Александр Зимовец
Чернолесье
– И откуда она льется? – спросил я. Мне доводилось не раз говорить на эту тему со Степой, но у того не слишком получалось объяснить. Он пытался придумать для каждого явления псевдонаучный термин, путался в этих терминах сам, и в итоге напрочь запутывал собеседника. Я быстро бросил попытки что-то понять из его объяснений, списывая это на отсутствие у меня необходимых перков. Но вот у Ланы все выходило просто и доходчиво.
– Она льется из тебя, – ответила Лана. – Из того, кто держит посох. Ну, и еще немного из окружающего мира. Знаешь, применить сильное заклинание – это очень странное чувство: словно из тебя вынимают душу.
– Но потом ведь она возвращается назад? – спросил я.
– Возвращается, – ответила Лана. – Вот только… не факт, что та же самая. Просыпаешься потом после обморока и не можешь понять: точно ли это твое тело? Твои руки, ноги? Очень странное чувство…
Мы помолчали немного. Хлюпала грязь под копытами лошадей и барана. Скрипели позади нас оси тяжело груженых телег. В зарослях орешника зачирикала какая-то птичка: первая за время нашего пути. Чернолесье заканчивалось.
Мне вдруг отчего-то стало грустно: почему-то подумалось, что я больше никогда не вернусь в Кернадал с его холодными коридорами, жирной похлебкой от госпожи Гульды, вечерними разговорами у камина, горячим вином в щербатых глиняных чашках.
Главный был прав – что-то начиналось новое. Я чувствовал это. И предчувствие меня не обмануло.
Глава 17
– Да выключи ты уже эту хрень! – сонно проворчал Макс, отворачиваясь от меня.
В прихваченной из Кернадала палатке я при свете синего лезвия читал книгу брата Креси из Ансо с лаконичным названием «Поучительные описания земель, к востоку от Изумрудного моря обретающихся, с характеристиками каждой из них и историческими справками, предназначенные для путешествующих в оные, а также для самообразования». Книгу эту – толстую рассохшуюся тетрадь в кожаном переплете с вываливающимися страницами – разрешил мне взять из кернадальской библиотеки Сергей, так как она не считалась редкой и у него еще осталась пара экземпляров.
С этим фолиантом вышла забавная история: однажды в кернадальской гостиной я спросил о том, не выбирал ли кто-нибудь перк «Базовая география», судя по описанию, загружавший в голову знания о землях, непосредственно примыкающих к Чернолесью. Никто из егерей, как выяснилось, его не брал: незачем. Кто-то жил в Кернадале почти с самого появления в этом мире, другие ориентировались по-старинному: выспрашивали дорогу к соседнему городу, да так и перемещались из одного в другой. Макс в этом месте, конечно, не упустил возможности пошутить о том, что мы тут все – дворяне, а география, как известно – не дворянская наука.
Мне же было до смерти интересно узнать побольше об этом мире: какие здесь есть еще города, кроме Брукмера; сколько вообще здесь континентов и все ли они исследованы; и вообще, это шарообразная планета, или, может быть, мы тут все живем на спине черепахи? В школе я очень любил географию, а тут целый мир, где она – другая. Обо всем этом я и рассказал, заявив, что мог бы выбрать этот перк – вдруг и остальным будет интересно послушать, что я узнаю.
В ответ на это Сергей сказал, что выдаст мне это умение совершенно безвозмездно и с таинственным видом удалился из гостиной, чтобы пару минут спустя под общий смех вручить мне эту самую книжку. Поделом мне, в общем-то: оказавшись в мире игры, я невольно принял ее правила, забывая время от времени, что знания можно приобретать и без волшебной панельки.
Чтение книги оказалось занятием непростым, словно я вернулся в детство: во времена, когда только осваивал чтение. Язык, которым писал автор, был сложен и тернист, как чернолесская чаща. То и дело встречались в нем архаичные обороты, знание которых в мой базовый комплект лингвистических познаний не входило. Выглядело это странно: будто читаешь текст на русском, и вдруг встречаешь предложение, написанное на хинди. Потому уже после пары-тройки прочитанных страниц либо начинала болеть голова, либо клонило в сон.
