Марианна Алферова
Хрустальный лабиринт
Маска и перчатки Крто, а так же бластер и мой хвост-чехол были сложены в сумку и пристегнуты Крто на спину. Когда диск светила коснулся кромки Океана на горизонте, и вода сделалась золотой, Крто стал выпрыгивать из воды, оглядываясь: нет ли поблизости других эгейцев. Крто легко мог выпрыгнуть из воды на метр или больше, сделать полный оборот и вновь, подняв фонтан брызг, врезаться в воду.
Поверхность Океана оставалось пустынной, и мы плыли дальше. Крто старался изо всех сил. Греб и греб. Мне казалось, я плыву на буксире легкого катера. Однако Крто несколько лет был стражем. А страж не может сравниться в быстроте плаванья с добытчиком, который почти всю свою жизнь проводит в Океане, тогда как страж – обитатель суши, хотя и купается каждый вечер – (без этого кожа его одеревенеет и высохнет).
Но нам везло. Никто нас не преследовал. Никто не замечал. И мы все дальше и дальше уходили от нашего острова в надежде, что никогда туда не вернемся. Ночь мы. провели в Океане. Крто спал. И я спала, положив голову на его плечо. Он обвился вокруг меня своими щупальцами, чтобы во сне я не соскользнула в воду и не утонула. Проснувшись, мы поплыли дальше. Я мечтала о возвращении, о том, как появлюсь на базе космофлота и стану рассказывать о своих приключениях… Я дам показания. Я обвиню веселиста Слокса перед трибуналом Лиги. Мысленно я уже входила в зал судебных заседаний… Вообще это в моем характере: минуя все трудности, сразу думать о конечном результате. В тот день я барахталась в Океане, а в мыслях уже была среди пилотов, только что вернувшихся с практики. И мой отчет зачитывал куратор… и все поглядывали на меня с нескрываемым восхищением. А когда мы вышли из зала, меня ослепило – это фотоавтоматы, посланные самыми известными интернетизданиями, торопились заснять мою физиономию для своих сайтов…
Я моргнула несколько раз, но продолжала видеть только этот слепящий и режущий глаза белый свет. На фоне белого разбегались в разные стороны красные и зеленые шестеренки.
– Прикрой веки. Солнце отражается от воды и тебя слепит. На море штиль, – сказал Крто. Я не видела даже, куда мы плывем.
– И скоро твой остров Вдохновения? – Я была уверена, что прямиком оттуда смогу покинуть Эгеиду.
– До Вдохновения нам сразу не добраться. Переночуем и отдохнем на острове Волка. Там стада не бывает… Обычно. Туда бегут стражи. Не очень приятное местечко, но лучше, чем наш. Дальний…
Если Крто говорил, что место неприятное, значит, на самом деле место – мерзкое.
Днем мы немного отдохнули и перекусили. Крто перевернулся на спину и неподвижно качался на волнах. А я вновь положила голову ему на грудь. И так мы дрейфовали около часа. Кажется, Крто спал. Чтобы солнце его не сожгло, он налепил на лицо маску. Обычно люди говорят про эгейцев – морда. Я говорю – лицо… Лицо Крто. Даже без маски оно немного напоминало человеческое. Особенно глаза…
После полудня мы поплыли дальше. И почти сразу столкнулись с двумя эгейцами – они форсированным темпом плыли к Дальнему, изрядно выдохшись по дороге. На боку одного из них зияла огромная красная с белым дыра. (Белое – это сало, чуть позднее догадалась я). Крто заметил их первым – все-таки он страж. Заметил и вытащил бластер из кожаного мешка. Но стрелять пока не стал. Те двое как будто не заметили нас и проскользнули мимо. Однако этот маневр не обманул Крто. Мы проплыли еще сотню метров, и вдруг Крто выпрыгнул из воды. Два оборота в воздухе, потом нырок. Удар хвостом – и Крто вновь на поверхности.
