из города?
– А вам это и правда, интересно, мсье Теодор? Всё-таки какие-то чувства остались?
– Машенька, – ласково спросил я. – А у тебя подпись большая? Много места занимает?
– А к чему такой странный вопрос, мсье Теодор? – насторожилась наша вампирша.
– Мне просто заранее знать надо, сколько места для твоей подписи оставить в приказе на твоё увольнение.
– Кнут Гамсунович благородно предоставил мадмуазель Варе свою карету и сегодня после обеда мы отвезем боярыню Зубову в её поместье, – отрапортовала Маша.
– А за полчаса до вашего выезда…
– Я сообщу вам, господин Захаров по булавочной связи.
– Умница, Маша. До связи. Целую, Фёдор.
И я отключил булавку.
– Прибью я её внучек, как есть прибью, – протянул задумчиво Михалыч, а потом вдруг гордо задрал нос к верху. – Моя школа!
* * *
После обеда, переодевшись в европейский костюм и тщательно расчесав волосы, я с нетерпением ожидал сигнала от Маши.
«После обеда», кстати, в данном случае не имелось в виду время после полудня. Я говорю про обед, который меня заставил съесть дед, почти сразу после небольшого перекуса «от нервов». Ну как бы то ни было, а я был готов к встрече. И ужасно волновался.
– Ну, хватит тебе метатьси из угла в угол, внучек, – не выдержал дед, сочувственно глядя на меня. – Пойдем-ка лучше погуляем, развеишьси маленько…
– А Маша вдруг свяжется?
– Так мы в нужную сторону гулять пойдём, – хмыкнул дед. – От Немецкой-то слободы до восточных ворот только одна дорога. Мимо не проедут.
Я всё время торопил Михалыча и наша прогулка сразу же превратилась в скоростной пробег «Колокольная площадь – Восточные ворота». А вот недалеко от ворот, где мы нашли вполне удобное место для ожидания на небольшом пяточке между избами, нам пришлось простоять довольно долго. Дед даже успел сбегать за пряниками и квасом. От нервов, понятное дело, а я успел их быстро уничтожить. Нервам не помогло, но на душе стало немного легче, хотя в животе – тяжелее. Но эта тяжесть не помешала мне довольно резво выскочить на дорогу, когда вдалеке послышался стук подков об утрамбованную землю и громкий скрип колёс. Ох уж мне этот гужевой транспорт.
Да, это была карета посла.
Поравнявшись со мной, карета остановилась и в окошке показался белый пышный парик посла. Ну и голова, на которую был напялен парик.
– Добрый день, господин Захаров! – вежливо улыбнулся мне посол.
– Добрый день, господин Шпицрутенберг! – так же вежливо ответил я.
Дверца с другой стороны хлопнула и, обойдя сзади карету, передо мной оказалась Варя. Сегодня на ней было простое, но очень симпатичное платье по стандартной древнерусской моде. Перед тем, как снова утонуть в её глазах, я заметил еще только носки красных сапожек, да длинную косу, покачивающуюся за спиной.
– Здравствуй, Варя.
– Здравствуй, Федя.
В окошко кареты, потеснив посла, высунулась любопытствующая физиономия Маши и я, едва сдержавшись, чтобы не показать ей кулак, пробурчал:
– Давай отойдем немного? А то любопытных развелось…
Мы отошли на несколько шагов и я, не придумав ничего умнее, спросил:
– Ты как, Варюш?
– У меня всё хорошо, – тут же ответила она. – Это ты помог моих братьев на чистую воду вывести?
– Ну-у… Не только я…
– Спасибо.
– Да не за что… А ты… Домой, да?
– Ага. Надо в порядок поместье привести, да всё к свадьбе подготовить. Ну, ничего, время до Красной горки еще больше полугода, успею.
– К к-к-какой свадьбе?!
– Ну как же, – Варя отвела взгляд. – Я теперь боярыня, слуга царю. Найдут мне мужа из какого-нибудь захудалого рода, нарожаем детишек на радость государю, и будет мой род и далее верно служить Отечеству.
– Да вот – фиг.
– Что?!
– И царю твоему – фиг, – меня вдруг будто заковало в лёд. Не осталось никаких чувств, только холодная злая логика и абсолютная уверенность, что Варя будет только моей. – И всем захудалым и не захудалым родам – фиг. А дети наши, когда вырастут, сами будут решать, кому служить. В этом их неволить не будем.
