Марианна Алферова
Хрустальный лабиринт
Эгеец повертел головой, прикидывая, где же работал предыдущий искатель древностей.
– По-моему, там! – Он, наконец, ткнул перчаткой в сторону выдававшегося в море мыса. И перчатка в очередной раз слетела с его «руки». –У вас есть какой-то план раскопок? Мне бы лучше с ним ознакомиться заранее… – впрочем, он не настаивал.
– Обожаю изучать артефакты in situ[2], – заявил профессор Рассольников.
– Бойтесь медуз, – предупредил Стато. – Это вам не острова Блаженства. Здесь множество ядовитых огромных шаров. Мы называем их «кара подводная».
Сканирование с воздуха без труда выявило под водой массив затонувшего города. Центральная часть отделена от остальных развалин лентой каменной стены. Квадратики на месте жилых районов, кружки – за стеной в центре. Рассматривая изображения, Платон почувствовал знакомое нетерпение. Сокровища должны быть здесь – в этом профессор почти не сомневался. Неважно, кто убил Кормана, главное, что он сумел найти. Атлантида был уверен, что таинственная находка – это сокровища одного из многочисленных храмов. Скорее всего, алмазы. Пусть Дерпфельд думает, что раскопки служат лишь прикрытием следствия. Алмазов сержант не получит – уж об этом Атлантида позаботится.
Платон погружался. Только что слышался рокот идущих к берегу волн. И вот плеск исчез. В ушах – звук лопающихся пузырей. А внизу зеленая поляна, и мерное колыхание листьев создает иллюзию безопасности. Лучи света пронизывают воду. Однако вода мутновата. И травы умирают. Галька перемешана с песком и ржавыми листьями, а волокнистые останки трав усеивают дно. Стайки желтых и красных рыбок что-то настойчиво ищут в морской траве, не обращая внимания на человека. Миг – и они кидаются наутек. А между пучками трав остаются клубки серебристых иголок с белыми пушистыми венчиками на концах. Эти клубки живые – они медленно ползут по гальке в поисках пищи.
Вот маленькое существо, покрытое густой шелковистой шерсткой. Этакая подводная мышка. Так и хочется погладить. Платон протягивает ладонь и тут же отдергивает. Боль пронизывает руку до локтя. То, что казалось гладкой шерсткой, на самом деле острейшие и тончайшие иголки. Профессор плывет дальше. В лицо ему ударяет маленький взрыв, археолога окутывают клубы красного и синего дыма – это вросшие в дно плотные коричневые существа, похожие на камни, выбрасывают в воду миллионы яйцеклеток и спермы. Жизнь… Жизнь повсюду. Даже в этих отравленных водах.
А вот огромный красный цветок, похожий на земную розу. Сорвать и подарить Елене… Миг, и лепестки перестраиваются; уже нет прекрасной розы – есть черный зев хищника, окруженный острыми зубами. И голубая рыбка, беспомощно взмахнув хвостом, исчезает в черной глотке.
И, наконец, медуза, та самая, о которой предупреждал Стато. Огромный прозрачный шар, по ребрам которого, переливаясь, бегут дорожки разноцветных огоньков. Так и хочется ухватиться за гроздья курчавых хвостиков. Не надо! Вот черная рыбка небрежно проплывает между ядовитыми щупальцами. Своя… Глупая красно-желтая безмятежно следует за товаркой. Легкий укол, и желто-красная обездвижена, оплетена и готова для переваривания фиолетовыми пузырями внешнего желудка.