Вот и сейчас я решил, что, пожалуй, стоит заканчивать с чтением на сегодня: в висках набухала противная тягучая боль, а строчки незнакомых – и в то же время понятных – букв наезжали одна на другую. К тому же, мне стало совестно перед Максом, который никак не мог уснуть. Я погасил лезвие, выбрался из палатки, с удовольствием потянулся и прислонился к распряженной телеге, уставившись в ночное небо.
Ночь была промозглой и ясной: над Чернолесским трактом сияли звезды, складываясь в незнакомые мне созвездия. Каждый раз, глядя в эту холодную бездну я невольно задумывался о том: где же я? На какой-то другой планете, откуда, глядя в звездное небо, можно увидеть наше Солнце? Или в параллельной вселенной, из которой сколько ни лети к звездам, никогда до Земли не долетишь?
А может быть, это просто виртуальный игровой мир, и звезды здесь просто нарисованы, как очаг в каморке Папы Карло?
– Тьма! Бездна! – раздался вдруг откуда-то громкий шепот. Я тут же встрепенулся, подумав даже, не стоит ли вызвать лезвие или кинуться в палатку за крикетом.
– Тьма! Кромешная! – повторил голос.
Лагерь спал. У костра двое часовых вполголоса травили какие-то байки времен осады Брукмера. Еще один медленно прохаживался вдоль дороги, помахивая палашом. Где-то на другом краю поляны сонно фыркали устроившиеся на ночлег волы. Кажется, кроме меня пугающего голоса никто не слышал. Его источник был где-то совсем рядом.
Я заглянул под телегу и обнаружил там растянувшегося на буром плаще спящего Винса. Спал он беспокойно: то и дело крутил головой, вздрагивал, скрежетал зубами. И еще… не знаю уж, не померещилось ли мне: но в волосах у него то и дело вспыхивали красноватые искры. Может быть, статика от плаща?
Смотреть на камердинера было страшновато, и я наклонился к нему
– А, ваше инородие? Что такое? Нужно чего-нибудь? – спросил он, заспанно озираясь.
– Да нет, – ответил я. – Просто гляжу, ты что-то во сне говоришь.
– Это со мной бывает, – кивнул Винс. – Мне еще в Кернадале работники говорили: бормочешь, дескать, что-то по ночам, спать мешаешь. А я что сделаю: мое дело невиновное, не нарочно же я?
– Что же, снилось тебе что-то? – спросил я.
Винс наморщил лоб, словно старался вспомнить.
– Нет, кажись, ничего… – неуверенно проговорил он. – А может быть… может быть, и снилось. Но снилось именно ничего: вот какая штука. Темнота какая-то, не разберешь ничего. И словно смотрит на меня оттуда кто-то.
– Из темноты? – спросил я, невольно оглядевшись по сторонам. Ох, не ночью и не на окраине Чернолесья вести такие разговоры!
– Угу, из нее самой, – ответил Винс. – Инда страшной иной-раз-то.
– Ничего, ты не бойся, – ответил я. – Спи, вон тут народу сколько.
– Да я чего, – ответил Винс, потянувшись. – Я и то поспал бы еще.
Он отвернулся от меня и засопел, кажется, мгновенно отключившись. Я же постоял еще немного, раздумывая над тем, что это с ним такое. Впрочем, жизнь среди нежити, конечно, кого угодно сделает нервным, а уж кошмары мне и самому снились с раздражающей регулярностью.
Убаюканный далеким треском костра и приглушенной болтовней солдат я сладко зевнул. Пожалуй, пора было и мне на боковую.
***
Замок Брукмерского маркграфа был местом мрачным и неуютным. Когда-то давно владения здешних сеньоров располагались почти в самом центре королевства, а город соперничал красотой и богатством с Карнарой. От этих времен остался замок – не столько даже замок, сколько дворец: огромный, богато украшенный палатинским мрамором, ансуйскими гобеленами, разноцветными изразцами и фресками лучших мастеров, некоторых из которых здешний граф за сумасшедшие деньги выписывал из Запроливья.
