Александр Зимовец
Чернолесье
Глава 20
Вслед за юным мушкетером все мы, включая настоятеля, взбежали по крутой лестнице с обтесанными, кое-где покрошившимися ступенями на монастырскую стену. На ней уже распоряжался сержант, расставляя вдоль крепостных зубцов усталых, обросших и осунувшихся солдат. Любопытно, что трое или четверо людей под командованием сержанта были одеты не в грязные разорванные мундиры, а в монашеские рясы.
Здесь же на стене находились и мои товарищи. Макс придирчиво осматривал арбалетные болты, нашедшиеся в монастырской оружейной, а Лана просто смотрела со стены вниз.
Посмотреть было на что. Крупные слонообразные твари, уродливо сросшиеся из мертвых тел, уже не расхаживали бесцельно вокруг холма, а целенаправленно ползли по его подножию вверх, прямо на нас. За ними, на небольшом отдалении следовала толпа ходячей нежити, а разного рода инсектоидные твари мельтешили у нее под ногами, будто готовые в любую секунду броситься вперед, но сдерживаемые чьей-то волей.
Даже по мнению такого не сведущего в военном деле человека, как я, все это здорово смахивало на штурм, который должен был начаться с минуты на минуту.
– Ваше благородие! – гаркнул сержант, изобразив нечто отдаленно похожее на строевую выправку – в осажденном монастыре явно было не до муштры.
Хорн раскрыл, было, рот, чтобы снова самоустраниться, но я прервал его жестом. Мне надоела эта глупая конфронтация, совершенно неуместная на фоне ползущей на монастырь черной тучи, состоящей из самой смерти.
– Ваше благородие, – произнес я потише, чтобы солдатам было не слышно. – Давайте не будем собачиться – мы несколько не в том положении. Если вы думаете, что я пришел сюда украсть ваши заслуги – ничуть не бывало. Если мы выживем, то в моем рапорте его сиятельству я укажу, что обороной командовали вы, и победа – целиком ваших рук дело.
– Вот именно, «если», – проворчал Хорн, но было заметно, что мои слова его тронули. – Тут надо бы отступать, но приказ его сиятельства был ясен – держаться до последнего.
– А разве есть куда отступать? – спросил я, и тут же пожалел об этом вопросе. Глаза лейтенанта подозрительно сузились, и он смерил меня ими с головы до ног. В этом взгляде отчетливо читалось: «Эта скотина собралась бежать и всех нас бросить, а еще командир выискался, с бумажкой!».
– Есть, – неохотно проговорил он и отвернулся.
Допытываться я не рискнул.
– Полурота, слушай мою команду… – гаркнул лейтенант, и я отошел от него, чтобы не путаться под ногами, прислонившись к одному из крепостных зубцов.
Глядя на ползущую снизу на холм тучу, я с холодным ужасом ощутил, что полурота мушкетеров – это не та сила, которая сможет с ней совладать. Вот если бы здесь был целый полк, да еще усиленный егерями Кернадала – тогда может быть…
Я с силой зажмурился, стараясь отрешиться от звуков вокруг: отрывистых команд лейтенанта, топота сапог по камню, шороха шомполов, лязга шпаг, ругательств и молитв.
Какие у меня есть варианты? Просто принять бой вместе со всеми? Скорее всего, это значит бесславно погибнуть. Ну, пусть не бесславно. Может быть, кто-нибудь сложит песню о героях Клугстера. Такое себе утешение.
Можно обыскать монастырь в поисках таинственной реликвии. Вот только ее может ведь и не быть – никто мне ее не обещал. А даже если она и существует – смешно было бы надеяться, что я случайно обнаружу здесь что-то, о чем не знает сам настоятель. Особенно в условиях нехватки времени – а его у меня остались считанные минуты.