– Ты… ты… – Варя сжала кулачки и снова уставилась мне в глаза упрямым взглядом. – Ты что такое говоришь?!
– А что, думаешь, стоит заранее определить наших детей на чью-нибудь службу? Ну не знаю… Давай подумаем, посоветуемся…
– Ты… – она вдруг кинулась ко мне, прижалась всем телом, а потом так же резко отодвинулась, поднялась на цыпочки и коротко чмокнула меня прямо в губы. – Дурак!
И она так быстро развернулась, что я даже не успел заорать от счастья. Мелькнула взвившаяся в воздух коса и очаровательная фигурка моей Вари уже скрылась за каретой. Кучер щелкнул кнутом, карета заскрипела дальше, а я так и остался стоять возле дороги, улыбаясь во весь рот.
– Весь в меня, внучек, – гордо сказал дед. – Ить только так с ними и надо!
– А? Что?.. А деда… Пошли домой?
Вечером прибежала Маша, принесла нам маленький бочонок немецкого пива и гору сосисок.
– Искупила вину, – кивнул дед, орудуя над бочонком.
– Отмазалась, – согласился Аристофан, протирая краем рубахи глиняную кружку.
– Всякий имеет право на ошибку, – заметил Калымдай, высыпая сосиски из корзинки на широкое блюдо.
– А я пиво не пью, – загрустила Олёна и стащила сосиску.
– Наливайте, – подытожил я.
А еще Маша доложила, что Варю благополучно доставили домой, и она там сразу принялась хозяйничать.
Мы подняли кружки за любовь, потом за Кощея, за Канцелярию, за мир во всём мире, за то «шоб они все сдохли!» и на этом пиво закончилось. Аристофан вылез с предложением сбегать за самогоном, но его строго отчитали, заставили мыть кружки, а потом все дружно разбрелись по комнатам и завалились спать.
* * *
Разбудил меня слаженный дует лауреатов конкурса «Голосистый садист».
– Внучек, просыпайси! – шипел дед, держа у меня перед лицом зеркало с костлявой рожей Кощея в нём. – Сам царь-батюшка с тобой изволют пообчаться, а ты дрыхнешь как Горыныч после восьмой коровы.
– Не знаю никакого Горыныча, – пробурчал я, снова закрывая глаза.
– Куда?! Куда? – заволновался в зеркале царь-батюшка. – Федька! Не спать!
– Вот учишь их, учишь… – вздохнул дед, исподтишка пихая меня сухеньким кулачком в бок. – Мы вот, молодыми были, так сразу, еще не успели петухи пропеть…
– У-у-у! Дед! Больно же!
– По печени ему засади, Михалыч – весь сон как рукой снимет.
– Не надо по печени, – твёрдо заявил я. – Слушаю вас внимательно, Ваше Величество, доброе утро.
– Давай, Федь, просыпайся и дуйте с Михалычем ко мне. Будем думку нашу думать. Горыныч через пару-тройку часов у вас будет. Всё ли понял?
– Абсолютно, Ваше Величество.
Кощей отключился, а я недовольно протянул:
– И вот стоило меня будить? Передал бы через тебя, дед, а я бы еще часок точно поспать мог бы…
– Ну чего ты ворчишь, Федька? Не юный отрок, а прям какой-то…
– Какой-то кто, Михалыч?
– Вот я щас тебе… Марш умываться, паразит!
Доброе утро, страна ага. Но бодрит.
Про завтрак я вам и рассказывать не буду. Всё как всегда. Принудительное обжорство в особо тяжких размерах. Спасибо Калымдаю, который утащил у меня половинку запеченного поросенка да Аристофану, сумевшему незаметно для деда частично освободить мою тарелку от особо опасных для моего желудка расстегаев.
Но потом все равно пришлось с полчасика поваляться на кровати, покурить, дожидаясь пока поглощённая еда гармонично уляжется в пузе. Так что на встречу с Горынычем мы вышли как раз вовремя.
Я вынужденно переоделся в обычную местную одежду и, просочившись через калитку на улицу, сонно разглядывал небольшие облака, дожидаясь деда. Дождался и я вместе с дедом тычка в бок.
– У-у-у!!! Дед!!!
– Тихо, Федька, – зашипел тот. – Быстро рожу в забор и давай ходу за угол!