Все изменилось, когда континент перерезало Чернолесье, и Брукмер оказался пограничным с ним городом. Торговые пути, уходившие на северо-восток, в герцогство Тарсинское, теперь прервались. Судоходство на реке Брук также захирело. Знаменитые брукмерские сукновальни все еще производили ткани, но рынков сбыта для них стало меньше, цены упали, податей стали собирать меньше. Деревни на границе Чернолесья были заброшены, а те, что еще держались, едва сводили концы с концами: продовольствие вздорожало, его приходилось теперь закупать на юге.
Последний граф тратил большие деньги на то, чтобы извести нежить, совсем на этом издержался, впал в зависимость от ансуйских ростовщиков, и по их совету притащил на свою голову палатинских наемников.
Когда те захватили Брукмер и казнили графа, то превратили замок в казарму. Богатые фрески покрылись чадом от костров и факелов. Гобелены частью продали, частью изодрали на портянки. После этого город и замок пережили еще многомесячную осаду королевских войск, что процветанию также не способствовало.
Теперь в замке жил новый маркграф: человек аскетичный, экономный до скупости. Слуг он держал немного, праздных придворных не держал вовсе, солдат своих – кроме роты личной охраны – разместил в городе. Оттого большая часть огромного замка пустовала. Ходили слухи, что по этим холодным и пустым покоям до сих пор бродит призрак последнего графа Витольда, сожженного иеремитами на костре, и громко плачет о былом величии.
По этим-то коридорам, холодным и гулким, шагали мы в сопровождении алебардистов из маркграфской гвардии. Путь от замковых ворот до маркграфских покоев оказался удивительно долгим и по безлюдности мог посоперничать с Чернолесьем. Пару раз путь нам преграждали часовые, обменивавшиеся паролями с нашими провожатыми. Еще раз-другой мы видели спешащих по своим делам слуг или чиновника с кипой бумаг. Зато часто попадались крысы, удивительно наглые, почти не стеснявшиеся присутствия людей даже в дневное время.
Наконец, солдаты привели нас к высокой дубовой двери. Командовавший ими сержант зашел внутрь, чтобы доложить о нас, и минуту спустя вернулся, приглашая нас войти.
За дверью оказался просторный кабинет, в котором сперва бросались в глаза до блеска начищенные рыцарские доспехи, установленные напротив входа. Рядом с ними всю стену занимала коллекция мечей, аккуратно расположенных на подставках. Чего тут только не было: от коротких и тонких кортиков до огромного, хищно извивающегося фламберга, занявшего место под самым потолком.
Маркграф расположился возле пылающего камина за массивным столом черного дерева, беспорядочно заваленным бумагами и кое-где заляпанным чернильными пятнами. Был он немолод, высок, мускулист и совершенно лыс, а ворот черно-красного камзола, казалось, готов был вот-вот лопнуть от напора его бычьей шеи.
– Мне передали, что вы прибыли из Кернадала, – сказал он, едва взглянув на нас.
Я кивнул.
– Мы хотели бы услышать, чем можем быть полезны вашему сиятельству, – произнес я, когда молчание стало затягиваться: казалось, его сиятельство про нас забыл, погрузившись в чтение бумаг. – Мое имя Руман из Брукмера, а это…
– Вы можете быть полезны тем, что вытащите занозу из моей задницы, которая называется «Монастырь Клугстер», – раздраженно перебил его сиятельство, не поднимая головы. – До вас там, в вашем Кернадале, уже дошли вести?
– Увы, нет, – ответил я. Если Сергею что-то и было известно об этом монастыре, мне он ничего не сообщил.
– Его осадила армия нежити, – произнес маркграф.
Я услышал, как за моей спиной Макс удивленно закашлялся. Армия нежити? За время, проведенное в Кернадале, я насмотрелся на нежить, и был уверен, что никаких армий из нее быть не может. Тамошние монстры вели себя, как животные: подчас весьма опасные и даже неглупые, но разумного поведения и командной тактики я за ними никогда не замечал и не слышал, что такое бывает. Разве что тот случай с таинственной трубой…
– Вы уверены, ваше сиятельство? – переспросил я.
