Алексей Александрович Нескородов
Time Travel
Анестезия
Все познается в сравнении. И вчерашнее утро, которое Иван встретил в тесном салоне разбитых жигулей с хмельной головой от предшествующего концерта уже не казалось ему таким тяжелым. Даже мятая постель больничной палаты не смягчала боль, которую он испытывал, как только раскрыл глаза. Да и раскрыть их оказалось непросто, один распух, превратившись в ущелье из которого выглядывал поникший зрачок, другой открыт нараспашку, но своей краснотой пугал даже опытных работников медицинского учреждения. Забитый сгустками крови нос с трудом пропускал в легкие запах больничного духа. Зубы ныли, слегка гуляя, как старый забор, оставляя на деснах привкус затхлой ржавчины.
И даже такие серьезные увечья лица не шли ни в какое сравнение с ранами сердца. То, что вместо Дарьи на свидание с Иваном пришел Иван, было для него ударом не в лицо, а в спину, пережить который было гораздо сложнее. Шишки сойдут, гематомы рассосутся, а вот боль от неразделенной любви может остаться с ним навсегда.
В таком состоянии тяжело говорить и думать. Он бы с удовольствием зарылся в постель, спрятал голову под холодную подушку в ожидании сна, но стоящий над ним человек не позволил этого сделать.
– О! Проснулся! – Эхом донесся сквозь заложенные уши бодрый мужской голос. Иван посмотрел на него единственным открытым глазом. Рядом с койкой сидел грузный усатый мужчина. Накинутый на плечи халат частично прикрывал вросшие в погоны звезды, а лежащая на коленях фуражка служила опорой для листа, куда тот вносил записи толстой рукой.
– Доброе утро. – Прошептал Иван, облизывая засохшие губы.
– Если честно, уже не совсем утро, а судя по вашему виду и не совсем доброе. Может расскажете, что случилось?
Глаз Ивана прищурился. Нити на белке накалились, как спираль радиатора. Это утро он встречал не только с разбитым носом, распухшим лицом и шатающимися зубами, он встречал его вместе с ментом и от этого становилось лишь хуже.
– Что ему надо? – задавался вопросом Иван. Не упекут ли его в СИЗО, как неделю назад – в девяносто втором? Не наведут ли справки? Не вызовет ли вопросов то, что он выглядит на пятнадцать лет старше своего возраста, а в его квартире живет избивший его двойник? Иван не знал ответа ни на один из вопросов, но был уверен, что это утро не сулило ему ничего хорошего!
– Как себя чувствуете? – спросил посетитель в погонах.
– Лучше не бывает! – ухмыльнулся Иван.
– Я вам больше скажу, бывает и хуже! Говорят, на вас напали. Может быть вы знаете, кто это был? Сколько их? Вы запомнили их лица?
Иван был кем угодно: трусом, изменником, бездельником, ловеласом, но только не стукачом. В прошлый раз он не сдал Василия и сейчас не собирался сдавать сам себя. Придет время, и он поквитается с обидчиками, если они того заслужили. А может он и сам заслужил ту взбучку, которую ему устроили.
– Не помню. – Сказал он. – Я просто упал.
– Что значит, упал? У меня свидетели есть, они видели, что вас избили двое молодых людей.
– Не знаю. Не помню, чтобы такое было. Честно говоря, я плохо себя чувствую и не уверен, что смогу вам чем-то помочь.
– Еще как можете. Я уже составил примерную картину. Вы сидели на скамейке, к вам подошли эти двое и настучали по рогам. У вас что-нибудь пропало? Может быть деньги или ценные вещи?
– Да никто меня не бил. А на счет ценных вещей не знаю, я же тут лежу в одних трусах, а где все остальное? Лучше спросите у врача.
– Понятно, понятно. – Сказал он, что-то помечая на листке бумаги. – Сейчас вам плохо, и я не совсем прав, что наседаю, но я не пойму, почему вы мне лжете? Может у вашего избиения был какой-то иной мотив?
– Я просто упал. Катался весь день на аттракционах, видимо, голова закружилась, и я упал. Если у меня и есть к кому-то претензии, так это к моей координации. Она меня явно подвела.
