bannerbannerbanner
полная версияДля ищущих и сомневающихся. Доказательства Бога

Александр Тульский
Для ищущих и сомневающихся. Доказательства Бога

Полная версия

Некоторые «учёные» люди, отрицающие Творца, пытаются навязать нам идею о некоем мифическом предке: обезьяно-человеке. Но тщетно. Эта идея нелепа и ни на чём не основана. Когда речь идёт об открытиях или изобретениях, доказательство – это опыт. Но никакой опыт не поможет создать человека или увидеть, как он был создан. Изобретатель может понемногу создавать аэроплан, складывая куски металла у себя во дворе. Когда он ошибётся, аэроплан его поправит, свалившись на землю. Но если ошибётся антрополог, рассуждающий о том, как наш предок жил на деревьях, предок ему в поучение с дерева не упадёт. Нельзя взять к себе первобытного человека, как берут кошку, и смотреть, ест ли он себе подобных и умыкает ли чужую подругу. Словом, когда занимаешься прошлым, надо полагаться на свидетельства. Однако свидетельств так мало, что они не свидетельствуют почти ни о чём. Почти все науки движутся по кривой, их непрестанно поправляют факты. Наука же о первобытных людях взлетает ввысь по прямой, ибо её ничто не поправляет. Учёные так привыкли делать выводы, что о гипотезе, сложенной из кусков кости, они говорят как об аэроплане, сложенном из кусков металла. Дивная, победоносная машина возникла после сотни ошибок. Учёный, занимающийся первобытностью, может спокойно услаждаться первой же своей ошибкой и дальше не идти. Учёный слишком спешит. Гипотезы множатся столь быстро, что их лучше назвать выдумками и никаким фактом их не поправишь. Самый честный антрополог не может знать больше антиквария. У него есть лишь обломки прошлого, и он может держать их так же крепко, как держал его дальний предок обломок кремня. Антрополог нередко потрясает им гораздо яростней, чем учёный, который может собрать и приумножить факты. Порой он становится таким же опасным, как собака, вцепившаяся в кость. Собака хотя бы не высасывает из кости теорий, доказывающих, что люди ни к собакам не годятся.

 Надо учитывать, что мы ничего не знаем о доисторических людях по той простой причине, что в их время ещё не было истории. Человеческая цивилизация старше человеческих воспоминаний. Люди оставляли образцы искусств раньше, чем занялись искусством письма, во всяком случае, такого письма, которое мы можем прочесть. Человек не оставил рассказа о своей охоте, и потому всё, что мы можем о нём сказать, будет гипотезой, а не историей. О ненаписанной истории человечества надо гадать очень осторожно. Как это ни прискорбно, осторожность и сомнения не в чести у современных поборников эволюции. Наша странная культура не выносит неведения, мы ни за что не хотим признавать, что чего-либо не знаем. Эволюционные утверждения так безапелляционны, что ни у кого не хватает духа к ним присмотреться. Вот почему никто до сих пор не заметил, что они ни на чём не основаны. Учёные доверительно сообщают нам, что первобытные люди ходили голыми. Ни один читатель из сотни, наверное, не спросил себя, откуда мы знаем, что носили люди, от которых осталось несколько костей. Они могли носить простые и даже сложные одежды, от которых не осталось и следа. Плетения из трав, к примеру, могли делаться всё искуснее, не становясь от этого прочнее. Если в будущем откопают развалины наших заводов, с таким же успехом могут сказать, что мы не знали ничего, кроме железа, и обнародуют открытие: люди ходили голыми или в железных шапках и железных брюках. Я и не думаю доказывать, что первобытные люди носили одежду. Я просто хочу сказать, что мы не вправе судить об этом, ибо мы очень мало знаем о доисторических временах. Но мы знаем, что люди первобытных племён, пользующиеся исключительно каменными орудиями труда, по своим умственным способностям ничем не отличались от нас. Может быть, они были даже отважнее и проворнее нас, охотясь на диких зверей с каменными топорами и луком. Почему же мы считаем живших в пещерах первобытных людей умственно неразвитыми? Вспомним, что во все времена люди использовали пещеры в качестве естественного жилья и при этом нет никаких свидетельств о том, что это сказывалось на их умственном развитии. Об этом свидетельствует и то, что красочные наскальные рисунки, сделанные жившими в плейстоцене людьми, по красоте и выразительности не уступают современным творениям. Кроме того, в то время люди владели секретами изготовления немеркнущих красок, которые мы не можем разгадать ипо сей день. Если они что-то плели и вышивали, плетения не сохранились и вышивки сохраниться не могли. А рисунки сохранились. Вместе с ними сохранилось свидетельство о единственных в мире свойствах, присущих человеку и никому другому. Мы не можем сказать, что обезьяна рисует плохо, а человек хорошо. Обезьяна вообще не рисует, она и не собирается, не думает рисовать. Кто-то сказал, что у наскальных изображений нет религиозной функции, откуда, по-видимому, следует, что у пещерных людей не было религии. Мне кажется, нельзя судить о глубочайших движениях души по тому, что кто-то рисовал на скале с неизвестной нам целью. Может быть, легче изобразить оленя, чем религию; может быть, олень – религиозный символ; может быть, символ изображен где-нибудь ещё, может быть, символ этот намеренно уничтожали. Словом, могли случиться тысячи вещей. Но что бы ни случилось, логика не позволяет сделать вывод, что у первобытных людей не было религии. В конце концов и в наших пещерах можно найти надписи. Правда, наука не признает их древними, но время сделает своё дело, и если учёные не изменятся, они смогут вывести немало занимательного из того, что нашли в пещерах недавнего двадцатого века. Например: 1) поскольку буквы нацарапаны тупым лезвием или гвоздём, в нашем веке не было резца, а следовательно, и скульптуры; 2) поскольку буквы заглавные и печатные, у нас не было скорописи и малых букв; 3) поскольку складывались они в непроизносимые сочетания, наш язык был сродни гэлльскому, а ещё вероятнее, семитскому, не изображавшему гласных на письме; 4) поскольку нет причин полагать, что надписи эти – религиозный символ, наша цивилизация не знала религии.