Можно просто сбежать – судя по оговорке лейтенанта, это возможно. Допустим. А потом что? Как я вернусь в глаза, и что скажу маркграфу… и Кире? Последний вопрос волновал меня больше всего – я чувствовал, что не оправдать ее надежду я не имею права. Почему? В сущности, мы ведь почти и не знакомы. Однако все здесь так туго переплелось: и то, что она не раз спасла мне жизнь, и надежда вернуться домой, и ее красота, и что-то еще, чему у меня даже не выходило дать имя.
Я открыл глаза и снова взглянул вниз. По склону холма, никуда не торопясь, на Клугстерский монастырь наступала смерть: холодная, безжалостная, неминуемая. Я должен был что-то сделать: для себя, для Макса с Ланой, для Винса, для Киры, для всех этих грязных и усталых людей, готовящихся сейчас идти в последний бой. Нельзя сидеть сложа руки.
Я сделал несколько шагов от крепостного зубца в сторону лестницы. Мне нужно было проверить одно предположение. Если оно окажется неверным – скорее всего, я погибну. Впрочем, шансов выжить у меня и так было немного. С этой мыслью я сжал рукоять крикета и стал спускаться по лестнице вниз.
Монастырский двор был пуст: все способные держать оружие поднялись на стену, а прочие попрятались по кельям. Я огляделся по сторонам: где-то здесь я, кажется, видел плотницкую мастерскую. А вот и она: дверь приоткрыта, и внутри никого нет. Это хорошо – не потребуется объяснять, для чего мне понадобилось долото и молоток. Конечно, на худой конец можно было бы использовать и крикет, да ведь затупится же. Проскользнув в пахнущую смолистой доской келью, я схватил валявшиеся на верстаке инструменты и двинулся дальше, в сторону галереи.
Каждый мой шаг по стертым камням отдавался эхом под каменными сводами. Я хорошо осознавал, что то, что я собираюсь сделать, едва ли останется без последствий. Если я ошибся, если там ничего нет – мне за такие художества, вероятно, не миновать костра. Но раздумывать было некогда, и испрашивать благословения – тоже. Может быть, мы вообще все вот-вот погибнем, и тогда ничего из сделанного уже не будет иметь значения. Но я должен был знать, угадал я или нет.
Сделав глубокий вдох, я занес молоток и ударил долотом прямо в лицо Мученицы Евфимии.
***
Из галереи я вышел, сжимая в трясущихся от волнения, перепачканных штукатуркой пальцах кожаный футляр с чем-то прямоугольным, похожим наощупь на тетрадь. Оно было там, под мозаикой! Я угадал!
Вот только радоваться было рано: что бы ни было написано в этой книге, или что там лежит в футляре, от подбирающейся к стенам нежити оно меня никак не спасет. Словно подтверждая эту мысль на стене оглушительно грохнул первый залп мушкетов. Я направился к лестнице, чтобы узнать, как обстоят дела, и у самого ее подножия едва не врезался в отца Келлера, семенившего вниз, перебирая четки с зеленоватыми камешками. Выглядел он удивительно спокойно для человека, находящегося в смертельной ловушке. Впрочем, спокойствие это было, похоже, напускным: пальцы, щелкающие бусинами, немного подрагивали.
– Это оно? – спросил настоятель, кивнув на футляр в моих руках. Я, было, попытался спрятать ее за спину, но не успел.
– Я думаю, что да, – ответил я, протянув футляр ему. Но он торопливо отстранил реликвию и внимательно посмотрел на меня.
– Просто ответьте мне на один вопрос, молодой человек, – проговорил он, глядя мне в глаза. – Посмотрите на меня и ответьте. Вы знаете, что делаете?
– Я знаю, – ответил я, вложив в эти слова, пожалуй, больше уверенности, чем чувствовал в действительности.
– Ну, ладно, – Келлер явно все еще колебался. – Я вам верю. Идите по коридору налево, потом по лестнице вниз, а там спускайтесь в погреб. Галерея выводит в катакомбы под монастырем. Будете на всех развилках сворачивать вправо – выйдете к реке в миле отсюда.
