Марианна Алферова
Хрустальный лабиринт
Платон притащил и настроил резак. Где лучше вскрывать? Там, где саркофаг шире? Или там, где уже? Ладно, что тут долго думать: где сужается, и начнем. Современный клей без швов скрепит крышку. Все равно массивные предметы не в чести у музеев, слишком дорога транспортировка по Галактике – им подавай то, что может уместиться в чемоданчике и одновременно поразить воображение. Вот если бы…
И Платон отделил часть крышки. Отложив резак, он схватил фонарик и осветил внутренности… Поначалу в глазах его мелькнуло изумление… потом… Он запустил руку внутрь и… Извлек наружу форменный комбинезон. Да, да, обычный комбинезон, какие обычно носят военные астронавты. Не слишком больших размеров – взрослый эгеец вряд ли в него залезет. Только ребенок. Даже учитывая теорию подобия культур, такое изумительное совпадение – слишком невероятно. Платон оглядел находку. На рукаве сверкала голограмма Лиги Миров и ниже еще одна: Космический линкор «ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ».
Дерпфельд стал хохотать. Он так хохотал, что рухнул на обезображенный саркофаг и дрыгал ногами, он визжал, как эгеец, и под конец совершенно обессилел. Профессор отложил комбинезон в сторону и стал шарить внутри. Нашел ботинки – тоже невеликого размера и тоже армейские. За ботинками пошли какие-то мелочи: пакетик от конфет, вечная ручка, у которой кончились чернила, футляр электронной записной книжки. И все. Потому как дальше рука Платона не пролезала.
Разозлившись, он разрезал крышку на маленькие дольки и снял одну дольку за другой. Нашел бластер системы «Фараон» и длиннющее жемчужное ожерелье. Причем, черные и розовые жемчужины чередовались. Такое ожерелье на аукционе Галакт-Кристи стоит целое срстояние. Не долго думая, Платон хотел сунуть его в карман.
Но Дерпфельд остановил.
– По-моему, у этого ожерелья есть хозяин.
– А нет такого закона, по которому я могу ожерелье забрать?
– Нет…
Профессор не стал спорить, положил ожерелье назад в саркофаг, мысленно пообещав больше никогда не отправляться на раскопки вместе с копом.
Луч фонарика вновь пробежал по рельефам. Сколько им лет? Ясно, что они относятся к тем временам, когда эгейцы еще ходили по суше. Но ведь та, первая история Эгеиды, тоже насчитывает не одну тысячу лет.
А теперь стоит проверить, какие тайны хранят другие боги.
Археолог вернулся в первую комнатку и обнял колени третьего бога. И тут же стена, у которой эту ночь спала Имма, поехала в сторону. Открылась новая галерея. В конце ее сверкал прямоугольник света. Наступил новый день. Десяток шагов, и пленники замерли у обрыва. Далеко внизу мерно катил волны Океан, не замечая священную черную скалу.
– Хватаем стульчак и спускаемся вниз, – предложил Дерпфельд.
– И далеко мы улетим на одном стульчаке? – пожал плечами Платон. – Имма советовала переждать нам здесь пару дней. Вот и переждем. Эгейцы считают нас погибшими. Мы в безопасности. Сегодня или завтра Имма вернется с помощью.
– Ты слишком доверяешь женщинам. Она заперла нас в этой черной ловушке…
– Она – член экипажа «Елены Прекрасной». Она – человек. И будет помогать нам.
– Значит, ты решил ждать здесь два дня?
– Все равно на одном-единственном кресле далеко не улетим. А добираться вплавь до Северного Архипелага или до базы Брегена мне что-то не улыбается. Особенно после того, как я видел челюсти броненосца, вспоровшие спину Стато.
Доводы профессора оказались более чем убедительными. Дерпфельд выругался, и выругался цветисто, однако вернулся в нору к богам. Уселись завтракать.
И тут среди кусочков сушеной рыбы они обнаружили белую личинку инфоголографа. Платон нажал кнопку. И зазвучал голос Иммы, и возникла голограмма. Инфоголограф был дешевенький и старый, голограмма то появлялась, то исчезала.
