Александр Зимовец
Чернолесье
– Грановский… – проговорил я. – Обычно в играх нет разницы между убийством людей и убийством монстров.
– А здесь есть разница, – сказала Сергей, снова взяв со стола перо. – Наверное, потому что это не игра.
Макс потянул меня за рукав, давая понять, что аудиенция, видимо, окончена. Но у меня было еще одно дело к Сергею.
– У тех, кто на меня напал, было при себе вот это, – сказал я и достал из кармана резиновый браслет с синим камешком.
– Ну-ка, ну-ка, можно взглянуть? – Сергей протянул пухлую ладонь с небольшими морщинами. Пару секунд он разглядывал переливающийся в тусклом свете из-за окна камень.
– Синие редко бывают, – произнес он. – Собственно, я видел таких всего два. Один парень с таким сейчас в Кирхайме, путешествует по тамошним городкам. А вот второй… да, второй, наверное, погиб. По крайней мере, вестей от него не было уже полгода.
– Кто он? – спросил я. – У меня вот тоже синий камень.
– Он прожил в Кернадале год – помогал мне с зачисткой болот от змеев. Вот Лана его еще застала. Отличный был мастер алебарды. Антоном его звали. Странный он был немного.
– А что странного?
– Понимаешь, мы все здесь по-своему странные. Наверное, это потому что каждый по-своему переживает переход и объясняет самому себе смысл случившегося. Кто-то и вовсе не верит, что какой-то смысл во всем этом есть. А вот Антон – верил. Было у него что-то такое, вроде видений каких-то. Говорил, что является ему время от времени какая-то девушка с рыжими волосами и разговаривает с ним.
Я вздрогнул.
– Он… действительно ее видел? – спросил я.
Сергей посмотрел на меня настороженно. Похоже, я, как ни старался, не сумел унять дрожь в голосе.
– Не знаю, – ответил он. – Может быть, это было просто что-то вроде внутреннего голоса. Но он говорил, что пару раз эта девушка спасала ему жизнь.
– И что же с ним потом стало?
– Полтора года назад он ушел из Кернадала. Причину толком не объяснил – что-то говорил про жажду странствий и поиск себя. Но мне кажется, что что-то он скрывал, все-таки. По-настоящему он ни с кем здесь не был близок, и я так и не знаю, что им двигало. И теперь, видимо, не узнаю уже никогда.
– Летом Лана ездила в Брукмер, – встрял в разговор Макс. – Говорила, видела его там – в мушкетерской форме. Видимо, он там как-то устроился при дворе маркграфа. Может быть, в набеге на иеремитов погиб?
– Может быть, может быть, – покачал головой Сергей.
Мы помолчали.
– Ладно, обустраивайся, – сказал он, словно вспомнив обо мне после минуты раздумий. – Максим, найди там комнату ему какую-нибудь.
***
Вечером я лежал в своей новой кровати – весьма жесткой и неудобной – и беседовал расположившемся у противоположной стены Степой – моим соседом. Худой и долговязый, он носил очки, отчаянно сутулился и большую часть времени проводил в одной из сохранившихся крепостных башен, где оборудовал себе магическую лабораторию.
В небольшом камине уютно трещали дрова. Отсветы его пламени бегали по холодным каменным стенам, завешанным кое-где продранными гобеленами. В углу стоял грубо сбитый из неоструганных досок шкаф, теперь наш общий.
Степа был как раз из тех, о ком Олег сказал, что они жадно набирают себе магических навыков, а потом об этом жалеют.
Во-первых, докачавшись с огромным трудом до десятого уровня, он все еще не мог ходить по Чернолесью без провожатых: заклинания отнимали слишком много сил, и в ходе боя даже с не слишком опасным противником можно было потерять силы и глупо погибнуть.
Во-вторых, церковные и светские власти Карнарского королевства, вынужденные, скрепя сердце, мириться с существованием егерей, в виду их очевидной пользы, магов, все-таки, не переваривали. Магия считалась здесь сакральной и допускалась в определенных пределах только для служителей церкви. Прикосновение же к ней со стороны невесть откуда взявшегося некрещеного человека, рассматривалось, как тяжкое святотатство, и вело прямиком на костер. На костер Степа не желал, потому свои магические опыты мог проводить только в Кернадале.
