Алёна Берндт
Верь мне
Глава 11.
Женьке нравилось ходить в школу. Она чувствовал себя совсем взрослой, старалась выполнять все задания учителя, а домашнюю работу проверяла несколько раз.
Ведь когда отец приедет и заберет её в Волгоградскую школу, городскую, там будут и требования строже, и учителя другие, поэтому ей очень важно будет там не ударить в грязь лицом, как говорила бабушка.
По воскресеньям Женька садилась за свой письменный стол и старательно писала на тетрадном листе письмо папе, благо писать она научилась еще до школы – мама научила…. Девочка очень старалась выводить каждую буковку, чтобы папа увидел, какая она молодец, Женька шептала вслух слова, боясь ошибиться.
– Деда, а можно я твой словарь возьму? Покажи мне, как им пользоваться, – попросила она деда Николая и с того дня каждое непонятное слово проверяла по словарю.
Лучшая подруга Женьки, Маша Лукьянова, которая жила с родителями на той же улице, где и Женькины бабушка и дед, уже заранее очень горевала, что собирается Женька уехать к отцу.
– Как же я останусь, одна, без тебя, – горько вздыхала Маша и грустно смотрела на Женьку, – Уедешь, а я до дома одна как стану ходить, Димка Конев проходу не даёт, дерётся. Двоих-то нас он не трогает, опасается, только старой картошкой из-за забора кидается… да и вообще, Женька, как я буду без тебя…
– Маш, ну что ты, я тебе писать буду, и на лето приезжать! А на Конева мы найдем управу! Вот подкараулим его и побьём вместе этой самой гнилой картошкой! После побоится к нам подходить. Да и родителям его скажем, отец у него строгий – выпорет, так у Димки всё желание пропадёт девочек обижать.
Но Маша всё равно грустно смотрела на подругу и в глубине души даже немного завидовала ей. А самой Женьке было и грустно, и радостно одновременно при мыслях о будущем переезде к отцу.
Однажды зимним днём возвращалась Женька домой из школьной библиотеки, слегка синеватые зимние сумерки уже спускались на пригород, лес за речкой отбрасывал на снежное покрывало причудливые тени. Женька шла, прижимая к себе две новые книжки, и думала о своём. Сегодня ей еще нужно сходить на почту и опустить в синий ящик письмо для папы.
Письмо лежало у неё в кармане, бережно завёрнутое в чистый тетрадный листок, почта была по пути, и Женька радостно прибавила шаг. Вдруг из-за забора прямо на неё наскочил раскрасневшийся от бега Димка Конев. Не ожидавшая столкновения Женька упала на спину, книжки отлетели в сторону вместе с её варежками.
– Тимофеева! Куда прёшься! – крикнул Конев и подопнул ногой одну из Женькиных варежек, – О, а это что такое?
Димка подобрал выпавший из Женькиного кармана конверт и присвистнул, прочитав адрес:
– Папаше что ли пишешь? Да нужна ты ему со своими писульками! У него там уже новая жена, и новые дети! Собралась она, разбирай чемоданы, дурочка!
Разорвав конверт, Димка бросил его в сугроб, пнул выпавшую у Жени библиотечную книгу и рванул вниз по улице. Ошарашенная услышанным Женька так и осталась сидеть на снегу.
Меланья Фёдоровна всё чаще поглядывала в темнеющее окно – внучка должна была уже вернуться домой.
– Дед, чего-то Женьки нет долго, – позвала она мужа, – Темнеет уж…
– Да поди к Лукьяновым зашла по дороге, да с Машей заигралась. Подождем полчаса, если не придёт, дойду до них, – отложив в сторону газету, отозвался Николай Николаевич.
Вскоре во дворе скрипнула калитка, и Меланья Фёдоровна украдкой облегчённо вздохнула. Послышался скрип шагов по морозному снегу, Женька отряхнула валенки лежащим на крыльце веником и вошла в дом.
– Внуча, ты что так задержалась, я уже и волноваться начала. Хотела деда отправлять тебя встречать…
– Да ничего, бабуль. Просто шла медленно, – ответила Женька, прижимая к себе порванные обложки книг.
Женя достала клей, чистую кисть и бумагу, разложила на столе покалеченные Димкой библиотечные книги и молча осматривала повреждения. Меланья Фёдоровна внучку свою знала хорошо, и почувствовала напряжение в её взгляде.
