Алина Малиновская
Негаданно-нежданно, или Учебник для оперативника
– Алло, Верочка, привет, как твое ничего? – Звонарев защебетал милым голоском по мобильнику. – Да, нужна Верунь, твоя помощь. Да не на работе я, на выезде. Жулика одного надо пробить по базам. Да, машину, диктую, – чтобы не мешать, сидя над душой, я стала тихонько собирать грязную посуду со стола. – Да-да, записываю, хорошо, целую крепко, как всегда!
Я нахмурилась и с укоризной посмотрела на Лешку. Он засмеялся:
– Да ладно тебе, я же по-дружески!
– А мне-то какое дело до твоих поцелуев! – я возмутилась.
Звонарев усмехнулся, но промолчал. Я перемыла всю посуду, заварила чай и присев за стол, уставилась с молчаливым вопросом в глазах на Лешку.
– Машина зарегистрирована на Мариночку. Но я думаю, что ездит на ней, скорее всего, ее любовник. Бойфренд, как модно говорить сейчас. Я примерно понимаю, о ком речь, но это еще не точно.
– Мне-то скажи, раз я в этом деле «слегка» замешана.
– Да, кстати, еще раз выберешься на улицу, запру двери снаружи. «Сейчас еще рано появляться на экране, звезда очей моих», – сказал он снова с усмешкой и пристально посмотрел на меня.
– Что?
– Наверное, за детьми соскучилась?
– А сам-то как думаешь? – я отвела глаза. Душа по ночам невыносимо болела за детей. Да, они уже взрослые, скоро будет нужно отпускать из гнезда насовсем, но я так привыкла к их поддержке. Они меня всегда жалели, когда я приезжала с работы, уставшая настолько, что язык отказывался шевелиться во рту в стремлении издать членораздельные слова.
Однажды, что меня особенно тронуло, я пришла домой поздно, в десятом часу, и уже на бегу вспомнила, что кушать, скорее всего, ничего нет. Я накануне приготовила детям, но прошли целые сутки! Прибавив шаг, я летела домой, почти не глядя по сторонам. Заскочив на пару минут в круглосуточный магазин, сгребла с полок все, чем можно было быстро и сытно накормить детей: замороженные пельмени, молоко, кефир на ночь, сметанки к пельменям. А главное, в качестве извинений, большую коробку шоколадных конфет и апельсинов.
Дети удивили меня в том раз наповал. Помогая мне раздеться, сын радостно сообщил:
– Мам, не волнуйся. Мы не голодные.
– Кто вас покормил? Что-то осталось со вчерашнего дня?
– Нет, мы в обед все доели. Никто нас не кормил. Просто я нашел пачку макарон и сварил их. А потом мы с Машкой покушали. И тебе оставили, – в кастрюльке лежали довольно приятные на вкус макарошки, каждая сама по себе, совсем не крепким монолитом, как мне представлялось. Чуть не досолены, но это было даже приятным. Соус, который я купила, был слишком пересолен. Сашке тогда только исполнилось десять лет. Этот случай изменил мое отношение к сыну. Это был не маленький мальчик, а вполне взрослый ответственный человечек, только небольшого роста.
Лешка протягивал мне свой телефон:
– Звони на мамин. Там так и записано: мама.
Послу пару гудков я услышала в трубке приятный басок моего сынули и я запищала от волнения:
– Зая, как ты?
– Мам, ну что ты опять за нас волнуешься! У нас все нормально, гостим у тети Вали, помогаем в огороде. Я даже загорел, черный весь, как негр! Поправился на пару килограммов! Наелись яблок и слив, у тети вали здесь целый сад! Она нам сказала – ешьте от пуза!
– Мам, когда ты приедешь с командировки? – тонким родным голоском защебетала дочка.
– Да еще нужно какое-то время побыть в командировке. Звонить буду редко, связь плохая, поэтому не обижайтесь.