– Понятно. В больнице сказали, что при вас не было документов. Я могу как-то установить вашу личность?
– Конечно. – Ответил Иван и представился, но на всякий случай, чтобы не вызывать подозрений, накинул себе лишних 15 лет, указав вместо 1982 года рождения – 1967-й.
– Так, понятно. А где вы живете?
– В Москве.
– Значит, мы соседи. А конкретнее?
Участковый заводил Ивана в тупик и ему становилось тесно.
– Вы знаете, у меня сейчас настолько плохое состояние, что я совсем не готов к разговорам с полицией.
– Ха! – Усмехнулся участковый. – Так с полицией разговаривать и не надо. Вы говорите с милицией! Полиция – это там на западе, от слова «полицай», где человек человеку волк. А у нас само название располагает – «милиция», от слова «милый». Вот и вы будьте милы, расскажите мне как все было.
Иван отвернулся. Давление нарастало, а сил на сопротивление не было.
– Сдается мне, что вам есть, что скрывать. – Продолжал напирать участковый, смазывая пальцами ус. – Может быть вы не потерпевший, а подозреваемый?
– Что вы ко мне пристали? Мне плохо! – Отчаянно взвыл Иван, пытаясь спрятать лицо в подушке.
– Мужчина! Прекратите детский сад! Мы же с вами ровесники, давайте вести себя по-взрослому? Заметьте, это же я к вам пришел. Навестил в палате больного, узнать, как у него дела. А не вы сидите у меня на допросе. Ведь все может быть иначе, я же к вам со всей душой, по-дружески, а вы мне лапшу вешаете. Милиционер, он же как священник, с ним не надо ерничать. К чему эти ужимки? Представьте, что вы на исповеди, излейте душу. Покайтесь, если необходимо. И всем станет легче. И вам и мне и этому делу.
Опрос превращался в пытку, усатый с фуражкой в руках явно не собирался сдавать назад и пер на Ивана всей массой. Еще чуть-чуть и тот поймет, что здесь что-то неладное, что у Ивана нет документов и он вообще не пойми кто и мятое белье больничной постели может легко смениться на нары местного СИЗО.
– Да отстаньте вы уже от него! – послышался спасительный женский голос. В палату вошла медсестра. Участковый вскочил по струнке смирно и учтиво поприветствовал ее. На округлых щеках заиграл румянец, а гестаповский взгляд стал игривым, как у щенка. Но на нее это не произвело впечатления.
– У пациента сотрясение мозга. – Строго сказала она. – Ему нужен покой, а вы его пытаете своими вопросами. Он сейчас сам не свой. Приходите через неделю, и он все вам расскажет. А сейчас я прошу вас покинуть палату.
Власти у медсестры в больнице было больше, чем у участкового. Он послушно выполнил ее просьбу. Прижал фуражку к округлому животу и вышел за дверь. Только когда та захлопнулась, Иван оторвал лицо от подушки и посмотрел на спасительницу. Голова закружилась еще сильнее, перед ним стояла она.
– Оля. – Прошептал он.
– Да, Иван, это я. – Сказала она. Холодной ладонью прикоснулась к его голове и ему сразу же стало легче. Он смотрел на нее и испытывал радость. В больничном халате она была еще красивее, голубые глаза пылали на бледном лице. Белые волосы аккуратно ложились на плечи. Нежные губы уже не пахли вишневой жвачкой, но ее близость вновь возвращала его к жизни, как тогда на озере в девяноста втором.
– Так ты узнала меня?!
– Конечно узнала.
– Слава богу! – выдохнул он. – Я-то думал, что ты все забыла. Так почему ты молчала? К чему был весь этот цирк?
– Цирк? – Хмыкнула она, стирая с лица улыбку. – И кто в нем клоун?
– Если ты про меня, то я, скорее, акробат. И не очень успешный.