– Так пойдемте все вместе, – предложил я.
– Молодой человек, я живу в этой обители уже тридцать лет, – покачал он головой. – Если ей суждено погибнуть под натиском дьявольских порождений, значит, так тому и быть. Тех из братии, кто посчитал иначе, мы отправили через этот проход еще в начале осады. Но я не уверен, сумел ли кто-то из них вырваться – без лошадей-то. Кстати, барана своего и лошадей заберите во дворе – полагаю, они уже отдохнули.
– Но почему…
– Нет времени, – его преподобие уперся мне в грудь пухлыми ладонями. – Вы неспроста здесь появились, я вижу. На доброе дело вам нужна эта вещь или на злое – у меня нет времени выяснять, но раз уж она у вас в руках – на то воля Вседержителя. Что вы делаете – делайте скорее.
Поклонившись настоятелю и отправив едва пришедшего в себя Винса за скакунами, я бросился по лестнице на стену. Наверху уже кипел бой – стая гигантских черных шершней яростно бросалась на мушкетеров, отбивавшихся от них прикладами и палашами. Вести огонь по наступающей нежити стало невозможно, и она, пользуясь этим, подбиралась все ближе, но до стен пока еще не дошла. Воздух был наполнен отвратительным дребезжанием тонких перепончатых крыльев, криками, ругательствами, ударами и пороховой гарью.
В этом зудящем аду мне едва удалось отыскать Макса и Лану, дравшихся возле одной из округлых крепостных башен. Несколько отвратительных, басисто жужжащих существ вились вокруг них, не давай опомниться. Лане приходилось просто бить их посохом – пускать в ход магию было смертельно опасно. Но убить такую тварь ударом палки было непросто – после каждого удара они отскакивали в сторону, и снова бросались в бой с удвоенной яростью.
При моем появлении одного из них Лана как раз отбила в сторону стены, черной от пороховой копоти, и я припечатал тварь ударом крикета. Затем разрядил его в другого монстра, и тот, бессильно суча тонкими ногами, свалился за крепостную стену.
– Вперед, за мной! – крикнул я, и оба моих товарища побежали вниз следом, не вполне, кажется, понимая, что происходит. Монастырский двор мы миновали за считанные секунды, и, завернув за угол, увидели Винса, державшего поводья всех четырех наших скакунов и испуганно вертевшего головой возле черных, сырых дверей погреба.
– Стоять, – прокатился эхом по галерее зычный возглас. Я обернулся: выбивая из камней искры подкованными сапогами к нам со всех ног летел лейтенант Хорн в сопровождении двух мушкетеров с ружьями наперевес. Чуть дальше, не поспевая за ним и тяжело дыша, семенил отец Келлер. Лицо офицера было красным и перекошенным от гнева.
– Какого упыря! – проревел он, поравнявшись с нами и схватив меня за ворот камзола, едва не оторвав его. – Ты что, крыса, бежать надумал?!
– Полегче, ваше благоро… – начал, было, Макс, поднимая палаш, но ему в грудь тут же уперлось дуло мушкета одного из солдат.
– Если мы выйдем из монастыря с этой штукой, есть шанс, что штурм прекратится, – проговорил я, но, похоже, уверенности в моем голосе совсем не было.
– «Есть шанс»? Да ты сам себя слышал, подонок? Мои парни там сейчас гибнут для того, чтобы ты спер какую-то побрякушку и утек? Еще и с бумагой, что всех нас освободил? Живо на стену!
– Но приказ его сиятельства… – проговорила Лана.
– Его сиятельство мне приказал защитить монастырь любой ценой, и я его приказ выполню! – отрезал лейтенант. – Что вы там за бумагу мне привезли – это мы еще потом разберемся. Полуроту мушкетеров давать под начало какого-то сопляка – такого в Брукмере не заведено, и еще неизвестно, кем тот приказ действительно написан. Но даже если ты, парень, по закону мой командир, то измену не прощают и командиру, а бежать с поля боя – это измена.