***
Думаю, вы обо всем догадались. И то, что я – человек. И то – что спаслась с корабля. Я прячусь на этой планете десять лет… Десять лет… Мне повезло… То есть, я заставляю себя так думать, хотя порой. хочется выть, как броненосцы на луну. Слышали, как воют броненосцы? Мороз по коже… Океан спокойный, две луны в небе, и со всех сторон – вой. Я отправляюсь на берег и вою вместе с ними. Помогает.
Клянусь, я прошла всю глубину. До самого дна. Не до абиссали, нет, но до самой глубоководной впадины. Если останусь на Эгеиде лишний месяц, то сойду с ума и непременно себя выдам. Не могу больше быть здесь! Не могу! Как вам передать то ощущение предела, которое копится день за днем и, наконец, становится непереносимым? Главное – бессрочность мучения и одновременно – сознание, что жизнь могла быть совершенно иной. Только поймите меня правильно. Эта прекрасная планета. И эгейцы – я ничего не имею против каждого из них в отдельности. Разумеется, я не говорю о Слоксе и его веселистах. Эгеиду нельзя не любить? Почему нельзя? Не знаю… Но эта фраза – банальность, ее здесь слышишь постоянно и тоже начинаешь повторять… по инерции… и почти веришь… Поешь со всеми «вода, вода, рыба, рыба» и пытаешься заставить себя думать, как все. И к ужасу своему сознаешь: не получается… Сколько ни пой, сколько ни пей – вода не станет рыбой…
Впрочем, такое же чувство отчаяния у меня было, когда улетел Карман. А с тех пор прошел уже год. И я как-то сумела прожить этот год. Быть может, мысль, что я в очередной раз осталась жива, помогла мне протянуть еще столько. Не знаю… Он – археолог, ученый… я подумала: он поможет мне… А чем это кончилось…
Но надо начинать рассказ не с Кармана, а с самого начала.
Я долго боялась: говорить ли вам, профессор, о том, кто я… и стоит ли просить помощи… Я верила вам и не верила. Вы спасли Стато. Да, вы рисковали. Но готовы, ли вы рискнуть ради меня? Кто я вам? Более чем никто… Да, сознаюсь, я пыталась украсть ваш пропуск. Была уверена: вам ничего не стоит его восстановить. Но явился Слокс, и я вернула пропажу.
Видите, какая я хорошая… Но вам все равно на меня плевать.
Долгое время мне не снилось снов. А теперь снятся. И почти каждую ночь – наш корабль. Я вхожу в него, как в первый раз, и всех вижу. Капитана Эклскона, пилота Эрпа, Валентину… Они улыбаются и идут мне навстречу. И все протягивают руки. И я иду к ним… Бегу… И они бегут. А что дальше… дальше не помню. Обычно я просыпаюсь. Несколько минут лежу с закрытыми глазами и пытаюсь представить сверкающие огнями коридоры корабля или просторную рубку… Но вижу лишь какой-то длинный туннель. Я иду по нему… И никак не могу вернуться назад, в сон…
Но обо всем по порядку.
Жизнь моя была нормальной, тихой, никаких особых препятствий на пути. Я с детства знала, что принадлежу к элите, пусть не самой высокородной, но будущее мое обеспечено и определено. Проблем никаких. Вернее, одна проблема: как понять, чего именно хочешь? Желаний слишком много. И все, почти все, исполнимы. И хочется чего-то уж совершенно невозможного. Недостижимого. Отец мой был инженером на Марсе. Я в свое время побывала на Старой Земле. Милая древняя колыбель цивилизации, каждое деревце и каждый цветочек обихожен и напоминает экспонат музея. Я запоздало поняла, что проговорилась, заявив, что наша планета (вот видите, я невольно говорю – «наша», как все здесь, на Эгеиде) похожа на Старую Землю. Удивительно, что вы, профессор, не догадались сразу. В голову не пришло, что под маской леди с Эгеиды может скрываться человек. Вернее, маски не было. Я выдавала лицо за маску… Это несложно. Но я опять отвлекаюсь…
И так, я поступила в академию космофлота и выбрала двухгодичный курс. Меня ждала практика и временное членство в экипаже корабля класса «Вечный бой». Два года учебы были замечательными. И хотя способности у меня отнюдь не блестящие, многие меня опережали – и девушки, и юноши, я им не завидовала. Одно только меня смущало… Да, да, я не сделала биокоррекцию. Это все отец, он любил повторять: человек прежде всего должен быть личностью. Ах, личностью, – решила я, – так, значит, никакой биокоррекции. Дура! И вот, я опять отвлекаюсь. Простите. Но я как будто подвожу некий итог. А в этом случае трудно ни с кем не сводить счеты.
