Анатолий Антонович Казьмин
Целую, Кощей
– Это как?! – я даже подпрыгнул на месте. – Зачем?!
– А вот так, господин мой Статс-секретарь. Нет меня, и фон Дракхен на земли мои не полезет. Ему не земли нужны, ему меня погубить надобно.
– Ну, так вы бы в другой стране схоронились, Ваше Величество. А то еще лучше – на другом континенте.
– Думал я, – отмахнулся царь-батюшка. – Найдёт и там. Это для него не проблема. А вот на каторгу в Сибирь, он не сунется.
– И почему же?
– Холодно, а главное – хлопотно. Да и эффекту мало. Какая же радость своего давнишнего грозного врага слабым и больным придушить? Нет не для того он веками свою месть вынашивал, он, гад, насладиться должен моей погибелью.
– Кстати, Ваше Величество, – задал я вопрос, давно меня интересовавший, – а вы же, простите, бессмертный. Что по паспорту, что, по сути. Как же вас погубить-то можно?
– А с какой целью интересуешься? – как-то особенно ласково протянул Кощей.
– Да ну вас, Ваше Величество… – обиделся я.
– Ладно-ладно… Тебе я верю, Федор Васильевич. Не как себе, но очень к тому близко. Цени.
– Ценю, Ваше Величество. И вы тогда меня, такого распрекрасного, цените.
– Вот такие мы с тобой ценные оказывается, Федь, – хмыкнул Кощей и уже серьезно продолжил: – Погубить совсем этот Змей меня не сможет это понятно. А вот развеять в мелкую пыль, так что я в тело возвращаться пару сотен лет буду, вот это – может. А мне бы этого совсем не хотелось, Федь.
– Да и мне, Ваше Величество, уж поверьте.
Остаться одному без такого мощного покровителя и щедрого работодателя?! Нет уж, увольте. За царя-батюшку грудью станем! Смерть гадам-драконам!
– Так что, Фёдор, – подытожил Кощей, – дорога у меня одна – на каторгу. Отсижусь с полгодика, а там видно будет. Может и придумаю что против Дракхена этого.
– А чем его вообще одолеть можно, Ваше Величество? Чего он боится?
– Силы боится, – не раздумывая ответил Кощей. – Вот кабы к тому мечу-кладенцу, что тебя на мосту до икотки напугал, еще бы и богатыря под стать подобрать…
– И вовсе не напугал… – обижено протянул я. – И уж точно не до икоты… А разве нет сейчас таких богатырей? Я читал в сказках, что спят они в горах каких-то, да часа своего дожидаются.
– Сказки, – презрительно махнул рукой царь-батюшка. – А если и завалялся где соня такой, то пойди его еще упроси на Змея пойти. А если он потом на меня меч повернет? Я же тоже не из ангельского сословия, тьфу-тьфу-тьфу.
– Ну-у… А еще чего он боится?
– Холода. Совсем не переносит и на зиму либо в спячку впадает, либо в южные края переселяется. Да и то это раньше так было, а сейчас отгрохал он себе дворец на стеклянной горе, да отапливает его мощно, дровишек не жалеет. И теперь может всю зиму во дворце не спать, сторожить его, да с девками забавляться.
– На стеклянной? Так может раз она такая хрупкая…
– Это она только так называется, – сразу понял мой замысел Кощей. – Крепкая зараза и скользкая.
– Дела, Ваше Величество… – протянул озадачено я. – Думать будем.
– Придётся, Федь. Иначе не только мне хана, но и Лысую гору под корень снесет этот Дракхен, а потом и за всё мое государство примется.
– А вы говорите, на полгода в тюрьму собираетесь? Значит за полгода нам надо придумать, как врага вашего одолеть.
– Нашего, Федь, нашего. Или ты думаешь, он тебя помилует?
– Я и думать о таком не хочу, – гордо заявил я.
– Ну и молодец, – одобрил Кощей. – А сейчас нам надо с тобой придумать, как бы мне в плен правильно попасть.
– Не понял, Ваше Величество… А в чем проблема? Руки вверх и шагом марш во дворец к Гороху сдаваться.
– Да, если бы… – вздохнул Кощей. – За столько лет тут уже схема отработана и никто меня вот так в плен брать не будет, дураков нет.
– Опять не понимаю, Ваше Величество, – покачал головой я. – Объясните, а?
