– Так получается, что я вашего Сергея оговорила! – заплакала Аполлинария, – В тот день, когда Киру то убили, я с ногами сильно мучилась, почти и не вставала весь день. Мне почтальонша наша должна была мазь принести, я ей уж с неделю как в город заказывала, самой-то мне не доехать с такими ногами. Вот, сижу я, значит, солью колено грею, а тут во дворе голос – Поля, Поля, сюда выйди! Я в окно глянула, а там Тоня Андреева у забора стоит, меня зовет. Я её и кричу – зайди, мол, в дом, нога у меня болит! А она орет, как не слышит! Говорит, тебе почтальонша мазь передала, я на почте была, вот тебе по пути занести решила! Кое-как я до забора своего похромала. Чего, говорю, Тоня, не заходишь в дом-то, от забора кричишь. Говорит, некогда, спешу. Куда ей спешить, непонятно, никого нет, ни ребенка, ни котёнка, мать схоронила давно… Ну ладно, хоть мазь принесла, спасибо тебе, Тоня, говорю. А она – да на здоровье, и указывает мне пальцем-то на улицу. Смотри, говорит, Сергей-то Тимофеев с учителкой живет, а сам еще и к Кирке бегает, и пальцем мне тычет. Я гляжу – а ваш Сергей и вправду к Кириному двору идет, в калитку уж входит… Ох, Маня, после, когда ко мне милиция пришла с вопросами, я им про это и рассказала! Тоня еще тогда мне говорит, время-то утро, учителка в школе, а он к Кире! Я и подумала… А вчера сестра моя, Лида, пришла, про Тарасовку рассказала, да про задержание Сергея – тут я и поняла, что с моих слов его видать, да с Тонькиных…
– Постой плакать, Поля, а ты уверена, что это Сергей был?
– Да кто же разберет, куртка как у него была, серая. Мужик и мужик, я так далече-то и не вижу, разве разглядишь! Только Тоня сказала – Сергей это – я и помыслить не могла, уверена была, что это он! А после смотрю, он сонный с крыльца своего вышел, думаю, и поспать успел, надо же…. Ох, Маня, простите меня! Ведь если Сергея держат в городе, а в Тарасовке убийство…. Оговорила я невинного человека! Маня, по глупости, не с умыслом, простите старую! Я сейчас к Гришенькину пойду еще схожу, всё ему обскажу. Он участковый, пусть разберется и в город доложит, чтоб Сергея отпустили! Я всю правду скажу!
– Погоди! Успокойся, Поля, – спокойно проговорила Меланья в ответ, – Ты кому еще про это всё говорила? Сестре своей, Лиде, говорила? Или соседям кому-то?
– Да нет, Лиде не говорила, я тогда еще не сразу догадалась обо всём… и соседям никому! Стыдно, на невинного человека поклёп навела!
– Вот и не говори пока. Давай-ка чайку попьем. Сейчас Николай вернется, с ним поговорим, а там уже решится всё. К Гришенькину может и не надо будет идти, сам придёт. Посиди, сейчас я чайник поставлю.
Пока женщины ждали деда Николая, бабушка Меланья накормила обедом и гостью, и Женьку с Егоркой, а после отправила внуков на тихий час. Егорка, набегавшись за Лапкиным хвостом, заснул мгновенно. А вот Женька решила, что как бы ей ни хотелось спать, ни за что теперь не заснет, а станет ждать, что же будет. Однако решить, и на самом деле не заснуть после бессонной ночи – это разные вещи. И скоро Женька уронила голову на подушку, притулившись на небольшом диване возле Егоркиной кроватки.
– Бабуль, что дедушке Гришенькин сказал? А бабушка Поля что сказала? Ну вот, я всё проспала, ты почему меня не разбудила? – протирала глаза огорченная Женька.
Она проспала почти до пяти вечера, потому что бабушка Меланья тихонько забрала из комнаты проснувшегося Егорку, накрыла тонким покрывалом сладко спавшую внучку и прикрыла в комнату дверь. Бессонная ночь дала себя знать, и усталая девочка не слышала ничего, происходящего в доме.
Ни как вернулся дед Николай, но, коротко переговорив с Аполлинарией Волоконниковой, тут же ушел обратно. И вернулся уже с участковым Иваном Гришенькиным, после чего все тихо беседовали в доме. Не слышала Женька, как вернулись из города Ляля и Вадим, и Ульяна пришла давно из больницы, как все взрослые сидели в большой комнате, явно чем-то озабоченные.
Только вот Вадим и успел, что быстро перекусить, и повёз обратно в город деда Николая вместе с Гришенькиным.