В конце практики мне предстояло лететь на «Елене Прекрасной». О таком полете любой практикант мог только мечтать. В училище мне все завидовали. По-хорошему. Поздравляли. Наверное, и у вас случалось такое: только вообразишь, что вот он, час твоего прилива, а тебе кто-нибудь выскакивает наперерез и седлает идущую к берегу волну, а ты захлебываешься в пене. В этот раз прилив оседлал перед моим носом Эрп. Я лишь шагнула на борт корабля, а он уже выскочил наперерез. Месяцем раньше явился, а кажется – всегда тут был. И к тому же пилот, а я была всего лишь практикантом. Легко и ловко, почти без усилий, он оттеснял меня всюду не только во время работы, но и на досуге, и в кают-компании. Где бы я ни встала, он всегда вставал впереди, и я видела только его спину. А другие видели – его. Не знаю, как у него это получилось, но вскоре я стала чувствовать себя чужой на корабле, несмотря на то, что все были вежливы со мной и как будто доброжелательны. На меня никто не обращал внимания, я всем мешала, ученые держались своим замкнутым кружком, экипажу не было до меня дела, я общалась лишь с компом, собирая информацию о близлежащих обитаемых планетах.
Помню, как-то я сказала:
– Когда я стану пилотом…
Эрп рассмеялся, не дав мне закончить фразы:
– Ты? Да я, скорее, стану президентом Лиги Миров, чем ты сядешь в кресло пилота.
Но это так, к слову. Теперь, вспоминая те дни, я понимаю, что надо было наплевать на поведение Эрпа и не замечать его стараний. Ведь это огромное счастье – попасть на такой корабль, пройти по коридору, постоять на пороге научного центра, и быть на несколько минут допущенной в рубку, чтобы пройти идентификацию и подать команду живущему где-то под трехслойной броней неистребимому мозгу корабля. Все эти годы меня порой и спасала только эта мысль: корабль помнит меня… И я когда-нибудь сяду в кресло пилота.
Что за авария приключилась с кораблем, не знаю, Но внезапно вспыхнули синие лампы тревоги, взвыли сирены, и «Елена» всем велела забраться в защитные капсулы. Кажется, был взрыв. Корабль дрожал, все в нем трещало – переборки, корпус… Стены пульсировали, как живые, будто волна за волной катилась по сверхпрочным материалам. Но они тут же восстанавливались, затягивались трещины, по шпангоутам стекали струйки катализ аторной жидкости. Помню – я окаменела. Лежала в капсуле и смотрела на пульсирующие стены и капли влаги на переборках – будто пот выступал на теле корабля от запредельных усилий. Я ни о чем не думала в тот момент – не могла. Я как будто была в одном времени, а корабль – в другом. И мы относительно друг друга перемещались…
Перегрузки были страшные. Кто не успел забраться в компенсационную камеру, погиб. Но даже в камере мне казалось, что желудок ворочается в горле. Все тело сделалась неподъемным, шея одеревенела. Будто невидимая рука давила и давила все сильнее. Если бы я могла кричать, я бы визжала от ужаса. Но я рта не могла открыть. А потом удар… И все прекратилось. Прошло несколько минут… Мне показалось, что в живых осталась я одна на незнакомой планете… представила… выхожу и…
И тут раздался голос капитана Эклскона: «Всем собраться в спасательном отсеке!» Я выбралась из защитной капсулы. Столкнулась с Валентиной. Она специалист по космическому излучению, член научной группы. Мы иногда беседовали. Она чуть-чуть свысока на меня смотрела, как будто ей известно нечто такое, что мне, глупышке, никогда не понять. А тут мы разрыдались и обнялись, будто всю жизнь были самыми близкими подругами.
– Как я рада, что ты жива… Так рада… – повторяла Валентина. – Знаешь, я первым делом подумала о тебе. Ты – еще ребенок… Семнадцать лет… У тебя вся жизнь впереди!