– Опять ты со своими дурацкими шутками. Я сделала вид, что не знаю тебя, потому что ты меня бесишь! В самый трудный момент в моей жизни ты просто взял и бросил меня. Пронес какой-то бред про путешествия во времени и уехал. Я думала это розыгрыш. Каждое утро, словно дворняжка стояла у двери и ждала звонка. Думала ты будешь стоять там с цветами. Я даже обращалась в милицию, но и это не дало результата. Ты просто взял и бросил меня! Я осталась одна, беременная, без какой-либо поддержки. Даже родные отвернулись от меня. Коля погиб, а ты… я мечтала дождаться принца на белом мерседесе, а он взял и упер от меня на ржавых жигулях. А спустя 15 лет решил вернуться. Сидишь у меня во дворе в потемках с моим сыном, куришь с ним сигареты и еще выглядишь точь-в-точь, как 15 лет назад. Я за это время постарела, а ты остался таким же, как и был. Я же говорю, бесишь!
От смешанных чувств бледные щеки покрылись румянцем, она стала похожа на наливное яблочко, которое так и хочется съесть. Наслаждаясь бушующей красотой, Иван изумлялся ее рассказу. Она все не так поняла. Он не бросал ее. Он примчался к ней в тот же день, когда от нее и уехал, и он не виноват в том, что за эти два-три часа для нее прошло целых пятнадцать лет. Страшно представить, сколько всего он пропустил и упустил за этот отрезок времени. И пока есть шанс наверстать упущенное, надо им пользоваться.
– Беременная? – Спросил Иван. – Колькой что ли? И кто же его отец?
– А сам как думаешь? – Она придавила его тяжелым взглядом. Иван пожал плечами, стараясь подбирать слова.
– Не знаю, не пойму на кого он похож, на меня, дядю Колю, в смысле Николая или Василия.
– В первую очередь, он похож на меня. – Гордо сказала она. – Такой же красивый… и умный. – Она улыбнулась, растопив айсберг негодования, он попытался улыбнуться в ответ.
– А во вторую? – Шепотом спросил Иван, с волнением ожидая новых открытий.
– А во вторую очередь, он напоминает мне Николая, особенно когда бренчит на гитаре во дворе, или катает девок на мопеде. Такой же беспечный романтик. А вот когда сбегает из дома и шныряет не пойми где, что мне приходится бегать за ним по дворам. То я сразу вспоминаю тебя и меня это бесит!
– А если серьезно?
– А если серьезно, то это не твое дело!
Иван не знал, что ответить. Он видел, что Ольга не в духе и вряд ли признается ему, кто отец. Да и сам он не был уверен, что готов узнать правду. На какое-то время они замолчали, продолжая находиться рядом.
– Кто тебя так? – Спросила она, обводя пальцем ссадины на его лице.
– Да так, бандитская пуля.
– Да тут не пуля, тут целый снаряд.
– Можно и так сказать. Кое-кто отомстил мне за былые обиды.
Ольга снова покраснела, но краснота эта была другой, не яркой и гневной, а волнующей и стыдливой.
– Нет, не может быть. – Возразила она.
– Может, еще как может! – Иван провел ладонью по распухшему лицу.
– Нет, не может! Василий не такой!
– А какой?
– Какой угодно, но не такой!
– Уж я-то знаю, какой он. – В памяти Ивана всплыли недавние встречи с спортсменом-бизнесменом, прогулки по рынку и совместный просмотр футбола. – Видел я и его и его мордоворотов.
– Нет не знаешь! – Ольга продолжала стоять на своем, нахмурив тонкие брови. – Он изменился. С тех пор, как он вышел, много чего поменялось. Да и время сейчас другое. Ты, конечно, сильно его разозлил, пришлось три дня его успокаивать. Но он точно бы не стал устраивать расправу. Это может быть тогда, в девяностые он мог нанять людей, чтобы те пробили тебе голову утюгом, а сейчас это не актуально. Приставы и юристы делают это куда лучше других и не таким топорным способом. А у Васи адвокаты, что надо.
Иван положил руку ей на ладонь, чтобы сгладить острые углы разговора.
– Я понимаю, что вы с ним в отношениях и он был единственным, кто подставил плечо в трудный для тебя момент. Ты многим ему обязана и в этом нет ничего плохого. Но не надо обелять демона. Я же помню его угрозы: «ты попал», «ходи и оглядывайся». Вот я и оглядываюсь, а там прилетело…
Ольга вздохнула и одарила его улыбкой.