– Эти двое следуют за нами, – шепнул он. – Продержись немного на воде… пока я… к ним…
Он нырнул и исчез. А я осталась в одиночестве посреди Эгейского Океана. А что, если Крто не вернется? Мне почудилось, как все местные хищники устремляются ко мне. Псевдоакулы, и броненосцы – о них я уже кое-что знала, правда, пока исключительно по рассказам Крто. Страх был пока умственный, я сознавала опасность, но ужас не проник в мою душу. Я плескалась в теплых волнах. И…
Вода фонтаном вспенилась подле меня. Я взвизгнула… Рядом со мной вынырнул Крто. Он ничего не сказал, а я не спрашивала. И мы поплыли к острову Волка. Мне все сильнее хотелось покинуть этот мир.
***
На острове Волка нас встретил стражи. У кромки воды они болтались взад и вперед в своих креслах, издали наблюдая за плывущими к берегу.
У острова, отсеченная от моря грядой рифов, располагалась мелкая лагуна с теплой водой. Крто оставил меня здесь, среди серебра резвящейся рыбной молоди, а сам, работая хвостом, поплыл к берегу. На мелководье я кое-как натянула на ноги хвост и замотала голову куском черной кожи морского льва. Пока Крто разговаривал со стражами, я сидела на камнях. Попуск, выданный Пло, произвел впечатление, и нам позволили выбраться на берег и даже занять один из пустующих гротов.
– Я сказал, что ты повредила щупальца, и потому мы плывем очень медленно, – шепнул Крто.
– Они не спросили, почему мы не воспользовались подводным поездом?
– Нет. Многие боятся поезда. И потом, если радиан давно не чистили, можно застрять в туннеле и задохнуться.
Мы устроились на нашей временной квартире почти с комфортом. В углу нашлось просторное ложе из сухих водорослей. Один из стражей дал нам лампу с вечным фитилем и какой-то странный черный сверток, издающий протяжные нудные звуки – местный музыкальный агрегат. На Дальнем подобной роскоши не встречалось. Мы медленно приближались к центру цивилизации. Я растянулась на ложе и зарылась в сухие водоросли. Мне не требовалось изображать, что я смертельно больна: так я устала за прошедшие трое суток. И провалилась в сон.
Очнулась вскоре. Вернее, так показалось. Наверняка прошло несколько часов. Сквозь сон я слышала голоса. Говорили довольно громко, но не было сил разлепить веки.
Вернее, громко говорил гость, а Крто уговаривал его: тише, тише… И вдруг я поняла, о чем они говорят. Сон улетучился.
– Стражам на диких островах всегда – только дефективные самки. Где и когда у стража нормальная самка? У твоей броненосец откусил щупальца? Ну и ну… Слушай… я тебе сотню кредитов…
Мне показалось, что гость пьян.
– Проваливай, – сказал Крто.
– Слушай, стадо отбило у меня самку…
– Проваливай…
– Ты страж, я – страж… – в горле у гостя забулькало – он хохотал.
Такого непочтения Крто снести не мог. Он скрутил щупальца в жгут и хлестнул гостя – по глазам. Тот завыл…
– Ты что! Ты что!
– Благодари агатодемона Эгеиды, что ты страж. А то бы…
Разумеется, на своем языке покровитель Эгеиды назывался иначе. Но его эквивалент на космолингве звучал именно так. Впрочем, этот эквивалент ввел первый представитель Лиги Миров на Эгеиде – видимо, как и Корман, большой поклонник Древней Греции. Агатодемон, Добрый демон… С годами я научилась молиться ему, хотя и не верила в доброту этого божества.
Гость убрался.
– Что ему было надо? – спросила я, делая вид, что не поняла их разговора.
– Так… спрашивал, нет ли чего выпить, – отозвался Крто.
– Послушай, я у тебя навсегда в долгу… – у меня задрожал голос. Наверное, мне не надо было ничего говорить, потому что эта фраза показалась Крто признанием в любви. Признательность на Эгеиде – высшее чувство – выше любви и дружбы. Сказать, что признательна эгейцу, это все равно, что сообщить человеку: один твой взгляд приводит меня в экстаз. Тогда я не знала всех тонкостей взаимоотношений этого мира…
Крто судорожно вздохнул.