Экипаж собрался в спасательном отсеке. Все, кто остался в живых… нас было тридцать два человека. Восемь женщин… вместе со мной…
Капитан держался великолепно. Как будто он не катастрофу пережил, а прошелся по палубе и узнал от бортового компа, что на обшивке пара вмятин от метеоритов.
– Думаю, вы убедились, что корабли класса «Вечный бой» недурно сработаны, – сказал капитан с улыбкой. – К сожалению, нам придется его оставить. Таковы инструкции. Поскольку мы совершили посадку на цивилизованной планете, входящей в состав Лиги Миров, пребывание экипажа более получаса на корабле такого класса недопустимо.
– Как здорово! – кричала я Валентине. Говорить спокойно не могла. – Сколько можно всего рассказать… И какой замечательный отчет…
Но какой к черту отчет! В суматохе я потеряла свой миникомп. Напрасно искала… И, не найдя, разрыдалась. Эрп, глядя на мои слезы, презрительно усмехнулся… Тем временем аварийный отсек уже оторвался от корабля… И тут в иллюминаторы все увидели плотную синеву. И яркие желтые черточки и… Синева светлела. Небо…
И вдруг кто-то крикнул:
– Море! Мы упали на дно моря.
Подъем был довольно быстрый. Вот уже спасательный отсек вынырнул из воды, как пробка, и закачался на волнах.
– Компьютер сообщает, что к востоку от спасательного блока суша, – любезно проинформировал нас капитан.
– Как называется планета? – вдруг спросил кто-то.
Мы только сейчас сообразили, что даже не знаем, где опустились.
– Эгейское море, – сказала Валентина. – Ты что-нибудь знаешь о здешнем климате? – обратилась она ко мне. – Ты ведь изучала обитаемые планеты.
Ну да! Я изучала, но все данные внезапно вылетели из головы напрочь. Я чувствовала себя полной идиоткой.
– Название хорошее, – промямлила я. – Думаю, здесь должен быть теплый климат и можно вволю плескаться в волнах.
– В такие минуты надо заниматься самоорганизацией и медитацией, – снисходительно заметил Эрп.
Вскоре ночь спустилась на планету, но двигатели отсека исправно работали, к утру мы были на суше. Твердь! Обожаю это слово, хотя на Эгеиде оно звучит как ругательство. Островок в теплом Океане, песок на берегу яркий, золотой, изумрудные волны лизали берег. Будто ласкались. А на макушке зеленая шапка леса. Краски столь яркие, что порой невозможно смотреть. Приборы давно сделали анализ воздуха и воды, и мы знали, что можем выйти наружу, не надевая скафандров.
Все выбежали на берег и принялись кататься по песку. Многие разделись и полезли в Океан купаться.
Я подошла к капитану и попросила:
– Поручите мне составить отчет об аварии корабля. Я смогу…
Почему-то была уверена, что он согласится.
– Я с удовольствием, Кира, – улыбнулся Эклскон. – Но пилот Эрп уже получил это задание. Ты можешь ему помочь.
Я отошла в сторону и уселась на песок.
– Эй, Кирюха! Ты, я вижу, здорово перетрухнула! – смеясь, Эрп подошел ко мне. – Не волнуйся, капитан уже послал просьбу о помощи к местным властям. Через пару часов нашей свободе придет конец. И долой скафандр. Или вид без скафандра ужасен? Ничего, мы скромно закроем глазки.
– Отвяжись.
– Тогда иди и пиши отчет по практике, а то получишь неуд! – Эрп побежал купаться.
Люди – удивительные существа. Одним словом, они умеют заставить свет померкнуть, а море из бирюзового превратить в черное.
– Черт возьми! Выходит, мы робинзоны всего на два часа? – возмутилась Валентина. – А я всегда мечтала попасть на какой-нибудь островок, не тронутый цивилизацией, и устроить там оргию местного масштаба.
Все полезли купаться. Как будто боялись, что местные власти могут запретить купанье. А я пошла вверх по тропинке. Не знаю, почему я ушла от всех. Может, потому, что чувствовала себя чужой на этом корабле? И еще – злилась на Эрпа. Наверное, в моем поступке было много детского. Пусть, когда явятся спасатели, меня поищут – отдельно от прочих. Хоть так обратить на себя внимание. Конечно, глупо. Уважительнее капитан Эклскон ко мне относиться не станет.