Разговор у нас зашел о том, о чем я так и не решился спросить у Сергея: и все-таки, все это вокруг симуляция, или мы попали в какой-то другой мир. Степа придерживался второго мнения.
– Но погоди, – прервал я его тираду, посвященную проведенному им лично исследованию звездного неба, не выявившему никаких аналогий с земным атласом. – Это все круто, но как быть с системными сообщениями? Ты ведь тоже их видишь, да? Вот эти строчки о том, сколько ты получил экспы. Это же типичная условность игр. А меню с навыками? Как все это может существовать в природе?
– А ты уверен, что оно существует именно в природе? – спросил он, ворочаясь на соломенном тюфяке.
– В смысле? – переспросил я.
– Ведь эти сообщения не видит никто, кроме нас, – пояснил Степа. – Более того, я не вижу твои, а ты – мои. Значит, они просто у нас в голове. А вот мир вокруг мы видим оба – значит, он реален. Пойми, никто не смог бы эмулировать настолько проработанный мир. Не то что «Норска» – три десятка программистов – но вообще ни одна студия. Ни Electronic Arts, ни Blizzard, никто. Здесь живут миллионы людей – и у каждого свои интересы, мечты, желания. Не карикатурные, не усредненные, не заскриптованные – настоящие. Создать такое просто не под силу человеку. Только богу.
– То есть, ты считаешь, что нас сюда перенес бог? – уточнил я.
– Да нет же! – он хлопнул ладонью по тюфяку, издавшему сухой шелест соломы. – Кто нас сюда перенес – это вопрос отдельный. Но он не создавал этот мир – мир просто есть и все.
– А сообщения? – вернулся я к началу разговора.
– А вот всю эту игровую бутафорию создал тот, кто нас отправил. Создал специально для нас. Понимаешь, это для нас – игра. А для всех остальных здесь – жизнь.
– И какова цель игры? – спросил я. – Как пройти ее до конца?
– Спроси чего полегче, – вздохнул Степа, отвернувшись к стене. – Я не слышал еще ни о ком, кто прошел ее. Или хотя бы понял, как пройти. Сергей вообще считает, что цель у каждого своя.
– И какую же цель выбрал ты?
– Я хочу понять, как все это устроено, – ответил он. – Например, магия. Откуда она берется здесь, где черпает силы? Но пока нихрена не понял. Иной раз мне, все-таки, кажется, что это действительно виртуальная реальность. Уж слишком здешняя магия смахивает… на программирование, что ли?
Степа замолчал, задумавшись о чем-то своем, а я не стал допытываться, что он имел в виду. У меня была своя пища для размышлений.
Вот человек поставил себе цель. А есть ли цель у меня? Выбраться отсюда? Но все, кого я встретил до сих пор, уверены, что это невозможно. А раз так, не пора ли всерьез задуматься о том, чего я хочу добиться в этом мире?
От этой мысли мне сало неуютно. Она сильно смахивала на навязчивые разговоры отца «о твоем будущем», которые он вел со мной сперва в последние школьные годы, а затем – снова возобновил по мере приближения к окончанию университета.
Я повернулся к стене и зажмурил глаза. Не хочу я пока ничего здесь добиваться. Я хочу домой. И если мне не помогут туда попасть в Кернадале, значит, я найду помощь где-то еще.
Глава 14
Дни потянулись за днями, по-зимнему короткие и однообразные. Каждое утро половина населения Кернадала отправлялась на охоту, а другая оставалась в крепости, занимаясь хозяйственными делами: рубили дрова, готовили еду, топили камины.
Зима здесь была европейская: не слишком морозная, но промозглая, ветреная и сырая. В продуваемом всеми ветрами каменном Кернадале было ужасно холодно, и дров уходило многовато просто на то, чтобы не замерзнуть среди ночи насмерть. Разок я даже поискал в списке перков, нет ли там чего-то вроде устойчивости к холоду, но ничего не нашел. Иногда мне казалось, что именно холод стал моим главным врагом здесь. Но, конечно, не единственным.
То и дела из окружавшего крепость мрачного леса выходила то нестройная толпа ходячих мертвецов, то пара-тройка гигантских пауков, ужасно быстрых и смертельно ядjвитых. Как рассказал мне Макс, летом опаснее всего были огромные болотные змеи, но зимой они сидели подо льдом, зато прочей гадости меньше не становилось. Поэтому и днем, и ночью кто-то должен был дежурить на крепостной стене. Ночью – не менее двоих. Дежурства эти были утомительны, и чаще всего никто за всю ночь не объявлялся. От постоянного вглядывания в холодную безлунную тьму слезились глаза, а руки тряслись от необходимости все время носить факел.
