Алина Сурменева
Повесть безвременных лет
—–
Влас стоял со своими детьми у медпункта и ждал, когда все желающие пожалуются на свои болячки врачам, когда услышал громогласное «УОЛЕНЯДОМБОЛЬШОЙ» от второго отряда. Девчонки, едва заслышав их, зашептались и, когда строй проходил мимо них, на три счёта в один голос крикнули: «Привет, Шерлок!» Тот обернулся и помахал рукой в ответ под девичьи хихиканья. Власу этот вожатый не нравился не столько потому, что половина девочек в лагере волоклась за Вариным напарником. Скорее его настораживало то, что они ни разу не посмотрели друг другу в глаза – как-то ни разу не смотрел на него Шерлок ни в столовой, ни в штабе на планёрках, нигде. «А раз взгляд уводит, значит, есть, что скрывать», – думал Влас.
Варя шла замыкающей в строю. Поравнявшись с медпунктом, Влас прикоснулся к вытянутой ладошке своей рукой, поймал её необычайно счастливую улыбку, и ещё долго смотрел вслед. За месяц работы вожатой кожа Вари стала лёгкого бронзового цвета, икры немного округлились, а запястья перестали быть болезненно худыми. Влас заметил, что из под вымывшейся краски для волос снова начал проглядывать зелёный, который Варя так старательно старалась вывести, и усмехнулся. Никакая она не Чернуха. Теперь будет Зеленуха.
—–
Напарники редко попадали вместе на планёрки: чаще одного оставляли дежурить после отбоя в корпусе, но иногда всё же случалось Шерлоку и Варе сидеть вместе и выслушивать длинные речи Арины и Ирины о проблемах насущных. Но всё же была одна причина, по которой Варе такие планёрки нравились: Арина Сергеевна становилась чуточку веселее. Она чаще шутила, меньше ругала, говорила экспрессивнее, чем обычно. Однажды Варя даже заметила причину таких изменений: старшая вожатая иногда мельком поглядывала на Шерлока. Почему-то все, в том числе и сам Шер, делали вид, что не замечают происходящего, и в один день на тихом часу Варя решила спросить напарника о том, есть ли что-то между ним и Ариной. Шерлок заулыбался в ответ:
– А тебе всё скажи да расскажи.
Варя ткнула его кулаком в плечо:
– Ох ты ж мужчина-загадка!
На самом деле ей было радостно оттого, что даже сквозь скрытность и безынициативность Шерлока в отношении девушек, кто-то смог разглядеть в нём славного малого. Больших трудов иной раз Варе стоило не подшучивать о связи её напарника с начальством, но при детях личные темы были табуированы, потому что как раз ими мальчишки из отряда интересовались больше всего.
Первые две недели они донимали напарников вопросами о том, вместе ли они, и только Варе удалось убедить их в том, что они знакомы немногим больше, чем большинство работников лагеря – полторы недели, как детей заинтересовал ещё один личный вопрос. Самый старший карапуз в отряде – Кирилл Муравьёв четырнадцати годиков от роду, прошерстил все соцсети, но так и не выяснил, сколько лет Варе и Шерлоку, и теперь в любой непонятной ситуации забавлял весь отряд просьбами показать документы под самыми нелепыми предлогами в духе «спорим, что если мы обыграем пацанов из первого в футбол, то вы оба дадите нам паспорта посмотреть?»
Шер всегда отшучивался о том, что ему где-то между пятью и сорока пятью и что работает он личным фотографом президента, а для напарницы он придумал идеальное алиби, которое в тайне поведал Захару и Мише в обмен на то, чтобы те рассказали о тайнике, в который второй отряд прячет «Блэйзер» и другое пойло, купленное за территорией лагеря. В этой версии Варе было 34, и в эти годы она успела попробовать лучшие вакансии в мире: дрессировщик дельфинов, директор батутного парка, тренер по дартсу, даже помощником главного винодела в Абхазии, мол, была, но в девяностые дело обанкротилось, и теперь она – врач скорой помощи. Сама же Варя, узнав о ситуации, в первую очередь удивилась тому, где эти дети умудрились достать «Блэйзер» в две тысячи девятнадцатом году.