– А чего… – начал я, но получив толчок в спину, умолк и рванул за угол. Сейчас буду кое-кого убивать. Ну что это такое?! С самого утра бьёт меня и бьёт! Я вообще, начальник тут или где?! Ну, дед…
Но все мои мстительные мечты, так и остались на стадии планирования. Дед, загнав меня в ближайший переулок, присел, потянул меня за собой и кивнул в сторону площади:
– Участковый. С Олёной возле дерева милуются.
Да ну? Интересно. Я осторожно выглянул. Действительно картина маслом. Ромео и Джульетта Лукошкинского разлива. Олёна стояла приобняв старую березу в весьма соблазнительной позе, подчеркнув и выпятив всё, что полагается девушке. Участковый пялился на неё, роняя слюнки, а эта бесовка, к тому же, изредка проводила язычком по губкам да виляла бёдрами, будто собираясь поменять позу. Участковый при этих телодвижениях, кажется, начинал подвывать, как старый койот на Санта-Клауса, пролетающего в упряжке оленей мимо огромной голливудской луны.
– Во дают! – я оглянулся на Михалыча, сидящего рядом с улыбкой от уха до уха. – Или это Олёна участкового так классно охмуряет или…
– Или, внучек. Еще одна парочка у нас наметилась, – он встал. – Ладноть пошли…
Я вздохнул и поплелся за Михалычем. Эх, а еще по лесу переться, а потом и обратно…
– Что енто внучек, будто епидемия какая грянула? – удивлялся дед на ходу. – Машка с послом амуры крутит, ты вона с Варькой своей драму древнегреческую разыгрываешь, да еще и бесовка наша с участковым на пару потом истекають, да слюнки друг на друга пускают.
– Так август же дед, – пояснил я. – Это же почти март, а в марте… ну сам знаешь. Коты с ума сходят, а по их примеру и весь остальной народ.
– Вот осталось и мне тогда вдовушку какую найтить, – захекал дед.
– Тогда и Кощею, чтобы от коллектива не отрывался, – предложил я, перепрыгивая через очередную навозную лепешку.
– Кощею не надо. У него и так запас всегда имеетси.
– Не понял… Да блин, у них тут не улицы, а общественный туалет для коров!
– У Кощея завсегда в тайных комнатах несколько царевен да прынцесс сидит, – пояснил дед, наблюдая, как я очищаю о траву сапог.
– Да ты что?! А я ни одной не видел… Вот же старый маньяк!
– Ну-ка, внучек, сделай особо тупое лицо – сейчас через ворота проходить будем.
– Да ну тебя, дед… Здорово, служивые! А где тут у нас ближайшее кладбище? Дед достал, выведу погулять его… Так что вернусь один, а вы, уж прикройте, ребят, ладно?
Стрельцы ухмыльнулись и без вопросов пропустили нас.
– Паразит ты, Федька…
– Твоя школа да, дед?.. А зачем Кощею все эти принцессы?
– Прынцесс там сейчас всего одна штука, если не вру. А вот царевен ажно четыре обитаетси.
– Я правильно понимаю, дед, что царевна и принцесса, это одно и то же, только последняя – это импортный вариант?
– Точно, внучек.
– Ну и зачем Кощею такая головная боль? От Марьянки же еле отделался.
– Для престижу, внучек. Положено ему так, злодею. Ну и для других нужд. Ты еще маленький, рано тебе такое знать.
– Ой, да ладно!.. О, я помню этот овраг! Уже немного осталось до поляны… Значит и Кощей у нас на любовном фронте сражается?
– Да какой там фронт, внучек, – дед вылез из оврага и протянул мне руку. – Баловство одно… Ух-х-х… От тяжелый ты Федька…
– Сам раскормил, теперь не жалуйся… А что с ними потом Кощей делает, как наиграется?
– Отпускает обычно, – пожал плечами дед. – Что с ними еще делать-то? Если вредная девка попалась, то выкуп за неё требует, а если хорошая да послушная, то и сам золотишка ей отсыпет… Ага вот и дошли, радуйся внучек.
Точно. Наконец-то.
Горыныч уже ждал нас, валяясь на спине, поджав лапы и подставив чешуйчатое брюхо солнышку. Заметив нас, он перевернулся на живот.
– Здорово, Михалыч! – пробасила правая голова.
– Салют, Фёдор! – пропищала левая.
– Апчхи! – сказала средняя, подняв клуб пыли.
– Здорово, Горыныч, – поприветствовал я. – Заболел что ли?
– Да не, – отозвалась средняя, – просто по приколу. Смотри!
Она снова чихнула и более мощный клуб пыли окутал головы.
– Апчхи! – рявкнула правая голова. – Завязывай, слышишь?!