Но быть глупой иногда полезно…
Я не сразу поняла, что иду по старинной дороге. Она мощеная – камень к камню. По краям росли какие-то ярко-зеленые растения с синими душистыми цветами. Я принялась их рвать, и вскоре набрала целую охапку. Запах пьянил. Голова кружилась. Пальцы и руки у меня стали липкими. Вокруг с шумом кружились какие-то светло-коричневые жуки с золотыми крыльями. Решила идти не останавливаясь. Раз это дорога, она меня куда-нибудь выведет. И вывела. Я увидела старинный домик, сложенный из каменных блоков. Стены метра три высотой, крыши нет, окна узкие. Вернее, не окна, а какие-то провалы… И вместо двери – пролом в стене. Я вошла. Почему-то не испытывала страха. Может быть, тому причиной – яркая природа, виноцветное море, небо прозрачное и чистое, и яркий блеск здешнего светила… Или запах синих цветов? Голова кружилась все сильнее…
Итак, я вошла в домик. И поняла, что тут живут. Вернее, совсем недавно жили. В углу было звериное ложе из полусгнивших листьев. Рядом – груды разноцветных раковин. И в центре стоял большой металлический кувшин. Я спешно выскочила назад. Меня охватил страх. В таких условиях человек или другое разумное существо жить не может. Только… какое-нибудь полудикое чудовище.
Я остановилась. В просвет между деревьями виднелся золотой лоскут пляжа. К месту нашей посадки спускался самый обычный четырехместный глайдер. Раскраска у него зеленая с белым. Бросив собранные цветы, я кинулась бежать по тропинке. Ног я не чувствовала. Мне казалось, что при каждом шаге, я отталкиваюсь от тропинки и лечу… Через пять или шесть таких летящих шагов споткнулась и полетела вниз.
Идиотка! Зачем я забралась на эту кручу?!
Катилась вниз и кричала.
– Подождите меня, подождите меня! Я здесь!
А потом обо что-то ударилась, и мой стремительный спуск закончился. Но во время удара я не почувствовала боли. Только очень сильно закружилась голова. Будто кто-то вывернул сознание, как винтик, из моей пустой головы.
***
Очнулась я в комнатке, похожей на ту, в которую забралась самовольно. Но только в этом домике имелась крыша, да и все было как-то аккуратнее, приличнее, что ли. Хотя тоже – бедно и убого. Стены из каменных блоков и те же узкие окна. Я лежала на полу на охапке сухих листьев, рядом со мной стояла раковина, наполненная водой. И чуть подальше на подставке из какого-то красноватого металла вечная лампа с тусклым зеленоватым светильником внутри. Развалины, запах гниения, колкие листья под боком. И эта вечная лампа, о шар которой билась огромная фиолетовая бабочка.
Попыталась встать, но голова закружилась, и я опрокинулась на листья.
– Кто здесь? – крикнула я. И только закричав, смертельно испугалась.
Поняла вдруг, что уже стемнело, и значит – прошло немало времени. Глянула на сервисный браслет. Так и есть – продрыхла пять часов… Где же спасатели?
И почти сразу услышала тихое тарахтенье. Вход был широк и прикрыт циновкой. Тогда я впервые увидела эгейца. Уже потом я узнала, что этот отличался от остальных во всем – и внешностью тоже. Во-первых, кожа оливкового цвета – у эгейцев она гораздо темнее, во-вторых, у него росли волосы на голове. У аборигенов это атавизм. Руки его были в функциональных перчатках, стареньких, в заплатах. Нашлепки клея громоздились одна на другую. Тело закрывал черный бронежилет устаревшего образца, а ноги… Ног у эгейца не было. Вместо ног я увидела хвост, заканчивающийся раздвоенным плавником. При желании (правда, очень большом) он мог ползти или даже прыгать, поднявшись вертикально. Но лишь по песку, а по камням такое передвижение практически невозможно. Зато в воде эгейцы чувствовали себя великолепно.
Но я опять забегаю вперед…
– Как ты? В голове боль? – спросил он на вполне приличном космолингве. Хотя отчетливо произносил, в основном, согласные, а гласные зачастую перевирал. Но я его понимала. Страх сразу прошел.