А тут всё просто оказалось. Кощей же силой огромной обладает, ему Лукошкино с землёй сравнять, как мне тарелку пирожков умять. И это не считая сил колдовских, а в колдовстве Кощей тоже далеко не последний, а скорее – один из первых. Разумеется, никто не поверит в добровольную сдачу, а если и поверит, то как царя-батюшку, при его-то силушке, под стражей содержать если он любые цепи как паутинки рвет, а любую тюрьму вместе с фундаментом в пыль разнесёт? Поэтому с веками, а то и с тысячелетиями, выработался основной принцип пленения Кощея – брать его можно только в полном измождении. Правда и обратный принцип на случай побега Кощея тоже существует – дать ему хорошенько водицы напиться. Ведра три-четыре. И минимальный запас сил ему обеспечен. А Кощей и при минимуме сил натворить такого может… Уж с каторги ему сбежать тогда вообще плёвое дело. Кстати про казнь вопрос в последнее время тоже не стоял. Бессмертный же. Раньше, говорят, пытались да самыми разными способами, только пустое это занятие оказалось. Царь-батюшка восставал, силушку накапливал и шёл жестоко мстить обидчикам. Поэтому если засадить Кощея в тюрьму и было подвигом, то вполне таким безопасным. А вот казнить его так потом хлопот не оберешься. Да и головы вместе с царством своим.
– Понял вроде бы, Ваше Величество, – вздохнул я. – Как-то у вас тут всё сложно… Значит должны вас взять обессиленного, да лучше естественным путем – чтобы вас сил лишили, а не в канаве пьяным подобрали?
– Тьфу, на тебя, Федька! – обиделся Кощей. – Ты будто как не с царем разговариваешь. Ну какая канава, а? Обидно же… Вот отдам тебя Гюнтеру на воспитание…
– Я всё понял, Ваше Величество! Не надо меня Гюнтеру отдавать. Виноват, уж простите, не специально я.
– Ещё бы специально, – хмыкнул царь-батюшка. – Ладно, думаем и над этой задачей. А я пока домой отправляюсь.
– Понял, Ваше Величество, думаем, значит.
– Думай. И не болтай. Понял?
– Ага, Ваше Величество, понял. А что вы там про три мешка денежек говорили? На текущие расходы.
– От зануда ты, Федька, – Кощей кинул на стол вполне таких приличных размеров кошель, уж и не знаю где он его у себя в эльфийском этом наряде прятал. – Трать разумно, не шикуй, казна, небось, не безразмерная.
– А жаль. Вот бы зажили а, Ваше Величество?
– Ладно, Статс-секретарь, думай, работай, а мне пора. Горыныча еще покормить перед дорогой надо.
И ушел царь-батюшка в дорогу дальнюю, а меня просил не беспокоиться, не утруждаться мол, сам дорогу найдёт не маленький. Так прямо и сказал:
– Сиди, Федька. Сиди и думай о задачах, что я тебе загадал. А я пошёл.
Сел я думать. Раз подумал, другой… А ничего, довольно забавные ощущения! Шучу-шучу. Вот такой я задумчивый шутник. А если серьезно, то ничего я придумать не мог, даже элементарных идей не возникало. В принципе оно и понятно – слишком мало у меня вводных данных. Чтобы знать, как помочь Гороху Кощея одолеть, мне надо больше фактов. Вот почему я в детстве мало сказок читал, а слишком много резался в «Дум» по сетке? Ладно, вернётся Михалыч, его попытаю. Он у меня всё на свете знает.
Вот только проверить эти знания, когда Михалыч вернулся, я не смог. Потому что и говорить у деда толком не получалось, такой пьяный был. Завели его бесы в горницу, он постоял, покачался, как та тонкая рябина, поднял торжественно руку вверх и сказал:
– В-всё сделал… ик!.. внучек! За-в-втра жди. Только тс-с-с!
Он заговорщицки подмигнул самовару, потом удивленно уставился на поднятую руку, горестно махнул ей и полез почивать на стол. Я сходил в спаленку, принес деду подушку с одеялом, и уже собирался было последовать его примеру, только не на столе, конечно, как в горницу вошел Калымдай.
Я кинулся к нему:
– Ну как?! Всё в порядке?
– Всё хорошо, Федор Васильевич. Операция прошла успешно, задание выполнено.
– Ну, слава богам. А чего ж Михалыч так назюзюкался? Я понимаю, конечно, ему попировать там надо было напоказ, но не до такой же степени?