– Как же тебя будить, если ты всю ночь не спала? – удивилась бабушка, и тут же посерьёзнела, – Женя, дело тут не шуточное, поэтому тебе стоит помолчать обо всём, что ты видела и слышала! Не стоит это обсуждать даже с Машей – дело это взрослое и опасное, поняла? От этого зависит не только судьба твоего папы, но и жизнь других людей.
– Бабуль, я поняла. Ничего никому не скажу, и обсуждать не буду. А если спросят, и отвечать не стану. Да и не спрашивают меня уже давно люди – стороной обходят…
– И про то, что баба Поля у нас была, и по какому вопросу – тоже молчок!
Женька посерьёзнела лицом, кивнула бабушке и отправилась искать Лялю, которая вместе с Ульяной что-то делала в глубине большого сада.
Уже поздним вечером собралась вся семья за ужином. Взрослые, хоть и переговаривались между собой спокойно, улыбались, но некоторое напряжение витало в воздухе вместе с ароматным дымком вскипевшего самовара.
Женька пила чай, и думала над тем, что узнала от Ляли и Ульяны, когда была с ними в саду. А узнала она, что из Москвы приехали специальные люди, и что скоро всё закончится…
Серьёзный дяденька с пронзительными и холодными глазами, тепло улыбаясь говорил с Женей в доме бабушки и деда. Рядом стояла Ульяна, бабушка и Вадим. Женька молчала и слушала, хотя ей очень хотелось сказать, что она и с первого раза всё поняла.
Летний вечер был душным и тихим, за лесом собрались тучи, явно намереваясь пролиться ночным благодатным дождем. Накануне возле посёлка начали ремонтировать ЛЭП, поэтому уличное освещение не включали по вечерам.
Ульяна и Женя шли по улице к своему дому, громко разговаривая о новой книге, и о том, что огурцы в парнике пора полоть. На крылечке своего дома, опираясь на палку, стояла бабушка Волоконникова, которая громко окликнула их:
– Девоньки, вы домой? Там дождь никак собирается? Как бы градом помидоры не побило у меня, Лида в город уехала, я одна сегодня…
– Собирается, туча идёт! – откликнулась Ульяна, – Сами думаем, надо парники закрывать! И ваши закроем, не переживайте, поможем!
Пуст был тихий переулок, Женька посмотрела в небо, где стрижи низко чертили быстрыми своими крылышками. И хоть она не поворачивала головы, но краем глаза заметила, как чуть шевельнулась плотно задернутая шторка в окне Антонины Андреевой. Самой хозяйки не было видно, двор был пуст, и даже чисто выметен, хоть и зарос порядком травою по краям.
– Спокойной ночи, бабушка Поля! – крикнула Женька соседке, и та в ответ помахала ей рукой.
Всё село уже знало, что Аполлинария Волоконникова скорое уезжает жить к своей двоюродной сестре Лиде, в соседнее село, и поэтому продаёт дом. Тамара Политова всем по посёлку раструбила, что на добротный дом бабки Волоконниковой уже нашлись городские покупатели, и даже рассчитались с хозяйкой, сумма была озвучена приличная.
Тучи наползли быстро, поднимая пыль и сгоняя её с придорожной травы. Всё в округе затихло в ожидании дождя, темнота накрыла поселок, и лес, и колхозные поля за околицей. В окне дома Тимофеевых, в кухне, горел свет, который вскоре потух, а вместо него зажглась настольная лампа в комнате.
В наполовину зашторенном окне дома Тимофеевых, если смотреть с улицы, можно было увидеть Ульяну, сидевшую у стола с книгой в руках, и прохаживающуюся мимо Женьку, с Васильком в руках. Ульяна отложила книгу, подошла к окну и закрыла неплотно ставенку и штору.
Ночь накрывала посёлок, дождь плотной завесой шумел по улицам, перемежаемый резкими порывами ветра. Всё живое давно убралось с заливаемых водой улиц, засыпал посёлок, убаюкиваемый разыгравшейся непогодой.
И никто не видел, как в доме Тимофеевых растворилось окно, выходящее в сад. В окне показалась худенькая девчачья фигурка с корзинкой в руках, и свесила ноги за окно, прямо в дождь. Фигурку подхватили сильные руки мужчины, тенью отлепившегося от домовой стены, и укрыли девочку таким же плащом, в какой он был одет сам. Вслед за девочкой в окне показалась и женская фигура, которая так же через мгновение была скрыта тёмно-серым плащом и стала почти невидима в темноте.