– Единственное что тебе от него прилетит, – сказала она, – так это повестка в суд. Да и то не факт. Василий – деловой человек. У него каждый день под завязку загружен: бизнес, общественные проекты, благотворительность, он даже научную деятельность поощряет. Ему сейчас точно не до драк во дворе.
Ольга улыбалась, но взгляд ее был серьезен. Ее уверенность в словах не вызывала сомнений. Может быть и, правда, Василий не так опасен, как казалось на первый взгляд. Время сейчас другое, да и он постарел. А прилетело-то Ивану от других и по другому поводу, и он это прекрасно знал.
Вместо того, чтобы вступать в пустые споры, Иван извинился перед Ольгой и попытался ей все объяснить. Он был ей искренне рад, и его не волновало, что она стала старше на 15 лет. Еще неделю назад между ними была огромная разница в возрасте, а сейчас они поравнялись и стали существенно ближе друг к другу.
Откровения Ивана были похожи на исповедь, он буквально излил душу, рассказал все, что случилось с момента их расставания. Покаялся буквально во всем. Рассказал про аварию, как влетел на жигулях в торец ее дома, о том, как его спас ее сын, как забрали шофера, и он пытался его найти, не постеснялся рассказать и о Дарье. Увидев смущение, на ее лице он сказал, что все это в прошлом. Она смотрела на него, как дура и не знала, бредит ли он или говорит все всерьез. Слушала с вниманием. Где-то хмурилась, где-то растекалась в улыбке, а где-то дружески похлопывала по плечу. Несмотря на то, что она не видела его 15 лет, в недрах ее души сохранились теплые чувства. Иван рассказал все и ему стало легче. Даже голова заболела иначе.
– Так что, кажется, я теперь здесь навсегда. – Завершил он свое покаяние.
– Шофер, говоришь? – Спросила она. – Ворчливый такой? Пойдем за мной.
Она помогла Ивану оторваться от постели. Колени тряслись. Встав на ноги, он оперся на ее плечо и медленно покинул палату. За соседней дверью, словно мумия, закутанный в гипс лежал пожилой мужчина.
– Здравствуйте! – Поздоровался с ним Иван.
– Ну привет! – Ответил хриплый басистый голос. Мумия повернулась к Ивану лицом, на правой щеке которого виднелся белесый шрам. – Наконец-то ты пришел.
Часть 3
Тутанхамон
Иван навис над раковиной, разглядывая в зеркале опухшее лицо, на котором только начинали заживать раны, оставленные временем, в которое он попал. Похожий на шайбу глаз постепенно возвращался в норму, белок снова становился белым, а засохшая кровь практически вышла из носовых пазух. За неделю стационара полностью перестали ныть зубы, а колючая щетина превратилась в пышную бороду. Иван смотрел в отражение и видел там толи себя, толи своего обидчика: бородатого мужика с бешенным взглядом. Комбинация чувств не позволяла оторваться от зрелища. Мокрые глаза выражали стыд за измену. Нелепая ситуация отразилась на лице едкой ухмылкой. Ирония заключалась в том, что его молодая жена изменила ему же с ним же, а за тем он же себе же чуть не пробил башку. Еще две-три недели назад он себе и представить не мог таких виражей. Пойманный в отражении взгляд, источал тревогу. Было не понятно, финальный ли это аккорд или борьба за Дарью продолжится? Удовлетворен ли обиженный муж сатисфакцией или еще объявится, чтобы накинуть добавки? Смирится ли сам Иван с подлым избиением? В глубине души, конечно же нет! Рвущаяся из груди ярость, требовала возмездия, но Иван не хотел мстить. Холодный рассудок подсказывал, что с него хватит.
Ему удалось невозможное, он вернулся во времена своей молодости, вновь прикоснулся к горячим губам жены, стал падок на авантюры и все равно ощущал себя стариком. Никому не нужным и брошенным ровно до того момента, пока не оказался здесь.
Получив по башке, Иван не только обрел пропитание и кров, но и получил надежду. Именно здесь ему снова улыбнулась Оля, а в соседней палате ворчал старый шофер.
