Алина Малиновская
Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника
***
Жесткий диван, казавшийся мне поначалу в меру удобным для моей спины, сейчас давил всеми неровностями на лопатки позвоночник, когда я ложилась на спину, и упирался в колени на животе. Прокрутившись полночи и замотавшись в легкую простынку, словно шарма на рынке, лишь под утро забылась тяжелым сном, то и дело распахивая глаза, а потом снова засыпая.
На живот мне неожиданно прыгнула лягушка. Я вздрогнула и проснулась. Сколько было времени на часах, мне не было видно. Стало рассветать и отражение времени на стене от электронных часов постепенно растаяло. Повернуться на бок мне не удалось. От удивления немного подергавшись, я внезапно осознала, что привязана к кровати. Слышалось шуршание где-то в районе кухни и ванной комнаты. Мурашки страха поползли от макушки, к ногам превращаясь в крупных бегемотов. Меня затрясло мелкой дрожью. Послышался звон, наверное, нож соскользнул со стола, – машинально пронеслось в голове. «Нож!»
Еще раз попыталась выдернуть руки, но скотч – верный товарищ жуликов, крепко держал мои запястья привязанными друг к другу. Ноги тоже связаны, но не так крепко. Странно, если меня заматывали, скотч должен был противно и достаточно громко трещать, когда отматываешь его от катушки. Но я ничего подробного не слышала. Наверное, это были те несколько минут, когда мне удалось провалиться в сон.
Ногу удалось высунуть из связки. Оплетка скотча осталась на второй ноге, но это не важно. Главное, я могу ими шевелить. Потянула ее к рукам и, зацепившись большим пальцем за край, стала тянуть кисть руки, привязанной сверху. В дверном проеме совершенно некстати показался чей-то силуэт. Разглядеть его не удавалось. В комнате стало почти светло, а в коридоре полная темнота. Только шевеление выдавало чье-то присутствие.
Скосив необыкновенным образом глаза в одну точку, на мгновение мне удалось разглядеть силуэт довольно субтильного мужчины. Во всяком случае, он был в брюках и с короткой стрижкой. Продолжая тереть одной рукой другую, чтобы выпутаться из сетки липкой ленты, я не заметила, как мелькание силуэта приблизилось ко мне настолько близко, что неожиданно передо мной возникли крупные черные глаза. Они смотрели с лица двумя черными ямками, настолько злые и глубокие, лицо было настолько искорежено злобой, что черты не просматривалась. Я охнула, черная, пахнущая чем-то сладковато-приторным, похожим на запах вишни, тряпка накрыла мне лицо, я несколько раз вдохнула. Все: мебель, кровать, квартира и я стали стремительно проваливаться в черную бездну.
Тяжело сделать вдох. Показалось, что я теперь знаю, как новорожденные детки, появляясь на свет, обжигают легкие кислородом, пытаясь сделать первый вдох. Я даже поняла, почему они в этот момент кричат. От боли, от возмущения. Ровно такие же эмоции испытывала, пытаясь осознать себя. Продышавшись немного, удалось приоткрыть один глаз. Сквозь малюсенькую щелочку проглядывалось томное пространство. Низкий потолок, занавешенный паутиной, словно елка мишурой на рождество. Окно было под крышей. По всей видимости, это чердак. Глаза постепенно привыкли к темноте и стали проявляться нагромождения чего-то крупного и противно воняющего, стоящего в углах этого странного помещения. Оказалось, что воняли вовсе не нагромождения, а ведро неясного цвета, стоящее неподалеку от меня на полу. Судя по запаху, на него мне предназначалось воспользоваться в физиологическом смысле. Во всяком случае, об этом вполне отчетливо говорили следы на нем. Именно они и испускали такой невыносимый запах. Думаю, что именно благодаря ему получилось сделать тяжелый вздох. Такой эффект нашатыря при обмороке.
Рассказывают же медики, что в случаях, когда применят эфир, у человека может случиться остановка дыхания. В том, что тряпка на лице пропитана эфиром, теперь я даже не сомневалась.