– Главное, побыстрее возвращайся! Мы здесь не скучаем, но хотим уже к тебе, – моя манюня расстроила меня еще больше. Лешка забрал телефон и сказал:
– Будешь так расквашиваться, не дам больше звонить, – я насупилась, но промолчала. – Ладно, – он похлопал слегка по плечу, – потерпи, мы делаем все. Дым и я, знаешь же, что больше никому нельзя довериться в такой ситуации.
– А Губецкой? А Хрулев? Это же верные оперативники!
– Знаешь, если бы Воронин мне не слил эту информацию, Дым меня бы тоже, может, не допустил к этому. Тут дело такое, что чем меньше людей знают, тем больше шансов. Не грусти, мне нужно ехать, завтра придется дежурить опять у комитета, следить за Мариночкой. Наконец – то нужно узнать, кому она дает свой Ландкрузер.
– Почему ты несколько дней не отвечал и появлялся? Мне стало немного не по себе в одиночку, да еще без связи, наконец я решилась задать Лешке коварный вопрос, за годы работы в уголовном розыске ожидая услышать что угодно, но только не это.
– На мероприятиях всех привлекли, в городе ЧП, но распространяться об этом нельзя. У нас в городе маньяк появился. Сама понимаешь, дело под особым контролем и рта особо раскрывать нельзя.
– Что за маньяк? Насильник, что ли?
– Хуже. В семь утра звонит в двери, как только хозяева подходят к двери и спрашивают – кто там, раздается автоматная очередь. Случай необычный. Два случая на этой неделе, подключили всех оперов края и города.
– И что?
– Три ночи на ногах были все, только вчера к вечеру установили, а ночью задержали, поэтому, как только отоспался немного, сразу к тебе.
– Так что за маньяк-то?
– Сначала расстрелял женщину в центре, в семь утра подошла к двери и получила несколько смертельных ранений. Завуч в одном из лицеев. Хорошо характеризовалась, сотрудники не могли даже и подумать, за что с ней так жестоко обошлись. Сначала предположения, что нападение связано с мужем. Он предприниматель, так средней руки, пара магазинчиков продуктовых. Придерживались этой версии, но мух настаивал, что к нему никто не подходил, конфликтов не было и тоже не предполагает, кто мог покушаться на него или запугивать таким образом.
На следующий день – снова семь утра и нападение. Вначале мы никак не привязали одно к другому: хозяйка буквально за пару дней закончила ремонт в квартире и переставила мебель. Там, где раньше в зале напротив входной двери стоял их с мужем диван, установили пианино, а диван перетащили в угол поближе к телевизору. Это и спасло им жизнь. К двери не подходили, хозяйка, кстати, тоже завуч в лицее, «Кто?» прокричала из кухни, муж брился в ванной, дети оставались ночевать у друзей. Просто чудом спаслись. Но самое интересное получилось позавчера, когда мы и смогли связать все воедино.
… Мария Ивановна собирала дочь на работу. Сегодня воскресенье, у нее в лицее, где она директорствовала больше десятка лет, законный выходной. Дочь спозаранку заступала в дневное дежурство, она врач-неонатолог в пятом роддоме, смены у них ранние, да чтобы добраться к месту вовремя тоже требовалось время. Мария Ивановна единственную дочь боготворила. Мало того, что выросла умница, красавица, так и на работе ее ценят, уважают. Премии главврач выписывал регулярно, грамотами завешены все стены небольшой комнатки Марии Ивановны. Светочке она отдала большую и светлую комнату, когда она поступила в мединститут. Девочке нужен простор и свет, чтобы заниматься.
Мать спозаранку напекла блинчиков, они получались ажурные и почти невесомые. Светочка всегда горячилась, что не бережет себя, но мамины кружевные блинчики успевала уплетать за обе щеки, после чего придирчиво огладывала себя в зеркало, выискивая лишние килограммы.
– Можно подумать, что они сразу появятся! Блинчики на воде, диетические! – мама улыбалась, гладя на Свету. – Я вчера не зашла в магазин за молоком!
–Это тебе так кажется, что не поправишься от них!
– Да ты так набегаешься за дежурство, что все, что упало, то и пропало!