– Правда? Я тоже тебе признателен…
– За что? – изумилась я.
– За то, что ты есть.
Разве за это можно быть признательным? Или можно?
Крто придвинулся ближе. Свет вечного светильника придавал его лицу бронзовый оттенок. Глаза его расширились, и в глубине вспыхнули синие огоньки. Мне стало не по себе.
– Ты моя женщина… – он сказал «женщина» на своем языке. Я поняла.
Я даже не сказала ему «нет», восприняла его признание-требование с покорностью рабыни. Как нечто предрешенное. Секс с инопланетянином – это из дешевых романов, которыми полнится интернет, и прочтение которых ценится менее кредита. «Он обхватил ее своими щупальцами, их тела слились…» Эти историйки называют «битками», ибо информации в каждом из них не больше одного бита.
***
Раздался хрип, сип… изображение и звук пропали.
– Так… Тут она кое-что стерла! – оживился сержант Дерпфельд. – Давай-ка восстановим.
– Зачем? Раз она не хотела…
– Я слушал все эти розовые сопли столько времени… И вот когда мы подошли к клубничке, мне показывают кукиш? Ну уж, нет…
– Ты же заявлял, что не любишь межпланетную клубничку.
– Когда?.. С чего ты взял?..
Дерпфельд вставил в инфоголограф капсулу восстановителя программы. Изображение не появилось. Хрипело и сипело теперь меньше, но отчетливо можно было разобрать лишь отдельные слова…
– Оставь… Видишь, не хочет говорить…
Но Дерпфельд был упрям. С час или больше возился он с инфоголографом, и все же восстановил звуковую часть стертой записи.
Да, так… Капризуля, воображавшая себя принцессой, превратилась в жалкую рабыню, которая ублажает своего господина и держится за него, ибо без господина она не значит сама по себе ничего. Кто бы мог подумать, что так легко принцесса превращается в рабыню… Так легко смиряется и довольствуется, и не хочет уже ничего более, и не стремится…
Даже наедине с собой не могу решить, люблю я Крто или ненавижу. Мой выбор вынужденный – и это отравляет. Никого другого просто нет… Он лучше других… Он и сравнение с людьми выдержит… А, может быть, я изображаю любовь, чтобы прикрыть романтической пленкой желание близости во время гона?
– Черт знает что! А где же секс? – возмутился Дерпфельд. – Ради чего я возился два абсолютных часа?
– Я же сказал – не восстанавливай запись, – усмехнулся Платон.
***
На рассвете, наскоро перекусив моллюсками, мы. отправились на пляж – к вечеру мы должны были прибыть на остров Вдохновения. Двое стражей наблюдали за нами издалека. Один из них был нашим ночным гостем: я узнала его по свежей отметине на морде. Крто дополз по сухим водорослям до полосы песка и остановился.
Сначала я не поняла, в чем дело, а потом увидела, что песок сделался кроваво-красным: весь пляж заполонили мелкие крабы. Едва Крто приблизился, как тут же два или три крабика вцепились ему в бок острыми клешнями. А их на песке копошились тысячи… ползти по песку к воде было безумием. Стражи наблюдали за нами издали, но не делали попытки приблизиться.
Крто пополз к стражам. Они о чем-то говорили несколько минут. Ясно, что он просил у них одно из кресел-антигравов, которые эти стражи-непереселенцы предусмотрительно прихватили с собой на остров. Ведь им еще возвращаться на свои дикие острова. А стадо, устав от любовных игр, пускается грабить пустые хижины. Хорошо, если после возвращения удастся найти хотя бы целые стены своего жилища.
Однако неуспех переговоров можно было предсказать: ясно, что стражи не пожелают помогать своему более удачливому товарищу бескорыстно. И поскольку один из стражей несколько раз переплел меж собой щупальца «рук» – перчаток он не носил – то я поняла, что речь идет обо мне и об «услугах», которые я должна оказать этой парочке в обмен на кресло-антиграв. Крто отказался. Даже издалека я видела его энергичный жест. «Нет!» Он махнул в воздухе щупальцами, будто крикнул. Я криво усмехнулась, глядя на него. Не всякий бы человек проявил столь завидное благородство. Но это ничуть не возвысило его в моих глазах. Все равно он не человек.