Подняв на уровень глаз руки, я убедилась, что они по-прежнему на месте, но я их не ощущала, настолько они занемели. Я потерла их, чтобы хоть как-то восстановить кровообращение. Повторить такой же трюк с ногами не получилось, на левой уверенно висел тяжелая цепь, завершающаяся гирей килограмм на тридцать.
Я -то барышня тоже не увесистая, с такой-то работой, так что гиря почти повторяла мой вес сорока с небольшим. Лодыжку сдавливала цепь, похожая на собачью. Когда я была совсем маленькая, мать отправляла меня на Украину к своим родителям. У бабушки и дедушки было хозяйство, частный дом и все это охраняло огромный мохнатый пес, от одного «гав» которого падали вороны замертво. Днем дед его привязывал, а на ночь пускал в свободное хождение по усадьбе. Так вот на такой цепи, на какой сидел пес – гроза округи в те давние времена, теперь была привязана я. Что называется, выскочить, не замочив хвоста, из этой ловушки вряд ли удастся. Даже если я отыщу пилу по металлу, я поняла, что это все напрасно.
Перед глазами поплыли квадраты. Они сливались между собой, плавно переходили в круги и овалы, соединялись и уплывали, внезапно увеличиваясь в размерах. Накатывала тошнота и голову накрывало четной меховой шапкой, пропадал свет и звук, пропадали руки и ноги, я была белым мотыльком, толстым, тяжелым и неуклюжим, неспособным подняться в небо.
***
Шаги гулко отозвались эхом в полупустом подъезде. Холодком бегали по спине мурашки. Я уже и не знала, было ли мне страшно или просто
Я нервно топала по темной улице. Было совсем не поздно, часов одиннадцать, но я чувствовала, как в спину словно вонзаются чужие злобные взгляды. За мной следили. С оружием. Нельзя было исключать, что не смогут его применить в кризисной ситуации. А кризисная ситуация могла случиться на каждом шагу. И если я без приключений доберусь до места назначения – вокзальная камера хранения.
Станция захудалая, поезда дальнего следования делают стоянку всего-то пару минут, экспрессы и вовсе пролетают ее, не замечая. Зачем здесь организовали эту камеру хранение, до сих пор мне непонятно.
Меня предупредили, что деньги нужно привезти именно сюда. В одной из ячеек, от которой вручили маленький погнутый ключик, должна была ждать крупная сумма, пара миллионов, не меньше. И вот ждет ли она меня или нет, в настоящий момент мне и неизвестно. Но при любом раскладе я в проигрыше. Будут деньги, заберут и прихлопнут, как комара. Зачем свидетели? А если деньги не успели подложить, то тем более прихлопнут за обман.
Чем ближе я подходила, тем медленней и неторопливее становились мои шаги. В такой момент остро ощущаешь, что чувствует человек, приговоренный к смерти и поднимающийся на эшафот. Может, мне бы и хотелось рассказать, что я не боюсь или что-нибудь в этом роде, но сейчас просто дрожали колени. Слабость накатывала сначала на голову, и я на несколько секунд проваливалась в пустоту и тут же на ходу выныривала из нее, не успевая упасть окончательно, то теряла чувствительность ног от коленей, опасаясь, что попросту рухну с высоты своего роста на землю, как подкошенная.
Плохое самочувствие я связывала с травмой головы. Когда я окончательно очнулась в пыльном и темном чулане под крышей неизвестного дома, сразу стала себя ощупывать, не доверяя самой себе. В этом месту наверняка провела немало времени, ноги успели занеметь от долгого лежания, по рукам бежали мурашки по тем местам, которые еще не успели занеметь.
Вроде все цело, на затылке я пальцами наткнулась на что-то теплое и влажное. Поднеся руку к лицу, поняла, что это запекшаяся кровь. То ли оглушили, но зачем, непонятно. Я и так провалилась в забытье совершенно беспроблемно. То ли несли меня крайне неаккуратно и возможно роняли, крепко приложив затылком к чему – то твердому, на землю или о машину, когда грузили мое бесчувственное тело. Хотя до сих пор не понимаю, как можно было уронить мои сорок девять килограммов?