– Мам, ты такая у меня умница! – Света потянулась чмокнуть мать в щеку. – Да, я сегодня с дежурства могу задержаться, меня пригласили на девичник в кафешку. Ленка выходи замуж. Пойду, развеюсь немного, она отворила замок и на пару сантиметров приоткрыла входную дверь. В крошечную щель вполз такой же крошечный кусочек ярко-красной ткани и затрепетал на сквозняке.
Вечером Мария Ивановна, успокоившись, что дочь уже дома и спит перед дежурством, негромко включила телевизор в своей комнате. Света недавно ее порадовала приставкой со множеством телеканалов. Пощелкав пультом, она наткнулась на старый фильм, снятый еще в советские времена о войне. Вернее, о партизанском отряде, состоящим из комсомольцев и пионеров. Как и все фильмы о войне, Мария Ивановна не смогла смотреть его без слез. В финале серии хоронили комсомольца Иванова, жестоко замученного и расстрелянного фашистами. В лесу, где базировался партизанский отряд, не нашли, в чем захоронить героя. Поэтому решили, что это и есть единственно правильное решение, завернули его в алый стяг, в свое время спасенный из сожженной школы, флаге пионерско-комсомольской дружины их родной школы.
И сейчас увидев плещущийся на сквозняке краешек красной ткани, Марии Ивановне сразу всплыл перед глазами этот фрагмент фильма. Она закричала, что есть мочи:
– Света, нет, закрой двери!!! Закрой! Умоляю тебя! Быстро!!
– С тобой все хорошо? Мам? – Света прикрыла дверь. – Мам? Очнись!!
– Все хорошо, не открывай двери, прошу тебя! – она набрала по телефону номер телефона своей подруги Тамарочки, уже пенсионерки, жившей по удачному стечению обстоятельств в соседнем доме. – Тома? Не спишь? Просто замечательно! Извини, что так рано, но мне нужна помощь. Светочку на работу нужно бежать, а мы не можем отворить двери. Да-да, наши входные. Ты не могла бы подняться к нам на этаж и посмотреть снаружи, что там? Хорошо, мы ждем. Спасибо тебе, дорогая!
Через десять минут снаружи послушались знакомые шаги, а еще через пять минут раздался звонок на домашний: – Маш, я не знаю, что у вас происходит, но вам действительно лучше пока не выходить. К вашей двери привязана бутылка из-под шампанского с чем-то и провода.
– Спасибо, Томочка, иди домой, я сейчас вызову полицию.
Лешка замолчал. Я заерзала на диване:
– И что дальше? Не молчи!
– Что? Приехали взрывотехники с территории, нас тоже подтянули людей эвакуировать, потому что собака дала знак, что там взрывчатка. Вывезли эту бутылку за город, взрыв на сто двадцать метров, я забыл, сколько там было тротила. Но самое важное, что оказалось, когда хозяйка отошла немного, она- директор того самого лицея, на завучей которых покушались!
– Да ладно!
– И что там за лицей такой? Кого выпускают?
– Самый обычный: строители, водители, повара и еще кто-то, тоже вылетело из головы!
– Как вычислили?
– И вот эта самая директор неожиданно припомнила, когда ассоциация с пионером-героем отошла на второй план, что эту ткань недели с две назад она видела, как их завхоз, вернее, ее зам по АХЧ отрезами выдавала всем преподавателям лицея. Они готовились ко Дню открытых дверей лицея, и ткань и шарики были приготовлены для украшения. Отрезы выданы на каждую группу, мол, проявите смекалку и старание. У кого получится, всей группе зачтется недельная практика. И только после этого вспомнила, что накануне первого нападения у нее в лицее случился конфликт между преподавателем начальной военной подготовки завучами. Мол, мало ему часов поставили, а от этого у него зависела зарплата. И только одна группа, в которой он является классным куратором, не представила никаких украшений. Девчонки лазили под потолок, развешивали шары на пожарную сигнализацию, но ткани не было нигде. Мы выехали с территориалами к нему домой, следователь сразу – обыск. И что ты думаешь. Это преподаватель даже не думал прятаться! Автомат собрал сам их учебных. Мастеровой парень. Бывший вояка, стали выяснять за что ушел из армии, выяснилось, что подрался в командиром, но за годы службы дали уйти на пенсию, без позора. Не знаю, как будет дальше, но вину свою не признает, лежит на шконках в СИЗО и ни с кем не разговаривает. Молчит, как сыч. Прокурор сразу сказал, что будут добиваться пожизненного, если экспертиза признает вменяемым. Но ты сама знаешь, экспертизы по таким вопросам – дело долгое, будем ждать. Главное, сразу арестовали.