—–
Попытки Власа построить демократию в отряде закончились, когда Арина Сергеевна поймала четверых его детей курящими за корпусом. Тогда Влас нехотя начал вводить в жизнь отряда какую-то занятость. Сначала спортивные игры, какие знал. Потом и другие: что-то в интернете нашёл, что-то у товарищей по мужской вожатской подспросил.
Сам по себе Влас был далеко не лидером, но пытался адаптироваться дело вожатого под свой склад личности: раз не нравилось прыгать клоуном перед уже почти взрослыми детьми, Влас нашёл им развлечение, требующее минимум вмешательств: психологические упражнения. Всего-то собрал всех в одном месте, закинул удочку-ситуацию – и сиди себе слушай, как они со всей серьёзностью размышляют о том, как решить вымышленную проблему.
Кстати, на фоне остальных отрядов Власу достались достаточно тихие, спокойные дети. «Всё потому что не из Перми и не из Норильска», – думал он, посмеиваясь про себя. Единственного ребёнка, который поначалу вёл себя вразрез с правилами лагеря, носился по коридорам на тихом часу и кидался едой в столовой, Влас сделал командиром отряда. Дай в руки маленькому человеку власть, и он отнесётся к ней ответственно: у парня и правда поубавилось желания нарушать порядки, а его гиперактивность оказалась направлена на организацию отрядных дел. Построить ребят на завтрак, раздать роли на репетиции, поставить и разучить танец – в этом Рома Палкин действительно оказался хорош. Как раз при подготовке к одному из мероприятий выяснилось, что он ещё и бальными танцами занимался в начальной школе, так что Влас не переставал удивляться тому, как бывает обманчиво первое впечатление от общения некоторыми с детьми.
—–
22:58. Штаб постепенно наполнялся людьми.
– Все в сборе? – спросила Арина чуть громче шума усталых голосов на фоне, бросила короткий взгляд на Шерлока и улыбнулась. – Тогда начинаем.
Итак, друзья-товарищи, могу поздравить вас с тем, что смена полностью вышла из-под контроля. Дети после десятой объяснительной всё равно курят на хоздворе. От младших отрядов за километр несёт потом, будто вожатые их вообще не купают, а у старших в мусорках уборщицы уже не раз находили использованные презервативы.
Шер посмотрел на Варю, Варя посмотрела на Шера. Только вчера он отобрал в мужском туалете у Вадима и Юли парочку гусарских резинок. – …если с первыми двумя случаями вы знаете, как бороться, то что делать с последним – не совсем очевидно. Так вот, уточню: ни в коем случае не отбирайте у детей средства контрацепции.
Варя и Шерлок снова переглянулись, максимально коротко, и чуть не засмеялись в голос оба. – …разговаривайте, запрещайте, что угодно, только дети не должны становиться родителями, а они в 13-15 лет ещё не понимают, каковы риски. И вообще не выпускайте детей из вида, они многое могут натворить…
Влас тоже сидел рядом и слушал. Ему не нравилось, что об этом повторяют каждую планёрку, и ничего не меняется: кто-то из вожатых всё равно наступает на грабли, а старшая вожатая из раза в раз говорит об одном и том же, забирая у остальных законное время сна… – …Сёму Василевского сегодня снова поймали, перелезающего через забор с двумя пакетами, полными шаурмы. Сколько можно?… «Ничему жизнь не учит», – подумал вожатый, вспоминая о том, как хорошо было в прошлой смене, когда дети, за которых он отвечал, всего лишь дрались. И всё же силы и воля – странные ресурсы, возобновляющиеся буквально из ниоткуда. Потому и Влас, и Варя, и Шерлок, и, наверное, весь педсостав были в полной уверенности: они переживут эту смену, и отправят детей домой счастливыми.
––
Варя бегала по коридору, распахивая двери комнат и призывая всех выходить на прогон. Многие из отряда ещё не успели ополоснуться после вечернего похода на море и нехотя, ругаясь, шли строиться возле корпуса.
– Да ёб твою мать, снова голову помыть не дали, – буркнул в полголоса Никита, спускаясь по лестнице.
– Ничего страшного не случится, если ты примешь душ через пятнадцать минут, – ответила проходившая мимо Варя. – А ещё с тебя двадцать слов на букву «ё».
– Всегда ж было десять, – возмутился тот.
– Не возникай, тебя уже не первый раз на мате ловят.
