Марианна Алферова
Хрустальный лабиринт
После этого фирме-производительнице унитазов всучили многомиллионные иски… Унитазники сопротивлялись и предлагали пожертвовать несколько кредитов на поиск антибиотика против «венериных зубок». Средство от той болезни нашли, а мода на «умные» толчки прошла. Но на Райском уголке почему-то решили унитазы-шпионы оставить. У миллиардеров свои причуды. Однако Корман перепрограммировал свой так, что, получив отрицательный результат анализа на беременность, разумный унитаз сообщал: «Вы беременны» трагическим голосом. У Кормана всегда было специфическое чувство юмора.
Оценив шутку, Платон решил, что пора отправиться в столовую и выпить. Ужин накануне был очень неплох, но не столь поразителен, как великолепные чертоги. Блюда лишь назывались изысканно. Мясо оказалось суховатым, паштет грубоват, салат – пересолен. С кухней ресторанов Ройка не шло ни в какое сравнение. Но выбор вин был отменным. Хотя Платон, как всегда, отдавал предпочтение текиле. А что, если остаться здесь недельки на две и отдохнуть под видом свидетеля на великолепных пляжах, в роскошном номере, за который неведомо кто заплатил – не Корман же с его двенадцатью кредитами. И главное, в обществе суперкрасотки Елены.
Теорию новую не создашь, но черт с ней, с теорией. Разве Платон не заслужил отдых?..
Он вошел в столовую. Сказал: «Свет!»
Свет загорелся. За столом сидел гость. Маленький старичок с растрепанной седой шевелюрой, темными очень умными глазами. Нос картофелиной выделялся на загорелом морщинистом лице. Перед гостем стояла тарелка с жареным цыпленком. Платон сразу узнал старика – за те годы, что они не виделись, доктор Ежевикин почти не изменился. Даже манера одеваться была прежней: белая рубашка, пиджак или куртка непременно с броским рисунком. Сейчас добавилась лишь одна деталь: желтый лимон-пропуск на цепочке. Ежевикин, как и Платон, не был членом клуба. Старик уплетал цыпленка за обе щеки. Увидев Платона, он энергично замахал руками, приглашая профессора к столу, и продолжал обгладывать куриную ножку. Атлантида достал из бара бутылку текилы. Общество Ежевикина его не особенно радовало: более приставучего типа он не встречал во всей Галактике.
– Хочешь предложить мне выпить? – спросил старик, промакивая салфеткой губы. – Так вот, дружок, кажется, ты забыл, что я давно не пью ничего, кроме минеральной воды.
– Но появилась привычка есть в темноте?
– Да… так как-то спокойнее. Бедняга Фред…
Платон уселся за стол.
– Да, я помню – вы сохранили Альфреду ногу, когда того завалило в обломках.
– К сожалению, теперь Фреду я уже ничем не могу помочь, – вздохнул Ежевикин. – Хотя он прожил дольше, чем эта бедная птичка. Говорят, есть целые планеты-птичники. Там слой спрессованного навоза толщиной несколько метров.
– Ерунда. Вымысел Гринписа. Теперь повсюду умеют хозяйствовать. Ныне предпочитают сбалансированную сельскохозяйственную схему.
– Ты бывал на таких планетах? – взглянул на Платона Ежевикин.
– Нет… на них обычно нечего раскапывать.
– Вот и не говори, пока не увидишь! – Ежевикин строго повел пальцем из стороны в сторону перед носом Платона.
– Как погиб Фред? – спросил Атлантида. Тема спрессованного птичьего дерьма его не очень волновала.
– Умер. Его нашли в спальне. На собственной постели. Не на той, на которой ты трахал эту шлюшку Ленку. Есть вторая спальня. Ее опечатали, и несколько раз просматривали, просвечивали, разбирали по молекулам. Но ничего не нашли, кроме следов самого Кормана, и естественно, его супруги. И ничего криминального. Никаких орудий убийства. Его наверняка прикончили в другом месте, а труп перетащили.
– Жаль парня. Но я думаю, что загадки должен разгадывать Дерпфельд. Он справится.