Костюм-адаптер с регулятором газовой смеси позволяет легко погружаться на глубину пятьдесят метров. Пока не стоит забираться так глубоко. На глубине десяти метров на шельфе нетрудно различить целый ряд геометрически правильных рельефов. Несомненно – это останки затопленного города. Сейчас археолог плывет над жилыми кварталами. Кроме стен, покрытых толстым слоем известковых отложений и нанесенного за долгие годы ила, – практически ничего. Где же центр древнего города с храмами? Ага, вот и стена. Она метра три шириной. В водах более теплых ее бы сплошь покрыли кораллы, а здесь лишь зеленая вуаль водорослей колеблется вокруг древней кладки. За стеной храмики, похожие на взломанные соты. Лепятся один к другому. Профессор постарался справиться с волнением. Сотни и сотни лет каждый род собирал сокровища в своем храме. Этакий древний родовой сейф. Сосед почтил своего бога. И я почту. Алмазы, золото, скульптуры… И теперь их надо только забрать… Красивая теория… Но…
Подводный детектор не реагировал. Платон переключал его с режима на режим. Напрасно! Агрегат упрямо не желал ничего сообщать. Даже керамика – ох уж эта керамика! – не попадалась. Платон ощутил противную пустоту разочарования, потом его охватила злость. Черт возьми! В любом ограбленном храме всегда можно найти что-то. Или почти всегда. А тут ничего! Профессор очистил землесосом один храм, второй, третий… Метод варварский, ибо мелкие и хрупкие предметы тут же превращались в пыль. На берегу Платон проанализирует все попавшее в лоток землесоса.
Атлантида покинул центральную часть и вновь поплыл над развалинами жилых кварталов. Вон там что-то торчит из ила. Оказалось – обломок пластиковой канализационной трубы. Какая ценная находка! Профессор поднял ее. Из трубы вылезло и пустилось наутек существо с множеством фиолетовых щупальцев. Следом наружу посыпались полупрозрачные удлиненные зернышки. Всего лишь мальки, сотни, тысячи мальков, у которых теперь нет шанса выжить. Настоящая сокровищница, которую археолог разорил.
За спиной мелькнула чья-то тень. Атлантида повернулся. Стато проплыл мимо как ни в чем не бывало. Сбросил перчатки, маску, оставил кресло на берегу. Теперь он в своей стихии. Нелепо человеку пытаться обнаружить сокровища под водой, если эгейцы могут легко и без всяких приспособлений обшаривать дно. Здесь сотни лет подряд промышляли жители Эгеиды. Находили скульптуры, посуду, монеты, любой осколок их тонкие щупальца могли извлечь из песка. Да, эгейцы равнодушны к своей древней культуре. Но не равнодушны к металлам, и значит, могли поднять все ценное… а неценное в процессе раскопок уничтожить. Платон поплыл дальше. Стато – за ним. С помощью подъемника-антиграва Платон сдвинул одну из каменных глыб. Под ней сохранилось несколько деревянных обломков. Но едва он прикоснулся к одному из них, как кусок дерева превратился в густое черное облако. Фундаменты, однообразные, похожие друг на друга. Что такого, стоимостью в десять миллиардов, мог отыскать Корман в этих эгейских клетках?
***
На каменную плиту Платон сразу обратил внимание. Участок дна покрывал гладкий песок и посреди – эта плита, то ли сброшенная сюда кем-то, то ли перенесенная нарочно. На плите – ни наростов, ни ракушечника. Возможно, наросты какие-то были, но… Их счистили. На камне даже в мутноватой воде можно было различить рельеф: фигуры дерущихся воинов. Два войска шли друг на друга. Каждый воин стоял за другим в плотном строю, все вместе – маленькая армия, монолит. Так изображали войска рельефы древних египтян. Этот эгейских рельеф, несомненно, хранил следы архаики. Из тел воинов, что стояли впереди, торчали обломки то ли дротиков, то стрел – не поймешь. Или это морская вода изъязвила каменные тела не хуже стрел? Теперь уже вряд ли можно найти ответ. Время расправляется прежде всего с мелочами. И потому археологи так ценят именно мелочи. Те, которые гуманоиды или негуманоиды в своей повседневной жизни никогда не замечают. Вот, к примеру, этот значок над головой одного из воинов – при первом взгляде похож на клубок ниток… Но, может быть, это изображение кометы, увиденной воинами в день гибели – дурной знак для одних, символ победы – для других.