Никита закатил глаза, вздохнул и начал повторять уже почти заученную последовательность:
– Ёжик, ёршик, ёкнуть, ёмкость, ёлка, ёрзать, ё-моё…
– Ладно, дуй вниз, всё равно нет столько слов на эту букву.
Проверяя, все ли вышли из корпуса, Варя застала в одной комнате заплаканную девочку, что-то печатающую в телефоне. Увидев вожатую, Оля встала с кровати, заторопилась:
– Извините, я сейчас, я быстро…
– Стой. То есть садись. Расскажи, что случилось.
Оля посмотрела на Варю недоверчивым взглядом, мол, не поймёте вы, тётя, проблем юного девичьего сердца. Но само сердце, видимо решило иначе, и тут Олю прорвало:
– «Мы слишком разные», слишком разные блин! Что, люди должны родиться близнецами, чтобы быть вместе? Что-то не складывается в голове: я лелеяла эту разность, считала её особенностью. Что мне вообще делать, если нет людей, больше похожих на меня, чем тот, который только что продинамил меня так, что хватило бы на десятерых брошенных и обиженных?
Варя не нашлась, что сказать и, заверив паузу тяжелым вздохом как печатью, обняла Олю.
– Девочка моя, всё будет хорошо.
– Нет, не будет.
– Будет. Ты всё переживёшь, только вопрос в том, как. Можешь продолжить убиваться, а можешь полностью погрузиться в развлечения, которые целых сорок человек вожатых вам тут придумывают. В конечном итоге всё равно тебе станет легче.
Оля ещё немного похныкала в Варину жилетку.
– Я теперь чувствую себя инопланетянином. Последним оставшимся во Вселенной. Плавающим в вакууме среди холодных звёзд. В полном одиночестве.
– Ты переживёшь, вопрос только в том, как. Но помни: сама себя из уныния не вытащишь – никто не вытащит.
Девочка, не отрывая головы от Вариного плеча, кивнула.
– Ну что? Заканчиваем жалеть желе и идём на прогон?
– Идём.
—–
– Вспомни что-то хорошее из детства и подробно опиши.
В голове Власа от этих слов возник вакуум.
– Не знаю. Как-то ничего на ум не приходит. Хотя постойте… – и в голове закрутились зимняя картинка, выловленная из недр памяти где-то между семью и девятью годами жизни: – Мы с отцом ездили в горы. Он учил меня кататься на лыжах. Ну, значит, поднялись на пик. Было туманно. Сплошное серое небо резали лезвия горных вершин. Кое-где проглядывались островки лесов. Серо-чёрные шпили, зубчатые ветки, стоящие неподвижно или выгнутые по направлению ветра… И тут внезапно, всего на несколько секунд висевший над долиной туман куда-то исчез, обнажив иссиня-белые линии – следы от лыж, испещрявшие поверхность гор от нежно-белой каймы до основания, стали видны малейшие неровности на поярчавшем склоне. Будто я прокачал зрение в несколько раз. Представляете?
– Представляю, – с мечтательным видом Арина легла щекой на стол.
И тут Влас с удивлением поймал себя на том, что не так уж и тяжело ему здесь.
– Что за магия такая?
– А я говорила: работает. Проверено многими поколениями вожатых.
– Спасибо Вам. Правда легче стало.
Арина поднялась из-за стола, и хлопнула по спине:
– Давай, топай к своему отряду и не раскисай больше.
—–
В самый разгар смены вклинился дождливый день. Утром отменили зарядку, и на завтрак все добирались перебежками из корпусов в столовку, пытаясь проложить как можно больший участок пути под кронами сосен. Дети и вожатые кутались в одежду с длинными рукавами и закрытую обувь. Было непривычно видеть всех такими одетыми, не в майках и шортах.
Вечернее мероприятие отменили из-за ливня, так что Шерлок и Варя развлекали сегодня свой отряд в холле корпуса. Они играли почти весь день, с короткими передышками на обед и полдник. Варя впервые видела, как Шерлок работал на полную мощь, и недоумевала: как ему удаётся держать внимание детей так долго? Да, дети взрослые, более сосредоточенные, и упражнения чередовались активные с более спокойными, что создавало какую-то динамику, но это была лишь капля в море того огромного запала, который Варя и Шерлок выплеснули в этот день. Они по-настоящему вошли во вкус, и каждый в отряде почувствовал это. Двадцать девять человек стали единым механизмом, собиравшимся в шеренгу по цвету глаз и теплоте рук без слов, строившимся в разные геометрические фигуры молча. Они видели смысл в каждой мелочи, которую получалось сделать вместе, и это делало их счастливыми, а Варя и Шерлок гордились тем, что создали целую империю сплочённых творческих детей, претендовавших теперь на звание лучшего отряда.