…Когда я очнулась на чердаке, перед глазами все еще плавали белые мушки, но это не помешало вошедшему парню бесцеремонно и грубо схватить меня, как нашкодившего кота, за загривок и поволочь вниз по крутой лестнице. Как учат величайшие умы в своих мудрых высказываниях, которые я просто очень люблю, нужно находить положительное в любой ситуации. Здесь положительное бросилось мен в глаза сразу: по такой крутой лестнице я бы сама с о своей кружащейся головой и безмятежными мушками в глазах просто не спустилась, а сверзлась, прибавив к моему сотрясению мозга еще одно. Хотя нет, два сотрясения не бывает, мозг – то один. Нет, просто бы прозаично убилась.
Повиснув в крепких руках, я даже поджала немного ноги, чтобы не бились пальцы о каменные ступеньки. Еще раз основательно встряхнув, так, что мои мушки в глазах разлетелись, как о сквозняк, меня поставили на пол перед столом. Длинный деревянный стол, дорогой, отполированный до зеркального блеска, заканчивался трапезно накрытым островком. Над возвышавшимися бутылка, бокалами, супницами и огромный блюдом с ярко-красными раками за мной наблюдали два гражданина. Щекастые, но одновременно холеные лица не излучали для меня ничего приятного. Напротив, взгляд исподлобья заставлял слега занервничать.
– Серый, что там?
– Вот, оклемалась, может разговаривать.
– Ну что, красавица, поведай нам, куда ты денежки наши дела?
– Я не знаю, о каких деньгах идет речь, – голос предательски задрожал. Понятно, что раскланиваться передо мной, как перед дамой в приличном обществе, здесь не собираются отнюдь.
– Такие денежки, полмиллиона приханырила и теперь тут корячит из себя непристойность. Да знаешь, что тут с тобой сейчас сделаем? – второй любитель раков, сидевший не во главе стола, по правую руку, покраснел и откинул недочищенного рака в мою сторону. Рак до цели не долетел, шмякнувшись о зеркальную поверхность стола и отлетев в сторону.
– Остынь,Паша. А ты, голубушка, давай напрягай память, времени у тебя немного. Деньги нам нужны быстро и в полном объеме, – мне показалось, что эту фразу я уже где-то слышала и довольно часто. Стараясь потянуть время, я молчала. – Рыжий, тащи ее наверх, убери воду и не давай жрать. Через пару дней расколется, как миленькая.
– Сортир ей тоже убрать? – Рыжий решил уточнить.
– Да нет, изгадит нам все, нанимай потом клининговую компанию для уборки, лишние расходы. Нет, ведро только и оставь.
Привычным движением я сжалась вся, повиснув всем весом в руке доморощенного культуриста, стараясь поджать ноги как можно ближе. Ситуацию это не спасло, колени оказалось все равно до крови оббиты об острые и крепкие каменные ступеньки. Теплая кровь текла по ногам, несильно, но поливая ржавую гирю, снова привязанную к моей ноге, запекшаяся рана на затылке напомнила о себе неприятной ноющей болью, которая к вечеру, или к ночи, я потеряла счет времени, стала усиливаться. Мысли путались с мушками в глазах, сознание время от времени накрывалась меховой шапкой и единственное полезное для себя, что я могла сделать – это заснуть.
Проспала я до утра. На удивление, меня никто не беспокоил, несмотря ожидания. Скорее всего, решили тоже ждать, пока мне станет совсем нехорошо. В голове приятно посвежело, но страшно хотелось пить. Взяв себя в руки, я мучительно размышляла, как найти выход из этой ловушки. Никак, – только это и приходило на ум. Как ни крути, сбежать невозможно, даже если умудриться снять с себя гирю или, подхватив ее в руках, унести с собой. Сил у меня почти не было, без воды и еды долго не протянешь. Уж тем более силы не прибавятся. Только хитростью, больше вариантов не было. Григорич называл это оперской смекалкой. Доказывать очевидное, что полмиллиона у меня в руках отродясь не было, бессмысленно.