– А дедушка Михалыч вовсе и не напился на той гулянке, – заступился за него майор. – Это мы когда в Лукошкино въехали на него и нашло. То ли в телеге укачало, то ли хмель наконец-то из живота до головы дошёл, но только мы ворота проехали начал дедушка чудить. А так бы мы еще с час назад сюда прибыли.
– Ох, ты ж… Ничего хоть ужасного не натворил?
– Ну как вам сказать, Федор Васильевич… – замялся Калымдай. – Ничего критичного, так скажем.
– Уже легче. Рассказывай.
Калымдай задумался на секунду, видимо решая с чего начать, потом хихикнул, вспомнив что-то и доложил:
– Сначала всё спокойно было, Федор Васильевич. Как в город въехали, дедушка сразу послал в ближайший кабак одного из бесов за самогоном. Потом уже когда отъехали от кабака на пару улиц, а самогон закончился, дедушка стал орать, что самогон был прокисший и вообще дорого и велел разворачивать телегу, чтобы вернуться и набить морду кабатчику.
– Кабатчик-то хоть жив остался?
– Наверняка жив. Мы уговорили дедушку, что кабатчики все одинаковые. Ну не возвращаться же нам? Дедушка пробормотав, что это разумно, велел остановиться у ближайшего кабака и отправил туда бесов чинить разгром.
– Разгромили?
– Ну не весь кабак конечно… – замялся Калымдай.
– Понятно. А что же ты деда не остановил?
Калымдай посмотрел на меня удивленно:
– А вы сами пробовали когда-нибудь дедушку Михалыча остановить в таком состоянии? Я даже и пытаться не стал, успел только отвлечь его богословским диспутом от того, чтобы он самолично в кабак не отправился бесами руководить. Только зря я божественную тему поднял, ляпнул первое, что в голову пришло ну и вот…
– Ох… – я схватился за сердце. – После кабака пошли церкви громить?
– Ну что вы, господин генерал. Совсем, даже наоборот. Дедушка так проникся спором, оправдывая первородный грех…
– Это что же у вас за тема диспута была?! – поразился я.
– Да не важно, Федор Васильевич, к делу никакого отношения не имеет. Важно что дедушка Михалыч призвал бесов, аки фараон, который с перепою, надо полагать, увидевши странный сон, призвал мудрецов и волхвов со всего Египта… Тьфу, ты! Вот же тема какая прилипчивая!.. Виноват, господин генерал. Короче, позвал Михалыч бесов и повел их каяться, а заодно и креститься в ближайшую церковь.
– Твою ж дивизию… Бесы хоть успели убежать?
– Не успели. Но вовремя вручили дедушке Михалычу бутыль самогона, которую стащили для себя во время драки в кабаке.
– Фух… ну чуть легче…
– Чуть-чуть, Федор Васильевич, – согласился Калымдай. – Дедушка, когда и эту бутылку выжрал, про церковь сразу позабыл, но не про наш с ним диспут. Он снова стал что-то орать, а потом даже и петь про первородный грех и велел бесам поворачивать на Лялину улицу мол, он сейчас всё нам в деталях объяснит и наглядно покажет.
– Завтра ожидать огромных счетов от каждого публичного дома на Лялиной улице? – вздохнул я.
– Не доехали мы до туда, – успокоил Калымдай. – На полпути дедушка заметил собаку бродячую и кинулся ловить её мол, нам в хозяйстве она очень полезная будет, да и вообще симпапулечка – на Кощея похожа.
– А да, есть у деда такой бзик, – согласился я. – Он как переберёт, то всех собак готов в дом тащить. Не поймал, надеюсь?
– Не поймал…
– И слава богам.
– Дедушка бесов заставил её ловить. А они же ловкие да быстрые…
– И где же это чудо блохастое? – спросил я, заглядывая на всякий случай под стол.
– Не беспокойтесь, Федор Васильевич, нет здесь собак. Бесы, когда её поймали – дедушке вручили, он сразу кинулся её обнимать и мечтать, как он с ней на Гюнтера зимой ходить будет и как вы этому обрадуетесь. Но я ему вручил еще одну бутылку и когда он её допил, то сразу спать лёг. Прямо на собаку. А когда проснулся, то про собаку даже и не вспомнил, только удивленно посмотрел на неё и согнал с телеги.
– Всё?