А стражи взмыли в воздух на своих кресла и… Одного из них Крто успел ухватить за щупальца, рвануть вниз и грохнуть о камни. Кресло разлетелись на куски, и эгейцы сцепились в ярости. Второй же полетел ко мне. Бежать! Но куда? Огляделась, ища, где бы укрыться. Невдалеке были какие-то развалины. Я скинула свой дурацкий хвост и помчалось. Наверное, это зрелище изумило стража. Однако он продолжал преследовать и приближался… Когда он был уже рядом, я отпрыгнула в сторону. Он промахнулся, не сумев дотянуться своими щупальцами до меня. Но на валунах особенно не попрыгаешь, я споткнулась, больно ушибла колено. Однако жалеть себя было некогда. Я вскочила и кинулась под арку полуразрушенного строения. Помню длинную, сложенную из одинаковых каменных блоков стену и в ней узкие одинаковые прорези. Блеск светила сквозь эти древние оконца или двери. И фиолетовые тени на белых камнях. Стух крови в ушах. Хрип иссякшего дыхания. Наконец я увидела, что впереди тупик – глухая каменная стена. Пришлось юркнуть в ближайшую щель, что справа – сюда туша эгейца на кресле никак не могла протиснуться. Он не рассчитал, впечатался следом и застрял. Я очутилась на узком карнизе. С одной стороны стена, с другой обрыв – внизу, метрах в десяти, валялись обломки упавших сверху камней. Сорвешься отсюда – и конец. Я прошла по карнизу. Он вскоре обрывался. И в стене – ни одного оконца. Выхода не было. Только через щель, сквозь которую я только что проскочила, но ее теперь намертво запечатал эгеец. Он захохотал – никогда прежде это бульканье не казалось мне столь отвратительным! – и потянулся ко мне щупальцами. Я попятилась по карнизу к самому краю скалы… А он тянулся ко мне… Казалось, щупальца его имели способность удлиняться до бесконечности. У меня не было никакого оружия. Неожиданно камень, за который я держалась, зашатался, как молочный зуб, и выпал из кладки. Я едва не упала. Удержалась чудом. И тут же ударила этим камнем по щупальцам эгейца. Он заревел. И попытался хлестнуть меня – но достал лишь самым кончиком. Но этого было достаточно: удар вспорол мне кожу на плече. Я попыталась вновь ударить его камнем и промахнулась. Тогда я отступила еще на шаг, и едва не сорвалась со скалы. Камень я отпустила и теперь держалась двумя руками за старинную кладку. А камни в ней шатались… Я вновь поглядела вниз… Неужели нельзя спуститься? Скала была отвесной. Ни уступов, ни пологого склона, лишь несколько трещин рассекали ее по вертикали. Нет, тут не пройти… Сорвусь – и тогда неминучая смерть. Я стала медленно отползать назад, к щели, где застрял мой преследователь. Жить хотелось. Несмотря ни на что, хотелось жить. Подумаешь, невидаль… Ночью меня трахал один эгеец, днем поимеет другой. Какая между ними разница? Ну, разве что этот крупнее и может кости переломать – этакая туша… И тут щупальца эгейца меня захватили. Я вцепилась в какой-то выступ. Но силы были слишком не равны. Он – вдесятеро сильнее и оторвал меня , от скалы, как ребенка… Он скалил зубы, будто собирался укусить, и попытался протиснуться назад вместе со мною. Но не тут-то был. Он застрял в проеме и не мог двинуться ни вперед, ни назад. Напрасно он дергался и хрипел: туша его была защемлена намертво. А каменные блоки дверного проема не уступали отчаянным усилиям. Он бился примерно минуту. Но потом… Глаза его налились кровью. В углах рта выступила слюна, превратилась в густую пену и побежала по подбородку. Он ухватился за мой армейский ремень и рванул к себе. Ремень лопнул, пряжка оторвалась и полетела вниз. Однако его любовным утехам опять же мешал проем – нижняя часть туловища осталась на той стороне и никак не могла протиснуться дальше. И все, что ему удалось – это обмазать слюной мне лицо и облить струей спермы мои колени. Я закричала от отвращения и вцепилась ему в глаза ногтями. Он отпустил меня, и я полетела вниз. Но пролетела лишь пару метров, судорожно пытаясь за что-нибудь ухватиться. И ухватилась. За какую-то веревку. Я подняла голову, не понимая, кто протянул мне спасительный канат. И тут сообразила, что в расселине застрял высохший на солнце труп эгейца. А веревка, за которую я держусь – ставшее похожим на прочный канат щупальце мумии. Так я висела и раскачивалась. И меня – поверите ли – разбирал идиотский смех. Знаете, о чем я потом жалела… Что тот эгеец, застрявший в проеме, не понимал, что я смеюсь.