Все эти таинственные фигуры – женщины, девочки, и двоих сопровождающих их мужчин, скрытые пеленой непогоды, бесшумно прошли под садовыми деревьями и оказались у заднего забора двора Тимофеевых. Здесь, у проёма в заборе в три оторванных доски, их встретили еще две, такие же почти не заметные, мужские фигуры. Вся компания незаметно исчезла в темноте.
А следом за ними, буквально минут через десять, подобную же компанию можно было увидеть и у заднего забора дома бабушки Волоконниковой. Две коренастые мужские фигуры поддерживали третью, опирающуюся на тросточку и закутанную в плащ, и все они так же незаметно исчезли в ночной непогоде. Увидеть это было можно с большим трудом, дождь и отсутствие уличного освещения делали своё дело, да и смотреть особенно было некому, потому что сады выходили задней стороной на колхозную грунтовую дорогу и поле. Ну, и случайных прохожих в такую погоду можно было не опасаться…
Сквозь приоткрытую ставенку и неплотно задвинутую штору в окне дома Тимофеевых, выходящего на палисадник, видна была неясная женская фигура, которая вскоре отложила книгу, потянулась устало, и свет лампы потух. Улица погрузилась во мрак, дождь то стихал, то с новой силой принимался поливать землю…
Женька отвязала платок, закрывающий корзинку, и выпустила оттуда недовольного Василия, который сердито мявкнул на хозяйку и тут же принялся приводить в порядок свою слегка помятую путешествием шёрстку, усевшись на широкий подоконник в доме бабушки Меланьи и деда Николая.
– Жень, шла бы ты спать, – сказала внучке бабушка Меланья, – И ты тоже, Ульяна, ложись. Нечего дитя мучить, столько переживаний!
– Бабушка, я хочу посидеть, разве тут уснёшь? – запросилась Женька.
– А что же не уснёшь? Ты своё дело сделала, остальное не нашего ума дело! Тебе доложить никто не придёт, что ждать? Дай бог, всё скоро закончится…
Меланья Фёдоровна посмотрела на киот, перекрестилась и подсела к сидящему за кухонным столом мужу:
– Ты, Коля, тоже свет гаси в доме. Время позднее, да и сам знаешь, что сказали…
Вскоре погасли окна и в доме Меланьи Фёдоровны и Николая Николаевича. Всё стихло в доме, только двое мужчин, сидящих на стульях в сенях, очень тихо переговаривались, глядели в приоткрытое оконце во двор и неусыпно несли свой дозор.
Глава 83.
Следующий день просто взорвался в тихом пригородном посёлке! Первое, что увидели изумлённые хозяйки, провожающие в стадо домашнюю скотину, это был плотный вооружённый милицейский кордон вокруг здания сельского совета.
Тихий переулок возле дома Тимофеевых и бабушки Волоконниковой гудел от толпы любопытных сельчан – во дворе бабушки Аполлинарии и в доме Антонины Андреевой работали группы экспертов, резная калитка во двор Тимофеевых была выломана и валялась неподалёку.
– Что, что произошло? – спрашивала запыхавшаяся от быстрого шага Зарема у стоявшей возле забора Тамары Политовой.
– Задержание ночью было! – важно ответила Тамара, которая понимала теперь, что титул первой всезнающей особы на себе перешел к ней.
– А кого задержали то?! – Зарема даже на скамью присела, чуть ноги не отнялись от такого события, которое она пропустила.
– Убийцу задержали! Который Киру убил, и женщину с Тарасовки! А нынче ночью бабку Волоконникову хотел порешить, да его взяли с поличным! Засада была в доме у Тимофеевых, его и взяли тёпленьким! А Тонечка наша, овечкой всё прикидывалась, а сама пособничала ему! Так-то вот, а вы её все слушали, рты разинув! Я всегда вам говорила – змея она подколодная! Мать свою сморила, и вон что удумала! Мы же все тут жили, как на вулкане из-за неё! Как еще она на кого из нас убийцу не навела – чудо Божье!
Окружившие Тамару женщины прижимали ко рту ладошки, бледнели лицом и качали головой, соглашаясь с Тамарой, которая даже покраснела от удовольствия.
– Товарищи, расходитесь! Не мешайте специалистам работать! – громким командирским голосом сказал вышедший до двора Антонины человек в гражданской одежде, но всему его виду можно было угадать его профессиональную принадлежность.
– Объясните народу, что произошло! Люди волнуются! Мы и так столько времени провели в страхе, что убийцы поблизости разгуливают! – раздались голоса из толпы.