Вечером Шер вытащил гитару, и все уселись на полу холла в круг. Пели разные песни: и про перевал, и Гречку, Битлов, Коржа, Би-2, Цоя… Даже когда вожатый убрал гитару и объявил, что теперь у детей почти два часа свободного времени, несколько девочек осталось сидеть и петь Алёну Швец. Кто-то просто общался. Кто-то даже пустил слезу. Эмоций было так много, что можно было и не говорить о них.
Варя помогла напарнику зачехлить гитару.
– Давно меня в ду́ше не было, – усмехнулся Шерлок. – Последишь за детьми пятнадцать минут?
– Конечно.
– Хотя, думаю, мы их сегодня достаточно разогрели и вымотали, чтобы им сейчас было лень творить глупости.
– Да не то слово, – Варя преисполнилась самых чистых положительных эмоций и сейчас была готова благодарить всех за всё: Спасибо тебе за это.
– Мне? Ты чего, это ж наша обоюдная заслуга.
– Я бы без тебя на порядок хуже справилась.
– А я без тебя… Глаза Шерлока искрились. Хотелось Варю обнять, но в неловкости они так и стояли и смотрели друг на друга ещё несколько секунд, улыбаясь, преданными щенячьими глазами, пока кто-то из девочек не завизжал в коридоре под всплеск воды.
– Боже. Они что, водой надумали обливаться в корпусе? – вздрогнула Варя, и выбежала к детям, громким голосом перебивая им всё веселье: – Так, кто тут по водным процедурам соскучился?!
—–
Наверное, самым запоминающимся событием этой смены для детей был «Кинофестиваль» – вечер, в который дети делали сценки из известных фильмов. Было очень много юмора и креативных решений, доведённых чуть ли не до абсурда, но это лишь плюс к первому. И дети, и вожатые хохотали до слёз, Влас в том числе. Он диву давался, как некоторые отряды покрасили и склеили чуть ли не целые картонно-бумажно-пакетные города, как, оказывается, умеет петь главный хулиган смены – пятнадцатилетний Гриша по кличке Жигало. Он от души хлопал отряду, поставившему русскую народную версию «Острых козырьков»32. Главный приз – огромный ящик конфет в тот день взяли ребята, отыгравшие «Детей шпионов или отцов пижонов». Влас поддался атмосфере всеобщего ликования, смеялся от души, поздравлял победителей и активнее всех помогал детям и вожатым убирать декорации. И когда в корпус принесли последнюю партию картонных деревьев, Влас и спасатель Вова, оставшиеся позади всех, закрыли дверь на ключ и направились на танцплощадку, где уже начиналась дискотека. Между диджейской будкой и жилыми домиками Влас почувствовал странный запах, доносившийся из мужского туалета.
«Да ну нафиг. Марихуана в детском лагере?» – подумал он, ещё раз напряг нюх и всё равно не поверил себе. Но тут его сомнения в собственном обонянии опроверг Вова, шедший рядом:
– Мне кажется или травой воняет?
Оба на секунду замерли и медленно, на тишайших цыпочках направились на запах. Влас заглянул за перегородку и увидел, как трое старших ребят и девчонка из его отряда передают по кругу самокрутку.
«Конфет им мало, чёрт подери», – подумал Влас, а вслух сказал:
– Да, они там курят. Пошли.
Пафосно, как «люди в чёрном», они вывернули из-за угла. Совсем как в фильме сверкнула вспышка камеры с вовиного телефона.
«Опытный чувак, – подумал Влас. – Сразу взял и зафиксировал».
Все четверо нарушителя резко изменились в выражениях лиц. Мальчик, в руке которого оказалась единственная и главная улика, попытался уничтожить её, но Влас успеть поймать его за руку.