Иван снова посмотрел в зеркало и вместо прежних чувств испытал извращенную благодарность. Вот уж и правда, все познается в сравнении. Если бы не эта наглая молодая бородатая рожа, то он и сейчас шарахался бы из угла в угол, не зная куда и зачем. Казенная больница те еще апартаменты, но даже здесь в июльскую жару в набитой пациентами палате куда спокойнее, чем в ржавом гараже. Какая-никакая кушетка с подушкой, простыней и одеялом, в сравнении с помятым салоном жигулей казалась королевским ложе. Теперь не нужно никуда спешить, шарахаться от каждого шороха и неустанно бороться с голодом. Скромное трехразовое питание гарантировало ему сытую спокойную жизнь.
Скучать, впрочем, тоже не приходилось, ведь в соседней палате за стеной располагался его транс-временной земляк. Старому шоферу хорошенько досталось во время последней поездки. Чудом оставшись в живых, он получил ушибы и переломы почти всех имеющихся конечностей. Практически каждая косточка получила какой-то урон. Загипсованный с головы до пят, он был похож на старую мумию. Вылитый Тутанхомон, именно так его и прозвали добродушные соседи по палате. Поскольку язык его без костей, то и повреждений никаких на нем не было. Заточенный в гипсовые кандалы, шофер источал оптимизм, постоянно тараторил, ворчал и травил старые байки. Все с интересом слушали его рассказы о походах за мамонтами, интрижках с Клеопатрой и пионерскими попытками спасти Джордано Бруно. Дикий хохот, извергаясь из палаты, окатывал волной весь этаж, вызывая упреки соседей. В такие моменты в дверях появлялась Оля и, грозя пальчиком, требовала тишины в тихий час. И палата замолкала. Такой красавице отказать не мог даже шофер. Все смеялись, все слушали, но никто не воспринимал его всерьез, мало ли какую пургу несет, разбившийся в жигулях старик? Никто не верил его байкам, кроме Ивана, который наравне с ним с риском для жизни путешествовал на ржавом ведре от эпохи к эпохе.
Так как шофер был скован в движении, всю заботу о нем взял на себя Иван. Он читал ему газеты, кормил с ложечки, подносил утку и терпел ворчания старика, в надежде, что тот вскоре выздоровеет и отправит их по домам. Помимо шофера в палате не редко бывала и Оля. Ее отношения с Иваном вновь обретали романтический вид. Корка льда, покрывшая ее взгляд и сердце, медленно таяла и она иногда позволяла Ивану прикоснуться к ее руке, поправить ладонью прическу или, пока никто не видит, чмокнуть в румяную щечку. Такой подход был хорош в XIX веке, с его пуританством и целомудрием, а 2007 год требовал куда более решительных действий.
Иван снова посмотрел в зеркало. На лице сверкнула ухмылка. Все-таки хорошо, что сейчас 2007, а не 1807 год. А то ему не трепку бы в парке устроили, а вызывали бы на дуэль и в голову бы прилетел не кулак, а пуля. Лежать в больнице всяко лучше, чем в гробу. В определенном смысле он тут, как в санатории. А еще он турист – путешественник во времени, а это значит, что у него есть все необходимое для настоящего курортного романа.
Иван напенил щеки, достал, подаренную Олей бритву и принялся лязгать лезвием по лицу, сбрасывая в раковину кудрявые ошметки. Пропалывая щёки, как грядки, Иван размышлял о свободе. В какое бы время он не попал, он все равно оставался узником обстоятельств. И даже расширенные возможности перемещений во времени, не позволяли ощутить вкус свободы. В детстве он, словно птенчик, мечтал о высоких полетах. Но повзрослев, лишь сильней становился узником обстоятельств. Семья, дети, ипотека, карьера и возрастные комплексы вечно тянули вниз. Крылья выросли, а расправить их негде, птицы в клетках летать не умеют. По-настоящему он никогда не чувствовал свободы. Не ощущал ее ни дома, ни заграницей и, даже провалившись во времени в лихие девяностые и лирические нулевые, он только вспоминал о ней и все равно оставался в рабстве. Казалось, что у него нет выбора. Он ездил в Турцию, потому что так хотела жена. Брал ипотеку, чтобы обеспечить кров детям. Работал, чтобы погасить долги. И в прошлое он отправился именно туда, куда направил его шофер. Хорошо там, где нас нет, а где мы есть, там всегда проблемы. Ведь человеку, словно птице, свобода нужна, как воздух: свобода слова, свобода мысли, свобода выбора. А выбор, на самом деле, есть всегда. Вот и сейчас, думая, что его нет, Иван стоял перед выбором и принимал очередное решение.