– Всё до вас доведут, всё разъяснят! – убедительно ответил человек, – Соберут на площади и объявят. Сейчас опасность миновала, можете успокоиться и разойтись по своим делам! Вы мешаете нам работать!
Тихо переговариваясь, люди начали расходиться по своим дворам. Не стихали взволнованные разговоры, версии, одна невероятнее и интереснее другой, рождались на ходу! Вся округа гудела, заниматься делами уже и не хотелось, и люди, побросав огороды, сбивались в небольшие кучки – кто у колодца, кто во дворах, кто на скамейках у забора. Но просьбу строгого человека выполнили, понимая, что группе надо работать, и смотрели на них издали.
Ближе к десяти часам утра приехала милицейская машина с решётками на окнах фургона, из города. Она привезла еще каких-то специалистов с оборудованием, но был среди них и не похожий на милиционера человек. Чуть осунувшийся и похудевший Сергей, а это был именно он, попрощался за руку с невысоким коренастым человеком в мундире и полковничьих погонах, подхватил небольшую свою сумку и заспешил к дому родителей.
Женька висела на заборе вместе с прибежавшей по утру Машей. Бабушка и Ульяна запретили им выходить на улицу, на всякий случай, пока такое брожение умов происходит в посёлке, а девочки и сами никуда не хотели – им хотелось обсудить всё произошедшее в эти дни!
– Женька, как ты не испугалась! Ночью, да еще в дождь, по-за огородами идти! А вдруг бы что… вдруг бы он… этот преступник, оттуда к бабушке Поле полез? Ох, страшно! – Маша висела вниз головой на тонкой жёрдочке рядом с Женькой, зацепившись ногами и качаясь из стороны в сторону.
– Нас же милиционеры провожали! И по-моему, они знали, как он пойдет и где прячется, только боялись, что он сбежит, если его спугнуть. Потому и ждали, пока он сам в дом явится. Бабушка сказала, что он в старой мельнице прятался, – ответила Женька, подбирая волочившиеся по земле косички и раскачиваясь сильнее.
– Так там же развалины одни! – Маша отпустила ноги и ловко брякнулась на траву, – Где там прятаться!
– Ага, развалины! Там оказывается подвал есть, только вход был засыпан. А еще, говорят там вообще подземелье! И может даже ходы подземные есть… Эх, жалко, наверное, теперь всё это ликвидируют…
Девчонки хитро переглянулись, но говорить дальше не стали, потому что из дома вышла Ульяна и подошла к забору, нетерпеливо и немного тоскливо оглядывая улицу. Всё ждали, когда же уже наконец вернётся Сергей.
Уже все в доме знали, что последнее время он провёл вовсе не в тюрьме, у него была договорённость с людьми, расследующими целую серию убийств и ограблений, жертвами которых всегда становились одинокие женщины. Происходило это сначала в городе, после было некоторое затишье, а потом убийства повторялись в разных районах области.
Увидев идущую вдоль забора знакомую фигуру, Ульяна коротко вздохнула, прижав руки к груди, а Женька, громко и радостно взвизгнув, бросилась бежать навстречу расставившему в стороны руки и улыбающемуся отцу.
Долго еще гудела вся округа, обсуждая недавние происшествия. Всё новые, выдуманные или правдивые подробности выскакивали, словно грибы после тёплого дождика. Почти каждый рассказчик ссылался на достоверные и проверенные источники, на работающих в органах родственников или знакомых. И конечно, каждая правдивая версия была намного правдивее другой, не менее правдивой.
Однако переспорить Тамару Политову, которая просто раздувалась от собственной значимости от того, что имела дальние родственные связи с участковым Гришенькиным, никому не удавалось. Да, собственно, никто и не пытался. Потому что люди, знавшие реальную подоплёку всей этой истории и её подробности, хранили разумное молчание. Хотя, в чём-то она, конечно, говорила чистую правду.
– Это оказался бывший муж Киры, – важно подняв вверх палец, говорила Тамара таинственным шёпотом, – Мне кум сказал, я точно знаю. Вторая жена его пропала пару лет назад, я думаю, он её тоже сам укокошил! Думал видимо, квартира ему достанется городская, но там что-то оказалось не в его пользу, и родственники просто выгнали его на улицу. Тогда он и вспомнил про бывшую жену, про несчастную Киру!
– Ну, ты тут что-то уже привираешь, – с усмешкой сказала сидящая рядом с рассказчицей на скамейке у сельсовета Флюра Танаева, – Никто из поселковых Глеба этого, бывшего Кириного мужа, здесь не видел!