К сожалению, проблемы ожидали не только провинившихся детей, но и вожатых, которые «недосмотрели». Так и причастная к тому случаю девка была из отряда Власа. Ему досталось по самое «не хочу». В этот же день состоялась самая длинная планёрка за всю его жизнь.
В тот вечер Влас вышел из штаба очень злым: оргсостав полтора часа без пауз и перерывов как в кофемолке перетирал уставшие нервы вожатых за инцидент с травой. После планёрки он стремительным шагом направился к корпусу, и даже головы не повернул на оклик Вари. Та решила, что Влас не услышал, догнала его:
– Влас, что с тобой? Сам же понимаешь, что твоей вины тут нет ни капли.
Тишина. Нет ответа.
– Ты же знаешь Ирину. Эти все поучения были только для того, чтобы другие вожатые не расслаблялись. Но ты не из тех, кто работает в полсилы, значит, к тебе это мало относится.
Влас, не сбавив шага, посмотрел на Варю ошалело, мол, «мать, ты сама не слышала, сколько раз там моё имя упомянули»? и, дойдя как раз в тот самый момент до корпус, так резко закрыл дверь, что Варя на секунду испугалась, как бы она не слетела с петель и не сшибла саму девушку с порога.
Дыхание перехватило, и ещё на несколько секунд Варя замерла на крыльце перед дребезжащей от удара дверью. Она посмотрела вниз. Даже в рябящем свете еле живого фонаря на ступеньках и порожке были видны ошмётки синей краски, отлетевшей от косяка. И тут неожиданно, невольно, сквозь великие сопротивления разума прорезалась в голове Вари мысль, которая испугала её саму: мысль о том, что её напарник не такой псих, как её парень.
––
Настроение было замечательное: ещё бы, никаких дежурств сегодня, никаких пьянок. Только часик планёрки – и долгожданный почти полноценный сон. Варя пришла в штаб довольная, оглядела собравшихся вожатых, не нашла среди них Власа и села рядом с напарником.
– Ты тоже сегодня спишь нормально? – усмехнулась Варя, толкнув Шерлока в плечо.
– А то. Сам рад. По графику на нашем этаже сейчас Настя Борисова.
– Это какая из двух? На пятом отряде вроде обеих вожатых Настями зовут… Варя не договорила: в штаб зашли члены оргсостава, и планёрка началась. Варя слушала, слушала, да и заскучала: шёл разбор ошибок других вожатых. Говорила в основном Ирина Евгеньевна, а старшая вожатая просто сидела рядом молча. Варя смотрела в лица своих коллег: некоторым из них не было ещё и восемнадцати, но они уже вели за собой целые отряды из детей, которые по факту были того же года рождения. Варя смотрела на Арину: интересно, а ей сколько лет? И почему она такая грустная сегодня? Тут Варя заметила, что она ни разу за вечер не взглянула на Шерлока.
«У вас с Ариной что-то случилось?» – напечатала она в заметках на телефоне и легонько толкнула Шерлока локтём. Тот посмотрел на экран, улыбнулся и взял в руки Варин телефон. Он долго что-то печатал в ответ, отвернувшись от напарницы. Во всяком случае, ей показалось, что долго. Спустя пару минут он отдал ей телефон, с всего-то одной напечатанной фразой в заметках:
«А тебе всё скажи, да расскажи».
—–
– Еду на танке!
– ЕДУ НА ТАНКЕ!!
– Вижу корову!
– ВИЖУ КОРО-ОВУ!!!
Уже никто из Вариного отряда не стеснялся этой кричалки, а наоборот: семнадцатилетние лбы со всей мощью горланили, заставляя идущих к морю отдыхающих оглядываться. Шерлок орал громче всех, с размахом жестикулировал, да так экспрессивно и заразительно, будто вёл свой отряд не на пляж, а в бой. Дети тоже почувствовали заряд хорошего утра и раззадорились: каждый с удовольствием подхватывал право запевать, переходившее от одного к другому по очереди.
Варя после дежурства чувствовала себя и в половину не такой активной, как остальные, потому была вдвойне благодарна и напарнику за то, что спасал её, и детям за отдачу. На настроении сказывалась невозможность чаще видеться с Власом, но Варя всё убеждала себя в том, что это просто последствие этапности отношений, и всё скоро пройдёт.