– Апчхи! – подтвердила левая. – Надоел, блин!
– Ладно, полетели, – скомандовал дед. – Потом развлекаться будете.
– А что это у Кощея такая суматоха? – повернулась к нам правая голова, когда мы прошли слой облаков. – Загонял нас совсем. Прикинь, Федь, вчера без продыху по свету мотался, да и сегодня уже и на Тмутаракань слетал, а потом на дальние шамаханские рубежи пришлось чесать, аж на Волгу. А теперь вот за вами.
– Не знаю толком, Горыныч, – осторожно ответил я. – Наверное, опять что-то затевает царь-батюшка.
– Затейник… – проворчала правая. – Но кормит он нас грех жаловаться, Федь. Всегда бы так.
Действительно, едва мы приземлились у Лысой горы, как из ворот выскочило несколько скелетов с освежёванными бараньими тушами.
– Во, видал? – подмигнул мне Горыныч. – Это всё мне. Ладно, давайте, жду. А я пока покушаю да вздремну маленько.
На царя-батюшку мы натолкнулись в тронном зале. Кощей стоял, заложив руки за спину и внимательно наблюдал, как на место старого трона ставят новый. Десятка два скелетов с каждой стороны постамента держали канаты, уходящие вверх к сложной системе блоков. Старый трон уже стоял у стены, а новый, ничем особо, на мой взгляд не отличающийся от старого, медленно опускался из-под потолка вниз.
– Здрасте, Ваше Величество. А чего это вы? – я кивнул на скелетов.
Кощей отмахнулся от вопроса:
– Прибыли? Хорошо… Пошли в Канцелярию.
И он размашисто зашагал из тронного зала, чеканя шаг и длинный плащ красиво, как у злодеев в итальянских вестернах-спагетти, заколыхался складками.
В Канцелярии Кощей устало развалился на диване, достал сигару и прикурил от огонька, вспыхнувшего на пальце. Тишка да Гришка тут же притащили пепельницу и робко протянули её Кощею в четыре лапки. Тот кивнул благодарно:
– Ух ты ути-пути! Какие поросятки! Так бы и съел!
Бесенята с визгом вкарабкались в моё компьютерное кресло, а дед неодобрительно покачал головой мол, неча маленьких пугать. Ага, испугаешь этих негодяйчиков, как же. Они уже довольно прыгали в кресле и показывали царю-батюшке длинные розовые языки.
– Михалыч, плесни коньячку, а? – попросил Кощей и выпустил клуб дыма. – Ну что, господин Секретарь, Федор Васильевич… Ага, спасибо, Михалыч. Ты тоже подсаживайся… Так вот, думал я думал и получается есть у нас только одно средство, чтобы правдоподобно меня привести в полное измождение для сдачи в плен.
Сидя на лавке около стола, напротив Кощея, мы с дедом вопросительно посмотрели на него.
– Соль, – коротко сказал Кощей.
Михалыч кивнул, а я попросил:
– Объясните, пожалуйста, Ваше Величество. Я ведь совсем не в курсе.
Тут всё просто и одновременно сложно оказалось. Идеальным способом привести себя в нужное состояние, была длительная, причем, сухая голодовка. Месяца через два-три после такого самоистязания, Кощей был бы совершенно обессилен. Но, как вы понимаете, ждать пару месяцев никто не будет, да и как это преподнести Гороху, не вызвав подозрений? Мол, Кощей так озаботился здоровым образом жизни, что сел на диету и из фитнес-клубов сутками не вылезает? Бред конечно. Существовали и другие способы, я толком их и не запоминал из-за особой экзотичности или чрезмерной жестокости. Ну, например, как убедить Гороха провести шестидневный древний обряд, крайне сложный, с задействованием толпы народа, кострами, сложными растительными ингредиентами и обязательным массовым жертвоприношением? В итоге Кощей выбрал самое простое, но крайне губительное для его здоровья средство, как вы уже поняли – соль. Я начал было удивляться, ведь я неоднократно видел, как царь-батюшка с аппетитом наворачивал и солонину и балыки, да мы даже как-то раз с ним удачно пива попили под шикарную астраханскую вяленую воблу. Когда я спросил о таком парадоксе, на меня посмотрели как на идиота. А ну да, конечно – волшебство.
Короче, для достижения нужного нам эффекта, царя-батюшку надо было обильно посыпать солью, как шмот украинского сала. Добавить перца, натереть чесноком… Шучу.