– Сама не ври, чего не знаешь! – зыркнула на Флюру Тамара, – А вот не знаешь ты того, что Кира-то недавно задумала дом продать, да отсюда уехать навсегда. Про то и сестра её, Клавдия, знала! Так вот, Глеб к Кире пару раз приезжал, вечером, чтоб не видел никто, мириться пытался! Но Кира его выгнала, сказала – всё кончено. Он тогда еще про продажу дома не знал. Спать устроился на старой грибоварке, куда ему еще идти. Вот там его Антонина наша случайно и увидела, да и к себе пустила! А он что, ему и хорошо, лучше уж в тёплой избе, да какая-никакая баба под боком! Тут ему Тонька и рассказала, что Кира дом будет продавать, вот, наверное, тогда он и задумал у неё деньги за дом забрать. А может, вместе с Тонькой и придумали! Он Кире письмо написал, чтоб половину денег ему за дом отдала, а Тонька то письмо ей в ящик кинула. Вот, видимо в письме Глеб и назначил свидание бывшей жене, подальше от села – на остановке у шоссе, чтобы поговорить, якобы сам он для этого с города приедет. Что уж там не так пошло – кто теперь знает? А кто знает, так нам не скажет. Вот только не вернулась Кира обратно.
– А Тоня, думаешь, она знала всё, и убийцу в свой дом впустила? Думаю, неправда это, – снова подала голос Флюра.
Тамара решила не обращать внимания на вредную Флюру и продолжала, повернувшись к другим слушателям, собравшимся возле скамейки:
– Ну, после того как он Киру убил, видать сам забоялся, что обнаружат, и на старую мельницу ушёл скрываться, благо, Тонька его кормила да ночами привечала. А под мельницей старый подвал был, полуразрушенный, вот Глебка там и обитал. Слыхали, на днях взрыв был? Так вот, обрушили тот подвал, развалины мельницы сравняли, от греха, чтоб не было такого впредь.
– А в Тарасовке? – испуганно спросила Галина Кожевникова, – Тоже он убил?
– Говорят, что он. Пришел ограбить, у той женщины от матери в наследство вклад денежный достался, как уж он вызнал, кто знает. Может, у него и в Тарасовке такая «Тонька» была. А наша-то Антонина в это время упорно Сергея Тимофеева под монастырь подводила, чтобы на него всё указывало, якобы он Киру убил. А только в милиции у нас тоже не лаптем щи хлебают! Быстро смекнули, что да как!
– А что тогда Тимофеева сразу-то не отпустили? Неправда это всё, сочиняешь ты, – снова подала голос Флюра, и достала из кармана новую горсть подсолнечных семечек.
– А с Тимофеевым сразу договорились, чтобы настоящего убийцу выманить! Глеб же был уверен, да и Тонька тоже, что раз того арестовали, значит они вне подозрений. Говорят, они уехать отсюда собирались, Тонька дом свой продать хотела, да кому эта развалина нужна! А тут слух прошёл, что Аполлинария Волоконникова совсем плоха ходить стала, дом решила продать и к сестре перебраться. А дом-то у неё не хуже Ульфатова – и добротный, и крепкий, и сад большой. Ну, они и наметились бабку обворовать, думали, она уже деньги за дом получила, на том и погорели! Засада там его ждала, а саму Тоньку возле шоссе поймали, бежала, как увидала, что дружка-то скрутили.
– Да вот тут точно ты врёшь! – не выдержала Флюра, выплюнув шелуху, – На мельнице она его ждала! Высмотрела, что и сама Аполлинария, и соседи все спать угомонились, знак душегубцу дала, а сама на старую мельницу! А Волоконникову-то, и Тимофеевых девчонок, и соседей всех, в это время милиция вывели, вместо них сотрудники в домах-то сидели, и как Глебка к бабке зашёл, его и взяли!
– Да ничего не так всё было! – лопнуло Тамарино терпение, – Это девчонка Тимофеева Глебку случайно выследила, в окно увидала ночью и деду сказала, а тот в милицию сообщил! И не на мельнице он обитал, а в подполе Кириного дома, потому её и убил, что она его не хотела пустить! А к Тоньке он пожрать ходил, да в баню – в том-то дворе не затопишь!
– Да хватит спорить, – выглянула из-за забора Елена Пархоменчук, – Растрещались, сороки! Харитонов сказал, скоро сход будет, всё и объявят.
Далеко разносилась перепалка кумушек, летний вечер был тёпел и чист, лёгкий ветер приносил с лугов запах зацветающего клевера и зреющей на опушке земляники. Покой и благоденствие снова разливалось по округе вместе с вечерней прохладой.