Я в полном замешательстве, размешивала остывший чай ложечкой. Мне нечего на это было ответить.
***
Несмотря на прочно установившуюся жару и духоту, в городской порке пели птички. Их было мало и пели они поочередно, то одна, то потом более тонким голоском, другая. Эта напевность придавала прогулке необыкновенную очаровательность. После тоски и рутины казенных кабинетов хотелось вдыхать полной грудью. Воронин выбросил сигарету в рядом стоящую около лавочки в резные подлокотники урну и решил не курить. Вообще. Бросить. В очередной раз.
Лешка задерживался. Это было совершенно неудивительно, если учитывать вечернюю загруженность города. Ему и самому с трудом удалось припарковаться, да и то, покружив пару раз вокруг платной стоянки. Но Воронин рассудил, что за час они успеют со Звонаревым переговорить без лишних ушей обо всем.
На аллее показалась знакомая белобрысая голова Звонарева. В руках он нес мороженое, и, подойдя поближе, радостно, как мальчишка, протянул одно Воронину.
– Лешка, ты как ребенок! – улыбнулся Валера.
– Перестань, мало того, что будем гулять парочкой, привлекать к себе лишнее внимание! А мороженое действительно вкусное, я его с детства люблю. Жалко, не всегда теперь такой клубничный пломбир и встретишь. Ешь, начинает таять. Что там у тебя?
– Давай отойдем подальше, что-то мне не нравиться, как на нас глазеют, кажется, что все тайные мысли насквозь читают.
– А чем пенсионерам еще заниматься летним вечером: поплясали на танцах и ну глазеть на прохожих. Думаю, что они нас приняли за семейную пару, – Лешка подтрунивал над Ворониным, знал, что тот с трепетом относится в своей репутации. – Ладно-ладно, я пошутил.
– Новости не очень хорошие. Раз уголовное дело нашлось, я обязан по нему работать. Сейчас все очевидцы в один голос твердят, что у вашей Будянской был накануне серьезный конфликт с потерпевшей Банщиковой. Сам понимаешь, что начальство давит, признавать ее подозреваемой. Будянская объявлена в розыск, сам знаешь. Вчера направил вам отдельное поручение найти орудие убийства. Эксперты прислали заключение, что Банщикова была убита ударом по голове. Но, и это важно! До момента наступления смерти ее душили, но не сильно. То есть следы на шее есть, но не они стали причиной смерти. И восемь ножевых. По их заключению, смерть наступила с двадцати трех до двух ночи. То, что ваша Будянская была дома, ничем не подтверждается. Ее машина проходила под камерами видеонаблюдения недалеко от места происшествия, время почти совпадает. Сам понимаешь, начальник давит, ничего не могу поделать.
– Валера, ты же следователь, процессуально – независимое лицо!
– Перестань, ты же сам все знаешь!
– Ты Мариночку на работе видишь? Я тебя просил узнать, с кем она дружбу водит, кому дает машину. По моим наблюдениям ездит сама. Но я знаю точно, что ездил на ней мужчина лет сорока и не один раз. Мне надо точно знать, на того ли я думаю. Кто мог спереть твое дело? Физиономию его на видеозаписи не видно, только комплекция: слегка полноватый, с небольшим пивным пузиком.
– Я вспомнил, но не могу со стопроцентной точностью ручаться, но какое-то время назад к ней подкатывал наш один следователь. Сейчас я не могу сказать, встречаются они или нет, я не видел их вместе ни разу, но девчонки их секретариата несколько раз трепались в курилке, что после корпоративных вечеринок он ее забирал на такси. Сам из машины не выходил, подъезжал, звонил ей на мобильник и увозил. Но бабы глазастые и любопытные, разглядят, кого захочешь.