 Кто-то утверждает, что сама религия возникла постепенно и породила её совокупность нескольких случайных причин: страх перед природой, перед вождём племени, сны, священные обряды, связанные с воскрешением зерна. Я совсем не уверен, что можно сводить живое и единое явление к трём мёртвым и не- связанным. Представьте себе, что в одном из увлекательных рассказов описано неведомое нам чувство, сильное как первая любовь, за которое люди умирают, как умирали за родину. Мне кажется, мы пришли бы в замешательство, узнав, что оно сложилось из привычки грызть ногти, роста налогов и радости автомобилиста, превысившего дозволенную скорость. Мы не сможем связать эти три явления и вообразить чувство, связывающее их. Ничуть не легче связать воедино сны, жатву, вождя и явления природы. С таким же успехом можно сказать, что поэзия возникла из обычаев приветствовать наступление весны и вставать на заре, чтобы послушать жаворонка. Действительно, многие люди ударяются в поэзию весной, и никакая смертная сила не может удержать их от воспевания жаворонка. Но только определённый вид сознания чувствует поэзию жаворонка и весны. Сознание это – человеческое. Корова не проявляет наклонности к стихам, хотя слушает жаворонка много чаще, чем поэт. Животным не приходит мысль о поэзии. Собака видит сны, но религия столь же чужда ей, как психоанализ. Есть вероятность, не противоречащая логике, что мы встретим корову, которая постится по пятницам. Быть может, насмотревшись смертей, она сложит скорбный псалом, быть может, она выразит в торжественном танце надежду на загробную жизнь. Быть может, она поклонится созвездию Пса. Трудно доказать, что то или иное невероятно, однако чутьё, называемое здравым смыслом, подсказывает, что животные ничего этого не сделают, хотя и весна, и смерть, и сны знакомы им не менее, чем нам. Всё это не свойственно никакому сознанию, кроме нашего. То, что будто бы религия зародилась во тьме и страхе, ни на чём не основано. Наука ничего не знает о доисторическом человеке именно потому, что он доисторический. История не говорит ничего, а всё человечество в преданиях всего времени верит в грехопадение. Упавший с высоты может забыть высоту, но он будет помнить о падении. Информация о потопе, описанном в Библии, сохранилась в преданиях многих народов практически на всех континентах. Предания народов сохранили воспоминания об огромных массах воды, накрывших всю землю. Забавно, что даже распространённость преданий оказывается в устах образованных людей доводом против неё: они говорят, что раз все племена помнят о доисторической катастрофе, значит, её не было. Мне не поспеть за их парадоксами…