Времени для общения было немного. В основном, поговорить с кем-то обстоятельно можно было только вечером в небольшой гостиной с камином, либо на дежурстве. В эти минуты я старался разговорить кого-то из насельников Кернадала, расспросить их о прошлой жизни. К моему удивлению, расспросы эти почти ничего не давали: после нескольких самых общих фраз люди либо меняли тему, либо ссылались на головную боль.
Сперва подобное поведение егерей меня злило и укрепляло в мысли, что все они – просто неигровые персонажи. Тем более, истории у большей части из них были довольно похожие. Из пятнадцати егерей, живущих в Кернадале, десятеро были парнями в возрасте от семнадцати до тридцати, геймерами или ролевиками.
Почти все они качали боевые навыки: мечи, древковое оружие или огнестрельное. Только двое набрали много мирных умений: это были Степа и Лана, которым посчастливилось оказаться в Кернадале уже в первые дни здесь, и не пришлось выживать в одиночку.
Но однажды, когда я стал расспрашивать на эту тему молчаливого Равиля – того самого, которого Макс назвал бароном Раулем – тот вдруг раздраженно бросил: «А ты сам о себе все помнишь?». Я впервые за время своей зимовки в Кернадале задумался над этим вопросом… и похолодел.
Нет, нельзя сказать, что я полностью забыл все свое прошлое. Я помнил отдельные сцены очень хорошо, но некоторые факты выпали напрочь выпали из головы, и сколько я ни морщился, не желали возвращаться.
Например, я хорошо помнил, что учился на журфаке и мог восстановить в памяти имена большинства одногруппников, но название университета и имена преподавателей забыл напрочь – хотя помнил их лица. Хорошо помнил Алину и почти все, что с ней связано, но напрочь забыл, где она учится и на кого. Попытки же вспомнить забытое приводили к сильным приступам головной боли, затягивавшейся порой на несколько часов и делавшей меня вялым и раздражительным. Это открытие шокировало меня, и я тут же перестал мучить расспросами товарищей по Кернадалу.
В тот же день я рассказал о нем Сергею. Мы сидели возле камина в гостиной – я вернулся с охоты чуть раньше остальных и отогревал у огня озябшие руки. Сергей читал массивную полурассохшуюся книгу из не слишком богатой кернадальской библиотеки.
Когда я, сбиваясь и запинаясь, рассказал о своем открытии, он покачал головой и сказал, что с этим сталкиваются все егеря. Он предполагает, что это побочный эффект от мгновенного обучения. То самое, приятное головокружение, во время которого в моей голове появлялись новые знания, должно было сперва освободить для них место. Стереть что-то ненужное, по мнению программы.
– Но как так? – спросил я. – Получается, что чем больше ты качаешься…
– Да, – кивнул Сергей. – Чем сильнее ты становишься, тем менее принадлежишь нашему миру и сильнее прирастаешь к этому. Тот, кто отправил нас сюда, отлично все продумал.
– Кто он? – спросил я уже далеко не впервые. – Если это программа, то где она записана? Прямо у нас в мозгах?
– Я не знаю, – пожал плечами Сергей. – За десяток лет здесь я слышал кучу теорий о том, кто он и зачем все это делает.
– Например? – мне стало интересно.
– Моя любимая – что это все эксперимент инопланетян. Они набрали некий пул людей, в основном, молодых, и тестируют их на поведение в условиях кризиса. Ну, например, чтобы лучше предсказывать наши действия в случае полноценного вторжения. Знаю нескольких человек, кто всерьез в это верит. Хотя, кажется, это из какого-то фантастического романа девяностых годов.
– А еще?
– Ну, одна девушка всерьез убеждала меня, что все мы умерли и попали в ад. Или в чистилище – она пока не решила. Она вообще человек довольно своеобразный: сейчас служит в храме Мученицы Евфимии где-то в окрестностях Кирхайма.
– А другие варианты?
– Ну, разумеется, секретный эксперимент каких-нибудь спецслужб: наших, американских, еще каких-то, кому что больше нравится. По вкусу вместо спецслужб могут быть корпорации, вроде Гугла. Суть эксперимента объяснить затрудняются: что-то про контроль сознания.