– Болит… – призналась я. – Но есть хочется.
Он принес мне на пластиковой тарелке (с трещиной и порыжевшей от времени) кусок нежного мяса, обсыпанного какой-то зеленью. Потом выяснилось, мясо – это местный моллюск, а приправа из водорослей. Я вмиг проглотила все, не спрашивая, что ем. Эгеец тоже ужинал – правда, ел не с тарелки, а из раковины. Второй пластиковой тарелки у него не нашлось.
– Меня зовут Кира. А тебя? – Я решила, что должна проявить массу дружелюбия. Нас так учили в академии. Был такой предмет: космопсихология…
– Крто… – представился он. И у него задергался нос. Я сразу догадалась, без подсказки, что это признак смущения.
– А где остальные? Где все?
Крто молчал, только нос дергался все сильнее.
– Остальные где? Где?!.. – Я начала кричать, мне показалось: он не понимает, что я говорю. Но он все прекрасно понимал и без крика.
– Их отбытие случилось на глайдере два часа назад, – наконец прошептал он.
– Куда?
– Наверное, в Столицу.
– А как же я?
– Отдых здесь…
– Наш. корабль потерпел крушение. Ты знаешь. Нам нужна помощь. Мне нужна помощь… Мне плохо…
– Отдых здесь, – повторил он, но смотрел не на меня, а в пол. И нос у него опять дергался.
Я расплакалась. Опять не повезло! Всех-всех повезли в Столицу, с ними встретится кто-то из главных, Эрп вылезет вперед, наверняка даст интернетчикам интервью, капитан представит экипаж. Их голограммы будут мелькать на сайтах интернета… Им наверняка будут показывать местные красоты, а я… Я тут. В какой-то мерзкой, воняющей рыбой хижинке, на подстилке из листьев и водорослей.
– Позови кого-нибудь. Сообщи, что я здесь. Сейчас! Немедленно!
– Кому?
– Капитану Эклскону… – и вдруг я осеклась. Представила реакцию капитана. Когда ему доложат о том, что я потерялась, и… Он вежливо поставит меня на место. Спросит: «Куда же ты отправилась, девочка?» Какой позор! Я стиснула зубы. И решила: нет уж, сама выберусь. Пусть Эрп дает интервью. Чего мне тревожиться? Наверняка за нашей «Еленой Прекрасной» через пару дней явятся спасатели, все острова вокруг наводнят интернетчики, будут плавать по морю на катамаранах, блюдце информсети повиснет в небе платиновым несияющим солнцем. И тогда я тоже дам интервью…
Утром узнала, что теперь я – пленница. Двери в доме не было – только циновка над входом – и запереть меня Крто не мог. Зато приковал массивной металлической цепью к подпирающему потолок каменному квадратному столбу. Проснувшись, я обнаружила эту цепь. Она давала мне возможность ползать по полу вокруг столба. На раковине рядом мой тюремщик оставил кусок какой-то жратвы. Я не стала ее рассматривать – поддала ногой и все опрокинула в песок. Раковина разбилась. Я ругалась. Кричала. Никто не отзывался. Если не считать криков каких-то животных в лесу. Потом пели какие-то твари, потом гудели… Самого Крто не было, он вернулся лишь к полудню, освободил меня и сказал:
– Я не зло для тебя. Но для твоей безопасности тебе лучше так. И молчание. И быть тихо… – Его космолингв в те дни был далек от совершенства.
– Что мне угрожает? Или кто? – Он не ответил. Нос у него дергался. – Свяжись со Столицей и сообщи, что я здесь. Немедленно… – Я даже топнула ногой. Цепь меня взбесила.
Крто провел рукой горизонтальную черту. Нетрудно догадаться, что это жест означает «нет», причем, «нет» – категоричное.
– Рыба вкусная, – сказал он и выкинул испорченный обед за дверь вместе с осколками раковины.
– Почему ты меня держишь здесь? – Я чуть-чуть не вцепилась в его жесткие волосы на макушке. Очень хотелось.
– Из-за Слокса. – Он сказал об этом Слоксе странным тоном. И шепотом. Будто опасался, что Слокс может его услышать. Не обязательно заканчивать факультет инопланетной психологии, чтобы догадаться, что этого Слокса Крто смертельно боится.