Вместе с бородой он скинул сразу несколько лет и даже имеющиеся на лице увечья не лишали его уверенности в том, что Оля снова к нему вернется! Каких бы рисков это ему не несло, но оно того стоило!
***
– О! Побрился не запылился! – Поздоровался с Иваном шофер, когда тот вернулся к нему в палату. – На свидание что ль собрался?
– Не твое дело, старик! – Шутя огрызнулся Иван. Злиться на мумию он не имел права.
– Не ссы, пацан! Здесь все свои! Верно ребята? – крикнул шофер окружающим, но те не обратили на него внимания. Иван сердито посмотрел на мумию. Та улыбнулась и вытаращила из-под гипса два пальца, изобразив знак «V». Ноздри мумии расширились и зашмыгали.
– А надушился-то! – Шофер присвистнул. – Правильно, правильно. Так точно даст! Нет, сто пудово даст. Поверь мне, старому Казанове. Помню мне Коко говорила.
– Да хорош уже чушь нести!
Мумия свернула губы в трубочку, закатила глаза и стала похожей на обиженную обезьянку.
– Старика легко обидеть. – Сказал он и захрипел песню: «я твоя, твоя, твоя модель. Ты моя, моя…»
– Хватит кривляться!
– Это кто из нас кривляется. Строишь из себя девочку-целочку. Скажи, кто она?
Иван посмотрел на дверь, намекая, что уйдет из палаты.
– Аааа! – Воскликнул шофер. – Понял, понял. Сестричка-блондиночка. Как же я сразу не догадался? Старость.
Иван промолчал, его взгляд обрел растерянную свирепость и снова нацелился мумии в лоб.
– Да ты, батенька, ловелас. – Зацокал языком шофер.
– С чего бы?
– Да ладно, че скромничать? Ты ж не на комсомольском партсобрании. Я ж горжусь! Моя школа! Как говорится: всех женщин не пере…, кхм, не перецелуешь, но стремиться к этому надо! Выбор хороший! Всецело одобряю. Она девка, что надо, мне тоже, правда, глазки строит, но я для нее уже слишком стар. В любом случае, она лучше, чем та соплюшка, что за нами бежала, когда я тебя из 92-го забирал. Одна кожа да кости и ветер в голове, я еще тогда боялся, что ее в речку сдует. Вот же ж ты кобель, двух недель не прошло, а ты уже к новой юбке клеишься. Завидую!
– Какой новой? Это же она и есть!
– Как она? – Шофер вскинул брови, и они уползли под бинты.
– А вот так! Ты за две недели спер у нас целых пятнадцать лет.
– Ничего я не спер. Ничего личного, работа у меня такая, баранку крутить. И вообще не спер, а немного выровнял. Ну, сам посуди, на кой тебе эта малолетка? Ты ее паспорт смотрел? За такие эксперименты и посадить могут. А тут надежный вариант, обжитая, опытная, практически ровесница. Самый сок! Ладно, шучу. Извини, если что. Это ж не я, это все западные технологии. Перенесли меня хер знает куда, а, между прочим, у нас здесь важное дело.
– Какое? – Спросил Иван, пытаясь справиться с гневом.
– Посмотри на часы. – Шофер устремил взгляд в сторону входной двери, над которой висел циферблат. – Мне отсюда не видно, который час?
– Половина двенадцатого, а что?
– А секундная стрелка куда движется? Как положено или наоборот?
Иван присмотрелся и снова увидел, как тонкая чуть заметная линия медленно бежит в обратную сторону.
– Что за херня. – Удрученно пробурчал Иван.
– Если нальешь мне немножко выпить, то я тебе все расскажу.