С утра, когда в голове немного посветлело, осенила неожиданная мысль. А ведь это рыжий Паша мне был знаком. во всяком случае, его противная рожа уже светилась перед моими глазами, и насколько припоминается, ситуация тоже была неприятной. Какой – не помню, но ощущения от этих воспоминаний всплывали гадкие.
Часто так бывает, что, заклинившись на одной версии, другие не видишь. Так случилось и сейчас. Все, тупиковый ступор. Тогда снова спать. Опять же, нет худа без добра, хоть высплюсь! Обещала же себе, что первые дни отпуска сбуду только спать. И смотри, ведь не обманулась ни на грамм. Лишь стоило слегка прикрыть веки, казалось, что измученный перипетиями мозг только этого и ждал, отрубив почти все мои рефлексы в глубоком забытьи.
… в приоткрытые двери потянуло чем-то кислым. Так обычно пахнет в плацкартном вагоне летом, когда путешествие только начинается, пассажиры не успели окутаться спертым амбре, смеси пота,табака и дешевой колбасы. Запах усилился, умом понимала, что сплю, но проснуться сил не было. Всплыли образы людей, мужские бородатые лица чудным образом трансформировались в женские, кокетливые, с узкими прищуренными, густо накрашенными глазами, делающим это лицо неприятным, хитрым и оттого еще более мерзким.
Рыжая борода, склонившейся надо мной, стала отдаляться, украсилась маленькими поросячьими гладелками, пока не стала узнаваема! Паша! Рыжий Пашка! Рыжий сидел на стуле, откинувшись на спинку. Его нога, закинутая на другую, огромных размеров, отбивала в такт музыке. Сигареты, вонючие до невозможности, забивали легкие, не давая кислороду пропихнулся сквозь дымовую завесу. я не выдержала и от души надрывно закашляла.
– Новенькая, ты, что ль такая доходяга? – рыжий оглушительно заржал, как полковой конь, задрав бороду кверху. – Ну ничего, поработаешь – втянешься.
Да, это был точно он, сбрил бороду, приоделся поприличнее, но все равно он. Два года назад Григорич, Звонарев и Губецкой разрабатывали банду. Злодеи работали в обстановке строжайшей конспирации. Такой, что позавидуют любые спецслужбы. внедриться мальчишке – оперу было совершенно невозможно. Слишком все сложно и бесперспективно. Тогда Григорич и предложил Дыму использовать меня для внедрения.
Но не все так просто, как может показаться. Единственная возможность, узнавать о том, что происходит в банде, стать штатной проституткой. Как мне обещался клятвенно Григорич и Дым, что до этого дело не дойдет однозначно, все равно не было не по себе. А вдруг скажут, покажи – ка леди, свой талант? Я Дыму сразу пообещала, что при таком раскладе я сразу выбываю из игры. Служба службой, но, товарищи, извините, подбирайте все же профи!
Рекомендации мне состряпали тогда мастерски: мол, задерживалась я соседним отделом за недвусмысленным занятием, оштрафована не раз, естественно, по "липовым" документам, а выручал якобы из всех щекотливых ситуаций меня авторитетный человек, к сожалению, уже покинувший этот свет. Да это и понятно, у покойника – то уточнять не станешь, а компетентные граждане убедительно подтверждали мою легенду. До сих пор осталось для меня та и осталось тайной как Дыму и Григоричу удалось заручиться поддержкой того бандита, но ни разу никто не усомнился, что я опытная валютная "бабочка".
Задача мне поставлена четкая: постараться добиться выезда за границу, ведь основная специализация группировки- переправление молодых девчонок за рубеж в сексуальное рабство. Странное дело, но за пару дней проживания с этом странном доме в десяток юных девчонок никто нас даже пальцем не тронул. Потом в разговоре мне поведали, что мы- товар на продажу, чем привлекательнее, тем дороже. а для утех у охранявших нас парней, шкафообразных головорезов держались специально обученные барышни подешевле и неприхотливее. Паспорта у нас отобрали практически сразу при входе, якобы для оформления визы и других документов, но я-то знала, что в ту страну, куда планировали нас переправить, визы не нужны, а пересечение границы возможно без загранпаспорта. Просто в рабстве мы стали уже сейчас. От понимания своего положения по спине пробежали слоноподобные ледяные мурашки. Даже если учесть, что я точно знаю, что на самом деле я никуда не поеду, все равно жутковато. Но девочки на мой взгляд совершенно не расстраивались, пили кучками по двое- трое кофе, курили на балконе, болтали, щипали брови и красили ногти в ожидании.