– Подождите! – запыхавшийся отец Келлер, наконец, добрался до нас. – Пустите его… Пусть идет… Я ему… верю…
Хорн удивленно посмотрел на Келлера. Похоже, за время осады он привык относиться к мнению настоятеля с уважением.
В это время я освободился из его рук, достал из кармана выданную настоятелем бумагу и демонстративно порвал ее пополам.
– Теперь все? – спросил я. – Если монастырь теперь падет, я буду отвечать перед маркграфом за это, и никаких оправданий у меня нет. И сейчас я делаю то единственное, что еще может его спасти – выношу из него ту вещь, из-за которой все началось. И если вы решили остановить меня, лейтенант, то за измену будут судить вас, а не меня. В том маловероятном случае, если нежить не сожрет вас до суда.
Лицо лейтенанта перекосило, он сжал рукоять палаша и уставился на меня оловянно-серыми глазами, в которых сверкали отблески бешенства. Я, в свою очередь, смотрел на него, не отводя глаз ни на секунду. Вокруг нас все затаили дыхание, а Лана и Винс, казалось, даже перестали дышать.
Прошло несколько тяжелых, словно свинцовые шарики секунд, прежде чем острие лейтенантского палаша дрогнуло и опустилось вниз.
– Ладно, – произнес он, словно плюнул. – Идите. Но помни, парень: если ты обманул нас, я найду тебя даже в аду.
Не заставляя просить себя дважды, я поклонился Хорну и, держа в поводу Джипа, двинулся по лестнице в темный зев монастырского погреба.
***
Выход из катакомб представлял собой небольшой грот, скрытый от посторонних глаз густыми зарослями орешника, на котором едва распустились листья. Продравшись сквозь них, мы вышли к ручью, петлявшему в низине среди высоких сосен. Солнце клонилось к закату, а до ближайшего жилья путь был неблизкий. Вероятнее всего, ночевать нам предстояло в какой-нибудь разоренной деревне.
Оседлав наших скакунов, мы двинулись вниз по течению ручья – отец Келлер говорил, что он впадает в Альбу, приток Брука, а значит вдоль него можно было выйти к Брукмеру, пусть даже не так быстро, как по тракту.
Вдалеке, за известняковыми холмами, все еще слышались отдельные выстрелы – судя по ним, бой еще продолжался. Только сейчас, оказавшись в относительной безопасности, я ощутил острое чувство стыда: эти люди дрались там из последних сил, а я не встал рядом с ними, бросил их, и совсем не факт, что мое бегство им поможет. Может быть, это будет просто бегство.
– Как ты думаешь, нежить отступила? – спросил меня Макс. Похоже, его волновали те же вопросы, что и меня.
Не желая отвечать на его вопрос честно, я только пожал плечами и поморщился.
Мы ехали молча. Звуки боя долетали до нас все реже: не то он подошел к концу, не то мы отъехали уже слишком далеко. Воздух был наполнен запахом смолы и сырости – такими спокойными лесными ароматами. Где-то вдалеке, впереди слышалось пение птиц.
Он возник ниоткуда – так что я едва успел осадить Джипа. Вот только что впереди ничего не было – только тихонько журчащий ручей. И уже через секунду по щиколотку в прозрачной воде стоит он: высокий человек в черном плаще с капюшоном, надвинутым на лицо.
Лана приглушенно вскрикнула. Я невольно сжал рукоять крикета, будучи совершенно неуверен, что он здесь поможет.
Похоже, приехали.
Глава 21
Макс выставил перед собой заряженный арбалет. Чуть позади меня Лана шептала какое-то заклятье, держа перед собой посох, подрагивающий не то от бурлящей в нем энергии, не то от страха волшебницы.
– Спокойно, – проговорил человек в плаще. – Давайте обойдемся без этих глупостей.