– И кто это?
– Игорь Авсейкин, следователь наш молодой. Недавно пришел, перевелся откуда-то из России. Не знаю даже, что из себя представляет, и не понимаю, если он причастен, то какой может быть у него мотив. Мы с ним ни по работе, ни в личном плане никак не связаны. Пройдем мимо, поздороваемся и все. Ничего общего.
– Авсейкин? Что-то фамилия больно распространенная в последнее время. Мы недавно закрыли одного Авсейкина по тяжкой статье.
– Да может просто однофамилец, мало ли этих Авсейкиных гуляет!
–Ладно, проверим. Узнай его номер мобильника, так, между прочим, придумай какой-нибудь повод. Мне нужно проверить, его ли звонки Марине были накануне или я ошибаюсь.
– Ты думаешь, что дело умыкнул кто-то из своих, из следователей? Ты сошел с ума! К нам не приходят с улицы или по объявлению. Только проверенные кандидаты, за каждого ходатайствовали серьезные люди.
– Я тебе скажу больше, не только умыкнул дело, но и организовал незаконную эксгумацию. Вопрос: зачем?
– Это точно, вопрос зачем здесь ключевой.
– Не расслабляйся, сам тоже покумекай на досуге, зачем было ему нужно тебя в первую очередь подставить, а потом и Алену.
– Извини за непростой вопрос, но ты на сто процентов уверен, что это не она Банщикову грохнула?
– Скажу больше, на двести и триста процентов. Она на такое не способна. Да и не такой уж острый конфликт у них был, так, поскублись бабы по мелочи, такое на рынке каждый день бывает, не всех же сразу мочат?
– Я всех допросил на протокол, все, как один, твердят, что даже угрожала убийством.
– Да перестань ты повторять глупости! Значит, кому-то очень надо Алену засадить. Понимаешь, это такое задание! Кинули каждому по шоколадке вот и стараются, и плевали они на твою триста седьмую1!
–Не горячись! Я сам не заинтересован, мне нужно грамотно отработать ее непричастность, но пока я вынес постановление о ее розыске. Пойми, с меня тоже спрашивают.
– Я же тебе говорил, что найду, кто это сделал, но мне нужна твоя помощь.
– А где она, знаешь?
– Нет, откуда!
– С чего тогда такая уверенность, а чего она прячется, пришла бы к нам, опросили на протокол.
– Да-да, знаю я вас, допросили и закрыли на замок! Мы ее тоже ищем, но она на море вроде собиралась. Человек в отпуске, нам не отчет. Ладно, не буду тебя больше задерживать. Завтра прошу тебя, узнай телефон этого Игоря. Я буду ждать, – он хлопнул Воронина по ладони и быстрым шагом двинулся к выходу. Валера несколько минут смотрел ему вслед, ему показалось, что Звонарев все-таки знает, где прячется Будянская.
Лешка вел машину нервно, то и дело подрезая неторопливые развалюхи и вполне бойкие малолитражки. Музыка играла в салоне на полную громкость, вырываясь их распахнутых окон на проходящих по тротуару пешеходов. Лешка размышлять мог только так, когда звук из динамиков бил по слуховым перепонкам. Наверно, сказывалась школьная привычка, которую его мать сформировала в школьном детстве. Она всегда переживала, то мальчик не сможет сосредоточиться в классе на контрольной, поэтому уроки приучала делать при включенном телевизоре. Привычка оказалась второй натурой, теперь он не мог соображать в тишине.
Он – то понимал, что на машине Алены под камерами катался он сам, в темноте распечатки не показали, что за рулем был мужчина, а не женский силуэт. Это видно только на дневных фотографиях. Погруженный в свои размышления, он незаметно для себя добрался до заветного дома.