А тем временем…
Расправившись с первым противником, Крто полз по камням, раздирая кожу в кровь. Преданный Крто. Я ненавидела его преданность. Он дополз. Он всегда и всюду умел доползти – настырный. Крто задушил эгейца, разрезал тело бластером и вырвал куски из узкого проема. В эти дни смерть разрешена. Смерть самок и самцов. Вся Эгеида занята гоном. Лишь на островах Блаженства царит добропорядочное благообразие. Там все чинно и мирно. Там слишком много самок в гаремах и достаточно стражей, чтобы отогнать стадо от берегов. Вот формула здешнего блаженства: стражи и самки. Простите, что говорю об этом так зло.
Крто протянул мне скрученные жгутом щупальца и вытянул меня наверх. А потом вновь начал кромсать бластером тушу обидчика. Видимо, считал, что мне досталяет удовольствие смотреть, как лопается кожа и наружу выползают белые пласты жира. У меня это зрелище вызывало тошноту. Я представляла, что у Крто тело точно такое же: темная кожа, а, под ней толстый слой белого жира.
К сожалению, в пылу погони страж разбил свое кресло, когда застрял в узком дверном проеме. Ясно было, что путь до воды нам по-прежнему заказан. Но и оставаться здесь мы не могли: срок действия пропуска на остров Вдохновения истекал через двое суток. Не говоря о том, что неведомо, как поведут себя остальные стражи после столь немилосердной расправы над их собратьями. Если крабы не уберутся с пляжа, то нам придется возвращаться на Дальний. Кредиты на взятку Крто копил пять долгих лет. А стадо появится на Дальнем ровно через год.
– А в море крабы тоже кусаются? – спросила я.
– Иногда. Но, в основном, они опасны только на берегу.
Я бы могла добежать до воды. Я бы успела. Но что мне делать в море одной, без Крто? И куда плыть? Придется остаться на острове на ночлег. Нет, ни за что! Надо как-то пробраться мимо крабов… Построить мост? Накидать камней? Я обошла развалины виллы. Сооружение это так и не было достроено еще в те дни, когда материки Эгеида были местом для постоянного житья, а не временным пристанищем для секса и деторождения. Стены виллы со временем срослись в одно целое с серо-коричневыми скалами. Я остановилась возле обломка трубы. Серая толстостенная труба предназначалась для подачи воды, а теперь, полуразрушенная, служила жилищем сотням крабов.
Догадка шевельнулась. То ли голограмма из учебника, то ли какой-то исторический боевик. Когда еще и антигравитации не было…
– Крто, ты можешь катить эту трубу перед собой?
– Зачем?
– Передавим ею крабов и пройдем к воде.
– Ты умница… Признателен…
Эгейцы не умеют плакать. Они пищат, когда испытывают слишком сильные эмоции. Эмоции, которые невозможно скрыть. Когда невыносимо. Когда предельно. Счастье ли, гнев или ужас… все равно – невыносимо. И Крто в тот момент тоже пискнул. Он легко вскинул щупальцами обломок трубы и швырнул вперед. Труба покатилась. Десяток крабов, неосторожно попавшиеся под каток, были тут же расплющены, о галечник или впечатаны в песок. А из трубы сыпались мелкие красные крабы и разбегались в разные стороны. Я рассмеялась – забавно было смотреть, как неуклюже, но необыкновенно быстро они ковыляют по песку. Но если они удирают с такой прытью, то и вернуться могут.