И тут Атлантиде почудилось, что на него сверху движется что-то. Он поднял голову. На дно опускалось тело эгейца. Эгеец тонул? Платон изумился. Разве может эгеец утонуть? А вокруг тела судорожно извивались щупальца, бурые клубы вспухали и тут же таяли в воде. Тело коснулось дна… Археолог увидел, что из груди эгейца торчит металлическая полоса… Платон подплыл ближе. Меч с длинной неудобной рукоятью. А темные клубы в воде – это кровь… Эгеец был проткнут насквозь. Атлантида поднял голову. Наверху мелькали тени. Пять или шесть. Они кружили друг за другом. Блеснуло что-то… Еще одна вспышка. Мечи? Там, на поверхности, происходило сражение. Ну и ну! А еще Дерпфельд утверждал, что эгейцы в этот период безобидны.
Один из бойцов нырнул в глубину и поплыл, яростно работая хвостом. Он несся, как торпеда. За беглецом устремились сразу двое. Остальные продолжали кружить у поверхности. Платон счел за лучшее отплыть подальше: в силе и ловкости под водой состязаться с эгейцами ему не стоило. Другое дело суша. Один из преследователей настиг беглеца и ударил мечом. Не слишком профессионально – удар рассек лишь кожу и жир на загривке. Беглец перевернулся в воде, бурое облачко окутало тело, бесчисленные щупальца исполнили хаотический танец, но в следующий миг раненый поплыл дальше. А преследователи притормозили. Атлантиде это очень не понравилось. Особенно, как они переглядывались и подавали лентами-щупальцами знаки друг другу… Наверняка они переговаривались с помощью жестов. Археолог не знал, что делать: пуститься наутек? Или ожидать удара и… Морды эгейцев, лишенные масок, выражали что-то похожее на удивление. Но вряд ли эти двое были удивлены. Они оскалились, обнажая отнюдь не мелкие зубы, и поплыли на Платона, постепенно набирая скорость. У каждого в лентообразном щупальце был зажат самодельный меч с длинной рукоятью. Атлантида прицелился в того, что плыл впереди, из бластера. Эгеец заметил нацеленный в него «фараон» и вильнул в сторону…
Тут кто-то ухватил археолога за руку. Платон обернулся. Стато обвил щупальце вокруг его запястья и тащил за собой. Взмах человеческих ласт, удар эгейского хвоста, и они пустились наутек. Бессмысленное бегство. Их преследователи были куда проворнее. Платон хотел выстрелить, но Стато тащил и тащил его за собой, а рука археолога оказалась намертво захлестнута лентой щупальца. Они пытались пробиться к берегу. Археолог обернулся. Эгейцы были уже близко. И, главное, отрезали их от острова. Один преследователь вновь намного опередил другого. Клинок в его щупальцах довольно широкий, и острие кажется не особенно острым, закругленным даже. Таким клинком надо рубить, а не колоть. Но силы эгейцам, как видно, не занимать. Все семь щупальцев единым жгутом сплелись вокруг рукояти. Мгновение – и меч вонзится Платону меж лопаток. Атлантида перехватил бластер в левую руку и нажал на спусковой крючок. Но где же луч? Нажал на крючок еще раз и еще… Все с тем же эффектом. В этот момент Стато отпустил его руку. Платон отшвырнул бластер и выхватил нож. Вновь эгеец устремился в атаку. Махнул мечом. Но так медленно и так неумело, что археолог сумел ускользнуть от удара. И, поднырнув, вонзил нож эгейцу в горло. Ленты-щупальца раненого задергались в конвульсиях. Но некогда было наблюдать за агонией – второй преследователь был рядом. Атлантида нырнул – там, внизу, он оставил свой землесос. Археолог успел добраться до агрегата прежде эгейца. Теперь включить и… Сразу поднялось густое облако ила. Платон повернул сопло и направил на преследователя. Мощная труба вмиг засосала морду эгейца. Атлантида подплыл и ножом отсек щупальце вместе с мечом. Потом остальные укоротил наполовину и… лишь после этого выключил землесос. Эгеец рванулся к поверхности – запас воздуха в его легких давно иссяк. Платон, держа в одной руке трофейный меч, в другой нож, поплыл к берегу. Стато тут же присоединился к нему. Его щупальца изображали что-то похожее на победный танец. Археолог вынырнул на поверхность. Совсем рядом кипела белая пена прибоя. Берег был каменистый – крупная галька и повсюду валуны. Возможно, эти камни – обломки прежних строений. За годы и годы волны прибоя обкатали их, превратив в гладкие бесформенные болванки. Платон выбрался из воды и присел на камни, сдернул маску адаптера. А что если остальные сейчас кинутся к берегу и… Ну уж на суше Атлантида им покажет! Из волн высунулась голова эгейца. Платон усмехнулся. Лучше расправиться с тварью сразу, пока он не добрался до кресла-антиграва. Мощное тело уже ползло по гальке, не обращая внимания на кипящую вокруг белую пену. Да это же Стато! Платон вздохнул с облегчением.