 Гипотеза, утверждающая, что идея Бога и религия возникли в результате страха людей перед грозными явлениями природы(timorprimusfecitdeos – страх создал первых богов), непонимания причин их возникновения и незнания законов природы, не учитывает того обстоятельства, что страх вызывает скорее стремление избежать данного явления, скрыться от него, нежели почитать и олицетворять его, обращаться к нему с мольбой. Данная гипотеза не выдерживает критики и с другой стороны. Наука существует не первое столетие, и человек давно увидел, что он постепенно приобретает всё большую возможность объяснения природных явлений. Однако это не повлияло на его религиозность. Подавляющее число людей, среди которых и величайшие учёные, верили и продолжают верить в Бога и в XXI веке. Эта гипотеза совершенно не объясняет главного: как страх перед окружающим материальным, видимым, слышимым и осязаемым миром мог вызвать в первобытном «примитивном» сознании человека идею Бога – Существа принципиально иного: духовного, невидимого, неслышимого, неосязаемого. Откуда вообще пришла сама мысль о том, что первобытный человек ощущал бессилие, страхи и т.д. перед лицом природы? Не из комфортабельного ли кабинета и мягкого кресла? По-видимому, так. Ибо как для городского жителя город, со всеми его заводами, машинами, путаными улицами, авариями, катастрофами и жертвами не является чем-то, вызывающим панический страх, бессилие и тем более религиозное преклонение, так и для человека природы самые дикие джунгли являются родным домом. Но «дикарь» – рационалист, наверное, и здесь смог бы построить гипотезу происхождения религии в высокоразвитых обществах из чувства страха и бессилия человека перед лицом цивилизации. Страх не порождает идею Бога. К тому же нет никаких оснований говорить о наличии какого-то чувства бессилия в первобытном человеке перед лицом природы. Все эти страхи естественны для «отчуждённого» человека XX века, находящегося в ненормальных социальных условиях. При первобытнообщинном же строе человек, даже при всём низком уровне материального производства, имел большие возможности в добывании пищи и имел меньше страха, нежели люди «технизированных» обществ нашего века, боящиеся остаться без работы.

 

Есть ещё одно распространённое заблуждение, что будто бы мозг, а не душа служит носителем психической жизни человека. Учёные пытаются указать для разных психических способностей человека место в тех или других частях мозгового вещества. Если бы это было так, если бы мозг действительно был носителем психической жизни человека, то его рост увеличивался бы в точном соответствии с психическим развитием человека. Но в действительности такого соответствия не существует. Быстрее всего мозг растёт в первые три года жизни младенца – между тем психическое развитие этого младенца в это время бывает сравнительно очень незначительно. Затем рост мозга постепенно ослабляется, психическое же развитие человека усиливается, и, наконец, рост мозга совсем прекращается, а духовное развитие человека прогрессирует (совершенствуется) без конца. Считая мозг производителем психической жизни, необходимо будет признать, что а) психические расстройства имеют причину в расстройстве мозга и наоборот, б) что болезни мозга непременно ведут за собой психическое расстройство, в) что с разрушением мозга должна прекратиться психическая деятельность. Но действительность не оправдывает ни одного из этих выводов. Из массы (3084) пациентов одного заведения для душевнобольных только у двух оказались отклонения в мозге. Анатомическое исследование черепов многих умалишённых не обнаружило никаких ненормальностей в мозгу. Физиологи Нейман, Флуранс, Кабанис нашли, что значительные внешние части мозга (обыкновенно при проломах головы сами собой выступавшие наружу) могут быть удалены без вреда для нормальной умственной деятельности человека. Фолькманн, Ван-Свитен, Галлер, Причард, Соммеринг и другие учёные рассказывают нам немало случаев поражения мозга револьверными пулями, которые иногда даже застревали в мозговом веществе, причём по удалении значительных поражённых частей последнего больные выздоравливали без всяких последствий для их психической жизни. Д-р Брунс в своей «Хирургии» рассказывает о многих случаях, когда пули по несколько лет оставались в мозгу без малейших последствий для умственной деятельности. Д-р Р. Фридрих сообщает о случаях опухоли величиной с орех в малом мозгу без всякого расстройства умственной деятельности больного. Фридрих, Крувейлье, Магенди, Фехнер приводят много случаев частичного и даже полного разрушения одного мозгового полушария без всякого вреда для нормальной психической жизни человека. Если в последнем случае можно предположить, что функции разрушенного полушария продолжает выполнять оставшееся здоровое полушарие мозга, то что сказать о многих других случаях, сообщаемых Фридрихом, Циммерманом, Бурдахом, Шредером, Эннемозером, Бенеке и Гуфландом, случаях, в которых при вскрытии весь мозг оказывался совершенно разрушенным – и однако больные до самой смерти сохраняли ясное сознание. Не следует ли, в виду подобных фактов, отказаться от взгляда на мозг, как на носителя психической жизни, а видеть в нём лишь орудие, базис (основание) для деятельности другой, не подлежащей материальному разрушению силы, которая может пользоваться этим орудием (мозгом), даже когда оно частично или почти полностью делается негодным?