В этот момент в гостиную ввалился Макс, раскрасневшийся, в расстегнутой куртке.
– Я еще от одного парня слышал вариант, – начал он, судя по всему, подслушав часть нашего разговора, – что все это в самом деле компьютерная игра, разработанная Грановским. А нас он в нее запустил, чтобы наполнить ее живыми и разумными NPC. Со временем мы все забудем, врастем в этот мир окончательно, и тогда можно будет запускать игроков.
– Это тебе уже не фантастика девяностых: тут чувствуется влияние «Черного зеркала», – прокомментировал Сергей, иронично прищурившись.
– А сами-то вы что думаете? – не выдержал я. От последней версии мне стало совсем не по себе.
– Я? – Сергей потер лоб пальцами. – Знаешь, я думаю, что все это контрпродуктивно. Можно городить любые теории, но ни одна из них ничем нам не поможет. Это так же, как в нашей прошлой жизни: можно объяснить любые события заговором масонов или кознями оккультного отдела КГБ, но ни одна из этих прекрасных теорий не позволит тебе предсказать будущее и вообще никак не улучшит твою жизнь. Нужно просто жить и все.
– То же самое сказал мне Олег.
– Олег хороший человек, – кивнул Сергей. – Я хотел бы, чтобы он был здесь, с нами. С ним было бы легче. Но…
Мы помолчали. Гудел ветер в печной трубе, трещали в камине поленья, возился возле дверей еще кто-то из егерей, развязывая мокрый плащ.
– Значит, все-таки, никакой цели в этой игре нет? – спросил я. – И никто не знает, как ее пройти?
Сергей кивнул, отложив разлохматившуюся книгу на старый колченогий столик.
– Ну, или можно сказать по-другому, – проговорил он, откинувшись на спинку кресла. – В ней есть только та цель, которую ты сам себе установил. Как в жизни. Когда мы родились в нашем мире, нам ведь никто не показал вступительный ролик и не объяснил, что нужно сделать, чтобы увидеть финальные титры. Ты просто рождаешься, живешь, и сам решаешь, какой во всем этом смысл.
– Если так, то какова же ваша цель здесь? – спросил я.
– Моя цель? – Сергей потянулся, придвинув кресло поближе к камину. – Знаешь, моя цель в том, чтобы у тех наших, кто сюда попадает, был маяк, к которому можно идти. Место, где их примут, объяснят, что происходит, научат жить здесь. Это то, что останется, когда я умру. Было бы очень круто, если бы после каждого из нас осталось хоть что-то, что будет помогать людям.
«Когда я умру» – мысленно повторил я, невольно поежившись. Он уже всерьез настроен на то, что так и умрет здесь. А я?
Мы снова помолчали немного и заговорили о насущном – о завтрашней заготовке дров.
***
Пару недель спустя мы с Ланой отправились собирать подснежники. Звучит романтично, если не знать, что подснежниками жители Кернадала называли крупные грибы с зеленоватыми, слегка опалесцирующими шляпками, мягкими и плотными, как резина. Росли они отчего-то зимой, прямо под снегом, за что и получили название. Не совсем обычные грибы это были, откровенно говоря. Степа, много экспериментировавший с дарами леса, говорил, что это и не грибы вовсе, и досадовал, что нет у него полноценной лаборатории, а то бы уж он разобрался, что они такое.
Так или иначе, подснежники не росли нигде, кроме Чернолесья, и очень ценились. Лана варила из их толченых шляпок мазь, заживляющую раны и ожоги, а в Брукмере из них делали стойкую зеленую краску для тканей. Можно сказать, что они были одной из главных доходных статей Кернадала: каждый год весной маркграф присылал особый караван, что выкупить то, что егеря насобирали за зиму.
К давно облюбованным грибным полянам были протоптаны тропинки, но их то и дело заметало снегом, так что пробираться приходилось с трудом. Шли мы медленно, не торопясь, тщательно проверяя, не притаилась ли под снегом или в ложбине какая-нибудь мертвожорка или грызень. Я уже хорошо усвоил, что беспечности Чернолесье не прощает.
Каждый раз, выходя из ворот Кернадала и углубляясь в лес, я чувствовал его мертвую, давящую атмосферу. Все это место было словно пропитано концентрированной смертью, смотрящей на тебя из-за каждого дерева бессмысленными оловянными глазами.