Я снова накачивалась кофе, предчувствуя очередную ночную бессонницу. Безделье и невозможность что-то сделать для своего спасения томила и угнетала. Главное, что даже в телефонном режиме невозможно было с кем-то связаться. Лешка, как обычно, прав. В таком деле никому нельзя доверять. Так было не раз, когда мы готовила очередные мероприятия, жулики, до этого торговавшие наркотой, становились внезапно паиньками, прекращали свои встречи и разговоры. Понятно, что нашу информацию кто-то целенаправленно сливал.
Сегодня я питала мозг шоколадом. Звонарев сжалился надо мной, привез горячо мною любимую шоколадку. С изюмом и орехами. Она растаяла, растеклась по фольге липкими разводами, обнажая рассыпанный по ней изюм. Чайной ложкой я неторопливо, растягивая удовольствие, собирала всю сладость и, зажмурившись, оправляла в рот. Вот оно, лучшее средство от стресса, чтобы не говорили пресловутые психологи.
У нас в отделе есть девочка психолог. Ее недавно прислали из Главка, выбив дополнительную ставку. Показалось, что она, как никто другой станет помогать сотрудникам справляться с неожиданно возникшим стрессом на рабочем месте или после опасного противостояния с преступностью. Или даже с профессиональной деформацией. Наука считает, что долгие годы ломают в человеке способность нормально воспринимать окружающую действительность: педагоги начинают в каждом человек видеть потенциального ученика, неспособного приспособиться или разобраться в окружающем мире, врачи видят только болезни, а полицейский во всех распознают преступников. Мне это кажется удивительным. Нет, не то, чтобы я отрицаю научные исследования, но скажите, каких жуликов может увидеть в окружающих сотрудница секретариата, если за двадцать лет своей службы и звания подполковника она видела только бумаги со стандартным гербом да чашки с кофе у начальника?
А если честно, то оперативники ни к каким психологам не ходят. Чаще всего предпочитают снимать стрессы простым дедовским способом: сто грамм. Не знаю, как в других отделах, но наша Оксана, милая девочка, оперативников в глаза не видела. Нет, не то, чтобы не ходят. Ходят. Кто за справкой на оружие, кто за направлением, когда переходят на вышестоящую должность. Да и чаще складывается так, что Оксаны просто нет на месте, ее уютный кабинет с металлической дверью (чтобы не выскочили «деформированные»?) закрыт на премиленький замочек и опечатан. Это значит, что она на работу не выходила. А что тебе делать со своим внезапно возникшим стрессом – масс понимаешь. Все по старой накатанной схеме: сто грамм в компании проверенных людей.
Мне не раз приходилось по-дружески выслушивать проблемы, у кого теща буянит, у кого ребенок болеет, а кто-то затеял ремонт и торопился завершить его к приезду детей из лагеря, стараясь перехватить тысячу – другую до зарплаты. Завершение операции, реализация дела – это всегда торжество. Тихое, незаметное для окружающих. Долгий стресс летит к чертям собачьим, когда фигуранты, которые всячески ловко уворачивались, как змеи из своей шкуры, от преследования, торжественно переданы в авторитетные руки следователей, доказухи хватает, можно и по соточке под хорошую закуску.
Тогда Губецкой заученным и не раз отработанным на практике движением достает из стола чистые бланки опознавательных карт и тонененько, словно шеф-повар в дорогом ресторане, нарезает помидорчики, колбаску, огурчики, и, безусловно, неизменные апельсинки для дам. О чем бы вначале не шел разговор, после второй стопашки – неизменно о жуликах, их уловках, попытках смыться. Чинная беседа перетекала иногда в споры по вопросам оперативной работы, вспоминались курьезные случаи, смех, мирное чирикание Кешки, нашего «розыскного» попугайчика. Снова пятьдесят, колбаска, огурчик. Моя почетная обязанность – бутербродики. Небольшие по размеру типа канапе разлетались в таких случаях обычно на раз-два. Негромкая музыка иногда прерывалась под честь тостующего и негромкий стук стаканчиков, принесенных кем-то из дома. Они обычно не совпадали друг с другом по рисунку и размеру, но расхватывались быстро и с радостью.