***
Чтобы докопаться до истины, Ивану понадобился целый день. Поиск алкоголя в больнице был настоящей головоломкой. Чисто теоретически Иван мог выпросить у Оли одну из бутылок вина, что в благодарность дарили ей выписавшиеся пациенты. Но он не решился ее подставлять. Зато торг с лечащим врачом возымел успех, тот с легкостью предоставил ему пару тюбиков спирта взамен на верные результаты предстоящих матчей “Спартака”.
Несмотря на серьезные травмы, находясь в плену гипса и бинтов, шофер чувствовал себя вполне неплохо и единственная трубка торчала из его рта.
– Ох! Хорошо пошло, е-мое! – заурчал он, посасывая с трубочки чистый спирт. Огненная вода, как бальзам, растирала широкую душу пространственно-временного первопроходца.
Иван сидел рядом и перебирал газеты, разбросанные на прикроватной тумбочке.
– Как-то на душе тепло стало. – Сказал шофер. – Вот теперь и поговорить можно. По душам!
Иван подвинулся поближе. Шофер выплюнул трубку и начал вещать:
«Пока остальные пацаны бегали с рогатками по двору и играли в войнушку, я чах над контурными картами с историей географических открытий. Восхищался Магелланом, завидовал Колумбу и, как Ермак, мечтал покорять Сибирь. Меня бросало, то в жар американских прерий, то в холод полярных морей. Я одновременно чувствовал себя Америго Веспуччи и Семеном Челюскиным. Я верил, что когда-нибудь, обязательно открою свой континент, или, хотя бы, мыс.
Когда одноклассники повзрослели и стали дергать девочек за косички, мое сердце покорило моделирование. Я прогуливал уроки, воровал детали, посвящая все время конструированию игрушечных самолетов, машин и ракет. Юрий Гагарин стал моим новым кумиром. Когда на земле открыли все потаенные места, я грезил покорением космоса и мечтал улететь на Марс. Гагарин был иконой, но в космос его отправили конструкторы и я хотел стать одним из них. Быть таким, как Королев, Сикорский и Туполев.
Время шло, ровесники уже водили девушек на дискотеки, а я проводил ночи с книгами по истории России. Глубоко погружался в них и потел от переживаний. Мысленно следил за судьбой русских царей, боролся с монгольским игом, чистил пушки под Бородино и брал Зимний дворец. Постные школьные уроки со съездами ЦК КПСС не шли ни в какое сравнение с тем, что я узнавал из книг. Я не ограничивался историей нашей родины и постепенно погружался в прошлое всей планеты. Испытывал пыл и трепет буржуазной революции, ехал в Индию с Александром Великим, хоронил Тутанхамона.
Земля изведана вдоль и поперек, человек уже покорил космос, но время ему до сих пор неподвластно и когда прозвенел последний звонок я понял, что посвящу жизнь физике. Окончив институт, я поступил в НИИ приборостроения, принял участие в работе над большим адронным коллайдером, малоизвестные свойства которого таили в себе поистине магический потенциал. Пока конспирологи замыкались в кольце врагов, я вместе с другими учеными работал над тем, чтобы заточить землю в кольцо большого коллайдера и крутить его как хулахуп на талии негритянки.
Собрав все увлечения в кучу и, помножив их на мощь большого коллайдера, я стоял на пороге больших открытий. В рабочих тетрадях разработал концепт, позволяющий с помощью ускорения заряженных частиц влиять не только на пространство, но и на время. Я долго спорил с физиками о том, что мой конспект это не фантазия пьяного шизофреника, а настоящий научный рывок, разрушающий целую стену. Время может идти не только вперед, но и назад и я не сомневался в этом. Но другие мне не верили. И, все равно, под тяжестью доказательств, постепенно соглашались со мной. Еще чуть-чуть и я бы дожал этих скептиков и, кто знает, может быть в ХХI век наша страна вошла бы с новой и никому не ведомой технологией. Но случилась катастрофа – распался Советский союз. НИИ зачах, так и не позволив мне довести до конца начатое. Я остался без работы и пошел пытать счастье в других отраслях. Вляпался в МММ, заливал горе водкой и, чуть было, не отдал свой жигуль за долги. Алая “копейка” спасала меня. Я таксовал на ней в тяжелые времена, что позволяло не сдохнуть с голоду.