Маркграф впервые за время нашей беседы поднял на меня серо-стальные глаза, просверлив меня ими за пару секунд до самого основания черепа.
– Послушай, парень, я похож на человека, который болтает всякий вздор и не отвечает за слова? – медленно, с расстановкой спросил он.
Я помотал головой.
– Вот, – кивнул его сиятельство. – Поэтому, если я говорю, что монастырь осадила армия нежити, значит, монастырь осадила армия нежити. Кстати, это государственная тайна, так что если кому-то из вас вздумается почесать язык в кабаке на эту тему, то лучше бы вам вообще не родиться на свет.
Он грузно поднялся из кресла, опершись на массивный стол с ножками в виде пушек, и обвел нас внимательным взглядом исподлобья.
– Не представительные вы какие-то, – проговорил маркграф сквозь зубы, словно сплюнул. – Щенки. Посильнее никого Сергей прислать не мог?
– Его высокоинородие, господин Егермейстер, просил уверить вас, что мы справимся с любым поручением, – произнес я, изо всех сил постаравшись не отводить глаз. Маркграф всем своим видом излучал угрозу.
– Ладно, с ним я поговорю отдельно, – его сиятельство сел обратно в кресло и сложил на столе руки в белоснежных кружевных манжетах. – Какого черта он вообще не предупреждает меня о таких вещах? Я затем держу в Чернолесье егермейстера, чтобы узнавать о собирающихся там армиях, когда они уже нападут? Что до вас, то поручение простое – осада с монастыря должна быть снята. Привезите мне письмо от настоятеля о том, что монастырь освобожден, и получайте свою награду.
– А э… какими силами мы располагаем? – уточнил я. Мне пришло в голову, что снимать осаду – дело армии, а не троих человек.
– Ну, вот сколько вас тут есть, такие и силы, – произнес его сиятельство, иронично ухмыльнувшись. – Если ты думаешь, что я дам вам армию, то нет. С армией любой дурак справится. На кой хрен мне вы тогда?
В целом, звучало, конечно, разумно… Мне сразу вспомнилось, что говорил сержант по поводу маркграфских злоключений: конечно, армия нужна его сиятельству в городе. Дать в наше распоряжение он никого не может, даже если бы и хотел. А он не слишком-то хочет: рисковать своими любовно набранными мушкетерами – не то же самое, что подозрительными бродягами без роду и племени.
– Ладно, так и быть, – продолжил маркграф, деланно смягчившись. – Когда все это только началось, я отправил для обороны монастыря полуроту мушкетеров под командованием лейтенанта Хорна. Если кто-то из них еще жив, пусть поступают под ваше командование. Бумагу я выпишу.
Я почтительно кивнул, давая понять, что на большее и не рассчитывал.
– Теперь что касается награды, – произнес маркграф, извлекая из ящика стола какой-то пергамент. – Награда – триста крон, плюс патент лейтенанта моего полка. Поскольку вас трое, то деньги вы, вероятно, поделите, а вот патент – только один, три лейтенанта мне не требуются.
Он с интересом оглядел нас: похоже, размышлял о том, не передеремся ли мы из-за этого патента прямо здесь.
– Ну, мне патент без надобности, – тихо проговорила Лана.
– А жаль, – усмехнулся маркграф. – Баба-лейтенант – это было бы даже забавно. Ни у кого нет, а у меня – есть.
– Я тоже, пожалуй, откажусь от этой чести, – произнес Макс. – Для Максима из Свиблово это слишком много, а для Лорда Безземельного – слишком мало.
– В каком это смысле, место лейтенанта в моем полку для вас слишком мало? – переспросил его сиятельство, недобро уставившись на Макса. «Трех мушкетеров» он, разумеется, не читал.
– Простите его, ваше сиятельство, он неудачно пошутил, – поспешно произнес я, легонько пнув Макса носком сапога. – Будем считать, что о награде мы договорились.
– А коли, так, то я вас больше не задерживаю, – произнес маркграф, обратив свой взор к бумагам на столе. – Впрочем, еще одно. Ты ведь тут старший, парень?
Он обратил на меня долгий взгляд, который я постарался выдержать и кивнул.