– Трубу надо катить быстро, – предупредила я.
– Не забудь свой хвост… – напомнил он.
О, его способность даже в самых отчаянных ситуациях заботиться о мелочах. В будущем она помогла ему продвинуться. Тогда же меня вдруг разозлила его мелкая расчетливость, его предусмотрительность, которой я не могла не следовать, но которая меня почему-то унижала. Я подобрала изрядно потрепанный чехол-хвост и, зажав его под мышкою, побежала вслед за Крто по расчищенной им дороге. Я подумала: а вдруг меня кто-то увидит здесь, на берегу? Да плевать… Они останутся здесь, на Диких островах… А меня ждут острова Блаженства. Я обернулась и погрозила пустынному побережью Волка кулаком. К счастью, никто из людей не мог видеть, как унизительно, нелепо и смешно одновременно я сейчас выгляжу. Клянусь, я так и подумала – к счастью… А уж потом осознала, как кощунственно это звучит – пусть только в мыслях… Все равно. «К счастью, друзья мои умерли»… Хотя мы и не были друзьями… Но я их любила, клянусь…
Поначалу все шло неплохо. Труба трамбовала дорогу к воде. А самых наглых и дерзких крабиков я расстреливала из бластера и находила в этом даже некоторое удовольствие – настроение было подходящее. Но потом эгеец выдохся, труба катилась все медленнее. А как только Крто остановился передо хнутъ, крабики кинулись в атаку. Луч бластера метался из стороны в сторону, чаще спекая песок в белые сосульки, чем поражая нападающих. Пять или шесть тварей впились эгейцу в бок. Боль подхлестнула Крто, и он вновь покатил свою трубу, двумя свободными щупальцами отрывая впившихся в кожу тварей. Я бежала следом и стреляла. Уже не для самообороны, а для самоуспокоения, – глупо, конечно, было так расходовать единственную батарею, добытую с таким трудом, но я не умела в критических ситуациях рассчитывать с присущей Крто педантичностью.
Когда мы, наконец, достигли воды, бока Крто кровоточили от укусов. Кровь в воде опасна. Запах ее привлекает псевдоакул и броненосцев за много километров. Броненосцы… Как-то я видела тело эгейца, которого притащили на остров после того, как его клювом разделал броненосец. Вместо груди у бедняги зияла кровавая воронка… Впрочем, тогда я точно не знала, какую опасность представляют эти твари. Здоровый и сильный эгеец может ускользнуть от них. Но раненый, да с двуногой тварью на буксире – беззащитен. (Мне доставляло странное удовольствие думать о себе так презрительно), не ускользнет даже от самого слабого хищника. Вся надежда была на то, что возле острова Волка хищников нет – все они перекочевали к диким островам – к Дальнему и Серебристому – туда, где высадились стада, и где каждый день и каждую ночь кипят нешуточные битвы, откуда слабаки спасаются бегством, а трупы задавленных детенышей течение уносит в Океан. Там добыча легка, жирна и встречается часто. Слишком часто, чтобы поджидать неведомо кого возле пустынных рифов Волка.
***
Расчет наш оказался верен. Хищники нами не интересовались. Если не считать какого-то наглого акуленка, который рискнул увязаться следом, но исчез после первого же выстрела. Тогда-то Крто и сказал мне, что моя пальба практически оставила нас безоружными. Если бы акуленок не ретировался так поспешно, то получил бы легкую и жирную добы чу. Легкая добыча – это я. В весовом и во всех прочих смыслах. Ну и жирная – Крто… впрочем, он признался, что мог попытаться ударить акуленка ножом – у него был самодельный нож. Однако шансы на победу в таком сражении псевдоакулы и эгейца невелики.