– Он? Если ты потеряешь лимончик, что болтается у тебя на шее, даже его этот осел Дерпфельд не отыщет. Заказать тебе цыпленка? Жестковат и немного подсох. Но есть можно. Принесут через пятнадцать минут.
– Нет…
– А зачем тогда сюда прибыл, если есть не хочешь? Тебя вызвал Фред?
– Ну, вроде того.
– Были новые планы насчет раскопок?
– Возможно. Но ими Фред не успел поделиться.
– У парня было много планов. Не удивительно, что его убили. Надеюсь, у тебя есть подходящая версия? Ну, ты понимаешь… – Ежевикин подался вперед и шепнул: – Кто убил Кормана?
– Не знаю. А вы… знаете?
– Версия есть. И у Дерпфельда есть. И у тебя она скоро появится. Вся сложность не в версии, а в том, как поймать убийцу. Как взять его за жопу. Сомневаюсь, что у Дерпфельда это получится. Эти твари очень хитры. Я пару раз с ними сталкивался… – Ежевикин загадочно улыбнулся. – Уж если они Фреда завалили, то тебя, наверняка, обведут вокруг пальца. И Дерпфельда тоже. Я бы на вашем месте был очень осторожен. Впрочем, Фред осторожничал, а что толку? И охрана не помогла. Скажу по секрету: охрана – видимость. Я всегда говорил, что все охранники на всех планетах зря хлеб едят!
Платон поднялся. В болтовне Ежевикина, как всегда, практически не было никакой информации. Он болтал ради того, чтобы болтать, и каждый раз – обычно на одну и ту же тему. Неэффективность охраны, людская глупость, экскременты – вот его любимые темы. В разговоре Ежевикин непременно затрагивал все три, а, исчерпав, опять шел по кругу. И так До тех пор, пока собеседник не отваживался на бегство.
До рассвета еще далеко, но спать не хотелось. Вернуться в спальню и разбудить Елену и… Нет, лучше отложить венерины забавы до утра, когда над изумрудным морем начнет вставать солнце Рая. Профессор Рассольников направился в кабинет Кормана. Комнату не опечатали.
Свет в кабинете загорался автоматически. И оглядывая совершенно голые стены, полупустой книжный шкаф и стеллажи, а также совершенно чистый стол, Платон понял, что недооценил местную полицию. На всякий случай он зачем-то открыл по очереди все ящики. Но мало что нашел. В верхнем сохранились две пачки визитных карточек с эмблемой «Эдема» на настоящей плотной бумаге. Одна, упакованная в пластик. Другая – распечатанная. Именно на такой Корман написал свое послание. Все карточки были чистые, кроме одной – в середине пачки. На ней рукой Кормана был записан стих:
«Им для того ниспослали и смерть, и погибельный жребий Боги, чтоб славною песнею были они для потомков»[1]
Видимо, полицейские не подумали, что в блоке чистых карточек может лежать одна с надписью. Платон положил исписанную карточку в карман. Корман обожал цитаты из Гомера, когда они с чем-то соотносились. С каким-то событием или… Наверняка, Альфред планировал загадать еще кому-нибудь хитрую головоломку, да не успел.
С чем могли соотноситься эти две строчки, профессор представить не мог. Разве что Корман намекал на собственную близкую смерть. Если он ее предвидел, конечно. Но, скорее всего, речь шла о чем-то другом. Но о чем? Чья погибель?
Закончив обследование стола, археолог перешел к книжному шкафу.
В шкафу – электронные книги. Но и так ясно, что библиотека несколько поредела после обыска. Ничего интересного: приключенческие «искалки» с видоеблоками, интерактивные детективы, немного классики. Кроме книг на стеллажах осталась лишь коллекция раковин с планеты Эгейское море. Несколько раковин были огромными – больше метра в длину, лихо закрученные спирали с острыми шипами, одни голубовато-серые снаружи, другие – золотистые, с прихотливым коричневым узором от сиены жженой до умбры жженой, и все непременно палевого оттенка внутри с огненными лессировками по краю. Коллекция разнообразная. Но такие сувениры не редкость на перекрестках Галактики: магазины галактического Интернета предлагают наборы раковин в первой тысяче своего ассортимента.