– Подойди-ка, – скомандовал он и протянул мне руку. Я в ответ протянул ему свою левую: уже догадался, в чем он хочет удостовериться.
Его сиятельство в самом деле взял меня за руку и отодвинул манжет рубашки, взглянув на браслет. Увидев синий камень, он удовлетворенно хмыкнул и отпустил мою руку.
Мне ужасно хотелось спросить его, для чего же ему понадобился егерь с синим камнем, но знания в области этикета и общая осторожность говорили мне, что задавать подобные вопросы неуместно.
– В какие сроки мы должны приступить? – спросил я.
– Сроки? – его сиятельство поднял на меня удивленный взгляд. – Да я, собственно, вообще не понимаю, какого черта вы все еще здесь! Эй, дежурный! Проводите!
***
Когда мы спускались по плохо обтесанным каменным ступеням Брукмерского замка вниз, сопровождавший нас алебардист, молодой парень с редкой бородкой и небольшим шрамом на скуле, вдруг наклонился ко мне и прошептал дрогнувшим голосом:
– Ваше инородие, пойдемте со мной. Вас кое-кто еще в замке хочет видеть.
Я удивленно поднял на него глаза. Макс и Лана тоже.
– Именно меня? – уточнил я. Парень кивнул. Он был бледным, а руки его заметно тряслись.
– Вы, господа, идите, – кивнул он Максу и Лане. – Их инородие вас потом нагонит. Он ненадолго совсем.
– Но кто меня может хотеть здесь видеть? – спросил я, внутренне перебирая всех своих знакомых в этом мире. Олег? Но в «Болотном змее» мне сказали, что он покинул Брукмер неделю назад. Бажан говорил, что до лета будет в Кирхайме. Прочие мои знакомые все в Кернадале. И тем не менее, этот человек говорит, что хочет видеть именно меня. Удивительно.
Я кивнул ребятам и двинулся вслед за солдатом. Тот постоянно затравленно оглядывался по сторонам, а шаги в дальней стороне коридора заставляли его остановиться и переждать.
– Только вы, ваше инородие, ради всех восьми Мучеников, не говорите, что это я вас привел, – прошептал он сбивающимся голосом. – Если его сиятельство узнает, меня повесят. Но я ведь ничего плохого не хотел. Честное слово.
– Я ни в чем тебя не виню, – ответил я, пожав плечами. – Но скажи уже, к кому ты меня ведешь.
– Сейчас сами все увидите, – ответил он. Мы как раз стали подниматься по винтовой лестнице, окруженной рыжими кирпичными стенами.
В конце лестницы оказался дверной проем, задрапированный легкой, струящейся фиолетовой тканью. А еще я почувствовал запах – сладкий аромат цветущего жасмина. У меня появилось какое-то предчувствие, но я никак не мог уловить его. Словно обрывок сна, за который никак не может зацепиться мысль. Наконец, я коснулся рукой покрывала и отодвинул его.
– Ну, здравствуй, – произнес голос: мелодичный, чуть отстраненный и до боли знакомый. – Вот мы, наконец, и встретились.
Глава 18
Она стояла передо мной, и выглядела точно так же, как в моих видениях: рыжеволосая в простом белом платье, перехваченном поясом. Познакомившись немного со здешней модой, я отметил про себя, что это именно домашняя одежда: ни одна знатная дама в таком не то что не вышла бы на улицу, но и гостей принимать ни за что не стала бы. Все равно, что у нас встретить гостя в заношенной домашней футболке.
Но поразило меня, конечно, не это, а ее глаза, чуть затуманенные, как будто смотрящие сквозь меня. Впрочем, быть может, виной тому была обычная близорукость? А еще на лбу незнакомки была ветвящаяся, вычурная метка – знак одной из нас.
– Ты, все-таки, существуешь, – произнес я первое, что пришло в голову. Она улыбнулась.
– Разумеется, – ответила она. – А ты думал, это что, галлюцинации?
Я помотал головой. Нет, так я никогда не думал. Скорее уж я считал ее ангелом-хранителем.
– Но кто ты? – спросил я.