– Почти, Федор Васильевич…
– Ох, нет, хватит с меня дедовых приключений! Живы и хорошо.
– Согласен, господин генерал. А кстати, – спохватился Калымдай и достал из холщевой сумки кипу толстых, бумажных листов, – показания от крестьян. И даже трех мелких купцов нашли, которых братья обидели.
Листы были исписаны мелким почерком и повсюду как кляксы виднелись пятна отпечатков пальцев.
– О здорово! Молодец, Калымдай, спасибо!
– Там не только на каторгу, там и на три смертных казни хватит, – похвалился Калымдай.
– Много от себя приписали?
– Да почти ничего, Федор Васильевич, они там и сами хорошо так набезобразничали.
На этой хорошей новости мы с Калымдаем и отправились спать. Благо комнат у кожевенника в тереме хватало. Я только подоткнул деду одеяло, поправил подушку, да поставил на лавку поближе к нему остывший самовар. С утра он точно пить захочет после местной-то самогонки, вот и будет ему маленькая радость.
* * *
Разбудил меня утром тот самый самовар, грохнувшись с лавки. Я как-то сразу понял, откуда это грохот идёт, вскочил, быстро оделся и ехидно улыбаясь, вошел в горницу. Самовар уже стоял на столе на самом краешке, а под ним на коленях стоял дед и открыв рот, жадно ловил струйку воды из носика самовара.
– «Хмурое утро», Алексей Толстой, – я подошел поближе, дабы получше насладиться картиной. – Хороший внучек у тебя, дед? Водичку тебе поставил…
– Отстань, Федька, – пробулькал Михалыч, с неохотой закрывая краник самовара и принимаясь копаться в своем безразмерном кошеле. – Да где же он?.. Зелье от поноса – вот… Зелье для поноса – вот оно… А где же мой елексир похмельный?.. Ёршик для ушей… Полбутылки пива… Подкова… Кто енто мне всякой дряни в кошель напихал?.. Факел… Зачем мне факел? А ладно пригодитси… Веер. Да большой какой… Гюнтеру подарю… А! Вот он!
Дед дрожащими руками извлёк небольшой флакончик и с рычанием вцепился зубами в пробку. Я отвернулся, зная уже, что сейчас произойдет. По стенам заиграли отблески искр, сыпавшихся с Михалыча – это такой побочный эффект у отрезвляющего эликсира, потом мелькнула короткая вспышка, громыхнуло, да не слабо так и сразу же послышался торжествующий вопль:
– Ага!!!
Я обернулся. Дед стоял подбоченясь, торжествующе смотря на меня:
– Вот так-то, внучек! Знатное зелье! Надо бы побольше запас сделать… А то с вами и совсем пьянчугой подзаборным станешь… А тут – глотнул, пострадал секунду и как огурчик! Наливай, внучек!
– Да ну тебя, дед. Чего это ты вчера так нахлестался?
– Для дела, внучек, токмо для дела… А где собачка? Такая лохматая с блохами? А ладно пёс с ней… Какие у нас на сегодня дела, Федь? Сейчас завтрак приготовлю и про дела поговорим.
– Погоди, деда, – остановил я его и присев за стол, кивнул на лавку. – Садись. Надо обсудить кое-что пока никто нас не слышит.
Михалыч опустился на лавку и внимательно уставился на меня, озадаченный моим серьезным тоном.
– Вчера Кощей сюда приходил – проблемы намечаются. Денег привез на расходы. Кстати, деда, возьмешь на себя все эти финансово-хозяйственные хлопоты? Ну бесам и мастерам кормёжку обеспечить, чтобы от работы не отвлекались, ну и всё остальное?
– Кощей, – коротко напомнил Михалыч.
Ну рассказал я ему и про облом с летательной лодкой и про того змея огромного и про то, что надо нам придумать как бы поестественнее царя-батюшку на каторгу упечь. Да еще и вдвоём придется всё это делать и никого в курс дела не вводить.
Дед долго молчал, я даже забеспокоился, не заснул ли он вот так с открытыми глазами, но он наконец-то вздохнул:
– Дело ясное, Федь, что дело тёмное. С летучим кораблем я ить так сразу и помыслил, что ничего хорошего из него не выйдет. Про гада того Дракхена я много слышал и скажу тебе, внучек – опасный енто противник. Не по зубам нам будет.
– А с пленением Кощея есть идеи?