Из их разговоров постепенно становилась очевидной их беспечность: многие девчонки были из неблагополучных семей, живущих в деревнях, где кроме самогонки и развлечений- то особых не наблюдалось. А тут такие чудесные возможности- высокооплачиваемая работа за границей, осуществимое желание вырваться из замкнутого круга. Из уст в уста они пересказывали истории о счастливицах, заработавших миллионы и вернувшихся на родину, удачно вышедших замуж и живших блаженной семейной жизнью. О пропавших без вести несчастных девчонках, их ровесницах, они не знали. во всяком случае, истории я не слышала. Нет, возможно, просто не повезло.
Через два дня рыжий, охранявший нас еще с вечера, не сменился, как обычно спозаранку, а резко дал команду:
– Бабы, быстро собирайтесь, в два часа – отбытие. Пароход ждать не будет, собирайте свои манатки по-шустрому.
Тут я совершенно искренне стала вспоминать все мало-мальски знакомые молитвы, чтобы жучки, почти невидимые, прикрепленные в моем нижнем белье на случай осмотра, не дали нежданный технический сбой, как часто бывает в самые ответственные моменты. Не доверяя технике, я прикинулась глухой. подошла к одной из девчонки, голубоглазой Гале, и стала уточнять, правильно ли я все услышала. Да, пришлось прикинуться и туповатой, но что делать, тут риск был бы не оправдан, если ребята не сумеют правильно и вовремя организовать задержание и передачу рабынь. Какое-то смутное чувство меня терзало, а вдруг? А как я потом с этого корабля выскочу, не поезд же, не ближайшей станции не выскочишь!
В час тридцать меня почти трясло. понятно, что никаких знаков ни Дым, ни Григорич мне подать не могут, нужно брать инициативу в руки. Из разговора выяснилось, что выезжают, в принципе все. Рыжий выводит до машины, нас- то мало, всего человек шесть, в один внедорожник шесть тощих девах модельной внешности уместятся с легкостью.
Увидав Рыжего с барсеткой в руках на входе, за спиной у него стоял еще один такой же безразмерный амбал, я решила, что именно сейчас пришло время действовать. Осторожно протиснувшись мимо вешалок в дверь ванной, я быстро запихала за щеку небольшой обмылок. несмотря на то, что мыло было детское, почти без запаха, стало невозможно противно, к горлу подкатила вполне от души. еле сдерживаясь, я резко метнулась в туалетную комнату. Краем глаза я успела заметить, что мои товарки по несчастью уже по одной выходили в машину.
Рыжий вернулся за мной. я отчаянно сидела в уборной, стараясь не высовываться оттуда.
–Эй, выходи, звезда, – нет, он сказал по-другому, но я не могу повторить. – Слышишь, слезай с коня! – он начинал терять терпение. – Пароход отбывает, слышишь!
Послышалось пиканье телефона. -
– Шеф, тут одна шалава застряла, не выходит. Да, отравилась, наверное, тошнит ее. Может, оставить, загваздает же мне всю машину! И то правда, куда она без паспорта! – он снова омерзительно заржал, по всей видимости старший дал отмашку и рыжий захлопнул двери, послышался звук запирающегося замка.