Платон взял одну, осмотрел. Привез их Альфред или купил в качестве сувенира, когда у него появились большие деньги? Археолог осмотрел вторую раковину – побольше… потом третью… На третьей почудилась какая-то надпись. Профессор поискал цифровую лупу. Нашел на стеллаже. Нет, лишь почудилось. Всего лишь дефект – в раковину врос какой-то осколок. Говорят, раковины с планеты Эгейское море светятся, если опустить их в воду. Платон прихватил с собой три самые большие и отправился в холл. Опустил эгейских «красоток» в мелкий бассейн. Они тут же стали светиться. Две – красноватым светом, одна, самая большая, голубым. Красиво. Надо будет показать Елене. Хотя ее вряд ли можно поразить такой незатейливой забавой.
Атлантида вышел в сад – подышать сладким предутренним воздухом. Солнце уже всходило, и мир был полон восторженных предчувствий. Предчувствия, разумеется, не сбудутся. Но это не имеет значения. На Райском уголке хотелось изъясняться высокопарно. Поэтому Платон всегда относился к любой форме Рая настороженно: за пребывание в райских кущах всегда требуют непомерную плату, как верно заметил Дерпфельд. Наверняка, парень не такой идиот, каким старается казаться. Но люди обожают принимать маску за подлинное лицо.
Прохлада обволакивала, не вызывая дрожи. Ровно подстриженная трава блестела мелкими бусинками росы и серебрилась. В прохладе растворялось все – жар тела, тревога, нехорошие предчувствия. Женщина – настоящая, не андроид – в бело-голубой форме служительница отеля расставляла на лужайке заказанную на нынешний день мебель. Женщине было за сорок. Милашка. На Райском уголке не встретишь некрасивых женщин. Все – красавицы, начиная с прислуги и кончая миллиардершей. Но то не естественная красота, ибо Рай – неестественное место.
Расставляя стулья, женщина в бело-голубой униформе заученно улыбалась. Почему ей не пристегнули белых ангельских крылышек на спину? Да, да, крылышки непременно нужны. И еще нужен антигравитационный пояс. Ангелочек-прислуга…
Не смешно.
– Вы были знакомы с Альфредом Корманом? – спросил Атлантида.
– Нам не положено говорить о клиентах. – Возможно, женщина тоже принимала таблетки антиправды – голос ее звучал так ровно, будто она рассуждала о погоде на Райском уголке, – а здесь погода всегда изумительная.
– Этот клиент мертв. А я должен найти убийцу.
Ее взгляд уперся в висящий на цепочке лимон.
– Разве вы – коп? – Она недоверчиво покачала головой, продолжая улыбаться. На полицейского профессор Рассольников был явно не похож.
– Я – частный детектив. И – кстати – убийца разгуливает на свободе. Вам не страшно? – Платон вдруг подумал, что все обитатели Рая должны быть трусливы. Ведь героизм – это всегда до Рая. А здесь подвиги ни к чему.
Женщина нахмурилась.
– Незадолго до его смерти… часа за четыре… или около этого. Я видела господина Кормана в саду. Он сидел в этом кресле. – Она положила руку на спинку садового кресла из настоящих деревянных реечек. – И он спросил меня: снятся ли мне сны? Я сказала: «Да». – «Хорошие?» – «Я принимаю таблетки „Райский сон"». – «Я тоже принимаю. Но не помогает. С первого дня, как я здесь, мне снится такое…» – он замолчал.
– Что именно ему снилось?
– «Красная полоса, – сказал он. – Красная бесконечная полоса». Он был бледен, как мел, несмотря на загар. Он боялся.
Корман боялся собственных снов? Невероятно… Здесь все невероятно… А существует ли вероятность в Раю? И какие сны должны сниться здесь? Быть может, в самом деле только ужасные?
Альфред говорил о красной полосе. В хрустальном лабиринте они вели такую от входа в надежде, что она их выведет. Но не вывела. Красная полоса… Полоса раздела… Нет, не надо строить пока теории. Рано.
Елена вышла к завтраку в шелковом пеньюаре, не напылением, а из удивительно тонкой и легкой ткани. На ощупь ткань была, как лепесток розы, и переливалась, меняя цвет от лимонного до ярко-розового. Никогда прежде Платон не встречал ничего подобного.