Несмотря на это, мне нравилось бродить по лесу. Был в этом какой-то восторг первооткрывателя: за каждым кустом здесь могла притаиться тайна, пусть даже, чаще всего, и пугающая. Например, однажды мы с Ланой набрели на полуразвалившуюся хижину в лесу, оплетенную засохшими черными лианами.
Наверное, когда-то здесь жил лесник, но в Чернолесье никакому леснику было не выжить. Бог знает, что стало с хозяином. Никаких вещей внутри не было, кроме инструментов, покрытых толстым слоем ржавчины.
Да, бродили по лесу мы чаще всего с Ланой – так выходило как-то само собой. Ни я, ни она, казалось, специально не подгадывали. Кое-кто из егерей шутил по поводу наших совместных экспедиций, и шутки это были понятно какого сорта, но ничего особенного между нами не было.
Сегодня, протаптывая заметенную за неделю дорожку, мы говорили о прошлом кернадальцев. Нет, свои настойчивые попытки я уже оставил, но сегодня разговор как-то зашел сам собой.
– А вот взять Сергея, – сказал я. – Даже если он здесь десять лет, все равно, попал он сюда уже немолодым. Ты знаешь, кем он был там? Как попал к Грановскому?
– Он как-то упоминал, что был сценаристом, – ответила Лана. – Вроде как, ему показали раннюю версию игры.
– То есть, ее тестируют уже десять лет? – уточнил я.
– Это… сложный вопрос, – покачала головой Лана. – Вот ты помнишь, какое было число, когда ты здесь оказался?
– Конечно, – ответил я. – Это было… подожди-ка… я еще последний экзамен только сдал… значит, это было… двадцать седьмое июня, наверное… или двадцать восьмое… а что?
– А год? – спокойно спросила она.
– Ну, ты смеешься, что ли? – я улыбнулся, не вполне осознавая, серьезно ли она. – Год был… две тысячи… погоди… в смысле?..
Лана коротко взглянула на меня и кивнула.
– Вот видишь, – сказала она. – Это все очень непросто. Никто не знает, как здесь течет время, и как соотносится со временем там. Сергей здесь десять лет, но не факт, что за это время там тоже прошло десять лет. Понимаешь?
Я кивнул. От всего этого кружилась голова. На что опереться в этом мире миражей, если даже время опорой служить не может? В недавнем разговоре Сергей упомянул «Черное зеркало», а его десять лет назад ведь еще не было? Но он ведь и не сказал, что смотрел его – может быть, ему просто кто-то пересказал сюжеты?
– Нас отрезали от того, что было там, – продолжила Лана, не глядя на меня. – Здесь я встречала егерей, забывших даже свои имена.
– Кстати, а как тебя зовут? – спросил я. – Лана – это полное имя?
– Нет, – коротко ответила она и посмотрела куда-то в сторону. Я почувствовал, что тема ей неприятна, но что-то, все-таки, заставило меня переспросить.
– А как тогда? Светлана?
– Неа, – она легонько покачала головой.
– А как?
– Ланатель, – тихо ответила она и сжала губы, явно ожидая, что я засмеюсь.
Первым моим порывом действительно было усмехнуться – уж больно вышло неожиданно – но я взял себя в руки и сдержался. Переспрашивать, не в самом ли деле она эльфийская принцесса, я тоже благоразумно не стал.
– Родители – придурки, – коротко ответила она и замолчала, словно это все объясняло. – Толкинисты старой школы. Еще в девяностые бегали в занавесках по лесам, там и познакомились. Разве такие могли дочь Машей назвать? Конечно, надо выпендриться было. Знаешь, хоть и папа с мамой, но иной раз мне кажется, что я их за одно это уже ненавижу.
– Ну, а что такого? – смущенно спросил я. – Это же красиво…
– Да что красивого?! – лицо Ланы вспыхнуло. – Ты не представляешь, сколько я за всю жизнь наслушалась шуток по этому поводу разной степени плоскости. И главное, была бы я еще красивая, может такое имя добавляло бы шарма. А так…
Я открыл, было, рот, чтобы уверить Лану, что она очень даже красивая, но она взглянула на меня раздраженно: дескать, я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать, и что говорить ты это будешь только из вежливости.
– Думала, как восемнадцать стукнет, – продолжила Лана, не глядя на меня, – пойду и сменю имя в паспорте на Лану. Да вот вместо этого за два месяца до совершеннолетия угодила сюда.