Какой бы не случился повод для неофициального собрания уважаемых офицеров, самым частым и принимаемым «на ура» тостом обычно были слова нашего зама Валерия Григорича:
– Что я вам хочу сказать! Я долго работаю в уголовном розыске, меня учили уважаемые люди, знатоки оперского дела. Знаете, какой вывод я сделал? Сыск вечен!– и непременно стоя. Это традиция.
Эти минуты для меня всегда были невероятно дороги. И вот скажите, где здесь место психологу, не видевшего в глаза матерого жулика, способного пырнуть в случае опасности ножиком? Или зоновской заточкой, припрятанной где-нибудь за отворотом ботинка или заношенного кроссовка.
Как –то Григорич рассказывал, как выезжали они с Кудрей не место происшествия. В придорожной гостинице жила девчонка. Мать у нее работала проводницей на дальних рейсах, моталась то ли до Владивостока, до ли до Хабаровска, не вспомню Девка неделями одна, в школу – сама, из школы сама. Так и выросла незаметно. Печку топила в старом бревенчатом доме, что уж там произошло, никто не знает. Только загорелась их избенка, девчонка успела только выскочить на улицу, прямо в чем была, в том и осталась. Соседи пригрели погорелицу, тут и мать возвернулась из поездки и сразу к руководству, стараясь не дышать в лицо застарелым перегаром, мол, заслуженный проводник, а осталась без крыши над головой. Сжалились над ней, дите опять же, не оставлять же на улице. Дали разрешение поселиться в гостиницу железнодорожников, пока не решат вопрос ей с жильем. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Прошло несколько лет, наверное, сменилось и то руководство, что обещало за несколько недель вопрос уладить, но про них просто забыли.
Девочка школу закончила, оформилась в симпатичную девицу. Мать так же моталась проводницей, Дочь подолгу оставалась одна. Окончив десятилетку, дальше учиться не захотела. Рядом железнодорожный вокзал, пассажиров, а значит, потенциальных покупателей немерено. Для чего забивать голову ненужными науками?
В комнатке стояла старенькая электроплитка, гостиничное начальство давно закрыло на нее глаза и Верочка, так звали девчонку, стала жарить пирожки. С картошкой, вроде как с мясом. С капустой и сладкие, с творогом и повидлом. По лету еще варила кукурузу. Завернув все в старое байковое одеяльце, оставшееся у них по случайности, выходила к поездам. Она заучила все рейсы, прибывающие издалека, когда пассажиры, соскучившись за домашнему, горячему, хватали ее пирожки десятками, чтобы хватило и на закусь и детям. Бывало раз – два в неделю, что приходилось бежать домой и готовить бутерброды дополнительно, так хорошо улетала ее еда.
Со спиртным выходи Венька. Она его давно присмотрела. Высокий, плечистый, вроде бы работать такому и работать, ан нет, тоже выходил по ночам, чтобы милиционеры не гоняли, носил по вагонам водку, вино крепленое, самогонку. Ему было значительно сложнее, не в каждый вагон доступно было зайти, проводник должен был быть своим, знакомым, прикормленным. Верочка тоже иногда угощала бесплатно проводников и уже в следующий раз они ее встречали, как родные. И ее пирожки, и бутерброды тоже.
Была и баба Наташа, толстенная женщина, зимой и летом подпоясанная обтрепанной шалью. Рассказывала про пояс из собачьей шерсти, который вынуждена носить постоянно из-за проклятущего ревматизма, скрутившего в самом расцветет лет. Толстенные ноги неизменно вбиты в войлочные сапоги не первой молодости. Когда такие были в продаже, Верочка не могла и вспомнить, хотя живет она на свете достаточно долго, по ее мнению целых восемнадцать лет. Тут уж призадумаешься, как поговаривала Душечка, ее любимая героиня фильма «В джазе только девушки». Верочка и призадумалась. Да и баба Наташа не раз толкала ее в бок перед тем, как тяжело взобраться в поезд, разложив на руках сшитый ею собственноручно такой пакет с кармашками, прозрачный, чтобы было видно весь ее товар: карты всех видов, нарды, разные лото-домино, газеты-журналы с кроссвордами.