– Жень, пошли чай пить? До ужина еще долго, а ты с морозца согреешься. Тю, а это что же за варвар такое с книгами сотворил?
– Бабуль, а правду говорят, что у папы в Волгограде новая жена есть, и дети?
– Это кто тебе такое сказал? – Меланья Фёдоровна не сразу и слова нашла, чтобы ответить.
– Димка Конев сказал, – ответила Женя и посмотрела на бабушку вдруг в одночасье ставшими такими взрослыми глазами.
Глава 12.
Меланья Фёдоровна присела на краешек стула возле внучки – разговор им предстоял долгий. И о том, что Женькин отец еще совсем молодой, и всю жизнь он не сможет прожить один. И что от того, что у него появится новая семья, Сергей не станет меньше любить свою дочку.
Дважды заглядывал в комнату внучки дед Николай, удивлённый тем, о чем же так долго беседуют Меланья и Женя. Поняв суть разговора, он тихо притворил дверь и отправился в кухню, заварить на всех чаю с пряниками.
Нескоро вышла из комнаты внучки сама Меланья, чуть нахмурив брови и устало опустилась на табурет у дубового стола.
– Ну что, как она? – негромко спросил у жены Николай, – От кого узнала? И ведь что, только сами хотели обо всём рассказать…
– Сергей прав был, подождать надо было – мало ли как у него с Ниной сложится, зачем было зря девчонку волновать. Только вот позабыла я, что Клавдия-то Конева, Димкина мать, на коммутаторе работает да все новости про всех знает, а язык у нее всегда вперед ума бежал. Ты пока тут присмотри – картошка в печи на ужин поставлена, а я до Клавдии дойду!
Меланья Фёдоровна обула валенки, накинула шаль поверх тонкого платка и вышла за дверь. До дома Коневых было недалеко, дом их стоял в самом начале улицы и светился всеми окнами, значит, Клавдия была, скорее всего, не на дежурстве.
Открыв калитку, Меланья встретилась нос к носу с большой рыжеватой Найдой, уже несколько лет верой и правдой, охраняющей двор Коневых.
– Иди в будку, Найда! Я поговорить пришла с хозяевами твоими, – строго сказала Меланья собаке и та вдруг посторонилась, пропуская гостью в дом.
Взойдя на крыльцо, Меланья Фёдоровна открыла дверь в сени и постучала во вторую дверь, сопроводив стук возгласом:
– Хозяева, есть кто дома?
Дверь ей отворил сам Андрей Конев, мужчина серьёзный и суровый, который работал в местном агрохозяйстве инженером.
– Доброго здравия, Меланья Фёдоровна, входите, – прогудел он басом, увидев гостью.
Из комнаты выбежал Димка, но увидев бабушку своей одноклассницы, позеленел лицом и тут же юркнул обратно, притворив за собою дверь.
– Клавдия, я с тобой поговорить пришла, – Меланья Фёдоровна сняла с головы шаль и посмотрела на выглядывающую из кухни хозяйку дома.
– Да вы проходите, давайте пальто, – пригласил хозяин дома и подозрительно глянул на побледневшую жену, – Что же у двери то, какой разговор.
Меланья Фёдоровна приглашение приняла, вежливо поблагодарив хозяина, и присела на предложенный стул. Посмотрев на Клавдию, Меланья Фёдоровна начала негромко и обстоятельно говорить. И чем дольше продолжался её монолог, тем сильнее темнело лицо Андрея, а глаза метали молнии в сторону жены.
– Ты Клавдия, уши да язык долгий отрастила, а вот умом не разбогатела, – закончила Меланья Фёдоровна, – Твоё ли дело, как Сергей наш живет, где и с кем? Ты женщина замужняя, неужто у тебя других забот нет, кроме как за чужими мужиками приглядывать? Вот, сына бы лучше воспитывала, он у тебя повадился кого послабее обижать. Так вот, ты уж не обессудь, Клавдия, ежели я еще раз услышу, что тебе дела моей семьи покоя не дают…
– Прости нас, Меланья Фёдоровна, не повториться больше такое. Правильно я говорю, Клава? – сказал Андрей, глянув на бледную жену, – И с сыном я сам поговорю, не знал я о таком его поведении.
– Спасибо тебе, Андрей Семёнович, что выслушал меня. Разное среди людей случается. Но ведь на то мы и люди, что говорить умеем и разговорами всё решить можем. Простите меня за незваный да поздний визит, да еще и с вестями неприятными.