Физиология говорит нам, что наше тело в течение нескольких лет совершенно обновляется и одна масса материальных частиц заменяется другой. Но совершенно иное мы замечаем в нашей душе: наше Я, наша личность остаётся неизменной и тождественной в своём существе со сменой материальных частиц в организме. Если бы наша душа (наше Я) находилась в мозге, то в течение жизни она должна была бы становиться совершенно иной. Приблизительно в течение 7 лет весь организм человека обновляется. Быстрее всего это обновление совершается в крови. Мозг за эти 7 лет обновится несколько раз. В таком случае мозг не может быть носителем психических функций человека. Душа, а не мозг есть носитель психической (духовной) жизни человека. Правда, в нашей душе происходят своего рода изменения, но эти изменения касаются не самой сущности души, а имеют совершенно иной характер, чем изменения, происходящие в нашем теле. Если молекулы, входящие в состав нашего мозга и тела в целом, постоянно исчезают и заменяются новыми, то как бы могло сохраниться при этом тождество нашего сознания, нашей личности? Далее, развитие человека основывается на памяти, т. е. на сохранении в нём прежде воспринятых впечатлений. Как же согласовать этот факт с многократным обновлением клеток мозга, когда обновление его состава должно было бы вести за собой исчезновение из памяти всего прежде воспринятого? Но мы видим, что часто впечатления, воспринятые ещё в детстве и притом однажды, сохраняются в памяти до старости. Бывают и такие случаи, что раз воспринятое когда-то и забытое, через десятки лет неожиданно по какому-либо поводу оживает в памяти (в которой, следовательно, оно бессознательно дотоле хранилось), между тем как состав мозга за это время обновился уже несколько раз.

Источник большей части ошибок, как самых грубых, так и весьма тонких, заключается в том, что люди свои мысли принимают за действительность. Первое правило философии заключается в том, что надобно исследовать, правильно ли я думаю, не ошибаюсь ли я в своих представлениях? Надо защищаться от своих понятий, проверять их, подвергать пробе и исследованию. Мало ли что мерещится человеку, мало ли всяких фантазий он создаёт себе. Истинные философы не верят всякой мысли, приходящей им в голову, а сперва строго её исследуют. Материалисты же идут прямо противоположным путём. Они так верят в свои представления, что не спрашивают себя об их правильности. Причина распространения материализма лежит не в его силе, а в потере всякого стремления к духовной деятельности, к высшим целям человека. Материалисты не хотят знать никаких высших взглядов, они обрывают все связи с тем развитием, которое им предшествовало. Всё это им не нужно, всё это для них лишнее, вот в чём их кажущаяся сила. Им тяжело понять даже то, что материя может лишь нами познаваться, но сама познавать не может; материя мыслится, но сама не мыслит. Недаром говорят, что некоторые вещи трудно уразуметь только потому, что они слишком просты. Есть факт мысли, факт самосознания. Если всё есть только произведение мозга, то каким же образом происходит самое мышление? Кто приводит в движение все мыслительные процессы? Для этого необходима чья-то сила. Так как мы мыслим только через мозг, то отсюда выводят, что самый мозг и есть то, что мыслит, и попадают в своего рода «логический обман».