– Как ты их… как ты их… – восторженно бормотал Стато, на брюхе выползая на берег.
Тут археолог заметил парящего над водой в кресле-антиграве эгейца. Кресло было цвета морской волны, бронежилет, перчатки и маска – тоже. Даже волосы у эгейца были под цвет моря и напоминали водоросли. Незнакомец рассматривал поверхность Океана в какой-то прибор. Затем повернулся и принялся изучать Платона и Стато. Что делать, если этот тоже кинется в атаку? Хорошо, если с мечом… А если с бластером? Незнакомец убрал прибор и стал снижаться, явно направляясь к археологу и его спутнику.
– Что ему надо? – спросил Атлантида и поудобнее перехватил рукоять меча. Нож он уже вложил в кармашек-ножны на плече.
«Что если метнуть нож?»-мелькнула мысль. Платон не был уверен, что сможет попасть в шею – метать нож в броненагрудник не имело смысла.
– Он сейчас выразит тебе восхищение, – уверенно шепнул Стато.
Подлетев, зеленелицый резко осадил кресло и сказал на ломаном космолингве.
– Мгмо… всхищн…
Как ни странно, Стато оказался прав. Далее эгеец заговорил на своем языке. Стато переводил:
– Мгмо в восторге от действий великого воина. Великий воин так легко несет прибой смерти. Мгмо нижайше просит разрешения измерить интеллект великого воина.
– А если я откажусь? – Археолог разозлился. Его чуть не прикончили, а этот зеленолицый собрался измерять интеллект потенциальной добычи.
– Мгмо умоляет не отказывать ему в такой малости. Великий воин должен быть… – Стато задумался, подбирая подходящее слово. – Великодушен…
– Ну, хорошо, – профессор Рассольников согласился. – Но я и так могу сообщить…
– Нет, нет! Мгмо умоляет разрешить ему собрать данные о вашей превосходной личности.
– Кш-кш… – заверещал эгеец.
Эгеец протянул археологу квадратный приборчик – и Платон узнал в нем универсальный измеритель К, правда, устаревшего образца. Впрочем, отвечать на вопросы не нужно – надо лишь приложить датчики к виску. Что профессор и сделал.
– О! – восхищенно выдохнул Стато. А Мгмо залепетал на своем эгейском. Одно слово Платон узнал.
– Кш-кш… – лепетал пораженный эгеец. Что означало «восхищен, восхищен!»
Тем временем участники сражения по одному выбирались на ближайшие камни. Вытащили за собой и два трупа. Один – тот, что был убит в самом начале своими, второго прикончил Атлантида. Следом появился пострадавший. Он успел обмазать обрубки щупальцев какой-то дрянью, и теперь с них сочилась не кровь, а густая лиловая жидкость.
– Смерть, – прошептал Стато. Нос у стража побелел. И здоровяк-эгеец юркнул за спину профессора. – Такой легкий прибой смерти… Легкий прибой… легкий прибой… Больше не будет ступеней… ни одной ступени…
Мгмо извинился и полетел к потрепанному воинству. Из горла его рвались одни шипящие.
– Кажется, наш великолепный Мгмо разъярен, – заметил Атлантида с усмешкой.
– Он говорит, что его солдаты должны драться, как ты. Ты – великий воин. Это видно по твоему 10.