––
Пла-ла-ла-ла-
ла-ла-ла
ла-ла-ла (мелодия из какого-то советского фильма33)
Пла-нёр-ка грёбаная.
Иногда Власу казалось, что в оргсостав лагеря набрали неудавшихся ораторов и стэндаперов – они всё говорили, говорили и говорили. Уже время заполночь, а они с таким кайфом вещают на публику, отчитывают, мотивируют, и сна – ни в одном глазу.
Выйдя из штаба, Влас чувствовал себя придавленным проблемами лагеря. Всё это напоминало плохую попытку игры в Sims34: половина вожатых просто провалила эту смену, а оргсостав вроде и хотел как-то повлиять, но отчасти уже смирился с тем, что дети выбились из-под контроля.
Влас и Варя остановились молча на лестнице, глядя друг а друга: такая усталость читалась в Варином взгляде, таким утомлённым ощущал себя Влас после долгого дня и полуторачасовой планёрки, что на слова сил не осталось. Они просто стояли молча обнявшись.
Мимо прошёл напарник Вари. На секунду они с Власом пересеклись взглядами, но Шерлок быстро отвёл глаза, не сбавляя шага. Он направлялся к вожатскому домику, как и все, но что-то в нём всё-таки казалось Власу подозрительным.
– Странный какой-то у тебя напарник, – заметил Влас.
– Почему же? – удивилась Варя. – По мне так наоборот он очень уравновешенный, всегда помогает, если нужно и никогда обязанности не перекладывает.
– Да я не об этом. Он на нас с тобой как-то не очень добро посмотрел.
– В каком смысле?
– Обычно люди улыбаются, когда нас видят вместе ну или всё равно иначе реагируют. А он просто отвернулся и дальше пошёл.
– Ну может он не хотел отвлекать нас своим появлением. Засмущался, всё такое.
Пауза.
– Всё равно он мне не нравится.
– Дурачок, – Варя легконько ткнула его кулаком в предплечье, не прекращая обнимать.
Удивительно, какая отдушина – эти объятия. А с такой работой и особенно.
—–
В бесконечной суматохе подготовки к ежедневным мероприятиям никто и не заметил, как количество дней смены перевалило через середину, а потом и вовсе осталось меньше недели до первого поезда в Норильск. По детским воспоминаниям Влас знал, что сейчас оно пойдёт на убыль быстрее, как заканчивается последний кусок вкусного домашнего пирога: и дивишься тому, как быстро доел, пусть и собирался подольше растянуть лакомое удовольствие, и хочется ещё.
Потихоньку ко всем обитателям лагеря подкрадывались скучания по тому, что ещё не ушло. И если Варя уже отпустила один отряд в прошлой смене, то для Власа это был совершенно новый опыт. Впервые у него были свои дети. Глупенькие, смышлённые, спокойные, отчаянные – разные, но все полюбившиеся. Влас не мог насытиться последними днями: давал им разные игры, вводил новые кричалки – потому что детям нравилось, а он хотел сделать для них лучшее на прощание.
Всё менялось.
Всё становилось другим.
И даже не особо разговорчивые дети открывались теперь с иной стороны.
Погожим утром сидя на берегу моря, казавшегося после вчерашнего ливня чрезвычайно тихим, Влас удивлялся тому, что самый непоседливый отряд и правда охватила сентиментальность. Уже никто не пытался убежать с пляжа за шаурмой и сигаретами. Ранее враждовавшие потихоньку подсаживались друг к другу и начинали разговаривать. Ленивое лето пекло их спины. Ларьки с мороженым и кукурузой были закрыты – воскресная тишина грела уставший слух.
Влас ронял голову каждые пятнадцать секунд: ещё ни разу у него не было трёх ночных дежурств подряд. Боясь лечь на прибрежную гальку и окончательно провалиться в сон на рабочем месте, он решил провести с детьми игру. Но им было так же лениво, как и ему самому, по правде говоря, так что предложение попрыгать с мячиком по пляжу не было принято отрядом. Тогда Влас решил поговорить с девчонкой, загоравшей ближе всех к нему. Это была маленькая щуплая Наташка, которая во всех сценках играла роль маленького дитя. У Наташки были крашенные в чёрный волосы, которые отрасли за время отдыха, и на корнях стал виден её натуральный цвет – светло-рыжий. Честно говоря, Влас не знал, зачем девчонки всё время выбирают цвета пострашнее и всё время пытаются как-то менять свой внешний вид: то брови, то губы, то ногти… А эта ещё и сердце какое-то странное подчёркнутое на ноге набила. Влас, кстати, не видел его раньше, потому и решил спросить:
– Что за татуировка у тебя такая?