Едва я отошла от куска почти съеденного мыла, я обыскала квартиру, разбросанные челки и колготки, несколько валявшихся почти пустых флакончика лака для ногтей и волос. С особой старательностью обшарила ящички, полочки в надежде отыскать копию ключа, изнутри дверь не имела щеколды и предусмотрительно запиралась тоже на ключ. Пусто. Без надежды. Третий этаж, прыгать в окно непредусмотрительно и слишком рискованно. Побродив по квартире еще раз, я потеряла надежду выбраться из заточения. Не глядя, снова плюхнулась на диван, чтобы немного обдумать обстоятельства. Затертое и откровенно несвежее покрывало подо мной имело непредвиденную бугристость. Машинально я отодвинулась и уставилась на завернувшийся причудливым образом рукав. Скорее всего это был мужской пиджак, пуговицы на обшлагах пристрочены особым способом. Я потянула на себя и из-под дивана, обвешенный патиной и пылью, показался сам сюртук. Он не был огромных размеров, как предполагалось иметь рыжему или какому еще охранявшему нас громиле. С удивлением разглядывая находку, почти бессознательно я потянулась пошарить по карманам. Ключа, безусловно, не было, зря на это было бы надеяться. Невольно я потянулась во внутренний карман. Нащупав что-то твердое, я неспеша вытащила на поверхность. Сотовый телефон! Старый, затертый, без всяких новомодных наворотов. Такой покупают пенсионеры и говорят продавцам прямо и безапелляционно однозначно: мне чтоб только звонить. Я разглядела, что найденный пиджак, клетчатый, из простецкой недорогой, как принято сейчас говорить, бюджетной, ткани.
Несколько трамвайный билетов в карманах ясно говорили, что владелец был явно не из броско и дорого одетых охранников. трудно предположить, кто на самом деле являлся владельцем этого модного бесподобия. Помнится, девчонки болтали, что привозил сюда рыжий хлипкого деда, который здесь, во дворе задел его внедорожник и оставил на его шикарном крыле непрезентабельную царапину. Дед погостил в заточении несколько часов и исчез так же нежданно, как и появился.
Дрожащими от нетерпения пальцами я набрала, пару раз попадая мимо цифр и перенабирая снова и снова абонентский номер Дыма. Он – то сидеть в засаде сам не будет, скорее всего руководит из укрытия и сможет ответить на мой звонок. Ребятам набирать бесполезно, в шуме и суете не до звонков, разговаривают только по делу, набирая нужных людей самостоятельно. В остальных случаях тариф невыгодный -"прощайте, друзья".
В тот раз мне непостижимым образом повезло, операцию проводили с нашими коллегами, задержание проводили одновременно. Адреса все были знакомы и отработаны, поэтому буквально через час, не позже прибыли следователи и оперативники из соседнего отдела для проведения обыска. Когда заскрипел ключ в замочной скважине, я бестрепетно и безбоязненно, отхлебывая иностранный кофий на знакомой кухне, ожидала коллег. удивительная способность Дыма успокоить в два слова поражала вновь и вновь, как в первый раз. После разговора с ним с опять почувствовала себя, как обычно, сопливой девчонкой, непонятно по какой такой причине, оказавшейся в центре событий и оттого путавшейся под ногами опытных оперативников:
– Алена, ну что ты так разволновалась! Сядь за стол, выпей чаю и успокойся. Скоро приедем и заберем тебя, пожди немножко, – сказал мне Дым ласковым голосом и отключился.
От воспоминаний где-то далеко в груди потеплело, страх перестал остро жечь под ложечкой, "мохнатая шапка" перестала так часто мучить духотой и головокружением.
Дверь на чердак знакомо скрипнула и звезды в маленьком окошке закрыла черная фигура. Привычно поджав ноги, я позволила отнести себя почти без потерь снова перед светлые очи раколюбов. На этот раз хозяин, как я про себя прозвала одного из них, был один. Густой запах шашлыка окутывал комнату, впервые мне захотелось есть. Тошнота, с которой я боролась в течение прошедшего дня и ночи, стала понемногу отступать. Я призналась себе, что чего-чего, я от хорошего шашлыка я бы не отказалась совершенно.
На этот раз лысый охранник, такой же хмурый и накачанный, держал меня за волосы. Вначале попытавшись поставить меня на ноги, потерпел неудачу, потому что, потеряв опору, я сразу же свалилась, словно куль с навозом, прямо под отзеркаленный стол.
Боль в корнях волос спасал меня от возможности потерять сознание от слабости в ногах и кружения в моей бедной страдальческой голове. Дальше терпеть было нельзя. Я не выживу.