А кому принадлежит свобода человека, тоже его мозгу? Свобода как способность начинать и прекращать любые действия самостоятельно и независимо от внешних причин, не может быть свойством материальных предметов. Изменения или движения вещественных предметов всегда происходят от действия на них каких-либо других предметов. Совершенно иного рода свойство мы замечаем в нашей душе. При каждом действии нашем мы сознаём, что можем сделать это и можем не сделать, сделать так или иначе; мы можем действовать не только без всяких принудительных внешних влияний и побуждений, но даже и вопреки им, действуя из своего внутреннего желания, как последнего решающего основания своих действий. Мы можем, например, переносить голод, преодолевать сон, усталость, вопреки требованиям организма. Ничего подобного в материи мы не видим, и это служит ясным доказательством наличия души.

Если глазу естественно смотреть и уху слушать, почему они от одного удерживаются, а другое принимают? Кто удерживает глаз от зрения, или кто отворачивает свой слух от слышания, должный по природе слышать? Кто запрещает до иного касаться руке, предназначенной природой к осязанию? И обоняние, данное для ощущения запаха, кто (иногда) удерживает от принятия последнего? Кто всё это производит, наперекор тому, что естественно телу? И почему тело, удерживаясь от требуемого природой, склоняется на совет кого-то другого и обуздывается его желанием? Тело не само себя побуждает к деятельности, а побуждается и приводится в движение кем-то другим. Всё это не на что-либо указывает, как только на душу, управляющую телом. Материя несамодвижна. Электричество пребудет в бездействии вовек, если не возбудить его. Самодеятельности и следа нет. А вот душа самодвижна, она движет тело, мыслит, при этом сама ничем другим не приводится в движение. Поэтому при выходе из тела душа так же будет сама себя приводить в движение и будет продолжать существовать.

Материализм говорит: то, что мы называем духом, душой, мыслью, есть произведение мозга. Тогда получается, что поскольку я не в состоянии изменить своего мозга, то не в состоянии изменить и своего мышления. В таком случае нужно отказаться от желания изменить в человеке его мнение, приводить его к другим мыслям, так как он не может мыслить иначе, чем именно мыслит в его голове его мозговая материя. В таком случае трудно понять, зачем материалисты пишут свои книги, имеющие целью навязывать нам свои воззрения: мы ведь не можем ничего сделать против свойств нашего мозга. Не есть ли, следовательно, мышление нечто такое, что не зависит от свойств мозга? Мы ведь можем мыслить и о самом нашем мышлении. Мы даже знаем, что в преклонном возрасте, часто даже при смерти, когда мозг совершенно сморщен и уже начинает отказываться от исполнения своего назначения, могут иметь место поразительнейшие проявления духа и последним словам умирающих во все времена придавалось особенно важное значение. Это наглядно показывает, что душа не есть одно и то же с функцией мозга. Мозг есть лишь орган мышления, орудие духа. Но всякий инструмент требует того, кто бы играл на нём, иначе он будет нем, хотя бы в его струнах и заключались все звуки и все музыкальные идеи могли находить в нём своё выражение.

Говорят: «пусть покажут нам душу!» Но в таком случае мы можем также попросить дать нам подержать в руках дружбу, привязанность, верность… Разве имеет ли кто-либо право зрительное восприятие предметов делать меркой всех вещей? Кто может доказать вещественность мысли, сомнения, воли, чувства любви, радости, скорби? Кто может сказать, что идея о Боге материальна? Мыслей, чувств, представлений, стремлений воли мы не можем ни видеть, ни осязать. Человеческое тело вообще занимает самую малую часть пространства, а дух человека вмещает в себе образы неизмеримых стран и неба, и земли. Душа возносится к познанию высочайших истин, познаёт невидимое без помощи телесных органов. Посмотрите на деятельность души: какая тут неисчерпаемость разнообразия! Что делается, например, когда душа рассуждает. В каком веществе можно видеть что-либо подобное? Ни в каком! Человек и при самых тяжёлых условиях имеет сознание своей внутренней свободы (которую тоже нельзя пощупать руками). И если даже человек повержен в прах, его дух может возноситься превыше звёзд! И это вне зоны видения нашего материального зрения. Человек, его дух проникает в сущность вещей и доискивается оснований их. Он идёт за пределы чувственного и переходит в мир духовных идей и всё преходящее постигает в его вечной истине. Человеческий дух объемлет всю вселенную быстрее, чем свет, пробегает по путям мира на крыльях мысли и из времени переносится в вечность. Нет ничего такого, к чему бы не мог приблизиться познающий дух человека!