– Кто такой Слокс?
Крто долго молчал. А потом выдохнул:
– Веселист…
– Кто?
– Веселист. Он веселист Императора… – голос Крто леденел от ужаса.
Я расхохоталась. Страх Крто казался мне забавным.
– Ну и что из того?
– Твои друзья на веселье у Императора.
– А потом? – я почувствовала смутную тревогу.
– Потом они – назад, сюда.
– Когда?
– Скоро…
– Значит, я их увижу?
–Да.
– Но я не увижу Столицу! Ты был в Столице?
– Нет.
Я обиделась и легла на охапку сухих водорослей лицом к стене.
Будь я чуть поумнее, я бы догадалась… Хотя, впрочем, все мои догадки не имели значения. На Эгеиде все равно: знаешь ли ты. много или не знаешь ничего. Умен ты или глуп. Ты одинаково беспомощен. Все решает твоя близость к начальству. Но об этом потом…
Утром Крто сел в свое тарахтящее кресло, усадил меня на колени и вдвоем мы понеслись вниз с горы, не разбирая дороги, сквозь заросли. Ветви хлестали нам в лицо. Надо отдать должное Крто – он прикрывал мою голову, оберегая от ветвей и лиан. С разгону мы ухнули в море. Крто избавился от кресла и поплыл – одной рукой держа свой стульчак, другой – меня. Тогда-то я увидела его руки без перчаток – пучки гибких и сильных щупальцев, похожие на веревки жгуты… Мне стало не по себе. Сразу представилось, как он меня душит… Я попыталась оглядеться. Вокруг никого. Море, волны – совсем небольшие. Вода теплая… Крто нырнул, увлекая меня за собой. Под водой Он плыл очень быстро. И все же у меня в легких кончился воздух, невыносимо хотелось вздохнуть… Воздуха! И тут мы вынырнули под низким зеленым сводом грота. Откуда-то сверху сочился призрачный свет. Блики играли на камнях. Лицо Крто из оливкового сделалось зеленым. Он буквально вытащил меня из воды на камни.
– Здесь… до моего возвращения. И – ни звука.
Нырнул обратно в море. Бесшумно рассек воду, скользнул в глубине тенью и исчез.
Я поняла, что меня ищут. И если крикнуть, если позвать на помощь – услышат и найдут… И я кричала. Вопила изо всех сил, пока не осипла. Но никто не приходил. Никому не было до меня дела. Это походило на банальный галактический сериал: «Пленники планету Тау»… Вы наверняка его видели. Там в начале каждой серии героиня пыталась удрать, и в конце серии ее ловили… мне наскучил сюжет на третьем или четвертом эпизоде. Может быть, потому что степень интерактивности была очень мала: нельзя убраться с планеты. А я с детства терпеть не могла клетки.
И вот, представьте… я вдруг стала участницей подобного сериала. И не было кнопки, которую можно нажать, чтобы изменить сюжет. Зритель полностью во власти автора… Да нет, я не зритель, а компьютерный клон, который должен играть эту дурацкую роль… Но я не желала подчиняться управленцу сериала.
Ведь можно выбраться из грота. Плавала я неплохо. Но ничего не вышло: слишком долго пришлось блуждать под водой, а вокруг густая зеленая хмарь. Так и не найдя выхода, я повернула назад. И вдруг поняла, что не могу вернуться в грот. Я наткнулась на стену. Вновь повернула. И вновь стена. Воздух в легких давным-давно иссяк – целую вечность назад. Я вновь повернула назад и… в последний момент очутилась в гроте. Выползла на камни и расплакалось. Больше всего меня бесило то, что не понимаю происходящего. Нелепый сюжет! Где кнопка интерактивного изменения? Почему нельзя крикнуть: «Выключить!» И я окажусь вновь на пересадочной базе. Или еще лучше – дома, на Марсе и… Отец сидит в кресле и рассуждает, не слетать ли нам в отпуск на планету с тропическим климатом. Мама заказывает по интернету новую мебель. Наверняка будет жуткое уродство… Вечером – столик в философском кафе. И на каждый довод моего оппонента я отвечаю: «За это надо бить морду!»