– Простите, я ведь не думала, что Димка слышал всё, – пролепетала Клавдия, испуганно глядя на мужа, – Мы с сестрой…обсуждали…. Простите, пожалуйста.
Покинув дом Коневых, Меланья Фёдоровна чуть постояла во дворе, поглаживая голову провожавшей её Найды. Не было слышно из дома Коневых ни криков, ни звуков скандала. Только тихим рокотом, как гром за лесом, слышался в приоткрытую форточку голос главы семейства.
«Правильный мужик Андрей, весь в отца своего, – думала Меланья, шагая по тропке к дому, – Ах, Клава, Клава, что же ты словно дитё малое, а то не знала, как в деревне бывает… Слово то не воробей!»
Лапка вертелась во дворе, встречая хозяйку. На крылечке, накинув на плечи дедов тулуп, стояла Женька и ждала бабушку:
– Бабуль, а ты не к Коневым ли ходила?
– К ним, милая, к ним. Ведь книжки-то Димка тебе порвал?
– Ну да, Димка. Только я-то ничего, а вот Машу он сильно обижает…
– Не будет он больше, отец с матерью поговорят с ним.
«Не за себя, за других больше у неё душа болит, – подумала Меланья, глянув на внучку, – Эх, доброе сердечко, сколько тебе еще выпадет…»
Глава 13.
– Ну вот, папа звонил Ляле, поедешь к нему летом гостить, – сказала Меланья Фёдоровна, глядя в сияющие глаза внучки.
– А Ляля меня там оставит и уедет? – спросила Женька.
– Да, а в августе отец неделю отпуска возьмет, тебя привезёт обратно, да и сам у нас погостит немного. Видишь, не складывается у него пока там с жильём, не может тебя насовсем туда забрать. Так что, еще годик здесь проучишься, с нами поживешь, а там видно будет, как сложится. А лето там погостишь, познакомишься с тётей Ниной и её детьми, подружитесь, не скучно тебе будет. Отец сказал, сад у них большой, фруктов много – абрикосы, груши – вот и покушаешь всего, полезно это.
Женька молча смотрела как в тёплых майских сумерках тонким кружевом вьётся легкий дымок – это дедушка топит во дворе самовар на вечерний чай, подкладывая внутрь сухие сосновые шишки. Ей было тепло и спокойно здесь, и вроде бы она хотела поехать к отцу… но вдруг поняла, что не хочет ехать туда насовсем, здесь её дом, её семья, и лучшая подруга Маша, и ласковая добрая Лапка, и царапучий своенравный Барсик, не признававший над собой никакой власти, кроме дедушкиной…
И теперь было немного страшно ехать с Лялей к чужим людям, с которыми теперь живет её отец, которого она конечно любит, но… уже так от него отвыкла…
Свою тётю, мамину сестру, тётей она и не завала, называя просто Лялей, такие у них сложились отношения с самого начала – они были скорее словно сестрёнки, чем тётя и племянница. А вот Лялиного мужа Женя называла «дядя Вадим», чему он сначала немного огорчался, но потом привык. Женька подумала, что лучше бы она поехала немного погостить у Ляли в городе, чем ехать в этот далёкий Волгоград.
– Что притихла, жужелка? – подмигнул ей дед, – Неси чашки, чай поспел.
И Женька подумала, что до отъезда еще две недели, и никакого смысла нет проводить их в грусти! Завтра они с Машей договорились поиграть у Лукьяновых, девчонки придумали себе новую забаву – из стирательных резинок и ниток делали себе маленьких куколок, устраивали для них домики в коробках из-под обуви или торта, мастерили мебель и прочие вещи для кукольного дома.
Димка больше не докучал им, да и никому не докучал – сторонился всех. Теперь Женя и Маша часто видели, как Димка шагает в библиотеку, прижав к себе книжку, в школе ребята говорили, что такое наказание придумал ему отец – прочитать некое количество книг и взял с сына честное слово, что обещание тот исполнит.
А девчонки уже и позабыли прошлые обиды, и когда сами бывали в библиотеке, приветливо здоровались с Димой так же, как и с другими ребятами. Да и тот зла на них не держал. Сначала, когда ему здорово попало от отца, а после и от матери, зарёванный Димка лежал в своей кровати и вынашивал планы страшной мести «этим курам Машке и Женьке». Но после, обдумав всё, сказанное отцом, он не признался никому, но сам то знал – в случившемся нет ничьей больше вины, только его самого. Отец, отругав его, будто позабыл о случившемся и сказал, что верит сыну, раз уж Димка слово дал исправиться, значит так и будет. И теперь мальчик изо всех сил старался не разочаровать родителей.