Он мотнул головой и откинул капюшон. В общем-то, я ожидал увидеть все, что угодно, но только не это. Я бы не особенно удивился, если бы у человека в капюшоне оказались рога или вампирские клыки, если бы у него было две головы или три глаза.
Но нет: это был обыкновенный парень чуть постарше меня, с аккуратной светлой бородкой и невыразительными серыми глазами. А на лбу у него была метка – такая же почти, как у меня.
– Ты… ты егерь? – спросил Макс,
– Ну, если егерями считать только тех, кто зарегистрировался в маркграфской канцелярии, то нет, – спокойно ответил парень. – У меня другое начальство.
– Ты служишь Хозяину?
Парень поморщился.
– Мы не называем его Хозяином. Это как-то глупо и пафосно звучит. Обычно просто Ник.
– И чего этот Ник от нас хочет? – спросила Лана, даже и не подумавшая опустить посох.
– Он хочет получить вещь, которую вы взяли в монастыре.
– Мы… не брали там никакой вещи, – уверенно заявил Макс.
– Хватит, – человек в плаще поморщился и поднял вверх руку. – Ребята, давайте без этих выкрутасов – сразу к делу. В монастыре была некая вещь. Мой квест – ее забрать. Я ее чувствую. Она – у вас.
– Вы ему, ваше инородие, лучше бы отдали, что он там просит, – взмолился Винс – бледный, словно увидел призрака, он стоял за моим плечом, неумело держа в чуть подрагивающих руках подобранную еще в монастыре саблю.
– Дело говорит болванка, – одобрительно кивнул человек в плаще.
– Болванка? – переспросил я.
– Болванки – это неигровые персонажи, – ответил он, поморщившись, словно объяснял очевидное.
– Это не болванки – это люди, – ответил я.
Парень в плаще посмотрел на меня, как умудренный жизнью семиклассник на детсадовца, кормящего плюшевую собачку.
– Это – не люди, – ответил он тоном, не терпящим никаких возражений. – Люди здесь – только мы. Те, у кого есть метка. Собственно, это главная причина, почему я вас еще не убил и предпочитаю договориться по-хорошему.
– А если по-плохому? – уточнил я. Зеленая метка, отражающая направление выстрела, смотрела парню прямо в лоб. С такого расстояния промазать было невозможно.
– Если по плохому, – он покачал головой и резко, до хруста сжал кулак. Секунду ничего не происходило, но затем земля задрожала, и возле самых его ног из-под земли показалось… нечто. Какая-то конструкция из комьев земли, палок, чего-то еще… В нос ударил отвратительный запах тлена. Я не сразу осознал, что перед нами остов какого-то крупного животного – вроде лося. Сильно разложившийся, заросший уже почвой, он поднялся по зову некроманта, и, похоже, готов был ринуться в бой.
– Это еще ерунда, – кивнул он. – Минут через десять подойдут от монастыря остальные мои миньоны. В ваших интересах договориться со мной до того, как это произойдет.
– Погоди, но таких навыков нет в меню, – проговорил Макс, глядевший на все это разинув рот.
Некромант окинул его презрительным взглядом.
– Естественно, нет, – бросил он. – И у вас, хороших мальчиков, играющих по правилам, их никогда не будет. Ладно, хватит разговоров. Сейчас тот из вас, у кого эта вещь, медленно достанет ее и положит на землю. Без глупостей – я почувствую.
– А потом что? – спросила Лана.
– А потом я возьму ее и уйду, – спокойно ответил некромант. – Если кто-то из вас захочет – может пойти со мной. Если нет – ваше дело.
Честно говоря, в этот момент у меня сдали нервы. Глядя на то, как субъект, продавший душу черт знает кому, куражится тут над нами, мне захотелось решить проблему по-простому. Не дожидаясь, когда по нашу душу явится армия нежити, я выпалил из крикета прямо ему в голову.