– Я все расскажу, дайте попить.
– Нет уж, валяй рассказывай. Знаем ваши оперские ужимки, не первый раз замужем!
– Деньги спрятаны надежно, вам их не найти.
– Я так и знал, что ты их приханырила, тварь! Где так надежно? Выкладывай, если хочешь жить! И если хочешь еще на этом свете увидеть своих детей!
Полный тупик!
– Хорошо, я отдам все деньги, только их должны привезти на указанное место. Они сейчас в банковской ячейке. Я же не могу хранить такие суммы дома.
– Это мы знаем, твою хату уже прошерстили вдоль и поперек.
– Мне нужно позвонить и люди привезут деньги, куда скажете.
– Лысый, дай ей телефон, – он достал пистолет и в открытое окно выстрелил несколько раз. Где-то вдалеке дзынькнула разбившаяся жестяная банка. – Следующая пула тебе в лоб, если задумаешь какую-то хрень, ясно? Без фокусов, он наставил пистолет ровно на меня.
Я по памяти набирала знакомый номер Звонарева. Обычно – то телефонные номера не запоминаются, разбаловал нас технический прогресс, заставляя выполнять многие движения, в том числе и телефонные звонки одним движением пальца. Но номер Лешки я запомнила в дни заточения на квартире, когда набирала ему пару раз по бумажке с «левого» мобильника.
Лешка долго не отвечал. Я все набирала и набирала. От того, что результата не последовало, хозяин стал заметно нервничать:
– Ну что там голову морочишь?
– Не отвечает. Давайте подождем. Может, в душе или еще где! – сама безостановочно набирала знакомый, врезавшийся в память номер.
– Слушаю, кто это? – послышался хриплый Лешкин голос и от неожиданности у меня выступили слезы. Сжав зубы, я снова взяла себя в руки, – Привет, это Алена. Не перебивай меня, я по делу. Ты помнишь, где лежат коды от банковской ячейки?
Звонарев явно не понимал:
– Ты где? С тобой все в порядке?
Я вделала вид, что разговор идет по плану:
– Вот и хорошо. Возьми всею сумму, слышишь, всю, в полном объеме, вези на станцию «второй пикет». Там есть камера хранения, положить в пятнадцатый ящик, ключ повесишь на гвоздике за пожарно-щитовой полкой. Запомнил?
Лешка стал догадываться о происходящем, во всяком случае, вопросов мне не задавал, лишь поддакивал и соглашался.
Это нужно сделать сегодня до полуночи, иначе мне не отдадут моих детей, – это единственное, что я могла сказать, чтобы он наконец дотумкал, что происходит.
– Я понял, все сделаю, полмиллиона. Держись, – лысый грубо отобрал трубку и стал слушать Звонарева.
Мне оставалось только надеяться на чудо. И на то, что в качестве компенсации до лежака меня снова отнесут на руках. Хоть что-то должно быть хорошее!
Почти полное отсутствие солнечного света, за исключением тонкой щели в шифере в углу кровли чердака, помогало мне приходить в себя. Тонкий лучик света не касался лица и направлялся в противоположный угол от моего спонтанного лежака. Сон стал живительным, но, к сожалению, единственным лекарством. Постоянная тошнота, беспокоившая меня в те минуты, когда я не спала, мешала проявить чувству голода. Хотелось только пить. Потянувшись аккуратно, чтоб не свалиться, рукой схватила поллитровую банку, поставленную кем-то прямо на грязный пол. Мне не видно, чистая ли была вода, да это для меня стало и неважным. Жадно, стараясь сдержаться, чтобы не перелить драгоценные капли на себя, отхлебнула три глотка. Лишь на третьем, слегка утолив дикую жажду, почувствовала, что вода сильно отдает болотным запахом. Не хватало для полного счастья только дизентерии! – усмехнулась про себя. Темнеет летом поздно. Когда я открыла глаза, очнувшись от сна-полузабытья, когда вроде спишь, а мысли, словно тараканы с резиновых сапожков бегают под черепной коробкой, причиняя откровенную боль.