– Какой сложный философский вопрос, – рассмеялась она. – Ну, меня зовут Кира, если ты об этом.
– Ты живешь здесь, в замке?
– К сожалению, – вздохнула она, уселась на валяющуюся прямо на полу богато расшитую подушку, подобрав под себя ноги, и кивнула мне на другую такую же. – И рада бы пожить где-то еще, но маркграф меня ни за что не отпустит. Привык, видишь ли, к моим советам. А мне и разговаривать-то ни с кем нельзя, кроме него, охраны и пары слуг. Так что ты прямо сейчас совершаешь государственное преступление. Не вздумай кому рассказать.
– Погоди, – меня вдруг осенила догадка. – Ты и есть тот самый провидец, которого слушается маркграф!
– Ага, он самый, – улыбнулась Кира. – А ты, небось, думал, что это грязный старик с седой бородой и в круглой шляпе?
– Но как так вышло? Ты же из нашего мира, да? Меченая?
– Как видишь, – она кивнула. – А как так вышло… знаешь, это довольно долгая и не очень приятная история, а у нас мало времени. Если вкратце: у меня прокачана интуиция. В ущерб всем прочим характеристикам. В реалиях того мира, где мы все оказались, это означает, что я могу видеть будущее. Иногда. Если повезет. И могу говорить с некоторыми людьми на расстоянии. Тоже если повезет. Вот с тобой, например.
– Ну, хорошо, – я кивнул. На протяжении всего разговора я не мог оторвать от нее взгляд, и не мог, в то же время отделаться от ощущения нереальности происходящего. Казалось, она в любой момент может исчезнуть, раствориться в воздухе. – Ну, хорошо, а для чего ты позвала меня сейчас?
– Ты хочешь отсюда выбраться? – спросила она.
Я секунду подумал.
– Отсюда, в смысле, из игры?
– Нет, блин, из спальни моей! – она раздраженно поморщилась. – Разумеется, из игры, из этого мира, из где мы там оказались!
– То есть, ты знаешь, где мы оказались, что это за мир? – мое сердце забилось часто. Неужели, нашелся, наконец, человек, который сможет мне все объяснить?
Кира вздохнула и уставилась на меня, как учитель на двоечника.
– Нет, пойми ты, я ничего такого не «знаю». Не больше твоего, во всяком случае. Я скорее «вижу» или «чувствую». Это другое. Это словно ты ходишь по незнакомому дому с завязанными глазами: ты не знаешь, где в нем кухня, но можешь, к примеру, почувствовать запах.
– И что же ты чувствуешь?
– Что отсюда есть выход. Что есть человек, который его нашел.
– Кто-то из наших? Нашел, все-таки?
Кира помотала головой, отчего очень мило взметнулись ее рыжие кудри.
– Как ни странно, нет, – ответила она. – Это был местный человек. Ты слышал когда-нибудь о брате Луциане?
– Что-то слышал… это какой-то местный святой?
– Не совсем, – поправила Кира. – Святым его почитают только некоторые. Но человек это был весьма необычный. А главное: очень сильный маг. Его очень интересовало Чернолесье, он оставил записки о нем. Лет двадцать назад он отправился в лес – есть сведения, что он хотел найти какую-то заброшенную башню, и, поселившись там, изучать лес и нежить. С тех пор его никто не видел.
– Ну, так, может, его там просто грызни сожрали или квакены? – спросил я. – В Чернолесье с этим, знаешь ли, запросто.
Кира покачала головой.
– Не такой это был человек, чтобы его просто так кто-то сожрал, – уверенно ответила она. – И я чувствую, что он жив. А если он жив, то, скорее всего, все еще там, в лесу.
– Допустим, он все еще там, – ответил я, стараясь поудобнее устроиться на подушке, которая своей мягкостью вдруг напомнила мне кресло в кабинете Грановского. Меня начинала немного раздражать уверенность Киры, происходящая неведомо откуда. – Допустим, он все еще там живет: обросший и одичавший, за двадцать-то лет. Какой нам с него прок?