«Шелк с планеты Тарантул», – сообразил Атлантида. На самом деле это не шелк, а паутина местных пауков. Причем окраска натуральная. Паутина встречается удивительных оттенков. Ибо пауки не прячутся, не пугают, а привлекают жертвы. Мухи и бабочки стремятся умереть в объятиях хищников. Их яд вызывает экстаз. Несколько часов экстаза, пока убийца пьет кровь. За это не жалко отдать короткую мушиную жизнь. Экстаз, пережитый жертвой, добавляет яркости паутине, сотканной пауком. Ничто в этом мире не пропадает зря.
– Фред бывал на планете Эгейское море? – спросил, как бы между прочим, Платон.
Завтрак был скудноват: яичница с искусственным беконом и бутерброды с изумрудной икрой и кофе. Кофе жидкий, икра пахла чем-то синтетическим.
– Почему вас это интересует?
– Я нашел в его кабинете коллекцию раковин с Эгеиды. Вот и спросил.
– Да, кажется, был… – Елена положила в рот ложечку изумрудной икры. – Завтракай, Тони. Пока нас с тобой не выставили из этого шикарного номера.
– Все говорят, что ваш муж был богат.
– Да, был. И я так считала. А когда его убили, выяснилось, что на счету Фреда осталось двенадцать кредитов. Занятно.
Не слишком ли часто упоминают эти двенадцать кредитов все, кому не лень? Профессор отметил про себя, что ему начинает нравиться роль частного детектива.
– Однако вас не попросили уехать.
– Номер оплачен на месяц вперед. А вот питание – нет. Но люди нынче стали альтруистами. Никто не позволит умереть бедной вдове с голода в этих роскошных апартаментах. Так что мне приносят поесть. Не самое лучшее. То есть то, что обычные клиенты есть ни за что не будут. Пересоленная икра или пережаренное мясо. Если я не смогу заплатить, они позволят мне убраться. Если смогу – слупят бешеные деньги за эту вонючую икру. Вы замечали, как мало в мире хороших поваров?
– Как и хороших археологов, – ввернул Платон. – Фред Корман был хорошим археологом.
Она с силой оттолкнула от себя хрустальную вазочку, та упала и разбилась. Икра забрызгала пол и ноги Атлантиды: он сидел за столом в одних шортах. Да еще пропуск-лимон на цепочке.
– Он был трусом! И все время чего-то боялся. Вскакивал по ночам. А когда я попросила перевести пару миллионов на мое имя, как разорался! Бог мой! Он бегал по холлу в одних трусах и визжал, как резаный. Пришлось звать старика Ежевикина, тот его успокаивал, прыскал какой-то аэрозоль. Представляете, молодой здоровый парень, а из страха держал личного врача и платил ему бешеные деньги. За что? За то, чтобы тот сидел, целый день ничего не делая, и разгадывал дурацкие шарады. И каков результат? Фреда прикончили, а денежки исчезли. Может, ты знаешь, куда Фред дел свои денежки? – зло спросила Елена.
– Не знаю. – Профессор вертел в руках свой лимон-пропуск. – Если твои дела так плохи, зачем же сидеть здесь и питаться пересоленной икрой?
– Зачем? – Елена изумленно глянула на археолога. – Неужели не понимаешь? На Райский уголок не часто удается попасть. Думаю, здесь найдется парочка холостяков, которые тяготятся своим одиночеством. – И, заметив, что Платон насторожился, она расхохоталась. – Не бойся, милашка, люди с лимоном на шее меня не интересуют. Днем я стараюсь общаться лишь с членами клуба. Однако они очень осторожны. И прежде чем забраться к кому-нибудь в постель, стараются заключить любовный контракт: мол, не обязуюсь и ответственности не несу… А я человек стихийный и терпеть не могу контракты. Ах, если бы ты, Тони, оказался миллиардером!