– Никогда не думал, что 10. определяет именно это… А еще говорят, что эгейцы агрессивны лишь в брачный период. В остальное время они милые тихие существа.
– Это так… – подтвердил Стато. – Застряв в лабиринте, лучше не ссориться. Я предпочел бежать, а не драться.
– Ты туп, Стато, – эти слова Платон произнес с особым удовольствием. – Как мы могли удрать от эгейцев? Я плаваю куда медленнее. Нас бы непременно настигли. А у тебя одна рука сращена с бластером. Почему ты оставил бластер на берегу вместе с перчаткой? Ведь ты страж!
Лицо Стато – он был без маски, но все равно Платон именовал лицом его морду – приобрело жалкое выражение.
– Я никогда не стрелял из своего оружия. В нем и батарей нет. Они стоят дорого, а разряжаются даже без стрельбы за три месяца.
– Но ты же страж! Зачем тогда тебе «фараон»?
– Для устрашения. Стражу положено.
– А эти ребята тыкали друг в друга мечами всерьез. И меня собирались прикончить.
– Они не стражи…
– Ах, вот как! И кто же они?
– Веселисты…
Платон вспомнил о выброшенном за ненадобностью собственном бластере.
– Ну-ка, Стато, достань со дна мой «фараон»! – приказал археолог тоном инквизитора – была когда-то на Старой Земле такая нужная профессия. – И поскорее. А то пожалуюсь на тебя Крто.
Страж пронзительно взвизгнул и пополз в кипящую пену прибоя. Тем временем потрепанный отряд Мгмо, забрав с собой трупы и раненых, погрузился в воды Океана и отбыл в неизвестном направлении. Сам Мгмо полетел на своем стульчаке над самыми гребнями волн. Теперь Платон разглядел сине-белый глайдер, висящий Довольно далеко от берега. Ветер усиливался. Потемневшие волны уже все были увенчаны белыми навершьями. Волны, накатывая, бежали все дальше и дальше, выбрасывая на берег камешки и пустые раковины. Вот какую-то тварь красную, семилапую, швырнуло на камни, вот волна вынесла к самым ногам археолога прозрачный камешек и поползла назад, утаскивая ажурными белыми щупальцами гальку в Океан. Археолог поднял преподнесенный Эгеидой подарок. И глазам своим не поверил. Он держал в пальцах алмаз. Не так чтобы очень большой, но… Каратов на пятнадцать будет. Платона с головой накрыла жаркая волна, кровь забилась в ушах. Он спешно спрятал дар Океана в кармашек на поясе и вскочил. Побежал вдоль кромки прибоя. Пена кипела вокруг его ног. Когда очередная волна отступала, археолог впивался взглядом в гальку. Вон там прозрачный камешек. Нет, показалось. Всего лишь отполированный волной кусок кварца. А вон там осколок стекла. Набежавшая волна сбила Атлантиду с ног. Он пополз к берегу, зарываясь пальцами в смешанный с камнями песок. Алмазы! Где вы… Его вновь накрыло и едва не утащило в Океан… И тут он пришел в себя. Нельзя подавать виду. Стато сейчас вернется – он не должен ничего заподозрить. Профессор Рассольников добрался до полоски сухого песка и сел на камень.
Так что же получается? Сокровища храмов существовали? Тогда почему храм Нмо стоит на скале совершенно пустой? А вдруг эгейцы выкинули собранные дары в Океан, пытаясь умилостивить морского бога, когда моря наступали? Именно. Отняли у небесного бессильного божества и отдали всемогущему морскому…
Платон судорожно сглотнул. За какой-то месяц Корман отыскал алмазов на десять миллиардов! Невероятно! Раз Океан так легко расстается со своей добычей, там, на дне, должны быть несметные сокровища. Археолог провел ладонями по лицу, пытаясь успокоиться. Будем надеяться, что людская мимика для эгейца не слишком понятна.
А тут и Стато вынырнул. Приполз и отдал Атлантиде оружие. Так и есть! Батарей в бластере не было.
– Твоих рук дело?! – спросил сурово профессор.