Наступил вечер. В гроте стало темно. Крто не возвращался. Он оставил мне лишь флягу с водой и кусок рыбы, завернутый в листья морской капусты. Я заснула, придумывая поворот сюжета совершенно невозможный.
Утром я уже не пыталась бежать – меня охватила апатия. Лежала на камнях, опустив руку в воду и пытаясь удержать влагу в горсти. Изо всех сил пыталась. Но вода все равно просачивалась. Почему человек не схож с водой? Почему любая стена его останавливает?
Крто появился вечером.
– Что случилось? Меня искали? Капитан прислал за мной? – я была уверена, что услышу «да».
Крто провел в воздухе щупальцем горизонтальную черту.
– Ты можешь объяснить?
– Можно. Но не теперь.
Он нырнул в воду и потащил меня за собой. И вдруг я вырвалась из его щупальцев и повернула назад. Не знаю, что со мной в тот миг произошло. Но мне вдруг захотелось умереть. То есть сделать первый шаг к смерти и увидеть… Что? Почудилось, что там, за стеной зеленой воды, меня ждет освещенная синими огнями рубка корабля. Надо лишь пробиться сквозь воду, глотнуть ее, вдохнуть, и уж тогда…
Крто ухватил меня за волосы и поволок за собой. И спас. Мы вынырнули на поверхность. Соленая вода текла у меня из носа и изо рта. Было больно. Я не протестовала и не благодарила. А он не попрекнул, вообще ничего не сказал – лишь пронзительно взвизгнул. Притащил меня назад в хижину и показал сшитый из грубо выделанной кожи морского льва мешок, отдаленно напоминающий его собственный хвост.
– Мешок для ног. На лицо и руки – краска. На голову – платок. Старое кресло за пять кредитов – для тебя… сегодня купля. Системы антиграва на нем нет. Но езда сносная. Мотор… работает.
– Послушай…
И тут я услышал рокот далекого взрыва. Крто вздрогнул всем телом. Еще один взрыв. Он опустил голову. Мне показалось, что он побледнел. Особенно нос.
– Твои друзья завтра здесь… Их… привезут, – сказал он шепотом. – Будь осторожна.
– Я их увижу?
– Можно, если ты…
– Да, конечно, да!
Я страшно волновалась. Не знала, что и думать. Почему Крто меня прятал? И почему отпустит именно завтра? И что скажет капитан? И остальные. Наверное, этому Крто кто-то пригрозил, он испугался и меня завтра отпустит.
День тянулся, как путешествие от планеты к планете на досветовой. Я вооружилась молекулярным резаком (он барахлил и давал лишь один импульс из трех) и упаковкой полу засохшего бытового клея, кое-как подправила свой «хвост». Зачем этот маскарад? Но Крто слишком уж серьезно относился ко всему. Ладно, ладно, я попытаюсь сыграть роль местной уроженки. Почему бы и нет? Будет даже забавно, если капитан меня не узнает. Хоть так повеселимся, если в Столице побывать не довелось.
Крто появился вечером. Принес банку пахнущей рыбьим жиром красной краски и нарисовал на лице и руках моих пятна. Потом помог заползти в хвост, закутал с головы до ног обрывками вонючей кожи.
– Много что случится. Но всегда лицо неподвижно. Запомни – неподвижно, это маска. Такое у всех мнение.
Потом вытащил из огромной раковины-сундука маску – грубое подобие человеческого лица с отверстиями для глаз, носа и рта – и натянул на себя. Я уселась во второе кресло, и мы полетели. Вернее, это Крто летел, а я больше ехала по камням. Мотор моего стульчака чихал и хрипел. Меня подбрасывало на каждом уступе. Чудом я не вылетела из кресла и не врезалась в огромное дерево. Лес кончился внезапно. Перед нами открылось плато, застроенное небольшими домиками из плохо отесанного камня. Домики сбились вокруг большой площади. Когда-то здесь был большой город. Но за сотни лет почти все дома превратились в развалины, буйные растения оплели стены, повсюду висели лимонные и сиреневые грозди летающих цветов. У края плато, того, что примыкало к лесу, находился полукруглый бассейн. Со скалы в него стекал говорливый ручеек. Переполняя бассейн, вода бежала по узкому каменному желобу и текла наискось через плато – в море.