– Это был человек невероятного ума и целеустремленности, – ответила Кира. – Ты просто не можешь себе представить… понимаешь, я… мои способности позволяют мысленно потянуться к человеку даже сквозь пространство, и когда я тянусь к нему… я чувствую себя, словно бабочка, подлетевшая… нет, не к свече, а к огромному костру. Это не объяснить – это надо ощутить самому, чтобы понять. Для такого человека нет ничего невозможного.
– Ладно, – кивнул я. Слова Киры и ее лицо, то и дело приобретающее отрешенное выражение сомнамбулы, пугали меня. Серьезно, кто она такая? Она действительно видит будущее, или просто морочит всем здесь голову? Невольно вспомнился маркграф, с которым мне довелось беседовать час назад: такого, пожалуй, заморочишь. Такой человек любого обманщика съест и не подавится, а вот Киру держит при себе и явно очень ей дорожит.
Я оглядел комнату, в которой оказался. По сравнению со спартанским убранством замка, она производила роскошное впечатление: гобелены с пасторальными рисунками, шелковые подушки, расшитые серебром, пурпурные драпировки. И все это – на вершине башни, куда ведет всего одна лестница из тщательно охраняемых глубин замка. Клетка. Золотая клетка, в которой держат редкую птицу, способную видеть будущее.
– Хорошо, – я снова кивнул. – Ты предлагаешь мне найти этого Луциана… чтобы что? Чтобы он дал нам серебряные башмачки и отправил обратно в Канзас?
– Я… не знаю, – Кира поморщилась и потерла бледными тонкими пальцами лоб, на котором, казалось, сильнее проступили веснушки. – Но я вижу его силу… Он должен что-то знать о Чернолесье, что-то очень важное. Откуда оно взялось? Почему мы попадаем туда? Откуда там берется нежить? Если этого не знает он, то не знает никто.
Я снова взглянул на нее, и мы молча смотрели друг на друга, не отрываясь. Ее огромные зеленые глаза излучали мольбу и муку.
– Пойми, я бы сама отправилась туда, хоть пешком, хоть на верную смерть – но я не могу, – продолжила она свистящим шепотом, то и дело затравленно оглядываясь, словно ища, куда меня спрятать, если в комнату войдут посторонние. – Меня здесь заперли. Мой дар, с помощью которого иногда удается связаться с другими людьми – это моя единственная связь с внешним миром. Но очень ненадежная – чаще всего срабатывает тогда, когда другой человек на волосок от смерти. Помоги мне, Рома. И себе. И всем нам. Найди этого Луциана.
– Ну, хорошо, хорошо, – я постарался придать своему голосу максимально успокоительный тон. – Но как я его найду, если маркграф отправил меня оборонять монастырь?
– Этот монастырь расположен к северу от тракта, на самой опушке Чернолесья, – ответила Кира, немного успокоившись. – И это было последнее место, в котором видели Луциана. Он жил там некоторое время, прежде чем уйти в лес. И сейчас армия нежити пришла не куда-нибудь, а именно туда. Ты не находишь это странным?
– Может быть, совпадение? – спросил я. – Раз монастырь на самой окраине…
Кира покачала головой.
– Нет, – ответил она. – Это не совпадение. Им нужно что-то в этом монастыре. Что-то, что поможет добраться до монаха. Тот, кто отправил эту армию – а ее кто-то отправил! – имеет к Луциану свои счеты. Найди это раньше, чем они до него доберутся – и ты выполнишь задание маркграфа, получишь награду, и, возможно, найдешь тот шкаф, через который мы вылезем из этой долбанной Нарнии. Я вижу это.
– А еще что ты видишь? – спросил я и тут же прикусил язык, решив, что это могло прозвучать грубовато.
– А еще я вижу, что выход отсюда найдет человек с синим камнем на браслете, – ответила она и снова взглянула на меня так, что по телу невольно прошла дрожь. – Я думала, что это будет Антон, но…
– То есть, ты не знаешь, кто именно? – уточнил я. – Может быть, это буду и не я?
– Может быть, – она кивнула. – Но ты можешь оказаться этим человеком, а эти вот твои друзья – не могут.
– И поэтому ты сказала маркграфу, чтобы он привел к тебе егеря с синим камнем?