Нос у Стато задергался. Смущен! Так смущен, что и словами не выразить. При этом страж не опустил в смущении голову, как это сделал бы человек, а преданно, по-собачьи смотрел в лицо Платону.
– Зачем?! – возмутился археолог.
– Чтобы ты не подстрелил меня ненароком. «Чтобы уравнять наши шансы», – уточнил Атлантида.
– Разве ты не должен меня охранять?
– Должен… Но кто знал, что мы встретимся с веселистами? Раньше они на этом острове никогда не появлялись. А если бы вы нашли что-то интересное, вы бы попытались избавиться от меня.
– Интересное? Что ты подразумеваешь под словом «интересное»? И что здесь можно найти? Дно как будто вымели.
– Корман, он тоже ругался. Нырнет, поплавает, и ничего не достанет. Он даже землесос перестал с собой брать. И все больше времени просиживал в таверне. И… – Стато запнулся.
– И?
– А потом уехал…
Хитришь, Стато! Но хитрость твоя не стоит и кредита!
– Однако я кое-что нашел в отличие от Кормана. И ты поможешь поднять находку.
– Что нашел? – обеспокоился Стато. Нос побелел. Наверняка подумал про алмазы.
– Старинная плита лежит на дне. Плита с рельефом.
– А, плита… – Стато хрюкнул. Похоже на человеческий смех. Но Платон был уверен, что Стато не смеялся. – Плита – пожалуйста. Сейчас… Где?
Эгеец тут же нырнул. Пришлось лезть за ним и показывать, что именно поднять из воды. Иначе бы Стато, стараясь услужить, перетаскал бы на берег половину развалин затопленного города. Археолог при этом внимательно осматривал дно. Где могут быть остальные алмазы? Что если камни разбросаны хаотически по дну? Вряд ли… Должно быть какое-то морское хранилище, и профессор Рассольников его найдет.
***
Дерпфельд удивился. Не разыграл удивление, а именно удивился, слушая рассказ Платона о странном сражении. На что это могло быть похоже? На военное Учение, – вот первый ответ, который пришел на ум бывшему военному летчику. Учение, где сражаются на мечах?! В тридцатом веке! Глупая шутка! Уж скорее, это ролевая игра, местная планетная забава. И потом, все твердят о мирном нраве эгейцев. Что они безобидны, покорны, никогда никому не возражают. У них не было войн… И вдруг – мечи и сражение насмерть без видимой причины.
Профессору Рассольникову надоели постоянные заявления о мирных эгейцах, которые никогда не держали в руках оружия. Археолог бесцеремонно вытащил Дерпфельда из компьютерного кресла и повел в столовую. На полу лежала поднятая со дна плита с рельефом.
– Что скажешь? Я нашел ее сегодня на новом шельфе. Видишь – эгейцы дерутся. И не просто дерутся, а воюют. Убивают. Плита древняя, а рельеф – нет. Похоже на подражание или копию какого-то старинного изображения. Причем копию довольно точную.
– На основании одного рельефа ты разработал целую теорию?
– Я усомнился… Одного рельефа для сомнений вполне достаточно. А ты говоришь совсем как профессора Галактической Сорбонны.
Платон взял цифровую лупу и принялся рассматривать рельеф. Да, из груди воина, того, что справа, торчит обломок копья или дротика. А у его противника над головой значок. Если рассмотреть внимательно, похоже на цветок с восемью лепестками… Или четыре знака бесконечности. Вряд ли у эгейцев этот значок означает то же, что у людей. Но некую непрерывность, или какую-то сложную систему – вполне. Линия одновременно замкнута и связана узлом. Описывая восьмерку, ты совершаешь слишком сложные движения, невольно хочется задуматься: что это значит? Священные щиты Древнего Рима имели такую же форму. Залог непобедимости, неуязвимости. Знак вечности.
А может быть, на Эгеиде повсюду растут цветы с восемью лепестками? Спросить у Стато? Но вряд ли страж силен в ботанике.
Про алмаз Платон ничего Дерпфельду не сказал. Сержанту совершенно не обязательно знать. И Стато – тоже. В конце концов алмаз – это не археологическая находка.