И все же мы достигли островов Блаженства. И – странно – пропуск, выданный жуликом Пло, оказался подлинным, и мы были допущены к жизни и охране этого заповедника тихой и приятной жизни. Крто пришел в восторг при виде этих крошечных домиков и многочисленных бассейнов. Мне они тоже показались весьма приличными после нашего дикого существования на Дальнем. Но разве могли эти убогие строеньица срав питься со столицей Марса, великолепным Градивом?[7]
Гон вскоре закончился. На Эгеиде воцарилось спокойствие. Эгейцы вновь превратились в благодушных мирных существ, потерявших всякий интерес к самкам до следующего года и следующего гона.
Первое поручение стражам – Крто был зачислен в сержанты, а я – рядовым, было посещение острова Волка. До острова мы летели на глайдере охраны, а потом вокруг острова скользили над Океаном в новеньких креслах-антигравах, чувствуя себя почти всемогущими. Пятнадцать эгейцев-работяг тянули на прочных тросах плывущую по волнам тяжелую баржу. Сильная волна ее перевернула, она пошла ко дну вместе с эгейцами, прикованными к ней намертво, и стражам пришлось со дна доставать трупы.
Остров был пустынен. Стражи со своими самками покинули его. К берегу прибивало лишь трупы самцов, убитых во время гона, и крошечные трупики подростков-эгейцев, задавленных и растерзанных самцами стада. Столь грозные недавно, самцы ныне тихи и незлобивы, и разбившись на десятки и сотни, возвращаются на шахты Брегена ишачить на старом шельфе, где будут погибать десятками каждый день из-за слишком большой глубины. Но более тихого и более безответного стада трудно сыскать.
Стражи летали над островом и собирали растерзанные, уже начавшие разлагаться трупы.
– Это внуки старухи Скко, – сказал Крто, зависая над двумя распростертыми на гальке телами. Они напоминали два темных куля, набитых чем-то мягким. – Надо будет сообщить старухе. А то тела заберут на утилизацию, и никто не узнает, что они погибли. А старухе причитается по десять кредитов за каждого.
– Почему ты не дал ей денег? – спросила я зло.
– Я предлагал ей спрятать ребят. Место надежное. Только я его знал. Да еще Стато. Но Стато не тронул бы детенышей. Он – страж. Все годы она бы укрывала их там до времени взросления.
– Как я поняла, прятаться в склепе унизительно…
– Я сам прятался в этом убежище все детские годы. Моя мать попала в гарем на острова Блаженства. А меня оставила на Дальнем. Я отыскал это место в скале. Разумеется, я никому не говорил о том, где скрываюсь во время гона. Никому, кроме своего друга Стато. Мы прятались вместе. Ты же знаешь Стато. Он до сих пор держится за мой хвост…
– Почему ты не сказал ей об этом?
– Чтоб весь остров узнал? Чтобы меня презирали и кликали трупоедом? Меня бы тут же выперли из стражей. Упрямая старуха сама погубила внуков.
– Но у тебя были деньги. Эти дети могли бы жить!
– Тогда мне не хватило бы на взятку архонту Пло. И мы бы погибли. Оба. А эти ребята – на следующий год. Потому что гон повторится не раз и не два, пока они вырастут…
– Они уже не вырастут, Крто…
– За что ты злишься на меня? А? Хочешь, чтобы я исправил жизнь Эгеиды? Это не в моей власти. Так было и будет всегда. Это закон стада. Биологический закон.
– Но ведь вы разумные существа! Вы могли бы что-то сделать.
– Мы и. делаем. Детей и подростков увозят в детский интернат на время гона. Многих потом не находят – самцы поодиночке проникают и туда.
– Почему не всех?!
Крто отвернулся и стал смотреть на бегущие к берегу волны.
– Одно время стали увозить всех. И даже самок, которые не хотели стать добычей стада. В те годы стадо после долгого и тяжкого труда на шельфе высаживалось на пустые острова, где им доставались лишь старые или покалеченные самки. И тогда стадо ринулось на острова Блаженства. Стражи не смогла их сдержать. Весь период гона продолжалась оргия насилий, грабежей и убийств. А когда эгейцы вернулись в Океан, весь берег был завален трупами. После этого Император в ярости дал приказ об отстреле части стада. Их выкупил филиал «Гибрида». И отправил на разработку старого шельфа. На глубине, на которую эгейцы могут опуститься, но с которой уже не могут всплыть. Назад не вернулся никто.