Наташа повернула голову к нему, неловко улыбнувшись, а её подруга Аня, отдыхавшая рядом, засмеялась и приподняла панаму с лица, чтобы посмотреть на вожатого.
– Сама сделала прошлой зимой, – нехотя ответила девочка.
– Она что-то значит?
Аня ещё раз усмехнулась.
– Ну-у.. значила. Я вообще её вместе с парнем сделала, а потом мы расстались, и имя парня пришлось закрасить.
Влас присмотрелся к чёрточке под красным контуром сердца и увидел неровность – там раньше были буквы.
– …а потом Анька сделала такую же.
Подруга Наташи в голос захохотала и снова закрыла лицом панамкой.
– Как? Тоже на ноге?
Аня привстала и подняла левую руку. Сбоку, на рёбрах, перетянутое узкой полоской купальника, красовалось точь-в-точь такое же маленькое сердечко. И даже зачеркнутая надпись – один в один.
– Не ну а чё она будет смотреть на татуху и думать о каком-то дебиле? Пусть лучше обо мне вспоминает, – прокомментировала Аня. – Я от неё никуда не денусь. С пелёнок дружим же.
Влас усмехнулся и снисходительно улыбнулся девочкам. Им ведь всего лишь по четырнадцать. «Глупышки, – думал он, – но какие милые и дружные». Он был рад научиться понимать таких людей.
Ещё он был рад тому, что ему, с виду суровому и угрюмому, доверили эту историю без страха осуждения.
Он был рад танцевать на дискотеках в кругу своего отряда, пусть и под дурацкие песни модных нынче Темниковой и Бузовой.
Он был рад соприкоснуться с тем, с чем будет работать всю жизнь, и понять, что не прогадал.
Он был рад провести здесь половину своего первого самостоятельного лета.
—–
В последние дни смены смешалось всё: и скопившаяся усталость, и так скоро возникшая привязанность к детям, и желание последний раз зажечь после планёрки с педагогической командой. Дети обнимались, плакали, дарили друг другу браслетики, рисовали на футболках… Вожатые же ходили чуть ли не пошатываясь от эйфории. На глазах всё превращалось в воспоминания, и это пьянило, да настолько, что в день закрытия смены Влас повёл троих старших пловцов-детдомовцев нырять с волнореза. Он знал, что они впервые видели море в этом году.
Девчонка из младшего отряда подарила Власу сентиментальную гуашевую картинку, которую назвала «физрюк», а оргсостав устроил на последней планёрке «Хогвартс и сыворотку правды» – так назывался вечер, в который каждый вожатый мог рассказать всем один секрет, касающийся лагеря, безнаказанно, даже если при этом был нарушен педагогический устав. Сначала все отнеслись к такой идее исповеди настороженно, но когда методистка Ольга Валерьевна, самый старший человек в руководстве, встала и на весь штаб притворно и комично заявила:
– Я! Обожаю! Детей! И ненавижу! Ведомости!
Все рассмеялись. После этих слов ряды вожатых зашептали, оживились, со всех сторон посыпались признания:
– А я спал на дежурствах!
– А мы нечаянно закрыли в корпусе ребёнка перед дискотекой.
– А мы с напарником делили тихий час пополам. Следили за детьми по очереди и по очереди спали.
– А я своим детям в качестве прощального подарка за «Кубок самых танцующих» на дискотеке купила огромный арбуз, – рассказывала толстая вожатая с добрым лицом (кажется, Кристина), когда очередь дошла до неё. – Так вот, сидят они в закрытой комнате, кушают втихаря, а капитан отряда спрашивает: «А Вы ещё один арбуз купите, если мы на последней дискотеке возьмём ещё одну награду»?
Весь штаб захохотал.