– Нет, что ты, если бы я так ему сказала, тебя бы не пустили даже в Брукмер! Возможно, повесили бы на воротах. Я же говорю: маркграф никого ко мне не пускает, и уж точно не пустил бы никого из егерей. Я только сказала ему, что такой егерь сможет снять осаду с монастыря, что я вижу это.
– Ты манипулируешь им, – я покачал головой. – Это опасное дело.
– Ну, разве что чуть-чуть, – Кира обворожительно улыбнулась. – И уж конечно, возможность иногда пользоваться его властью – единственная отрада в моем незавидном положении. Ладно, Рома. Тебе пора идти. Если тебя здесь кто-то застанет, будет очень плохо – тебе в первую очередь. Иди, сержант тебя проводит.
Я встал с подушки и сделал шаг назад не в силах отвести от нее взгляд.
– Ну, иди же, – она улыбнулась немного затравленно. – Если… когда ты вернешься, мы, надеюсь, еще сможем встретиться и поговорить.
Стараясь унять колотящееся сердце и уложить в голове услышанное, я вышел на холодную лестницу вслед за появившимся из-за портьеры алебардистом.
***
– Ты уверен, что ей можно доверять? – спросила меня Лана. Мы втроем ехали спокойной рысью по пустынному, немного подсохшему уже после весенней распутицы тракту. Следом ехал Винс, для которого в Брукмере пришлось приобрести мула. Разговор этот за последние четыре дня повторялся уже не по первому кругу. Дорога была долгой и нервной.
Уже на третий день пути, миновав небольшой городок Крукстич, мы встретили первую телегу с беженцами: оборванный крестьянин с косматой черной бородой вел в поводу чахлую корову, запряженную в телегу. На телеге навалом лежала одежда, утварь, горшки, инструменты, мешки – все, что второпях успели собрать и кое-как увязать. Сверху сидели двое чумазых ребятишек, озираясь по сторонам голодными глазами. Рядом, с трудом переставляя ноги, брела исхудавшая женщина, уставившаяся безумными глазами в одну точку.
Чем дальше мы продвигались по тракту, тем чаще приходилось видеть подобную картину. Не знаю, о какой там секретности говорил его сиятельство, но уже через несколько дней поток беженцев грозил захлестнуть Брукмер, за стенами которого они надеялись найти защиту.
Некоторые из них, завидев нас, принимались уговаривать повернуть назад. Думая, что мы направляемся в Кирхайм или в один из небольших городков по дороге, они говорили, что не сегодня – завтра нежить перережет тракт и пройти станет невозможно. Узнав же, что мы идем в Клугстер, просто выкатывали глаза и смотрели на нас, как на покойников.
От всего этого было не по себе, и, обсуждая по кругу одно и то же, мы словно старались отгородиться от мрачной картины и заглушить мысль о том, что неплохо бы повернуть назад.
– Бросьте вы его пытать, ваше высочество, – с деланной веселостью прокомментировал Макс, хлопнув меня ладонью по плечу. – Нашему Д’Артаньяну затуманило разум большое и светлое чувство.
– Иди ты нахрен, Макс, с этим чувством, – я сплюнул под ноги барану, на секунду поднявшему ко мне удивленную морду. – Я не дебил, и понимаю, что она совсем непроста. Если уж она и вправду крутит этим маркграфом, то палец ей в рот не клади. Но она дала нам зацепку.
– Какую еще зацепку?
Я вздохнул и посмотрел на него немного свысока.
– А вот ты как себе представляешь снятие осады с монастыря силами нас троих? – спросил я. – Может, у тебя и план есть?
– А какой от меня нужен план? – усмехнулся Макс. – Ты командир, твой и план. А я делаю под козырек и исполняю приказ.
– Отлично устроился! Ну, вот мой первый приказ: назначаю тебя своим начальником штаба. А теперь слушаю план.
– Ну, окей, окей, нет у меня плана, – Макс выставил вперед руки, в одной из них сжимая уздечку. – Но я чувствую, что весь этот словесный харрасмент нужен был тебе, чтобы к чему-то подвести. Давай, мочи!