– Хочешь оправдаться передо мной?
Крто энергично взмахнул в воздухе рукой – новая перчатка производила впечатление почти настоящей человеческой руки.
– Уж если перед кем мне и оправдываться, то только перед своими. Ибо я постоянно нарушаю их законы… Я – трупоед, я выбрал тебя. За одно это веселист Слокс может меня уничтожить. А о твоих нормах и обычаях я мало что знаю.
***
После стольких испытаний, унижений, усилий и боли – достижение цели. Если бы я была уроженкой Эгеиды, то эти достижения обернулись для меня безмерным счастьем. Но я пришла из другого мира. Внешне острова Блаженства напоминали планетку дешевого отдыха, куда отправляются покутить стесненные в средствах практиканты, начинающие космоплаватели и чиновники низших разрядов. Мало удобств, мало развлечений, и лишь теплое море да морепродукты – от которых меня уже начинало мутить – вот все блага островов Блаженства. То, что казалось Крто бесценным даром, было в моей прежней жизни малостью, доступной каждому. Как если бы парень-практикант пообещал пригласить меня в роскошный ресторан, а привел в дешевую забегаловку. Но для Крто, выросшем на Дальнем, острова Блаженства были подлинными островами Блаженства. Он ожидал моего восторга, признательности, восхищения его подвигом. В первый момент я искренне была ему благодарна. Он спас мне жизнь, остров Вдохновения показался мне островом Покоя. Координатор наделял стражей домами, и мы поселились в небольшом домике с бассейном на берегу Океана. Чтобы окунуться в белую кипень прибоя, надо было лишь сбежать вниз с обрывистого берега. Да вот беда: отныне я не могла бегать.
Это открытие привело меня в отчаяние. Что же, я так и буду день за днем сидеть на этом стульчаке, похожем на старинные инвалидные кресла, которыми когда-то пользовались люди. Я, молодая, совершенно здоровая девчонка. Ведь я могу бегать! Могу кувыркаться, могу…
Стоп! Зачем я рассказываю вам все это!
Прошло несколько недель… или месяцев? Точно сказать не могу… У меня появилось ощущение, что я сижу в большом чулане и смотрю на мир сквозь крошечную дырочку. А Крто обживался. Крто притаскивал в наш чулан одну хламину за другой и восторгался приобретениями.
– Крто, я хочу послать письмо родителям через интернет… что я жива.
Я каждый день заново осознавала: жива! И пыталась понять, что означает – это «жива». Восторг… первый восторг быстро прошел, и появилась смутная тревога.
Крто был без маски. И я увидела, как побелел у него нос. Я уже знала, что это значит.
– У тебя есть связь через Интернет? – настаивала я.
Он замотал головой. Этот жест был человеческий – он перенял его от меня. Но я заметила, что у эгейцев на островах Блаженства в ходу была человеческая мимика, особенно, у тех, кто носил человеческие маски.
– Связь только у архонта. И то она вся перлюстрируется. Как только ты сообщишь…
– Я могу иносказательно.
Он взвизгнул – пронзительно, так, что заложило уши.
– Нет! Сам адрес тебя выдаст. Понимаешь? Я еще не понимала. Лишь чувство тоски усиливалось.
– Что же мне делать?
– Давай подождем и не будем рисковать, – предложил он. – Случай непременно представится. Будем ждать…
Случай представился, хотя и не для меня. Через год на архипелаге во время гона погибли два стража и координатор острова Вдохновения. Два десятка обезумевших самцов из стада пытался прорваться на архипелаг. Крто во время схватки занял место координатора. Но чтобы занять его пост официально, опять пришлось давать взятку. Все наши накопления за этот год пошли на подкуп. Пришлось еще занимать. Эгейцы нашего положения не пользуются услугами банков – все занимают друг у друга. Берут у равных себе, никогда – у начальства.
Став координатором, Крто тут же вызвал с Дальнего Стато. Я вспомнила собачье умиление во взгляде и жаркие шепот: «Не переживу…»