Я, как и все человечество, допустил много ошибок и всегда мечтал вернуться назад, чтобы что-то исправить. Время от времени я возвращался к наработкам. Когда похмелье не сильно тревожило меня, то находились силы, чтобы что-то добавить в тетрадь. В новый век я вошел с твердым решением использовать принцип коллайдера в двигателе своего автомобиля. Вонзил под капот уменьшенную версию адронного кольца, сохранив прежнюю мощность. Попутно добился в ученых кругах продолжения исследований. Но там меня воспринимали как юродивого маргинала и не слишком серьезно относились к моим словам. Тем не менее работа над коллайдером продолжалась и к 2007 году все было готово к первому запуску. Один из исследователей доверился моим расчетам и направил их в Швейцарию. Не знаю, применили они их или нет, но там произошел взрыв, и вся работа пошла насмарку. Коллеги обвинили меня, я снова нажрался и послал всех на хер. На этом мое сотрудничество с НИИ и большим адронным коллайдером подошло к концу. Пьяный и расстроенный, я корпел под капотом, рискуя спровоцировать новый взрыв. Бился головой о стену. Не только головой, но и машиной. А толку все не было.
Я человек широкой души и мысли, смотрю на мир с высоты башенного крана и мыслю, как главный инженер. Именно поэтому постоянно упускаю всякую мелочь, которая, казалось бы, в масштабах рассматриваемых вопросов не более чем погрешность – какая-то пыль. А, в конечном итоге, каждое упущение приводит к аварии: взрыву большого коллайдера, разбитому капоту жигулей и повороту времени вспять. Как-то я перепутал газ и тормоз и именно авария позволила мне разрушить пространственно-временной кордон. Я даже не сразу понял, что создал машину времени. Я верил, что рано или поздно мои изыскания приведут меня к научным открытиям, но даже не подозревал каким.
После взрыва большого коллайдера я решил утереть нос всем скептикам и постоянно модифицировал автомобиль. Запечатанный под капот ускоритель частиц позволял развивать невероятную скорость. Поначалу, я использовать машину для участия в ралли. Гнал по ухабам, месил колесами грязь, уверенно лидировал в гонке и пришел бы к финишу первым, если бы не пропустил поворот. Меня занесло, я врезался в забор и с удивлением обнаружил, что нахожусь не у финиша, а на старте гонки, стрелки на циферблате сдвинулись на час назад, а все мои соперники, с которыми я мчался наперегонки еще минуту назад, только собираются жать на газ. Так я проиграл гонку, но научился выигрывать время. Его стало столько, сколько бы я захотел. Но к этому я пришел не сразу. Я был уверен, что гонка мне просто причудилась после удара о руль головой. То, что вместе с заградительным забором трассы, я снес и время, стало понятно существенно позже.
Мечта сбылась. Мне покорилось прошлое. Я мог исследовать его, погружаясь в глубины времен. Я даже пытался влиять на историю, устраняя известные несправедливости, но чтобы не делал, становилось лишь хуже. Нет, Кеннеди я не спасал. Нахрен он мне сдался? А вот Махатма Ганди я бы помог, с ним хоть поговорить по душам можно. Но помочь так и не вышло. Да что там, я даже Пушкина не спас. Хотя сам лично дал леща Дантесу. Видел бы ты его наглую рожу. Я до сих пор посещаю концерты Высоцкого и иногда выпиваю с Хайямом».
Сухие губы шофера, едва выглядывали из-под бинтов. Иван склонился над ним, как жрец перед мумией, стараясь не пропустить ни единого слова.
– Это все интересно, но зачем мы здесь? – Спросил Иван.
– Чтобы повернуть время вспять. Я ж тебе рассказывал, что весь мир идет вперед, а у нас время движется назад. В каком-то смысле это даже мило. Ведь и здесь мы единственные в своем роде, впереди планеты всей. Только вот, как бы я не убеждал себя, что к этому можно привыкнуть, бегущая в обратную сторону стрелка меня откровенно бесит! И в том, что время повернулось вспять есть и моя вина.