– Ты, Федька, – Кощей ткнул в меня сигарой, – пойдешь к своему дружку участковому и сдашь ему меня с потрохами. Да еще можешь и награду с него стребовать, – Кощей захекал, а потом закашлялся, внимательно осмотрел сигару и кинул в пепельницу.
Тишка тут же сполз с кресла и стал подбираться к сигаре, но был перехвачен бдительным Михалычем и, поскуливая полез обратно к Гришке, потирая отшлепанную задницу.
– Не очень как-то мне ваша затея, – поморщился я. – И может не поверить участковый, ну с чего бы это я вас предать надумал? Да и вообще, как выражается Аристофан – западло своих сдавать.
– Ну как хочешь, – Кощей пожал плечами. – Общую суть ты уловил.
Я кивнул:
– Придумаю что-нибудь более приличное, не переживайте, Ваше Величество.
– Да я и не переживаю. Когда там мастера обещают работу закончить?
– С летающим кораблём? – уточнил я.
– Нет, с новым резным сортиром для Гороха! Конечно с кораблём, с чем же еще?
– Через два-три дня, Ваше Величество… Деда, подлей царю-батюшке еще коньячку от нервов.
– Нервы это да, – вздохнул Кощей, залпом закидывая в себя коньяк. – Нервы уже ни к чёрту… Значит, Федор, готовь моё пленение аккурат как корабль построят. Хоть полетаю на нём маленько на прощание.
И он снова захекал, а Михалыч снова наполнил его бокал.
– Не нравится мне вся эта ваша затея с пленением, – вздохнул я.
– Да и мне не нравится, Федь, а куды деваться? О! Чуть не забыл! – Кощей покопался в складках плаща и достал из внутреннего кармана конверт, запечатанный сургучной печатью. – На, Секретарь, схорони подальше.
– А что там? – я повертел в руках конверт из плотной, желтоватой бумаги. Ничего не видно, а на ощупь вроде листок какой.
– Что надо, – отрезал Кощей. – Как упекут меня в тюрягу, позовешь бухгалтершу, Гюнтера и Михалыча, да при них и вскроешь. Понял ли?
– Так точно, Ваше Величество, понял.
Я поднялся и закинул конверт в сканер. К моим железкам никто прикасаться не осмелится.
– Ну, тогда всё, – Кощей поднялся. – Летите обратно, держите меня в курсе и готовьте моё пленение.
А мы взяли и не полетели, отложили полёт на завтра. И тому была причина – я собрался к Варе. Да, на свидание, если получится. Ну и что?
Дед, конечно же, никак не мог оставить меня одного в такой сложный момент, поэтому сбегал к Горынычу и договорился, что тот прилетит за ним завтра. Почему только за ним? А потому что я собирался заявиться к Варе верхом, как благородный рыцарь. Ну, про рыцаря это я загнул, конечно, еще чего не хватало. Но на Горыныче же я не мог к ней прилететь, пешком тоже как-то не очень, телега или карета Кнута Гамсуновича сразу отпадали, и оставалось у меня только единственное средство передвижения – конь. А из всех коней в мире я доверял только одному. Максимилиану, как вы уже поняли.
Сбегал к Кощею, спросил – не нужен ли ему будет Максимилиан на завтра? Кощей только отмахнулся, явно ему не до конных прогулок было. Ну и отлично.
Весь остаток дня я провел в подготовке к завтрашней встрече. Сначала надо было решить проблему с одеждой. В штанах на веревочке я к Варе показываться не хотел, как вы понимаете, а мой европейский костюм остался в Лукошкино. А гонять бесов по их подземным ходам ради личных дел мне было крайне неудобно. Хотя… Я задумался. А чего тут неудобного? Тут вообще мораль такая, что чем больше ты о себе любимом заботишься, подминая под себя всех остальных, тем больше тебя окружающие уважать будут. Решено! Я вызвал Аристофана и затребовал передать с попутным бесом мой европейский наряд, да еще и наорал на Аристофана мол, не дай бог помнут рубашку или брюки!.. Аристофан проникся моим приказом и воспринял его как нечто вполне естественное. А через полчаса, взмыленный бес из его команды, уже вручал мне аккуратный пакет причем, вручал с крайним уважением и даже лёгким страхом, уж не знаю, что ему там Аристофан наговорил. А что хорошо быть начальником у Кощея!