Дух человека всегда находился в тесной связи с религией. Всеобщность религии в человечестве – один из самых впечатляющих фактов всемирной истории. Такое явление не могло быть результатом случая, чьих-то фантазий или страхов. Оно должно было иметь свою причину в самой природе человека, в самой сущности бытия. Древнейший в мире датированный памятник религиозной литературы – корпус текстов из пирамиды царя Цнаса (середина XXIVв. до н.э.) – прямо говорит о едином Творце «видимого и невидимого мира». А древний небиблейский автор Цицерон писал: «Мы считаем нужным указать на то, что нет племени столь дикого, нет человека, настолько потерявшего сознание о нравственных обязанностях, душу которого не освещала бы мысль о Боге. Многие о Нём думают неправильно, но это обыкновенно происходит от нравственного развращения и порочности. Все, однако же, убеждены в том, что есть сила божественная, и такое признание не от предварительного уговора людей происходит и не в силу государственных постановлений или законов». Ту же мысль высказывает и древнегреческий писатель, историк и философ I века Плутарх: «Обойди все страны, ты можешь найти города без стен, без письменности, без правителей, без дворцов, без монеты, но никто не видел ещё города, лишённого храмов и религии, города, в котором не воссылались бы молитвы ». «Этнография (наука, изучающая жизнь и быт всех народов, населяющих землю) не знает безрелигиозных народов», – говорит немецкий географ и путешественник Ратцель. Если же и существуют отдельные убеждённые безбожники, то они являются редкими исключениями, болезненным отступлением от нормы. И как существование идиотов не отрицает того, что человек есть существо разумное, так и существование безбожников не опровергает факта (очевидной истины) всеобщности религии. Действительно, истории не известно ни одного атеистического племени. Чем можно объяснить этот удивительный факт? Все атеистические гипотезы, предлагающие различные варианты так называемого «естественного» происхождения идеи Бога в сознании человека, оказались несостоятельны. Вера в то, что со смертью ничего не заканчивается, охватывает человечество с самого начала его истории и до сих пор. Отрицание Бога и всего духовного выросло лишь недавно из материалистической философии, признававшей лишь то, что видимо. Эта философия утратила в настоящее время всякое научное значение и обанкротилась не только в теории и практических выводах, но и в самой своей основе, когда было обнаружено, что основа любой материи – энергия. Отрицание духовности – кратковременное явление и, как всякое ложное учение, уже уходит из мира.

 

Итак, везде, где только бьётся человеческое сердце, везде есть религия. Вера в бытие Божие не есть что-либо приобретённое усилиями людей и вовсе не зависит от их воли, но она насаждена в природу духа человеческого.

Закон нравственный известен всем, и нет народа, который не знал бы его. Где написаны эти правила, если не в душе? Почему эта нравственная истина, заложенная в человека, одна и та же для любой национальности, для любого возраста, для любой эпохи? Все народы смотрели и смотрят на совесть как на голос Божий, заложенный в душу человека. Нельзя объяснить существования в людях нравственных законов, если упустить из виду Самого их Законодателя. Анализ совести показывает, что происхождение её нельзя объяснить самим человеком. Совесть не только говорит человеку о том, что само по себе хорошо или дурно, но и обязывает его непременно делать хорошее и избегать дурного, сопровождая добрые действия чувством особого довольства, радости, блаженства, а действия злые, порочные – чувством грызущего стыда, душевной муки. Если бы добродетель или порок в людях происходили бы стихийно, то люди добродетельные не имели бы никакого преимущества перед людьми самыми порочными.

Св. авва Дорофей пишет: «В нашей воле или усыпить совесть, или дать ей светиться в нас и просвещать нас, если будем повиноваться ей. Ибо когда совесть наша говорит нам сделать что-либо, а мы пренебрегаем сим, и когда она снова говорит, а мы опять не делаем и продолжаем попирать её, тогда мы усыпляем её,и она не может уже явственно говорить нам от тяготы, лежащей на ней, но,как светильник, сияющий за завесой, начинает показывать нам вещи темнее и темнее. И как в воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего, так и мы из-за часто повторяющихся грехов не разумеем, что говорит нам совесть наша, так что нам кажется, будто её вовсе нет у нас. Однако нет человека, не имеющего совести, ибо она никогда не погибает».