Однако в следующее мгновение я с ужасом обнаружил, что свинцовый шарик пули, вместо того, чтобы разнести некроманту голову, висит в воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси, словно планета. Рядом с ним висел и арбалетный болт, выпущенный Максом.
– Ха! – коротко выкрикнул парень. Вены на его лбу вздулись, а лицо покраснело. Он снова выбросил вперед руку, видимо, готовясь к следующему заклинанию.
Но тут справа от меня раздался тихий треск, словно кто-то сломал несколько сухих веток. Краем глаза я заметил, что это Лана, опустив навершие посоха, что-то сделала другой рукой, и из рукава ее плаща на землю сыплются какие-то ниточки и щепки. Одновременно с этим висевшие в воздухе пуля и болт рухнули в ручей, а вслед за ними безобразной кучей не до конца обглоданных костей повалился на землю скелет лося.
Лицо некроманта из красного стало вдруг бледным. Он удивленно посмотрел на собственные руки.
– Держи его ребята! – проговорила Лана срывающимся голосом. – Пару минут тут никакой магии не будет.
Белая, как мел, и дрожащая, словно в лихорадке, она тяжело прислонилась к сосновому стволу.
Дважды просить нас было не надо: мгновение, и я уже держу лезвие топора у горла так и не успевшего опомниться некроманта, усадив его прямо в ручей, а Макс со злорадной ухмылкой целится кинжалом ему в пах.
– Так, теперь быстро! – ору я на него, прижимая лезвие к шее так, что оно едва не впивается до крови. – Этот Ник – кто он и где находится? Зачем ему книга?
– Сейчас-сейчас, – лопочет растерянный некромант. – Я все скажу, да ладно, хорошо.
– Быстро! – снова кричу я, дергая его за ворот плаща. Я понимаю, что времени у нас мало, но не знаю, сколько именно. Хочется вытрясти из него побольше данных.
И я все еще не знаю, что буду с ним делать потом. Оглушу ударом обуха по голове? Опасно. А ну как очнется и сотворит какую-то каверзу. Свяжу? Не факт, что его это остановит. Убью? Но как-то это…
Задумавшись об этом, я на секунду потерял контроль над жертвой, и этого оказалось достаточно. Почувствовав, что нажим лезвия ослаб, некромант наклонился к воротнику плаща, оторвал от него что-то и проглотил.
– А ну плюнь немедленно! – вскричал Макс, но было поздно.
Лицо мага мгновенно почернело, на нем вздулись сосуды, глаза выступили из орбит. Он засипел, словно ему не хватало воздуха, на губах появилась пена, пальцы скрючились и затряслись. Брызнула мелкими каплями кровь – казалось, она выступила одновременно из всех пор на его кожи. Впрочем, кожи много где уже не было – она отслаивалась большими кусками, обнажая кровоточащее мясо, и вскоре съеживалась, чернела, исчезала. Кровь, только что сочившаяся алыми струйками, мгновенно сворачивалась, осыпаясь черным порошком. Вслед за ней быстро, в считанные секунды истаивали мышцы и внутренние органы, выступившие из-под обнажившихся ребер.
Всего несколько мгновений, и перед нами лежал скелет, покрытый истлевшими лохмотьями. Еще несколько – и не осталось даже этого, только горстка праха.
– Вот это я понимаю, моральное разложение, – прокомментировал случившееся Макс, брезгливо вытирая кинжал о штаны. Шутку никто не оценил. Мы стояли и потрясенно смотрели на то, во что превратился за считанные секунды живой человек.
***
В Брукмер я въехал с триумфом – сопровождаемый остатками полуроты лейтенанта Хорна и посланцем от его преподобия, сообщившим, что только моя помощь спасла монастырь.
Разумеется, подробностями случившегося я ни с солдатами, ни с монахами делиться не стал: мне не хотелось, чтобы меченых стали бояться еще сильнее. Но увиденное их впечатлило и так: в одно мгновение слаженно наступающие ряды нежити вдруг смешались, их действия стали хаотичными, некоторые кинулись наутек, другие набросились на своих собратьев.