Она глянула на профессора очень выразительно: так удав глядит на кролика, с которым решил устроить симбиоз. А Платон решил, что в отсутствии миллиардов тоже есть своя прелесть. Во всяком случае, забираясь в постель к очередной красотке, не надо оберегать свой счет и всякий раз заключать любовный контракт. Платон тоже предпочитал стихийный порыв. Особенно без серьезных последствий.
***
– Профессор Рассольников! – взревел Дерпфельд, появляясь на пороге столовой. – Что ты делаешь?
– Завтракаю, что же еще? – Платон стряхнул с колена комок изумрудной икры. – Ты завтракал? Я знаю, у копов всегда проблемы с питанием. Как и у археологов. Присоединяйся. Икра дерьмовая, но у меня есть экотаблетки.
Сержант оставил щедрое предложение без внимания.
– Откуда взялись раковины в бассейне?
– Я их положил. Взял из кабинета Кормана и опустил в воду.
– Зачем? – Взгляд Дерпфельда буквально сверлил Атлантиду.
– Эгейские раковины светятся в воде. Вот я и решил немного украсить холл. По-моему, вышло неплохо.
– Иди сюда! – Дерпфельд энергично взмахнул рукой. – Скорей же!
Профессор пожал плечами, но последовал за полицейским. Две раковины лежали на камнях, окаймлявших бассейн. А третья, самая большая, светящаяся голубым, осталась в воде.
– Смотри! – Дерпфельд ткнул пальцем в голубую раковину. – Да смотрите же внимательно!
Платон наклонился над бассейном. На фоне голубого красным горели буквы.
«Десять миллиардов кредитов – цена Джи-джиду».
Сердце в груди археолога аж подпрыгнуло… Десять миллиардов. Да, с такими деньгами можно хоть всю жизнь бездельничать на Райском уголке. Черный археолог, как и любой кладоискатель, по неписаному кодексу непременно оставит своему собрату сообщение на развалинах: «Здесь я нашел золотой клад, а ты не найдешь ни хрена». Чтобы незадачливый коллега глотал слюну, изучая надпись. Сообщение на раковине предназначалась именно Атлантиде. Десять миллиардов… У профессора потемнело в глазах – будто он одним залпом осушил полную чашу яда. Качественный яд – прожег до самых печенок. Яд тот зовется завистью, и противоядия от него до сих пор не найдено. Что толку убеждать себя: я лучше, я умнее – от этого яд доставляет лишь больше мучений. Если рассудить честно, то Корман трепло, ничтожество, дилетант. Так нет же, отыскал какой-то неведомый Джи-джиду и… И его убили. Но это так, это последствия. Сначала он получил миллиарды. А что отыскал профессор Рассольников? Много чего. Только в итоге каждый раз получал в награду солидную фигу.
Нет, не стоит отравлять себя завистью. Лучше треснуть Фортуну по гнилым зубам и включиться в игру, предложенную шутником Фредом. И в этот раз уж наверняка выиграть.
Что же подразумевал Корман под названием Джи-джиду?
Нетрудно предположить, что клад был найден на планете Эгейское море, – раз Корман оставил свое послание на раковине. Но что за клад? И куда делись деньги? И почему в Интернете не было никаких сообщений о находке?
– Нашел десять миллиардов? Клад? – спросил профессор Рассольников – скорее, у себя самого, чем у Дерпфельда. – И что такое Джи-джиду? На каком это хоть языке? Может, на эгейском, раз это раковины с Эгейского моря? Ты не знаешь эгейского?
– Пока нет.
– Я тоже. Кстати, там, в кабинете, среди пустых карточек я нашел одну с запиской. Поначалу не придал ей значение, но теперь она кажется мне очень важной.
Платон процитировал записку:
«Им для того ниспослали и смерть, и погибельный жребий Боги, чтоб славною песнею были они для потомков».
– Ну и что это значит? – Дерпфельд ждал немедленных объяснений.
– Это Гомер. Цитата из восьмой песни «Одиссеи». Гомер… Эгейское море. Тут явная связь.
– Отлично. Теперь я это знаю. Это как-то связано с убийством?
– Возможно, это связано с кладом, который Корман нашел… на Эгеиде? – высказав предположение, Платон внимательно глянул на Дерпфельда.
– Клад на Эгейском море. Смерть в «Эдеме». И между ними послание Гомера. Ничего не понимаю, – чистосердечно признался сержант. – Но связь есть?
– Связь есть, – подтвердил Платон. – И Альфред Корман чего-то или кого-то смертельно боялся.
– На меня он не произвел впечатления испуганного человека. Хотя, была одна странная вещь… Я встречался с ним несколько раз. Он хотел пригласить на Райский уголок то одного своего приятеля, то другого, просил оформить пропуска. И, кстати, залог вносил тут же, по первому требованию. А залог велик… Но всякий раз отменял приглашение.
– Меня он тоже хотел пригласить? – с улыбкой спросил Платон, уверенный, что услышит в ответ «да». И ошибся.
– Тебя – нет! – заявил Дерпфельд. – О тебе речи не было.
Платон не ожидал, что это его заденет. Но задело. Какая мелочь! Какая чепуха… наплевать! Профессор Рассольников вернулся в столовую и налил себе текилы.
– Твой Корман – сволочь! – сказал он с улыбкой Елене.
Один глоток, и тут же обида показалась смешной и нелепой.
– Он и тебя надул? – вдовушка расхохоталась. – Он всех надул. Но никто не посмеет удалиться. Мы все на поводке. Будем плясать вокруг его выпотрошенного трупа. Где вы, пропавшие миллиарды? Ау! Кстати, ты знаешь, что полиция Райского уголка обещала заплатить один процент от найденных денег? Нет? Значит, и тут тебя надули. – Она поднялась. – А с меня копы взяли расписку, что я согласна на этот грабительский процент.
– Я собирался поведать профессору об обещанной награде. – Дерпфельд уселся за стол и принялся метать в рот ветчину – кусок за куском.
Елена удалилась. Шелковистая паутина ее пеньюара шелестела при каждом шаге. Дерпфельд перестал жевать и провожал взглядом красотку. Ткань сверкала, подчеркивая каждую округлость тела.
– Хороша, дрянь. И главное, не поддельная… – Дерпфельд спешно глотнул и едва не подавился.
– А ты был женат, сержант?
– Был. Однажды. Когда еще служил в военном флоте Лиги. Милашки из баров мне не нравились – слишком потасканные и сплошь – дешевая биокоррекция. Вот я и решил отыскать девочку в брачном агентстве. Я тогда не знал, что искательницы мужей заказывают себе компьютерное омоложение – это гораздо дешевле биокоррекции. Так что по тахионной связи со мной общалась двадцатилетняя очаровашка, а на встречу прибыла столетняя старуха, сумевшая наскрести сотню кредитов на реставрацию лишь титек и мордашки. Кожа на шее у нее была, как видавшая виды обивка кресел межпланетного челнока, задница – сплошные бугры… – Дерпфельд содрогнулся. – Она содрала с меня неустойку – тысячу кредитов плюс деньги на обратный перелет. С тех пор я предпочитаю пробовать товар наощупь. А твой дружок Корман хапнул первосортный экземпляр.
– Дружок Корман… – передразнил Платон. – Меня не было в списке гостей.
– Зато он упомянул тебя в статье о посещении Хрустального лабиринта. Статья затерялась на одном из сайтов МГАО и обнаружилась совершенно случайно, когда я запустил программу возвращения отправленных в архив сайтов. Из всех неархивированных разделов статья была изъята. Не было ее и в личном компе Кормана.
– Ты не пытался восстановить стертые файлы?
– Корман механически уничтожил часть памяти. Но вы же были с ним в лабиринте вдвоем. Что там особенного произошло?
Платон рассказал. Сержант слушал внимательно. Что-то просил повторить, задавал наводящие вопросы. Ничего интересного. Абсолютно ничего.
– Может, он что-то особенное упомянул в статье?..
– Он сообщил куда меньше, чем ты. Но что-то он хотел скрыть. Весь вопрос – что…
«Не строить теории, – вновь одернул себя Платон. – Гипотеза появится сама… Надо только подождать».
Ждать он терпеть не мог.
***
Сообщения о раскопках на планете Эгейское море были скупы и однообразны. Где там можно найти клад в десять миллиардов? Гробницы? Нет никаких гробниц на Эгеиде. Храмы с сокровищами? Про храмы есть глухие упоминания. Каждый известный род эгейцев имел своего собственного бога и свое святилище. Их развалины встречаются повсюду. Еще сохранились общие храмы Восьми материков. По храму на каждом из крупных архипелагов.
«Согласно некоторым данным, в храмах Эгеиды находятся уникальные алмазы. Лишь алмаз свыше пяти тысяч каратов достоин был богов Эгеиды. Так что знаменитый «Куллинан» – крошка по сравнению с храмовыми сокровищами планеты. Самые уникальные сокровища таил храм Северного материка, который теперь находится на Северном архипелаге».
Кто знает, может, Корман стащил из храма пару таких камешков? Жаль, Платона не было рядом. Пришел, взял, рассовал по карманам. Чушь, конечно… Но кто знает… Грабить храмы для черного археолога – привычное дело. Вся проблема в том, что такие действия не находят понимания у аборигенов.
«Развито изобразительное искусство»… – Это сообщение ничем не подтверждалось.
Развито искусство… Как будто искусство – это земледелие или производство пластиков.
А вдруг что-нибудь уникальное? Вот именно – что-нибудь! Культура Эгеиды считается второсортной. Каждая планета высоко ценит лишь собственное и презирает чужое. Чтобы иметь цену галактического масштаба, надо принадлежать к признанным цивилизациям. Эгеида такой милости не удостоена. Да она и не претендует, не рекламирует себя. Напротив, таится. Кое-что предъявляет, но как будто стыдливо. Вот данные по раскопкам на Южном архипелаге: несколько десятков примитивных золотых вещиц, украшения из раковин, ларцы из лазурита. Да, золото на планете есть. Но сколько золота надо вывезти на десять миллиардов, если нынче цена на галактической бирже – пять с половиной кредитов за одну тройскую унцию?
М-да… На себе не унесешь – это точно.
Известный специалист по Эгеиде советовал вести раскопки на новом шельфе. Именно там и только там, доказывал он, погребены сокровища планеты. В затопленных дворцах остались уникальные произведения искусства и сокровища царских фамилий. И, главное, – родовые храмы, которых бесчисленное множество. Там ждут своего часа бесценные артефакты периода Восьми материков.
Но если Фред разграбил чей-то личный храмик и обогатился на десять миллиардов, то почему бы и Платону не заняться тем же? Профессор Рассольников ощутил привычное волнение. Запах сокровищ! Он его чувствовал.
***
«Это глупая шутка!» – хотелось крикнуть Платону, пока Дерпфельд излагал ему свой план. Но не стал кричать. Потому как полицейский не шутил, а вполне серьезно предлагал профессору Рассольникову вести раскопки на планете Эгейское море. Раскопки за счет полиции Райского уголка. Предложение не столько заманчивое, сколько удивительное. Обычно раскопки черных археологов финансируют авантюристы и сумасшедшие. Никак не полиция. Кажется, подобный патрон у Платона Атлантиды объявился впервые.
– Но зачем?!
– Работа под прикрытием. Слышал?
– Может быть… – начал было профессор.
– Мы изображаем археологов, внедряемся в среду и собираем материалы, – принялся излагать план действий сержант. – Все ниточки тянутся к этой планете. Там был найден клад. И убили Кормана жители Эгейского моря – это точно. Нам лишь надо отыскать улики. И узнать, что он нашел. Как только мы это узнаем, то поймем, кто убийца.
– Чего тут понимать? За десять миллиардов любой прикончит любого.
– Да? – Дерпфельд нахмурился. – Значит, и ты мог убить Кормана?
– Мог. Но, во-первых, я не знал, что он разбогател, а во-вторых, был далеко.
– Да? Надо проверить твое алиби. А то вдруг, в самом деле, – твоих рук дело?
– А может – это ты? Сам-то что делал в момент его смерти?
– Ладно, я снимаю обвинения… Корман знал, что его убьют. Он не отдыхать прибыл на Райский уголок – прятаться, учитывая закрытость планеты и совершенную охрану. Но все равно эгейцы его убили.
– Почему ты решил, что именно жители Эгейского моря? – Профессор Рассольников не скрывал сарказма. – Из-за раковин?
– Нет, из-за вида трупа. Так разделывают труп, прежде чем бросить в море, только жители Эгейского моря. Это их почерк.
– Религиозный обряд?..
– Что-то вроде этого.
Платону не нравилась эта версия. Она была поверхностной, слепленной наспех. И потому не убеждала.
– Кстати, я выяснил, что означает «Джи-джиду», – сообщил сержант. – С эгейского на космолингв можно перевести как «прозрачность», «невидимость», «алмазность».
– «Алмазность»? Что такое «алмазность»? Может, «алмазов»? То есть записка гласит: «Такова цена алмазов». – Платон сделал усилие, подавляя невольное волнение. И опустил глаза, старательно разглядывая пол. Он знал, что глаза у него сейчас предательски блестят.
– Может быть… – согласился Дерпфельд. – Эгейский, как мне сказали – непростой язык, вряд ли Корман знал его досконально. Решил блистануть и ошибся.
«Нет, – подумал профессор. – Не похоже, что Корман так «блистанул». Но алмазность… алмазы – это где-то рядом. Надо только, чтобы коп не догадался».
– Кстати, готов анализ моего осколка? – спросил он небрежно. – То есть осколка, присланного Корманом.
– Готов, разумеется. Результатец странный. Хотя ничего секретного. Это кусок композита. И он подвергся воздействию высоких температур. Из него штампуют гробы для перевозки жмуриков в космосе. Сам знаешь, гробы держат в негерметичном отсеке и потому… Родственники не любят, когда физиономия трупа немного поджаривается или распухает.
Кусок гроба… Вот мерзавец! Итак, это очередная шутка Кормана. Разбогател, заполучил красавицу-жену и решил подшутить над другом. В самом деле, смешно: Корман на Райском уголке, Платон – на Кроне-3 в обществе френдов и защитной паутины. Отыскав клад стоимостью в десять миллиардов, можно позволить себе какие угодно шутки.
Затея Дерпфельда и его начальства Платону совсем не нравилась. Но отказаться он не мог. Отказаться – это признать, что Корман был умнее, догадливее и… талантливее. Алмазность… алмазы… Дудки! Атлантида разгадает эту загадку, и шутнику Корману не удастся над ним посмеяться – даже с того света.
Профессор Рассольников не питал никаких иллюзий на счет щедрости полиции: из списка оборудования – причем весьма скромного – Дерпфельд тут же вычеркнул половину. От фрахта космолета сержант отказался, заявив, что их вместе со всем имуществом доставит до нужной пересадочной базы полицейский челнок.
– Кстати, не думай, что получить лицензию на археологические работы было так просто. Единая лицензия на Эгеиде не действует. Необходимо разрешение местных властей, с одной стороны, а с другой – виза Службы Безопасности Лиги Миров, – сообщил сержант.
– Они-то при чем? – подивился Атлантида. – Разве эта планета находилась в зоне военных действий?
– Нет, никогда. И, кажется, на самой Эгеиде давным-давно не воюют. Но разрешение Службы Безопасности требуется.
– Если так, то Корман получил и то, и другое? Или он…
– Проник тайком? Я тоже сначала так думал. Нет, он действовал официально. А лицензию ему помог получить доктор Бреген. Глава филиала галактического концерна «Гибрид». Теперь ты это знаешь.
– «Вся таблица Менделеева в нашем кармане», – вспомнил Платон слова рекламы.
– Именно… Точно сказано – у них в кармане. У них полгалактики в кармане.
– В молодости ты были антигалактистом?
– Нет… – ухмыльнулся сержант. – В молодости я был военным пилотом и ругался только с начальством. Антигалактистов в космофлот не берут. И что ты все ворчишь?
– Я не ворчу – я шучу. Как Корман. Он всегда шутил. И вот теперь сыграл с нами свою последнюю шутку. Кстати, мы должны договориться заранее, как будем делить найденные сокровища. Таков обычай искателей древностей.
– Я не кладоискатель, а полицейский. – Тон сержанта сделался суров. – И все найденные сокровища поступят в распоряжение полицейского управления Рая.