– Подумаем. Давай только, внучек, дела по порядку разгребать будем. Я так мыслю, что Кощеюшку мы на каторгу не сегодня отправлять будем. Посему пока насущными делами давай заниматьси.
– Я, Михалыч, с этой каторгой совсем не понимаю. Ну как он спокойно на неё идёт? Да и ты что-то совсем не дёргаешься.
– А чего дёргатьси? Чай и царю-батюшке не впервой по тюрьмам шататься, да и я попривык к ентим его отсидкам.
– А мы как же без Кощея?
– Перебьёмси, внучек. Заодно и отдохнём от начальства. Ты лучше о сегодняшнем дне думай.
– А что сегодня? Сегодня у нас затишье, дел никаких нет.
– Да неужто? А участковый?
– А что с ним не так? – удивился я. – Олёна его сегодня на постоялый двор наведёт, он туда съездит, всех арестует и дело в шляпе.
– Вот когда ты, внучек, думать начнешь? И учу тебя с утра дотемна и рыбку пользительную для мозгов подсовываю, а ты временами ну тупее бесов Аристофановых.
– Ну чего ты, дед? – обиделся я. – Просмотрел я что-нибудь, так и скажи, чего обзываться-то?
– Ты же начальник… – начал было Михалыч, а потом махнул рукой. – Сам подумай, внучек, начнет арестовывать участковый в кабаке том весь лихой люд, дойдёт дело до братьев ентих, поганцев, да и отпустит он их.
– Как так? А доказательства?! Вот же они лежат у меня спокойно… – я осёкся.
– Дошло, – удовлетворённо кивнул головой дед. – Есть в Африках животинка такая смешная, жирафой обзывается…
– Ой, ну хватит, дед. Понял я, понял. Тупой у тебя внучек, осознал я.
– Не тупой, а неуч, – важно поправил дед. – Как думаешь бумажки енти участковому отдать?
Я задумался:
– Ну-у… Можно тупо на милицейский двор через забор подкинуть, а?
– Тупо, внучек, – согласился дед. – Енто ты верно сказал. Стрельцы бумажки на самокрутки и пустят, а то еще похуже куда приспособят. Лично в ручки холёные участковому их вручить надо.
– Ну схожу и отдам ему… Хотя в городе мне не стоит с ним видеться… А давай, дед, как он соберется с облавой ехать, я его на полпути на постоялый двор и встречу?
– Вот теперь вижу – весь в меня пошел внучек, – закивал дед. – А то всё тупой да тупой, неуч да неуч… Так бы взял штакетину, да по горбу бы раз двадцать и съездил бы для просветления в мозгах!
– Ой, ну хватит, дед.
– Да я еще ить и не начинал… Ладноть связывайся с Олёнкой, узнавай обманула она уже участкового или нет, а я пойду о завтраке побеспокоюсь… А ты умывался сегодня, Федька? Вот вижу же, что нет! Ну-ка марш паршивец во двор я полью тебе!
– Пить тебе деда нельзя, – проворчал я для проформы, а сам уже встал и с удовольствием потянулся. – Ты на утро после пьянки слишком активный становишься. Всё шпыняешь меня бедного и несчастного…
– Иди ужо несчастный, – дед врезал мне по спине полотенцем.
Я взвизгнул, отпрыгнул к двери и показал деду язык:
– Не догонишь, не догонишь!
– Ну, чисто дитя малое… – прозвучало мне в след. – Секретарь царя-батюшки, растудыть вас обоих…
* * *
На встречу с Никитой мы отправились уже ближе к вечеру.
Ранее прибегала Олёна и, хихикая, рассказала, как ходила в отделение подавать официальное заявление о пропаже колечка. Как строила глазки участковому и тот, похоже, втюрился в неё по уши. А сама при этом была очень довольная и очень смущенная. Даже на её смуглой коже румянец отчетливо выделялся. Я тогда еще подумал, что, похоже, тут без взаимности не обошлось. А было бы прикольно посмотреть на роман мента и бесовки, прямо голливудский сценарий!
А когда Калымдай сообщил через булавку, что во дворе милицейского отделения собираются стрельцы и явно готовятся в дорогу, то мы с Михалычем быстро собрались, прихватили с собой пару бесов на всякий случай и быстро рванули из города по Кобылинскому тракту.
Я с удовольствием одел на встречу свой европейский костюмчик – надоело в обносках ходить, да и вдруг Варя по дороге попадется…
Варя не попалась, зато попались любопытные стрельцы на городских воротах.