До полуночи оставалось мало времени, подумала, пытаясь разглядеть в темноте ту заветную щелочку в крыше. Вода из болота выпита, дно замусоленной банки успело высохнуть. Словно сама не своя, я потрясла банку и тихо посмеялась над собой. Совсем схожу с ума! По лестнице послышались знакомые тяжелые шаги, но я еще не научилась отгадывать, кто за мной шел: Лысый или Рыжий. Топали по ступенькам одинаково тяжело, их гупающие звуки отзывались болью в моей несчастной голове. По привычке поджав ноги как можно ближе к телу, приготовилась к «кошачьему» виду транспортировке своего тела в нужное место.
Особо не церемонясь о моем комфорте, Лысый, а это сегодня был именно ООН, впихнул меня, как мешок с овсом на заднее видение внедорожника. Мне не удалось разглядеть марку, но даже в темноте видно, что машина дорогая и престижная. Прекарсно, когда бы я еще покаталась на комфортабельном авто с ветерком. Ветерка хватало. Водитель гнал машину по дороге, не жалея двигателя. Через затонированные, почти черные, стекла, еле различались мелькающие деревья загородной трассы, ведущей к заветному вокзальчику.
…Чем меньше оставалось до заветной цели, тем сильнее у меня тряслись колени. Нет, я всегда считала себя человеком бесстрашным, с отсутствующим, полностью атрофированным за годы службы в органах чувством страха. Да и верно, что там я уже не видела! Размотанные на километры обезображенные трупы, жулики, изо всех своих нечеловеческих сил, старающихся уйти от уголовного преследования, пистолет прямо наставленный на тебя? Не к месту вспомнился случай, когда вызвали нашу бодрую еще с утра бригаду «02» в медпункт на станции небольшого вокзальчика, так сказать «второго плана». В дежурке ничего не разъяснили, так, мол, и так, зашел мужик, телесные повреждения, шел через пути, покусала собака, обязаны сообщить о нападении. Это с хулиганами у нас разговор короткий: ласты за спину и в кутузку на протрезвление.
Не подозревая ничего крамольного, я резво вошла в пропахший спиртом и еще чем-то сладковато-крепким, чем обычно пахнет в зубоврачебных кабинетах, но не успела оглядеться, как в лоб вплотную был приставлено холодное дуло пистолета. Проморгав пару раз и сфокусировав зрение, у меня получилось увидеть полубезумные, почти белые зрачки глаз мужика, с два метра ростом, державшего оружие. Меня тогда спасло только то, что дежурившего на перроне нашего омоновца тоже покусала по-видимому та же самая агрессивная собака. Он, грамотно зажав рану на руке, резко отворил двери медкабинета и буквально вытолкнул меня из-под мишени. Что и говорить, все-таки наш ОМОН тренируется не зря! Мгновенная реакция, выбитый из рук пистолет и заодно пара зубов – и нападавший визжал на полу, скрутившись от болевого приема. Фельдшер, дождавшись, чтобы клиент был надежно зафиксирован, принялась оказывать ему первую помощь. Бригада наркологов – психиатров прибыла быстро. Несмотря на боль в руке, омоновец одним отработанным движением втянул буйного товарища с белой горячкой, как потом оказалось, постоянного клиента сразу двух диспансеров, дело начиналось с наркологического, алкоголизм плавно перерос, а может и стал причиной, поспособствовавшей расцвету шизофрении, в карету скорой помощи.
Кстати, сложный оказался материал, сразу и не подумаешь. Понятно, нападение на сотрудника полиции с угрозой огнестрельного оружия оказалось на деле приступом бредового состояния у больного с зажигалкой со сломанным прикуривающим устройством. Об отказе в возбуждении уголовного дела я вынесла постановление этим дело не закончилось. На следующий день прокуратура отменила мне постановление, мотивируя, что материал собран не в полном объеме. Я помню, как стояла перед Дымом в растерянности и спрашивала: «Чего тут не хватает?» Дым с пониманием улыбался, но молчал, стараясь, зная по опыту, не комментировать. Лишь Григорич, оторвавшись от написания оперативных бумаг, позволил себе заметить: