Алексей Александрович Нескородов
Time Travel
За царя
Смердящая машина на бешенной скорости вырвалась из подземного плена. Словно комета, красная копейка с пылающей выхлопной трубой пронзала плотные слои столичных пробок. Несмотря на отсутствие сирен и мигалок, стоящие впереди машины хаотично разбегались в стороны, а их водители брезгливо зажимали носы. Привыкший ко всему мегаполис испытал совершенно новый и доселе невиданный парниковый эффект.
Стрелка спидометра подскочила вверх и плавно завалилась вправо. Шофер вцепился в руль. Пассажиры вжались в кресла. Возрастающая скорость завораживала и пугала, а прерывистая полоса на дороге казалась совсем сплошной. Сзади слышался вой сирен. В небе громко жужжали дроны. Пугающий голос доносился из мегафона и убеждал прижаться к обочине, но шофер лишь сильнее давил на газ.
Старший шофер занял роль рулевого, а младший бился взглядом о приборную панель, в поисках нужных кнопок. Будущий профессор подвергнул ее внеплановой модификации до того, как переключился на создание ракет. Панель с настройкой времени существенно изменилась. Вместо двух кнопок стало десять и далеко не на всех был понятный опознавательный знак. Младший шофер нервно облизывал губы. Рассматривал незнакомые кнопки и водил пальцем по воздуху, не решаясь на них нажать.
Звук сирен нарастал. Голос в мегафоне посылал угрозы. Автоматная очередь встряхнула небо. Сбитый дрон отскочил от капота в кусты.
– Что завис, пентюк? Нажимай! – Заорал старший шофер на младшего.
– Я не знаю, что нажимать. Тут все совсем другое! Очень много кнопок – Ответил тот.
– Выбирай давай, а то нас пристрелят на хер!
– Их слишком много, я боюсь ошибиться. Ненавижу выбор! Это какая-то тирания! Тирания выбора!
– Если мы сейчас отсюда не свалим, ты узнаешь, что такое настоящая тирания и выбора у тебя уже не будет! Действуй методом научного тыка!
– Не могу! Боюсь!
– Соберись, ветошь ты обтирочная! Делай, что должно и все будет заебись! Прямо сейчас наша судьба в твоем кривом пальце! Так что не ссы! Прорвемся! Мы русские, с нами бог!
Палец младшего шофера дрожал над панелью. Он сделал глубокий вдох и принялся тихо роптать. Сомкнувшись в объятьях друг друга, Иван и Ольга залегли на заднем сиденье и слушали его молитву.
– Ехала машина грузовая. – бегло шептал он, двигая палец с кнопки на кнопку. – задавила Николая.
– Что?! – Воскликнула Ольга?
– Николай кричит «Ура». Дайте доктора сюда! Доктор скачет на бутылке, треснул немца по затылку.
Палец выбрал жертву и вдавил ее в панель. Из выхлопной трубы вырвалось пламя. Машина разогналась, как самолет и спикировала в подземный тоннель. На секунду они занырнули во тьму, но вынырнув из нее уже больше не слышали ни звуков сирен, ни тяжелого голоса мегафона. Вместо дронов чирикали птицы, за окном была тишь да гладь, а в воздухе пахло толи деревенским навозом, толи остатками топлива, что они запихнули в бак, который за время гонки почти полностью опустел.
Убедившись, что за ними никто не гонится, старший шофер заглушил мотор.
– Фух! – Выдохнул он. – Кажется оторвались. А ты, малой, молодец! Умеешь потыкать! С первого раза и точно в цель!
– Еще бы! У меня же золотые…
– Ладно! – Перебил его старший шофер. – Интересно, какой сейчас год?
– Девяноста второй – Сказал младший шофер, прислушавшись к звучащей в приемнике песне: «Не валяй дурака, Америка».
– Две тысячи седьмой! – Радостно воскликнула Ольга, увидев придорожный баннер с «Планом о победе России».
– Двадцать второй. – Предположил Иван, ткнув пальцем в стоящий перед ними автобус, на заднем стекле которого был приклеен плакат с надписью: «Присоединяйся к своим».
– Тридцать седьмой! – Фыркнул старший шофер, провожая грустным взглядом, проезжающий мимо отряд дружинников в красных папахах.
– Хуевая у тебя тыкалка, Володя! – Старший шофер отвесил подзатыльник младшему. – Руки-то у тебя может и золотые, но привели они нас ровно туда, откуда сами и растут. Мы в глубокой жопе. Боюсь, что найти нас не сможет даже самый современный колоноскоп. Бляха-муха! А вот, кстати, и он.
Тишину разбавил шум сирены. Шофер нервно провернул ключ зажигания, но машина лишь пёрнула, крепко испортив воздух. Пока копейка хранила молчание, рев приближающегося мотора становился сильнее и порою заглушал даже звуки сирены. За рулем милицейского мотоцикла сидел Николай.
– Ну и вонища! – Сказал он, заглушив мигалку. – Да, братцы. Обыскались мы вас тут. Думал вы опять от меня удрали лет на тридцать.
– Никуда мы не пропадали. – Стал оправдываться старший шофер. – Так, покатались немножко. Сейчас бы уже дома были, если бы не бензин. Он у нас кончился.
Николай нахмурил могучие брови. Тяжелый взгляд сканировал шофера на детекторе лжи.
– Сейчас весь город на ушах стоит из-за вашего побега. – Сказал Николай. – Ситуация на контроле у самого генерала-губернатора. На меня уже в участке косо смотрят. Это хорошо, что вы все-таки нашлись. Еще день промедления и все. Пропуск ордалий без уважительных причин означает чистосердечное признание во всех предъявленных обвинениях. Пропускать божий суд большое кощунство, а он состоится уже завтра.
– Как завтра? У нас же еще целая неделя. – Воскликнул старший шофер.
– Целая неделя у вас была неделю назад, когда вы уехали из НИИ на этом драндулете.
Старший шофер снова треснул младшему по шее. Они, все-таки прорвали пространственно-временной барьер. Запустили машину времени и помчались прочь, но не назад в прошлое, а вперед в будущее: туманное и дикое, которое не сулит им ничего хорошего.
– За что?! – Взвыл младший шофер, поглаживая затылок.
– За все хорошее! Тыкать надо грамотно и от души, а не как обычно – на пол шишечки. Ты просто взял и спер у нас неделю. А завтра божий суд, твою мать!
– Мы же совсем не готовы! – Сказал Иван. – Мы можем его как-то отложить?
– Возможно он и не понадобится. – Ответил полковник, воспламенив надежду в глазах слушателей. – К тому, что вам вменяли с момента появления, добавилось незаконное проникновение на секретный объект, угон автомобиля и нарушение подписки о невыезде. Теперь вас могут казнить без суда. Во всяком случае без суда божьего. Это еще хорошо, что я вас нашел раньше, чем товарищ майор. Если бы он был первым, то сейчас вместо моих нотаций, вам выносил бы приговор суд Тройка.
Спустя час гости из прошлого сидели на кухне у Николая за большим дубовым столом. Игнат разливал чай по кружкам. Судебный защитник – Порфирий, уткнув в подбородок костлявый кулак, блуждал задумчивым взглядом по разбросанным на столе бумагам.
– Дело дрянь. – Процедил он сквозь зубы, подводя итог глубокомысленым размышлениям.
– Совсем-совсем? – Переспросил полковник?
– Ну, не то чтоб совсем. Как говорил мой знаменитый предшественник Федор Никифорович Плевако: «Господа, а могло быть хуже». Боюсь, что малой кровью уже точно вам не отделаться, придется пролить целое ведро, чтобы хотя бы был шанс на суд божий.
– И что ты предлагаешь? Православный шариат?
– Нет. Я предлагаю явку с повинной. Нужно бить челом и просить проведения «Княжьего суда», потому что только он способен раскрыть око правосудия и принять справедливое решение. Если внимательно изучить вопрос, то формально они ничего не нарушили. Сроки не пропустили, Москву не покинули, разве что угнали машину… так они ее вернут. Ну что? Пишем челобитную?
– Пишем-пишем! – Хором кивнул весь стол.
– Только придется внести виру.
– Что внести?
– Что-то вроде залога или государственной пошлины.
– Мы бы внесли, но у нас пустые карманы.
– А деньги тут и не нужны. Виру надо внести страданием. Думаю, что десять ударов плетью на брата будет достаточно.
– А по-другому никак?
– Я же сказал, здесь малой кровью не обойтись, нужно, как минимум, ведерко.
Княжий суд – особый вид процесса, возвращенный в систему уголовного права после тысячелетнего отсутствия в рамках судебной реформы по восстановлению традиционных ценностей. Княжий суд – в отличии от других судов, коих на Руси множество, позволял в непубличной плоскости с участием и по решению высшего чина города, имеющего титул князя, разрешить ту или иную спорную ситуацию. В связи с огромной нагрузкой делами государственной важности Генерал-губернатор проводил княжий суд не чаще, чем раз в три месяца и лишь по особому поводу мог устроить отдельный сбор. Тесные родственные связи Генерал-губернатора и полковника, а также специфика всей ситуации позволили добиться проведения княжьего суда в день его запроса.
Будучи исключительно богоугодным действом, княжий суд традиционно проходил в белокаменных стенах православного храма. На троне у алтаря сидел князь. Его голову покрывала изумрудная шапка Мономаха, а за спиной, живой росписью, среди икон и золота выглядывал лик верхоправа, чьим именем и вершил правосудие князь.
Мрачное помещение было разбавлено тусклым светом церковных свеч. Они плавились под танцем живого огня, а жидкие капли воска напоминали скупые слезы, пролитые за здравие и упокой.
Столов и стульев в зале не было. Склонив колени на холодный пол, обвинение и защита шеренгами сидели напротив друг друга. Их разделяла лишь воля князя и ширина ковровой дорожки, расстеленной у его ног.
Согласно уголовному уложению для проведения Княжьего суда нужны не привычные иск, заявление, жалоба или ходатайство, а челобитная, и на призыв: «ВСТАТЬ, СУД ИДЕТ», нужно было не отрывать колени от пола, а плотно прижать лоб к земле. И в этом деле все были равны. Любой: от холопа до полковника, одинаково терся головой о землю, пока князь не позволит подняться.
– Не вели казнить, вели миловать, милостивый государь. – Начал речь судебный защитник. Мастерски, с чувством и тактом, не отрывая лба от пола, он четко произносил каждый слог.
Генерал-губернатор сидел на троне и с высока смотрел усталым взглядом на сгорбленных участников процесса. К его левому сапогу примыкала сторона обвинения во главе с пузатым майором. В его правый сапог гудел судебный защитник, за которым горбились его ходатай, гости из прошлого и полковник. Ряженные в парадные мундиры и сюртуки группы, сидели на карачках и напоминали губернатору глубокое детство, когда он с друзьями во дворе весело играл в чехарду. Годы прошли, а чехарда никуда не делась, сменив лишь дворовый характер на исключительно правовой.
– Я прошу вашей милости на проведение Княжьего суда! – настаивал судебный защитник. – Только вы можете принять справедливое решение о судьбе моих подопечных. Допущенные ими нарушения носили незначительный характер и никак не угрожали основам государства, а скоропалительное решение на сей счет может принести державе ущерб. Каждый из обвиняемых не признает вины, не является «языком» работающим на заморских буржуев, не осуществлял татьбу государственных секретов в пользу третьих лиц. Обвинение за все это время не предоставило каких-либо дополнительных доказательств, чтобы избежать божьего суда. Нет ни очевидцев, ни видоков, ни дополнительных документов, свидетельствующих о том, что они работают на иностранную разведку. Каждый из подзащитных искренне кается в тех мелких поступках, которые он совершил перед богом, государем и непосредственно Генерал-Губернатором за время нахождение под подпиской и готов внести виру страданий, дабы загладить вину. Я благодарю ваше благородие за то, что вы уделили нам время и взываю к справедливости, потому что знаю, что княжий суд самый человечный суд в мире.
– Я возражаю, ваше благородие! – Слова майора вздыбили с пола пыль. – Мало того, что защита тратит ваше драгоценное время на выслушивание столь нижайших объяснений, так она еще и злоупотребляет правом, данным уголовным уложением. Здесь нечего рассматривать. Им и так снизошла невиданная благодать в виде самой возможности выйти в поле и в бою доказать свою невиновность. Более того, они избежали карцера и, вместо того, чтобы молиться и смиренно ждать суда божьего они принялись юлить, встречаться с посвященными в тайны учеными и пропали на целых семь дней на не принадлежащей им машине. Более того! Научно-исследовательский институт – это храм человеческих знаний, а они в траурный день устроили в нем необъяснимый бесовской срам и это все под покровительством товарища полковника!
Майор оторвал лоб от холодного пола, выпрямил спину и посмотрел генералу в глаза.
– Ваше благородие! – Сказал он. – В тяжелое для страны время мы не можем позволить себе мягкость и идти на поводу у врага. Благими намерениями выстроена дорога в ад, где самое место каждому из обвиняемых. Когда я узнал, что подсудимые посещают конструкторское бюро, то установил за ними наблюдение, которое принесло достаточное количество доказательств, чтобы применить наказание без выхода в «поле» и привлечения «кулаков». Кулак правосудия сжал заморские шеи и готов их свернуть. Более того! Я прошу обратить внимание на действия полковника, которые затрудняли следствие дела с наивысшей государственной важностью и это в военное время, когда на рубежах нашей необъятной родины продолжается православный джихад. На основании изложенного прошу вашей милости на организацию суда тройки для всех подсудимых с последующим расстрелом всех мужчин и отправлении женщины в лагеря СеКори.
– Более того! – Продолжил майор, устремив взгляд на Николая. – Я требую проведения служебной проверки в отношении полковника. Уж больно подозрительной выглядит его заинтересованность в этом деле. На время проверки прошу отстранить его от занимаемой должности руководителя милицейского отделения и понизить его в чине, как минимум на один ранг.
– Что?! – Гневно возразил полковник.
– Молчать! – Генерал щелкнул сапогом о пол! – Это серьезное обвинение, требующей дополнительных обоснований!
– Ваше благородие! Они у меня есть! Разрешите изложить? – Майор снова щелкнул о пол лобной костью.
– Излагайте.
– Согласно протоколу, составленному по итогам наблюдения за подсудимыми, у нас есть все основания полагать, что они взяли у профессора секретные документы по производству ракет и ликвидировали его с целью устранения свидетелей.
– Чушь! – Крикнул полковник, повторно выражая протест. – Я тоже принял определенные следственные меры и установил, что профессор действительно умер не сам. Его убили. Но сделали это специальными отравляющими веществами, которые имеются лишь у силовых структур. Сразу после встречи подсудимых с профессором, аудиенцию с ним получили доверенные лица майора, после которой он и скончался.
– Ты на что намекаешь? – Майор вскипел. В глазах пылало пламя. Шоферы переглянулись и гневно посмотрели на свою убийцу.
– Я не намекаю, я абсолютно уверенно заявляю, что профессор был убит по заказу майора.
– Это серьезно обвинение. – Сказал генерал. – Так как затронута честь офицера, за обвинение придется расписаться кровью.
– Знаю, ваше благородие! Я готов.
Николай встал. Увидев одобрительный кивок генерала, он подошел к майору и бросил ему в лицо заранее заготовленную перчатку.
– Я принимаю вызов. – Сухим, полным ненависти голосом, заявил майор. – Пусть все решится в поле на божьем суде в честном поединке. Но у меня есть условие. Раз товарищ полковник так осведомлен о смерти профессора и предоставил неопровержимые доказательства причастности силовых структур, то и сам он наравне со мной такой же подозреваемый. И, если он проиграет, то кара правосудия должна покарать его по всей строгости и справедливости.
– Это как? – Уточнил Генерал.
– Бой состоится завтра. Он пройдет на кулаках без ограничений по времени до того момента пока кто-то из нас не умрет или не попросит пощады. Пощада равна признанию вины, которая влечет за собой ПОГОН, РАЗГРАБЛЕНИЕ И ССЫЛКУ В СЕКОРЬ!
Иван, Ольга и шоферы с ужасом переглянулись. Судебный защитник оторвал бледную голову от земли и нервно замахал руками.
– Я возражаю, ваше благородие! – Сказал он, но никто не обратил на него внимания.
– Все регалии, привилегии, имущество, жены и холопы осужденного перейдут во владение его победителя. На таких условиях я готов принять этот вызов.
– Я возражаю! – Не унимался судебный защитник, обращая на себя гневный княжеский взор.
– Еще раз влезешь в разговор вне регламента, я подниму тебя на дыбу. Не поможет, лишу должности и обращу в холопы к победителю этой схватки.
Генерал топнул, призывая к порядку.
– Продолжай. – Сказал он.
– Спор офицеров не касается нашей встречи. Мы собрались здесь, чтобы довести подсудимых до битвы в поле. – Сказал Порфирий
– Спор офицеров уже утвержден. Ведь так? – Обратился к ним генерал.
– Так точно, ваше благородие. – Хором ответили офицеры.
– Вопрос закрыт.
– Но тогда мы должны назвать наши условия! – Не унимался судебный защитник. – Все-таки это вновь открывшиеся обстоятельства, требующие дополнительной подготовки. Майор активно готовился к завтрашним ордалиям, а товарищ полковник узнал о них только сейчас. Разве это справедливо?
– Он уже согласился на это. Бой состоится завтра и, так и быть, подсудимые тоже примут участие в ордалиях, в том числе и немощь. Никаких «кулаков».
– Как?! – Взвыл старший шофер. – Я же пацифист. Ученый.
– Ученый? – Задумался генерал.
– Конечно-конечно. У меня руки не только золотые, но и умелые. Я ими блоху могу подковать, как левша.
– Ваше благородие! – Судебный защитник достал смятый лист. – Согласно соответствующему пункту судебного уложения, лица ученых специальностей могут быть освобождены от ордалий с направлением в кремниевую долину.
– В США? – Спросил шофер?
– Я же говорю, шпион! – Крикнул майор. – Снова запел про Америку.
– На Урал. – Спокойно ответил генерал-губернатор. – Там у нас кремниевые рудники.
– Ладно. – Генерал снисходительно отмахнулся. – За бабу может драться «кулак». Но всем придется пройти предварительные ордалии с испытанием огнем и водой в «Гонке изгоев». До завтра!
Генерал трижды топнул ногой, завершая судебную процедуру.
– Ваше благородие! – Снова встрял судебный защитник.
– Что еще?
– Это же бой века. Такие важные персоны не вставали в круг на протяжении как минимум пяти лет. Битва полковника и майора соберет «Олимпийский», сотни тысяч людей заплатили бы за то, чтобы посмотреть такой поединок. Неужели вы не хотите пополнить казну и направить собранные средства в помощь православному джихаду? Дайте, хотя бы пару недель, чтобы, как следует организовать судебный бойцовский вечер, где в главной схватке сойдутся офицеры, а подсудимые устроят для них разогрев.
– Джихад – дело святое. – Задумчиво сказал генерал губернатор. – Да и казне деньги не помешают. Ведь за все нужно платить. Вот и порешили. Ровно через две недели в «Олимпийском» и состоится божий суд. Кстати, на счет платы. Не забудьте содрать с них виру за участие в княжьем суде. По пятнадцать ударов плетью на брата и сестру.
– ПЯТНАДЦАТЬ? – Воскликнули подсудимые.
– Я готов принять удар за бабу. – Сказал полковник.
– Не гоже офицеру попадать под плеть. Вот проиграешь бой, тогда оторвешься. – Сказал генерал, положив тяжелый взгляд на подсудимых. – Ладно, что мы звери, что ли? Бабу, и правда, бить не надо. Можете распределить ее виру между собой.
***
Тяжелый день подошел к концу, солнце трусливо спряталось за горизонтом, а на улице стало также темно, как на душе у участников княжьего суда. Еще недавно Николай находился на пике карьеры. Уверенно карабкался вверх, вызывая зависть и восхищение окружающих. У него есть все: чертова дюжина детей, три красавицы жены, собственное поместье с прислугой, почет, статус и высокая должность, которая с его талантами, рвением и родственными связями служила очередным трамплином на пути вперед. И все это он поставил на кон из-за неожиданного визита совершенно незваных гостей. Но он не мог поступить иначе, ведь среди них была и его мама. Коварная судьба, подобно хитрому шулеру вела с ним свою игру и все время повышала ставки и теперь все поставлено под удар. Либо ссылка с погоном и разграблением, либо торжество справедливости, уважение и почет с возможностью оставаться достойным человеком даже в самые трудные времена.
Ближе к полуночи все разбрелись по хоромам. За показным спокойствием скрывался страх. Кто, как мог, держал хвост пистолетом, но разговоры у друзей не клеились, так как дружба эта строилась на несчастье. Дикие обычаи нового времени практически не оставляли им шансов на то, чтобы спастись и оставшиеся две недели до ордалий и судебного поединка могли стать последними в жизни.
Николай закрылся в хоромах. Ольга разделила постель с Иваном, который никак не мог уснуть и ворочался с боку на бок. Другие позиции ему были не доступны. Когда лежал на животе, скулили натертые колени, а перевернувшись на спину, жгли и выли все пятнадцать, оставленных плетью, ран. И лишь шоферы держались вдали от кроватей. Они молча сидели на кухне и никто не спешил раскрывать рта. За тяжелыми взглядами прятались мрачные мысли. Нависла мертвецкая тишина. Вряд ли им удастся избежать сурового приговора. Кажется, что у фемиды нового времени, нет не только глаз, но и сердца. И пока она не приговорила их, они сами решили приговорить бутылку. Одинокая, стройная, русская, прозрачная, как гусарская честь, она гордо возвышалась над нарезанным хлебом с соленьями в самом центре стола.
– Наливай! – Приказал старший младшему.
Наполняясь жидким хмелем, стаканы журчали, как родник за окном, рядом с которым Игнат, в сапогах и с вилами, тормошил могучие кучи навоза.
– Айда с нами! – Предложил ему старший шофер, когда тот вошел внутрь. Игнат огляделся. Глаза блестели, руки тряслись, за седой щетиной выглянули редкие зубы.
– Ой, не время сейчас браться за пойло. – Неуверенно сказал он. – Сейчас не напиваться надо, а готовиться к испытаниям, что уготовили вам бог и князь.
– Это не пойло, а анестезия, позволяющая, хотя бы на время забыть о физических и душевных ранах.
Старший шофер задрал рубашку, демонстрируя румяные борозды на истерзанной спине. Игнат осмотрел их сочувственным взглядом.
– А хозяин где? – шепотом спросил он.
– Дрыхнет уже поди! Ну что? Третьим будешь?
Шофер протянул рюмку. Игнат облизнулся. На тонкой, как у гуся шее подпрыгнул острый кадык.
– Ну, если третьим, то буду! Бог троицу любит!
Бутылка пустела, обжигая горло своим «палачам». Вместе с водкой по рюмкам растекалась игривая речь, предавая философский флер застольному разговору.
– Нам кабзда! – Сказал старший шофер, резюмируя итоги судебного заседания.
– Причем полная! – Согласился младший.
– Да ладно, братцы! Что-то рано вы пригорюнились. – Игнат хлопнул стаканом по столу. – Драка процесс обоюдный! Бьют тебя, бьешь и ты. А там уж, как повезет. Противник тоже из костей и мяса соткан: две руки, две ноги и одна голова. Вот по ней и бейте, авось и треснет.
– У меня тоже две руки! – Заявил старший шофер. – И обе золотые, только вот попасть ими по чужой голове не факт, что получится.
– Шанс есть всегда. В конце-концов, это честный бой, а не порка, вот там получаешь только ты и никому не можешь дать сдачи.