– А ты, барин кто такой будете? – остановил нашу компанию стрелец в лихо заломленной на бок шапке.
– А енто – барон фон Дрангнахостен, – тут же шагнул к нему Михалыч. – Из самого Блюдомврежского королевства!
– Из самого Блюдю… Блюдя… этого самого?! – поразился стрелец.
– Я-я, – подтвердил я надменно.
Михалыч шагнул поближе к стрельцу и тихо произнёс:
– Золотишко, грят на Смородине нашли, прямо россыпью слитки валяются! Бояре пока лаются между собой кому золото добывать, а ентот барон уже кого надо подмазал, теперь едет осмотреться, где лучше шахты рыть.
– Я-я, – кивнул я головой. – Геология, минералы, мезозой! Матка, яйки, партизанен!
– Пойдем мы, внучек, – шепнул дед стрельцу. – Злющий немчура, аки мой кум с бодуна. Чуть что не так, сразу бежит царю жаловаться.
– Давай, дед, проходите, конечно, – и промолвил задумчиво нам вслед: – Золотишко, говоришь?..
– Ну, дед, – заржал я, когда мы отошли от ворот. – Спровоцировал ты золотую лихорадку в Лукошкино! Сейчас полгорода побежит участки золотоносные столбить!
По Кобылинскому тракту мы прошли совсем немного, до первого пня на обочине и я категорически отказался идти дальше. И так сойдет. Потом же еще назад возвращаться.
Я как мог удобно устроился на пеньке, а бесы с дедом укрылись в кустах. Дед для солидности выдал мне сигару, а прикурить не предложил мол, сигар мало осталось, экономить надо. Да не больно-то и хотелось.
Никита со своими стрельцами ехали верхами, и я с удовольствием отметил для себя, что я на Максимилиане держался более уверенно, чем участковый. Без всякой ложной скромности скажу – даже более грациозно и изящно, вот так вот.
– Огоньку не найдется? – встал я с пня, когда отряд подъехал почти вплотную.
Стрельцы тут же насторожились и поправили кто сабли, кто бердыши, а кто и пищали перехватил поудобнее. Как-то неуютно тут у них на дороге. Все нервные такие…
Никита, узнав меня, тут же приказал:
– Еремеев! Давайте проезжайте чуть далее. Там меня подождёте, пока я с этим гражданином побеседую.
Еремеев нахмурился, но кивнул и махнул рукой стрельцам.
– Ты что офонарел?! – зашипел Никита, едва мы остались одни. – Уже среди бела дня маякуешь тут на глазах у всех!
– Да я же не просто так! Я официально, по делу.
– Да ну? – удивился участковый, а потом в лоб спросил: – Ты чертежи похитил?
– Даже пальцем к ним не притрагивался! – возмутился я. И это была чистейшая правда. Я только заглядывал в них.
– А почему не спрашиваешь, что за чертежи? – ехидно ухмыльнулся Никита.
Я заухмылялся в ответ:
– Во-первых, я вообще ни к каким чертежам не прикасался, а, во-вторых, и так всё Лукошкино обсуждает, что у Гороха чертежи летучего корабля спёрли.
– Ладно, разберёмся. И что у тебя за дело?
– Ты же сейчас на постоялый двор едешь? Малину брать?
– Следишь за мной?
– Редко и по необходимости, – признался я.
– Ну, допустим, еду и что?
– Ну вот… Никит, помнишь я тебе про девушку из монастыря рассказывал и про братцев её?
– Боярского рода которая? Помню.
– Ага, Зубова Варвара. Так её братцы там, на малине сегодня будут.
– Интересно… – протянул Никита. – И что ты от меня хочешь?
– Исключительно официальных, правозащитных действий хочу. Вот, – я протянул ему сумку, – полюбуйся на подвиги этих кадров.
Участковый взял сумку, пробежал глазами один лист, хмыкнул, взял второй, взглянул на меня, вернулся к первому:
– Сам сочинял?
– Да ну тебя, Никит, – обиделся я. – Там же отпечатки и свидетелей и потерпевших в качестве подтверждения есть. Не веришь – сам поезжай да проверь, заново людей опроси.
– Ну, допустим, – он продолжал листать. – Да тут, если всё это правда, то не сносить им головы.