Влас с этой вожатой мало пересекались, но была у Кристины одна черта, которой аплодисментов стоя было бы мало: когда над ней шутили, громче всех смеялась она сама. Когда взрывы всеобщего хохота утихли, она сунула плюшевого ёжика, ходившего по кругу вместе с правом голоса, в руки Шерлока. Тот слегка вздрогнул, будто это вывело его из раздумий и сначала сказал, что ему нечего поведать миру, и он свои обязанности выполнял примитивнейшим образом, но коллектив запротестовал:
– Боже правый, и это говорит человек, который попросил членов оргсостава не разглашать своё имя, – заулюлюкала Арина. – Давай уже, колись.
Шер улыбнулся смущённо в пол и, видимо, польстившись такому вниманию, после недолгих уговоров согласился. Он дождался тишины и заговорил.
– Хорошо-хорошо, расскажу, только начало может показаться совсем отвлечённым, но вы обещайте дослушать до конца, ладно? – дождавшись, когда стихнет одобрительный возглас вожатых, он продолжил: – Все, кто хоть раз со мной общался, знают, что я люблю наблюдать. Эта история началась ещё до лагеря, и как-то судьбоносно перекочевала сюда. Я наблюдал за комнатой, в которой всегда танцевали. Иногда ещё пили, по будням учили, изредка – ссорились… Сначала это было непроизвольно. Я просто выходил курить на балкон, и это окно в доме напротив на пару этажей ниже бросалось в глаза. Там не было занавесок и всегда горел свет. Там общались, разливали пиво на ковёр, ругались и танцевали как черти. Мне нравилось смотреть на то, чего не было у меня самого, я делал это часто, и скоро начал узнавать постоянных участников этих тусовок в лицо. На улице, в трамвае, в университете… Особенно часто я видел одну девушку. Вероятнее всего, она жила в той квартире. Я украдкой любовался её походкой по пути на пары, её руками, когда она складывала овощи в пакет на рынке, её бесноватыми пьяными танцами в вечернем окне. Да, они не отличались ни пластикой, ни женственностью, но прежде я никогда не видел, чтобы человек, танцуя, так открыто, без стеснения являл миру себя настоящего.
Как-то раз, сидя позади в автобусе, я заметил прядь её волос, ниспадавшую на спинку кресла. Я хотел дотронуться, но не осмелился.
В штабе послышался свист, и все засмеялись. Шерлок, широко улыбаясь, повысил голос:
– Вы только не подумайте, что я маньяк. Трогать я её точно не собирался.
– Ага, волосы тоже, – усмехнулся спасатель Ваня.
– Не язви, умник.
– А то что, накажешь?
– Ещё как.
Штаб взорвался хохотом.
– Ладно, ребят, хорош шутить. Человек тут очень сокровенной тайной делится, – громко сказала Лида, вожатая с длинными худыми ногами из Краснодара.
Все мало-помалу успокоились и снова создали тишину.
—… Дабы не разрушить это прекрасное таинство, скрашивавшее мою повседневность, я нарочно не знакомился с ней, – продолжал Шерлок, —даже когда предоставлялась возможность. Но иногда я оставлял ей маленькое послание: слово «привет», переведённое шифром в шесть цифр на кодовом замке велосипеда, на котором она…
Мгновенно вспыхнувший багровой яростью Влас в бешенстве сорвался с места. Ему даже показалось, что он услышал свист рассекающего воздух кулака, прежде чем он врезался в челюсть Шерлока.
Прежде чем мужская часть педсостава смогла разнять дерущихся, Влас успел повалить Вариного напарника и нанести ещё четыре удара по лицу. А он и не сопротивлялся почти. Уши заложило от давления. Только когда его оттащили в сторону спасатели и Арина, он заметил, что Варя кричит. С тем, что он и раньше слышал, как она повышает голос, теперь в выражении Вариного лица читался настоящий ужас. Шерлока Влас не видел: вокруг него столпились вожатые. «И чего он там валяется, дурень? – думал Влас. – Пара ударов же всего была… Ох, чёрт». Шерлок поднялся на ноги, и Влас только сейчас узрел, что стало Вариным напарником. От носа к подбородку растекалось размазанное кулаком Власа пятно крови, правая часть лица отекла и посинела, глаз – хорошо, если просто опух, а не заплыл… Власу самому сделалось жутко. Не верилось, что это всё он сделал за пару секунд. Шер окончательно пришёл в себя и принялся успокаивать всполошившийся педагогический состав и чуть не зарыдавшую над его гематомами Арину Сергеевну.