Мушкетеры Хорна, успевшие, было, попрощаться с жизнью, собрались, перезарядили мушкеты и несколькими залпами разогнали остатки орды. Со стороны это выглядело, как чудо, и на нас, вернувшихся к воротам монастыря, все его население смотрело с восторгом, к которому примешивался суеверный страх.
Обещанная маркграфом награда не заставила себя ждать: уже через несколько дней после въезда в город я мог покрасоваться в парадном мушкетерском камзоле с лейтенантскими нашивками. Жил я теперь не в тесной комнатушке на втором этаже "Болотного змея", а снимал мансарду в добротном каменном доме неподалеку от замковых ворот: не желавшие пускать на постой егеря, горожане считали за честь дать кров офицеру маркграфского полка.
Надо сказать, мои новые сослуживцы отнеслись ко мне настороженно: за исключением Хорна, все они обращались ко мне подчеркнуто вежливо и только по вопросам, связанным со службой. А вот некоторые чиновники из маркграфской администрации и городского совета, напротив, посчитали необходимым свести знакомство с новым любимчиком маркграфа – по крайней мере, так выглядело это назначение с их точки зрения.
Не успел я опомниться, как оказался посетителем местного благородного собрания, где городской судья любезно учил меня играть в мудреную карточную игру, а финансовый советник его сиятельства звал как-нибудь отобедать у него дома, так как его семейство, де, жаждет услышать из первых уст историю об осаде Клугстера, и сильнее всех жаждет ее услышать его старшая дочь Эльза.
Меня же беспокоило то, что я никак не мог увидеться с Кирой. Найденную в монастыре тетрадь я передал ей через знакомого уже алебардиста. По дороге у меня была возможность пролистать ее, но оказалось, что она покрыта какими-то незнакомыми мне ветвящимися символами, отдаленно напоминающими грузинские буквы. Я понятия не имел, что теперь делать со своей находкой и надеялся, что Кира, с ее ясновидением, справится лучше меня.
Ответ я получил в виде письма, написанного мелким и не слишком уверенным почерком: Кира писала, что восхищается тем, что я сделал, но увидеться мы пока не сможем: его сиятельство задерган надвигающейся войной, и то и дело дергает Киру, ожидая от нее советов. В такую пору приходить к ней опасно: застанут – не отвертишься.
Письмо Киры, пахнущее жасмином, я сохранил и время от времени даже перечитывал. Глядя на мелкие буквы на тронутом желтизной пергаменте, я чувствовал, как руки начинают непроизвольно подрагивать: она здесь, рядом, и тоже хотела бы увидеть меня. Впрочем, в самом ли деле хотела, или я для нее только связь с внешним миром и призрачная надежда на возвращение в реальность? Просто человек, который волей случая носит на запястье ключ, но ни знает, ни как им пользоваться, ни даже какую дверь он открывает. Мне неприятно было думать об этом, хотя, в сущности, могло ли быть иначе? Мы и виделись-то всего раз.
Формально это было так, но чем дальше, тем глубже прорастало в моем сердце ощущение, что я знаю Киру давно. И дело было не только в том, что она являлась мне в видениях. Было что-то еще: такое трудноуловимое, что я даже сам себе это не мог четко объяснить, лежа в своей мансарде на излишне мягкой перине, и второй час пытаясь избавиться от навязчивых мыслей и заснуть.
Пока же, ожидая вестей от Киры, я проводил дни на плацу, вживаясь в свою новую службу, а вчера – то в собрании, то в «Болотном змее» с Максом и Ланой.
Макс меня удивил. Его треп про желание стать странствующим бардом я всегда пропускал мимо ушей, но внезапно оказалось, что это была серьезная программа. Набранные в Клугстере очки навыков мой спутник вложил в ветку умений, отвечающих за изящные искусства: в один день научился сносно играть на свирели и на грамме – местном струнном инструменте, затейливом гибриде лютни и гуслей. Самими инструментами он также обзавелся в одной из лавок Брукмера, и теперь время от времени радовал затейливыми переборами завсегдатаев «Болотного змея».