– Я от слова «порка» теперь до конца дней буду вздрагивать. Как ты это выдерживаешь?
– Я? – Удивился Игнат.
– Да, ты. Тебя же Николай плетью хлестал на днях.
– А! Ты про это. Да, хлещет меня барин, когда заслужу. Но он это делает по-доброму из любви. Так что я на него не сержусь и отношусь к этому с благодарностью.
– С благодарностью?!
– Да, с благодарностью. Ведь и убить мог, а всего лишь несколько раз ударил. Это даже бодрит. Если не сдох, значит стал сильнее. Видит бог, нам воздастся за наши страдания.
– Уж не знаю. – Задумался старший шофер. – Лично меня по утрам бодрит стакан водки.
– Вот-вот. Так люди и спиваются. И я бы спился. Точнее я и спился. Все пропил, залез в долги, обанкротился, а хозяин меня приютил. У меня здесь все! Жилье, работа, кормёжка. Не жизнь, а счастье. А если бы не он, где бы я был? Отбросил бы копыта в белой горячке, сгорел бы в пламени православного джихада или уехал с концами в СеКорь. Так что плетью хозяин меня не бьет, а можно сказать, что гладит. Причем делает это без садистского удовольствия, а потому что так надо!
– Тебе не кажется, что это какая-то дикость?
– Дикость – это допускать хаос, где каждому кажется, что он имеет все, но на самом деле у него нет ничего, одна лишь пустота и тирания – тирания выбора, где ты мечешься между вариантами, словно демонами, и не знаешь, как поступить. Искушение уже не единожды губило нас как нацию. А сейчас в стране порядок. Все отлажено, как в машине. Каждая шестеренка знает свое место, чтобы работал весь механизм. Нужно лишь подкручивать гайки. Лично я думаю, что сейчас все идет по плану. Я не знаю, кто его придумал и какая у него цель, но все, что не идет, все к лучшему. На все воля божья. Я человек маленький, мне много и не надо – 10 ударов плетью самое оно.
– А как же свобода, равенство, братство?
– Свобода – это пустой звук, иллюзия, насаженная врагами, чтобы разложить нас. Где есть свобода, там никогда не будет равенства и братства и каждый будет свободно отрываться от остальных, порождая хаос. Чем проще выбор, тем легче жить, а лучше, когда его вообще нет. Только сильной рукой можно двигать человечество вперед. Тащить за шкирку, подгоняя плетью в нужном векторе, иначе оно расползется как холодец. Я не интересуюсь политикой, куда мне? Я обычный мото-кучер говномес!
Шоферы растерянно переглянулись.
– Ну… – Задумался старший. – Неожиданно. Я думал, что сейчас такое у вас не приветствуется. Но мне все равно. Говномес, так говномес. Сочувствую, конечно. В конце концов, это твое личное дело.
– Не личное! А глубоко общественное! Если бы я не месил навоз и не таскал его по грядкам, то тут бы никогда не цвели сады. А у меня этого добра навалом, вот тут все цветет и пахнет. А что там в большом мире творится, меня особо и не волнует. Умные люди разберутся и без меня. Так что выбора у нас нет.
– Я возражаю, ваша честь! – Крикнул старший шофер, опрокинув на пол пустую бутылку. Заплетающийся язык спотыкался о зубы, существенно искажая звук. – Без свободы мы никто. Пустое место без идей и достоинства, тараканы, которых можно давить и травить. Только свобода делает человека человеком. Свобода совести, свобода передвижения, свобода мысли, свобода слова, свобода выбора! Слабые люди часто оправдываются словами, мол «у меня не было выбора». Выбор есть всегда. Только не всегда он между плохим и хорошим, иногда он между плохим и очень плохим. Возможность сделать собственный сложный и ответственной выбор и есть та самая свобода.
Игнат усмехнулся. Но перебивать оратора не стал. Внимательно слушал, выпивал и закусывал.
– Может вы и правы. – Сказал он. – Между адом и раем выбор есть всегда. Вот и у нас он максимально прост: либо ты умрешь борясь за царя, либо в борьбе с ним.