– Ага, а вот тут я к личному уже перехожу, – заторопился я. – Варя… ну Варвара Зубова… Ну чего ты опять ухмыляешься?! Она, короче очень меня просила в живых братцев оставить. Ты же со своим Горохом в хороших отношениях? Может, посодействуешь? Пожизненной каторги им вполне хватит.
– Посодействовать-то могу, – вздохнул Никита, – только это от настроения царя зависит. Может и взбрыкнуть и лично побежать им головы рубить. Но попробую. – Он помолчал и доверительно произнёс: – Знаешь, мне и самому все эти смертные казни как-то не очень.
– Ну, тем более.
– Хорошо. А тогда ты мне про чертежи всё же намекни – кто их украл.
– Кощей, – спокойно произнёс я. – Не сам, конечно, но по его приказу их выкрали.
– Ага! – обрадовался Никита. – Я так и знал! Сразу на него подумал! Кому еще корабль такой понадобиться мог?
– Да и Кощею он особо не нужен, – заявил я. – Так, побалуется да бросит.
– Да ну?
– Дело говорю. Вот увидишь.
– Разберемся… А чертежи?..
– Да и чертежи вернёт, – успокоил я.
– Хорошо бы, – протянул Никита. – А то меня дума боярская уже поедом ест с этими чертежами.
– Никит, – вернулся я к больной для меня теме, – а ты не в курсе как тут дела с этими боярами обстоят? Ну, если засудят братцев этих, что дальше с Варей будет, с её поместьем?
– Понятия не имею, – пожал плечами участковый. – Совершенно в этом не разбираюсь.
– А ты не мог бы у Гороха узнать так, издалека?
– Ну, можно, наверное, – он снова пожал плечами. – Ладно, если это всё, то мне пора. Скоро уже темнеть будет.
Распрощались мы вполне мирно, почти дружески. Он поехал бандитов воевать, а я с Михалычем и бесами возвратились в Лукошкино.
На воротах в город того стрельца, которому про золото сказку рассказали, уже не было, сменился, наверное. Жаль, а я такую историю заготовил…
* * *
Разбудила меня Варя.
Я открыл глаза и увидел над собой бездонное небо синевы её глаз.
– Молчи, – строго прошептала Варя и наклонилась надо мной.
Я задохнулся от восторга и счастья и, обхватив ее за плечи, прижал к себе. А она вдруг дёрнулась, пытаясь отстраниться, но я совсем не собирался выпускать своё счастье из рук и только посильнее прижал её к себе. Она затрепыхалась в моих объятиях, но вдруг врезала мне по уху и хрипло произнесла:
– Федька, совсем ополоумел али тебе Гюнтер приснилси? Отпусти, внучек, не доводи до греха, ить я тебе сейчас в печень побудку устрою!
– Михалыч?
– Нет, внучек, это я, твоя Варька.
– А как ты узнал про Варю?..
– Что?
– Ну… – я начал потихоньку просыпаться и светлый Варин образ растворился в грубой действительности в лице Михалыча.
– Совсем ты, Федька на Кощеевой службе тронулси… – горестно вздохнул дед. – А всё енто от…
– Знаю-знаю, – отмахнулся я, – от недоедания.
– Вот и пошли завтракать, – подытожил дед.
Только сначала он меня выгнал во двор и долго поливал холодной водой из бочки. А может там микробы, а?! Да и пневмонию так заработать легко… Хотя тогда снова поваляюсь, отосплюсь.
К завтраку подтянулись и Калымдай с Аристофаном. Олёна по булавке сообщила, что попозже подойдет. А Маша, как обычно, когда попадала в Лукошкино, все свободное время старалась проводить с Кнутом Гамсуновичем.
Я сел на своё привычное место и торопливо потянул к себе тарелку с блинами. Знаю я своих соратничков, оглянуться не успеешь, как придётся голодным весь день ходить до самого обеда. Хорошо, если дед сжалиться и даст бутерброд для легкого перекуса.
– Это… босс, – Аристофан поставил на стол увесистый мешочек. – Твоя доля, босс.
– Что еще за доля? – я от удивления задержал руку с блином, не успев донести его до рта.
– Да мы тут в натуре с лавочниками бизнес конкретный замутили, – бес запихнул в пасть сразу круг колбасы, торопливо прожевал и проглотил. – Они там типа разборки друг с другом устроили и нас разрулить попросили.
Калымдай усмехнулся, а Михалыч покачал головой.