– Ну, так здесь-то ты могла назваться как угодно
– Могла, – кивнула Лана. – Да вот один раз проговорилась при этом придурке, так он теперь и издевается.
– А ты давно здесь? – спросил я.
– Три года уже, – ответила она. – Я ведь здесь рядом появилась. Два дня блуждала по лесу, чуть не повесилась от ужаса, а потом встретила Антона. Помнишь – тебе про него Главный рассказывал. Он меня в Кернадал и привел.
– Повезло, – коротко кивнул я.
– Да какое там «повезло», – махнула рукой Лана, глядя куда-то в сторону. – Ты не представляешь, как мне все здесь осточертело.
– Разве здесь плохо? – спросил я. Самому мне в Кернадале скорее нравилось. Общество людей из нашего мира казалось мне куда более приятным, чем чуждая жизнь средневекового Брукмера. Там меня не покидало ощущение, что это какой-то грандиозный спектакль, разыгрываемый для меня одного, или сходка реконструкторов.
– Ты не понимаешь, – Лана покачала головой. – Быть единственной девушкой здесь – удовольствие на любителя. Все эти взгляды, намеки, приставания. За три года, которые я тут прожила, меня два раза пытались… а, неважно. Обоих ублюдков Сергей выгнал и запретил являться в Кернадал, сказал, что убьет, но из памяти-то эту грязь уже не выдавишь.
Моим первым порывом было обнять Лану, но я понял, что это именно то, чего делать не следует ни в коем случае. Поэтому сложил ладони в замок и сильно сжал. Никакие слова в голову тоже не приходили – я вообще никогда не отличался умением проявлять сочувствие.
Я все еще раздумывал над тем, что же мне ей сказать, когда Лана, ушедшая за это время немного вперед – кажется, ей стало стыдно за свою откровенность – вдруг остановилась, подняла руку вверх и сделала пару шагов назад.
– Посмотри, что там, – прошептала она, когда я догнал ее. Я раздвинул плотную стену колючего кустарника, обступившего поляну, и невольно попятился назад.
Посреди заснеженной поляны из земли выходило нечто, похожее на трубу диаметром метра в два, врезавшееся под углом в землю. Это смахивало на зев какого-то тоннеля. Едва заметный пар, поднимающийся из дыры, свидетельствовал о том, что внутри теплее, чем на улице. А еще мне показалось, что свод… нет, такого, конечно, быть не могло, но мне показалось, что он состоял из чего-то, похожего на огромные человеческие ребра.
– Ты здесь такое раньше видела? – спросил я.
Лана помотала головой.
– Нет, ни здесь, ни где-то еще, – ответила она. – И мне это совсем не нравится.
Трудно было с ней не согласиться. Странное сооружение выглядело так, словно вело прямиком в ад.
Мы с Ланой осторожно сделали несколько шагов ко входу в нору. Снег вокруг нее лежал нетронутым, и это тоже было странно: кто же тогда ее вырыл, если пару недель назад ее еще не было?
– Надо сказать Сергею, – прошептала Лана. Вблизи от входа в этот тоннель мне тоже невольно хотелось понизить голос и даже дышать как-нибудь не особенно громко.
И тут в глубине черной дыры отчетливо послышались шаги – негромкие, глухие, медленные. Тот, кто шел оттуда, никуда не спешил и не был насторожен.
Я поднял руку и показал Лане, что нужно уходить. Она кивнула и двинулась назад: медленно, стараясь не шуметь, но в то же время – успеть покинуть сцену до того, как на ней появится новое действующее лицо.
Хрустя слипшимся снегом, мы отошли к краю поляны и притаились за двумя соседними деревьями. Стоило нам спрятаться, затаив дыхание, как из дыры появилась черная человеческая фигура.
Он точно был мертв – эти отвратительные рваные движения марионетки, управляемой неумелым кукловодом, ни с чем нельзя было спутать. Но в то же время, что-то неуловимо отличало его от тех мертвецов, которых я видел до сих пор. Вскоре до меня дошло: взгляд! Он осматривался как-то уж слишком осмысленно. Как будто был способен видеть.
Я взглянул на Лану и увидел, что она, смертельно побледнев, указывает мне на что-то едва заметным кивком головы. Я проследил за ее движением, и похолодел.