Да и Верочке Венька показался ей вполне приятным парнишкой. Деньги, по-видимому тоже имелись, раз по две-три ходки делал в ночь. Стала она его ближе к утру угощать пирожочками. Венька, как раз проголодается по вагонам прыгать. У него осталось нераспроданное вино, неплохое, как он рассказал, к пирожкам. Верочка повела его домой. Парень быстро скумекал, что здесь можно уютно расположиться. Матери дома не бывает, в законные выходные брала подработку и снова в рейс, но поближе, радостно подменяя то одну, то другую заболевшую подружку. «Не умею я в тишине спать! Так, чтоб кровать подо мной не качалась!»– смеялась она, подвыпив с зятем его самогоночки.
Разорвав свой договор с бабой Наташей о квартирной аренде, Венька окончательно переехал к Верочке. Пару лет так и прокантовались. В ЗАГС Венька Верочку не вел, а она и не настаивала. Главное, что любит. Но появились сомнения в последние времена. Верочка оказалась жуткой собственницей, а Венька, как назло, возмужал, еще больше похорошел от регулярного домашнего питания. На него стали заглядываться проезжие пассажирки, даже откровенно флиртовать, как администраторша ее гостиницы, сорокалетняя разведенка с пергидрольными пышно взбитыми кудрями.
Венька тоже парень не промах. Надежды никому не давала. Сдержанно здоровался, улыбался при встрече и не более того. Верочку стал воспитывать бережно относиться к деньгам. Верочкины заработки тратили на питание, в Венькины, у него было-то побольше, стали откладывать. Для нее это было крайнее непривычно, но смирилась, когда поднакопив, Венька принес новый плазменный телевизор и торжественно повесил на стенку. Потом по случаю удалось прикупить старенький гараж. Стали копить на машину.
Но внезапно умерла Верочкина мама. В рейсе не выдержало сердце. Привези, похоронили, помянули, как положено по всем традициям. Верочка хоть и редко с матерью общалась, но вид мамы в гробу произвел неизгладимое впечатление. Она сразу ощутила, что осталась одна. До этого знала, что мама скоро приедет, и Верочка снова станет ребенком. А здесь ощутила внезапное острое одиночество. С этих пор Веньке просто не стало житья от Верочкиной ревности. Изводила его нещадно, каждый день закатывая скандалы после рабочей ночи. Баба Наташа уже на вокзале не появлялась, то ли заболела, по ли померла, матери не было, так что вложить ума Верочке было попросту некому.
В тот вечер Верочка было в особом ударе. Начав скандалить еще с утра, к вечеру не угомонилась. Венька то и дело уходил из комнаты, отсиживаясь у гостеприимной администраторши. Больше было не у кого, гостиница, чужие люди. Верочка бегая по дому, случайно, словно Бог навел, натолкнулась на Веньку, выходящего из администраторского кабинета. Это было его роковой ошибкой.
Она налетела бешеной фурией, вцепившись ногтями, стала расцарапывать ему лицо, стараясь остро проникнуть отточенным маникюром глубоко в кожу. Выше на голову, Венька отклонялся, как мог, но как-то удачно замахнувшись, Верочка попала ему точно в глаз. Еле успев увернуться, чтобы не лишиться зрения, наотмашь ладонью шлепнул Верочку по щеке. Девчонка отлетела к стене, пребольно ударившись затылком журнальный столик, стоящий доля посетителей в небольшом коридорчике. Боль отрезвила ее и она увидела, как Венька широкими шагами на взводе поднимается к ним в комнату. Забежав следом за ним, увидела с ужасом как он срывает со стены телевизор прямо с прикрученными к поставке шурупами, и так же, сватив его под мышку, спускается по лестнице.
Внезапно она осознала, что Венька просто-напросто от нее уходит. Бросает. Она остается одна. Нужно срочно что-то делать. Верочка опрометью выскочила из гостиницы и побежала к ближайшее отделение милиции, расположенное тут же на вокзале.
Венька, когда пыл борьбы в голове стал стихать, осознал, что идти с телевизором ему в принципе пока некуда. Он остановился и завернул к гаражу, ключ от которого у него были привязаны к связке основных ключей.