– Женя Тимофеева, зайди после уроков ко мне в кабинет, пожалуйста, – в один из дней к Жене подошла завуч Галина Александровна.
И Женька до конца дня была рассеяна и переживала, что же такое она натворила. Даже пару ошибок допустила в работе, так беспокойно было у неё на душе. Когда наконец уроки закончились, она зашла в кабинет строгой учительницы, холодея душой.
– Присядь, Женечка, – голос учительницы прозвучал непривычно ласково, – Я тебя хочу спросить кое о чём. Скажи пожалуйста, всё ли у тебя хорошо?
– Да, всё хорошо, спасибо, – не понимая, о чем хочет спросить учитель, ответила девочка.
– Ручки, карандаши – это всё у тебя есть? Тетради и прочие школьные принадлежности? Может быть, ты в чём-то нуждаешься? Всё же ты у нас из неблагополучной семьи, бабушка и дедушка у тебя пенсионеры, отец оставил семью, и школа обязана наблюдать за такими детьми…
– Спасибо, у меня всё есть, – Женя не верила ушам, услышав такое, – И мой папа не оставил семью, просто работает в другом городе.
– Конечно, конечно, я просто не так выразилась, – спохватилась Галина Александровна, – Хорошо, Женечка, спасибо, что рассказала. Прошу тебя, передай эту записку своей бабушке, хорошо?
Протянув девочке свернутый вчетверо тетрадный лист, учительница отпустила Женю, пожелав доброго дня. В вестибюле школы подругу дожидалась обеспокоенная Маша:
– Ну, что она от тебя хотела? Я так испугалась, вдруг что-то случилось, что она тебя вызвала.
– Нет, всё хорошо, просто поспрашивала, как мне живется у бабушки и дедушки. Ведь мамы у меня нет, а папа уехал. Оказывается, я из… неблагополучной семьи…
Женька с трудом припомнила незнакомое до этого момента слово, и оно болью отдалось в детской душе.
– Я думала, что неблагополучная семья – это как у Вовки Блохина, когда родители пьянствуют и дерутся… Жень, ты не огорчайся, всё это…глупо! Пошли лучше в буфет по дороге заглянем – мне мама дала двадцать копеек! Этого нам как раз хватит на два слоёных язычка!
И подруги, подхватив портфели и обнявшись направились из школы в тёплый майский день.
Глава 14.
С беспокойным сердцем несла домой Женька записку от завуча. Всё ей казалось, что она в чём-то виновата, и её за это станут ругать.
– Жень, да что ты, ты же отличница, первая ученица в классе, за что тебя ругать?! – в изумлении всплескивала руками Маша, – И вообще, давай посмотрим записку, что там завуч написала, да и всё!
– Нет, что ты… Это нехорошо – чужие письма читать!
– Это не письмо, и оно даже не запечатано, так что ничего плохого, в том, что мы прочитаем записку, нет! Давай я, раз ты не можешь!
Маша шустро выхватила из руки подруги тетрадный листок и раскрыла его. Тут уж и Женькино любопытство не выдержало, и она тоже стала читать написанные аккуратным почерком Галины Александровны строчки.
А в записке ничего страшного и не оказалось, это вообще была простая просьба завуча к Меланье Фёдоровне, чтобы та в назначенное в записке время пришла в школу побеседовать с завучем.
– Ну вот, а ты боялась! Там о тебе ни строчки нет! – рассмеялась Маша, складывая листок и отдавая его нахмурившейся Жене.
– Вот это еще хуже, на самом деле! Она даже писать не стала, а бабушку вызвала! Чтобы я невзначай не прочитала что-то, она хочет это самой бабушке сказать! Маш, что я такого натворила? Ведь родителей вызывают только у тех, кто провинился… Помнишь, когда Петя Агафонов стекло в двери разбил, у него отца вызвали?
– Не выдумывай, ничего ты не натворила. А вызвать родителей могут у всех, мало ли что там вообще, – Маша и сама не знала, какое бы утешение придумать, но в голову ничего не приходило.
Так и разошлись две ученицы, Маша к своему дому, а Женя к себе. В любом случае записку бабушке она отдаст, а уж после и увидит, зачем бабушку приглашали в школу. Маша была права, за учёбу Жене можно было не волноваться – оценки у неё были отличные, она всё успевала и поведение в школе тоже было примерным…
– Внуча, ты сегодня где задержалась? – бабушка встретила Женьку у калитки, – Я до магазина пошла, тебя вот жду, когда вернешься.
– Бабушка, мы просто с Машей шли медленно и в буфет еще заходили. И вот, тебе Галина Александровна записку передала.
Женя решила не тянуть и сразу же отдала бабушке листок, так беспокоящий её. Меланья Фёдоровна взяла записку:
– Я без очков-то и не вижу, что же там написано. А в дом возвращаться не хочу, прочти мне, внученька.
Женька прочитала написанное и испуганно посмотрела на бабушку – вот сейчас точно бабушка подумает, что Женька что-то натворила в школе и станет её ругать. Но бабушка просто взяла у Женьки записку, погладила внучку по голове и отправила её в дом, обедать.
Меланья Фёдоровна и в мыслях не держала, что Женька что-то может напроказничать в школе, поэтому записка её насторожила. Уж лучше бы это приглашение и в самом деле касалось поведения или учёбы. Но что- то подсказывало, что это не так.
Решив, что дожидаться назначенного в записке времени она не станет, Меланья Фёдоровна направилась в школу прямо от дома, в надежде застать завуча на рабочем месте.
– Галина Александровна, здравствуйте! – Меланья застала учительницу в кабинете, – Вы записку передали, но я как раз шла в магазин и решила узнать, что же случилось?
– Здравствуйте, проходите пожалуйста! – пригласила Галина Александровна свою посетительницу, – Ничего не случилось, всё хорошо у вашей внучки с учёбой. А приглашала я вас именно в то время, потому что у нас назначена комиссия по… по неблагополучным семьям… ну, вы же понимаете, мы обязаны…
– Что? Это по каким же меркам наша семья стала неблагополучной? Вроде бы никто на нас не жалуется, Женя наша отличница, лучшая ученица в классе, как же так может быть, если она в неблагополучной семье растет?
– Ну, неполная семья…у нас такие вот указания, я вас понимаю, и вы правильно говорите, но… может быть, помощь какая-то нужна будет, средства на это выделяются. Вот, Блохину в прошлом году куртку зимнюю купили, и форму школьную…
– Да, я знаю про это. После того Светлана Блохина эту куртку по всему посёлку носила, продать хотела, да никто не брал… А Вова так и ходил в старой и рваной, с короткими рукавами. Это потом уж, когда никто куртку не купил, родители мальчишке её надевать разрешили… Знаете, дорогая Галина Александровна, вы на меня не серчайте, но мне кажется, как-то не так надо на неблагополучие семьи смотреть, как вы смотрите… Не на бумаге это разглядывать, а в жизни как это происходит. А что касается нас – спасибо, нам всего хватает. А если решите нас записать в свои бумажки, в неблагополучные, так я соберу все свои награды и грамоты, деда нашего медали достану, Жениной матери, Царствие ей небесное, благодарности с работы возьму, да и доеду в город, до вашего начальства. Пусть там решат, какая мы семья!
Со спокойным сердцем шла в магазин Меланья Фёдоровна после разговора с завучем. Одно только томило её душу, она понимала, почему внучка пришла из школы сама не своя. Женьке там уже успели сказать, что она – «неблагополучная».
Глава 15.
Женька лежала на верхней полке и смотрела на пролетающие мимо пейзажи. Поезд стучал колёсами, тёплый ветерок обдувал купе и Женьке это всё очень нравилось. В последний раз она ездила на поезде давно, будто в прошлой жизни… когда еще была жива мама. Они с мамой ездили тогда в Москву, в гости к бабушкиной сестре Акулине Фёдоровне.
Это было самое счастливое время – они целую неделю гуляли по столице, ели эскимо, посетили цирк и зоопарк. Женьке было тогда лет пять, но она так ярко помнила те дни, будто это было только вчера…
– Эй, что ты там притихла? Не спишь? – раздался снизу ласковый голос Ляли.
– Нет, не сплю, – Женькина голова с двумя светлыми косичками свесилась вниз.
– Слезай, морковка, будем кушать. Бабушка нам с тобой тут столько всего наложила, надо как-то есть, иначе испортится, да и тащить тяжело с собой. У нас пересадка будет.