Дед, кстати, эксплуатацию подчиненных в личных целях тоже одобрил. Правда с оговоркой – если эта эксплуатация не будет на него распространяться. «А так, Федька, гоняй их в хвост и в гриву, всё равно от безделья маютьси!»
Надо было еще договориться с самим Максимилианом, но тут я легко нашел решение проблемы. Просто привёл его к нам в Канцелярию и запустил пару документальных фильмов. Над первым фильмом про строительство пирамид Максимилиан ржал во всех смыслах все сорок минут. А вот второй, о Гипербореи, как центра распространении современной цивилизации, ему очень понравился. А когда я его попросил завтра покататься немного, то он с радостью согласился. Труднее было его выпроводить назад в конюшню.
Ну а потом дед загнал меня спать пораньше. Да я и не стал особо противиться.
* * *
Разбудил меня не Дизель, чего я ожидал с покорной грустью, а дед с тарелкой своих фирменных оладиков. Причем часов в восемь утра, а не в шесть, как обычно меня Дизель будит.
– Поросята мои, – объяснил дед, хлопоча вокруг меня, – стащили у ентого твоего Дизеля любимое зеркальце и он гонялси за ними по всей Канцелярии с полчаса не меньше. А когда они зеркало возвернули, он как сел, вона на диван, так и сидит не колыхнётси.
А понятно. Оригинальное решение надо сказать. Дизель же запрограммирован запускать движок ровно в шесть. А если помешать ему, то надо ли запускать движок в другое время? А если надо, то почему не в шесть? Как бы он не завис от раздумий.
Когда мы с Максимилианом вышли на поляну перед дворцом, там уже собрался весь цвет местной элиты проводить Федора свет Васильевича на свидание с его девушкой.
Шеф-повар Иван Палыч вручил мне маленькую корзинку:
– Профитроли, Федор Васильевич. Каждая юная мадмуазель их просто обожает.
Кощей протянул мне большую алую розу:
– На, Федька, отдай своей прынцессе. Колдовская вещь – полночи на неё угробил. Три месяца стоять будет, не завянет. Цени.
Агриппина Падловна просто троекратно меня расцеловала и отошла в сторонку, промакивая платочком глаза.
Дед всхлипнул, хотел было перекрестить меня, но вовремя одумался и полез на Горыныча, бормоча что-то под нос.
Горыныч, цинично оскалившись, открыл было одновременно три пасти, но схлопотав от бдительного деда по ушам котомкой, ограничился запуском салюта в виде трёх струй пламени в небо.
Гюнтер ничего не сказал, только поплевал через плечо.
Толпа бесов вперемешку со скелетами тоже ничего не сказали, застеснявшись начальства, но очень выразительно подмигивали и ободряюще кивали.
Да меня на битву с Вельзевулом никто так не провожал! Да вообще никак не провожал, если честно, а тут… Я был тронут. Даже не ожидал за собой такой популярности.
Поклонившись всем сразу, я залез на Максимилиана, приладил поудобнее корзинку и розу и уже было хотел отправляться в путь, как Максимилиан тихо проговорил:
– Неудобно как-то, Федор Васильевич. Надо бы речь сказать.
Верно. Только не умею. А ладно. Я выпрямился в седле и заорал:
– Дорогие мои все! Спасибо! Вот от всего программистского сердца – спасибо! Я поехал. Пока.
– Мощно задвинул, – кивнул царь-батюшка и, развернувшись, зашагал во дворец.
– Начнем сразу с рыси, Федор Васильевич, – предупредил заботливый Максимилиан и мы отправились в путь.
С Максимилианом в дороге было не скучно. Иногда он доставал своей болтовнёй, но в целом рассказывал интересно и буквально обо всем на свете, так что я и не заметил, как пролетели эти пара часов до поместья Зубовых. А поместье, надо сказать, было не самым огромным, хотя по местным меркам считалось вполне зажиточным. По пути мы проехали только через одну деревеньку в двадцать-тридцать изб, а это совсем не малое поселение в этих местах, а всего таких деревень было у бояр Зубовых три. Не Рокфеллеры, но и бедствовать им не приходилось. Ага, а вот и сама усадьба. Вполне приличный такой трехэтажный терем, довольно длинный, да еще и куча маленьких построек вокруг. А вот забора в обычном понимании тут не было. Невысокое такое ограждение, а-ля «по газонам не ходить» и всё.
Меня наверняка заметили издалека, потому что когда я слез с коня, оставив его за спиной и поднявшись на невысокое деревянное резное крыльцо, постучал в дверь, мне открыла сама Варя.