Заодно он приобрел два камзола с яркими рукавами, выучил несколько ходовых местных баллад и начал кое-что писать самостоятельно, хотя слагать вирши на незнакомом, в сущности, языке, было делом, требующим немалого труда.
Я не мог понять, зачем ему все это потребовалось, пока Макс не проговорился мимоходом: сказал, что первым делом отправится на север, к Туманному морю, где никто из кернадальских обитателей пока не бывал. Похоже, все дело было в том, что Сергею нужны были свои глаза и уши в разных частях королевства, а кто же для этого подходит лучше, чем странствующий менестрель? В который раз я убедился в том, что его высокоинородие, господин Егермейстер ой как непрост…
А вот Лана не удивила совершенно: на обновку она не потратила ни единой кроны, все еще ходила в мужских штанах и куртке, вызывая неодобрительные взгляды чопорных городских матрон и сальные шуточки посетителей «Змея». Впрочем, в моем присутствии отпускать их никто не решался.
Все деньги Лана планировала вложить в обустройство фермы неподалеку от Чернолесского тракта, чтобы удобно было возить продовольствие в Кернадал, который, таким образом, меньше зависел бы от маркграфской милости. Она подробно рассказывала мне, сколько понадобится батраков, и где их нанять, сколько охранников, и чем их вооружить, где должны быть поля, и как организовать севооборот, и где лучше взять семена.
Впрочем, видел я ее в эти дни нечасто: она моталась по окрестным деревням и соседним городкам: договаривалась, покупала, нанимала. Однако разок в неделю, все же, находила время, чтобы посидеть со мной и Максом в «Змее»
Оба они, не сговариваясь, не задавали мне прямых вопросов о ходе расшифровки документа, но чувствовалось, что обоих это беспокоит. И было отчего: у них теперь у каждого имелись свои далеко идущие планы в этом мире, но стоило ли их затевать, если есть возможность сбежать отсюда?
Чтобы жить спокойно здешней жизнью, им было важно знать, что такой возможности нет, или, по крайней мере, не ожидается в скором времени. Чтобы, напротив, бросить все и отправиться на поиски пути домой, нужно было быть уверенным, что такой путь существует. Неопределенность же наматывала нервы, словно якорную цепь на кабестан.
Была и еще одна причина для нервозности, которой мы тоже предпочитали лишний раз не касаться в наших беседах: там, в Клугстере, мы перешли дорогу какой-то очень мрачной силе. Можно было не сомневаться: при случае она нам это припомнит. И это было еще одной причиной, чтобы задуматься о возвращении в реальный мир – единственное место, где эта сила нас точно не достанет.
В вечерних разговорах за кружкой горьковатого пива и блюдом томленой в вине капусты мы все трое то и дело ходили вокруг да около этого гипотетического возвращения. Лана, например, говорила, что, оказавшись в реальности, первым делом залепила бы чем-нибудь тяжелым в морду Грановскому. Всю жизнь она терпеть не могла ролевые игры, на тест пришла лишь за компанию с подругой, и самым страшным кошмаром для нее всегда было оказаться вдали от водопровода и Интернета.
Макс, напротив, говорил, что жизнь здесь ему очень нравится, и что никакой исторический период так не подходит для самореализации великому человеку (вроде него), как позднее Средневековье. Впрочем, я догадывался, что говорит он это, чтобы поддеть Лану: она, в свою очередь, охотно поддевалась и начинала спорить, не стесняясь в выражениях. Я наблюдал за этой возней с улыбкой: мне она напоминала то, как третьеклассник дергает нравящуюся ему отличницу за косички.
Не знаю, сколько бы еще все это могло продолжаться, но одна тяжелая душная летняя ночь положила нашему брукмерскому отдыху неожиданный конец.