– Вот прямо пришли и в ножки вам поклонились мол, бесы дорогие, а разрешите спор наш, а мы вам за это денежку дадим, так что ли?
– Не, босс, мы же не сявки какие. Они там, в натуре уже улица на улицу идти хотели, места на базаре не поделили. А мы тут типа мимо шли…
– Ага. И вы решили вступиться за тех и за тех, морды и тем и тем набить, а за это плату взять? – я отодвинул блины. Всё, блинов я наелся. Что у нас там еще есть?
– Да ну, босс… – Аристофан подхватил отодвинутую мной тарелку с блинами. – Мы за бабки не дерёмся. Ну, почти. Они нас наняли пожечь друг друга на фиг.
– Что?! Да вы же всё Лукошкино спалите в этих разборках!
– Не, босс, не спалим. С огнём шутки плохи.
– И на том спасибо за понимание техники безопасности… Дед, а что ты там миску от меня подальше отодвигаешь? Котлеты? Не кошерные? Это Калымдаю нельзя, да и Аристофану тоже. Ну-ка дай я проверю, чего ты такого не кошерного в котлеты напихал… Аристофан, возьми еще блин… да, можно два… и расскажи, чем дело закончилось, а то я не пойму никак.
– Они там, Федор Васильевич, – вмешался Калымдай, – никого не пожгли, не беспокойтесь… А давайте я вам бутерброд, а вы мне котлету? С колбасой бутерброд, вкусный. Ага, спасибо… Ням! Бесы просто свели в итоге всех лавочников вместе и предложили для экономии сжечь их всех сразу. Мол, так гораздо дешевле и проще получится… Михалыч, подай, пожалуйста горчичку… ага, спасибо…
– Ничего не понимаю, – я торопливо прожёвывал третью котлету, – а деньги тогда за что дали?.. Нет, Аристофан, котлеты не вкусные. Отрава просто… Честно… Правда… Ой да на, на, пробуй…
– Деньги, Федор Васильевич, – ухмыльнулся Калымдай, – за доброту и справедливость дали… Еще один бутерброд махнём на котлету?.. Вот спасибо! Лавочники после радикального предложения бесов сразу решили помириться, а чего им еще оставалось? Жить-то всем хочется. Ну а бесы стребовали с них и за примирение сторон и за сохранение в целости имущества и жизни. В итоге всё разрешилось ко всеобщему удовольствию. Ну, почти. Бесы точно довольны остались.
– Не ну а чё, босс? – оскалился Аристофан. – Мы же не обманули никого в натуре, да еще типа и мир им принесли. И пальцем же никого не тронули, отвечаю! А теперь еще раз в неделю будут к ним пацаны приходить, рассказывать об энтой… ну как её?
– Противопожарной безопасности, – подсказал Калымдай.
– В натуре! – обрадовался бес. – Не бесплатно, конечно.
– Вот вы, жуки! – я восхищенно покрутил головой.
– Но это еще не всё, – Калымдай протянул кружку Михалычу. – Дедушка, плесни чайку, пожалуйста… Бесы, Федор Васильевич, разработали целый курс лекций и не только об опасности случайного возгорания, но и о защите имущества от стихийных бедствий, личной безопасности, методы неуплаты налогов в царскую казну, тактику боя на случай нападения врагов на город, тактику боя при захвате чужого города, лекции о международном положении, семинар по рукопашному бою и скоростному бегу, ну и практическое занятие по самогоноварению.
– Платные курсы, конечно же, – кивнул я.
– Без базара, босс, – подтвердил Аристофан. – Другие лавочники со всего города тоже реально просят нас типа лекции им провести.
– Прямо вот просят? А ладно, всё с вами ясно, рэкетиры Лукошкинские. А деньги эти ты Аристофан на свой отряд потрать. Одежду там, еду хорошую парням, оружие или еще что, понял? Только на самом деле на отряд потрать, не пропей, ясно?
– Спасибо, босс в натуре. Пацаны реально заценят… Босс, а что ты там про страхование рассказывал? Типа интересный проект…
Но ответить я не успел – дверь скрипнула и в горницу проскользнула Олёна.
Дед сразу засуетился:
– А ну-кась, внучка, садись к столу живо. Набегалась, небось. Я вот тебе сейчас и блинчиков с медком и колбаски со свежим хлебушком, да чайку духмяного, сладкого.
– Спасибо, дедушка Михалыч! Только я на базаре уже перехватила…