Действительно: дорожка наших следов была хорошо заметна на рыхлом грязном снегу, мы ничего не предприняли, чтобы ее скрыть, да и не успели бы. Обычного мертвеца она едва ли навела бы на нас – они не обладали зрением, скорее чутьем. Но этот…
Секунду спустя, он повернулся и посмотрел в нашу сторону. А потом двинулся вперед, стремительно набирая скорость и оскалив кривой рот с чуть отвисшей нижней челюстью. Лана вскрикнула. Мертвец, явно услышав ее, ускорился и зашипел. Я выхватил крикет, прицелившись в туловище твари.
Грянул выстрел, и на мгновение облако дыма скрыло от меня противника.
– Черт, мимо! – крикнула Лана, когда дым ее не успел рассеяться. Секунду спустя я уже и сам видел: тварь все еще бежала в нашу сторону.
Перезаряжать было некогда. Я отстранил Лану, принявшуюся шептать какое-то заклинание, и схватил крикет за гладкое цевье. Несколько шагов, и лезвие топора с треском врубилось в грудь монстра. Удар вышел что надо – я ожидал, что проломлю гнилые кости и разрублю человеческий остов пополам. Но не тут-то было: преодолев пару сантиметров, топор застрял в груди мертвеца, и он рванулся назад. От неожиданности я выпустил рукоять из рук и оказался безоружным.
Стоящая человеческая фигура с торчащим в груди топором представляла собой фантастическое зрелище. Полусгнившее лицо ухмыльнулось безгубым ртом, и мертвец двинулся на меня, вытянув вперед костлявые пальцы.
– И-е-эх! – выкрикнула Лана, ударив посохом по дереву. Навершие посоха от удара разлетелось, превратившись в бесформенную россыпь ленточек и щепок.
– Пригнись! – раздался ее отчаянный крик, и я едва успел упасть на землю.
Из навершия ударил яркий фиолетовый луч. То, что осталось от посоха, дрожало и дергалось в руках Ланы, словно пожарный шланг, из которого бьет струя воды. Лицо ее было перекошено так, словно в руках она сжимала раскаленный прут или провод под током.
Не без труда Лане удалось направить своевольный луч в сторону мертвеца, и тот рассек его голову, словно кочан капусты – только брызнули костяные осколки. Тело тут же обмякло и повалилось к моим ногам бесформенной грудой костей. Секунду спустя упала на землю и сама Лана.
До этого мне не доводилось видеть в действии настоящую боевую магию: кроме Ланы и Степы такими мощными заклятьями никто в Кернадале не владел, но и они не применяли их без нужды. И случившееся сегодня хорошо показывало, почему именно: никому не хочется лишний раз ломать любимый посох и отправляться в отключку. Цена у здешней магии была серьезная.
Дыхание Ланы было спокойным и размеренным, словно она просто решила вздремнуть на холодной земле посреди кишащего нежитью леса. Я не слишком беспокоился за нее: то, как магия пьет силы и погружает волшебника в сон, я уже видел. И в ее исполнении, и в Степином. Минут через десять Лана должна была очнуться, так что я просто прислонил ее к дереву, подложив плащ, чтобы она не замерзла, и убедившись, что вокруг больше нет врагов.
Голова твари была разворочена. Я наклонился, чтобы достать из ее тела крикет, и, невольно поморщившись, уперся рукой ей в грудь. Я думал, что моя ладонь ляжет на подгнившие ребра с остатками мертвой плоти, но вместо этого пальцы ощутили что-то ровное, твердое и холодное, словно мертвец был одет в стальную кирасу. Я ощупал грудь монстра, стараясь, чтобы меня не вырвало.
Кирасы, конечно, не было. Но и ребер не было тоже. Вместо них грудь мертвеца защищала толстая ровная костяная пластина. Вскоре пальцы наткнулись на круглую выемку с треснувшими краями, и я вздрогнул, когда осознал, что это такое. Я не промахнулся, когда стрелял. Попал этой твари в грудь, но вместо того, чтобы разворотить мертвецу все ребра и лишить его возможности ходить, тяжелая свинцовая пуля ударилась о костяной нарост и отскочила.
Вот уже пару месяцев я жил в Кернадале, но ни разу о подобном не слышал. В энциклопедии, закачанной в мою голову, тоже ничего об этом не было.
Нужно было сообщить остальным. Срочно.