Лялины глаза так похожи на мамины, Женька любит смотреть в них. Иногда она усаживалась рядом с тётей, прижималась к ней и закрывала глаза. Ляля дышала, смеялась и даже пахла почти как Женькина мама… и сидя рядом с Лялей, Женька представляла себе, что вот сейчас каким-то чудесным образом через Лялю мама видит её, обнимает Лялиными руками и целует в макушку…
– Съешь помидорку, – иногда Ляля даже говорила точь-в-точь, как мама.
– А ты сама почему не ешь? – Женька посолила только что очищенное яйцо, – Вот, кушай, а я себе еще одно почищу.
Ляля надула щёки, показывая, что уже не может ничего кушать, и Женька рассмеялась. Напившись чаю, девочка приникла к тёте и молча смотрела в окно.
– Что, волнуешься, да? – тихо спросила Ляля, прекрасно всё понимая.
– Ляль, а вдруг я ей не понравлюсь? И детям тёти Нины тоже… А ты уже уедешь обратно… как я там буду одна до августа…
– Ты не будешь одна, – Ляля повернулась к Женьке и взяла её лицо в свои мягкие ладошки, – ты будешь с папой, и я уверена он никому не позволит тебя обижать. А потом, скажи мне, как ты можешь им не понравиться? Ты замечательная, добрая и воспитанная девочка! Ты много читаешь, с тобой интересно разговаривать, и я думаю вы с ребятами Нины найдёте общий язык.
– Всё равно… папа всё время на работе будет…
– Жень, давай мы сделаем вот что. Обратно я уеду не сразу, несколько дней побуду там, и если вдруг я пойму, или ты сама это почувствуешь, что там не рады тебе, то я просто поговорю с твоим папой и увезу тебя обратно. Никто не станет тебя принуждать остаться, ты имеешь право отказаться гостить у тёти Нины и папы. И вот еще, смотри – я дам тебе пять рублей, мы с тобой их спрячем. И если после моего отъезда тебя станет хоть кто-то обижать, ты сможешь пойти на почту и позвонить мне по междугородней связи. Я напишу тебе наш полный домашний номер, ты позвонишь и скажешь мне всё. Я приеду и заберу тебя, обещаю! Ничего не бойся, моя морковка!
Ляля подмигнула Женьке и вышла из купе. Вернулась она с ножничками, иголкой и ниткой в руке, которые попросила у проводницы.
Любимый Женькин плюшевый заяц, который ехал вместе с ней, теперь хранил их маленькую тайну. Аккуратно распоров по шву игрушку, Ляля написала на вырванном из блокнота листочке номер своего домашнего телефона и адрес, завернула в него пять рублей, спрятала всё это в зайца и аккуратно зашила шов.
– Вот, теперь ты можешь ничего не бояться. И еще, с почтамта ты можешь даже телеграмму мне написать и отправить на адрес, я его тебе на всякий случай тоже записала. Ну что? Теперь ты совершенно готова ко всему, и бояться тебе нечего! А вообще, Жень… я уверена, что все твои страхи напрасны. Твой папа умный человек, и разбирается в людях. Он никогда бы не подружился с плохими людьми, способными кого-то обидеть, тем более обидеть его любимую дочку.
Женька обняла Лялю и снова погрузилась в созерцание плывущих за окном деревьев. Прижимая к себе зайца, которого получила когда-то в подарок от родителей на свой второй день рождения, она и вправду теперь почувствовала себя готовой ко всему.
Вокзал большого города шумел и гудел людскими голосами, гудками паровозов и немного смешным и непонятным голосом диктора, объявляющего прибытие и отправление поездов.
Женька издалека увидела отца, который стоял рядом с невысокой миловидной женщиной, с короткими завитыми волосами. Отец выискивал взглядом знакомые лица среди многочисленной толпы прибывших пассажиров, а Женька, давно приметив их, снова ощутила острое желание спрятаться за Лялю, а лучше вообще запрыгнуть обратно в вагон и уехать назад.
– Женька! Женька! – закричал отец, увидев державшуюся за руку тёти дочку.
Подхватив Женьку и прижав её к себе так, что у той перехватило дыхание, Сергей посмотрел в дочкины глаза, в глаза его жены, его Людмилы…
– Здравствуйте, Елена Николаевна.
Нина приветливо улыбнулась Ляле и тут же склонилась к Женьке, глаза её оказались напротив Женькиных немного испуганных глаз:
– Здравствуй, Женечка! Какая ты красавица, и очень похожа на своего папу! Я очень рада с тобой познакомиться.