Человека всегда волновал вопрос смерти. Современные методы реанимации приподняли завесу и позволили бросить взгляд «по ту сторону». К 1980 году было известно более 25 000 случаев возвращения к жизни недавно умерших. Сегодня их много больше. По этому вопросу опубликовано много проверочных исследований, доказывающих, что личность со смертью тела не уничтожается. Многие больные, пережившие клиническую смерть, рассказывали о том, что выходили из своего тела, видели врачей и медсестёр, которые боролись за их жизнь, видели, что делалось в соседних палатах и коридорах больниц, видели, что делают в это время их родные. Интересен тот факт, что некоторые пациенты были слепыми от рождения, и, тем не менее, они так же видели происходящее вокруг. Чем они могли это видеть в то время, когда находились без сознания, если не своей душой? Многие люди рассказывали, как перед их взором вдруг появлялась вся их жизнь в мельчайших ярких подробностях, о которых они уже давно забыли. Эта тема очень большая, поэтому приведу лишь несколько примеров. Эту историю рассказал Андрей Гнездилов, доктор медицинских наук: «Во время операции у пациентки остановилось сердце. Врачи смогли завести его, и, когда женщину перевели в реанимацию, я навестил её. Она посетовала, что её оперировал не тот хирург, который обещал. А ведь видеть врача она не могла, находясь всё время в бессознательном состоянии. Пациентка рассказала, что во время операции какая-то сила вытолкнула её из тела. Она спокойно разглядывала врачей, но тут её охватил ужас: а что если я умру, не успев попрощаться с мамой и дочкой? И её сознание мгновенно переместилось домой. Она увидела, что мама сидит вяжет, а дочка играет с куклой. Тут зашла соседка, принесла для дочки платье в горошек. Девочка бросилась к ней, но задела чашку – та упала и разбилась… Мобильных телефонов в то время не было, и я решил проверить её рассказ. На следующий день, когда пациентка была ещё в больнице, я зашёл в гости к родственникам этой женщины. Выяснилось, что именно в то время, когда шла операция, к ним действительно заглядывала соседка с платьем в горошек для девочки и была разбита чашка. Это не единственный загадочный случай в практике Гнездилова и других работников Санкт-Петербургского хосписа. Их не удивляет, когда врачу снится его больной и благодарит за заботу, за трогательное отношение. А утром, приехав на работу, врач узнаёт, что этот больной ночью умер… «Долгие годы работы в хосписе убедили меня и моих коллег: смерть – это не конец. Душа продолжает жить». До сих пор фундаментальная наука от подобных рассказов отмахивалась. Однако, как говорила Наталья Бехтерева, знаменитый учёный, всю жизнь изучавшая деятельность мозга, наше сознание – это такая материя, что, кажется, уже подобраны ключи к тайной двери, но за ней обнаруживается ещё десять… Ведущие учёные уже давно отмечали, что разум не обязательно связан с мозгом, а может существовать независимо от него. Так, например, у очень молодого человека с неразвитым мозгом обнаруживаются блестящие математические или музыкальные способности. Откуда они? Человек способен своей волей изменять кровяное давление, температуру и даже электрокардиограмму, но где же источник этой воли? Канадский нейрохирург, сделавший несколько сотен операций на мозге, Пенфильд, в конце своей жизни написал книгу «Тайна мышления». В ней он пишет: «Энергия разума отличается от энергии мозговых нейронных импульсов. Энергия разума и энергия, на которой работает мозг, разные. Мозг и разум(принадлежащий душе. Авт.) существуют отдельно друг от друга, хотя и работают вместе».

Известно немало случаев, когда мужчина или женщина вдруг просыпается ночью и чувствует, что около него стоит его мать, жена или муж, находящиеся в это время очень далеко. А потом выясняется, что этот близкий ему или ей человек умер как раз в тот момент, когда проснувшийся ощутил его присутствие рядом с собой. Вот ещё реальный случай: «Мой муж, майор запаса Юрий Бурков, упал с большой высоты, сломал позвоночник, получил черепно-мозговую травму и потерял сознание. После остановки сердца он долго лежал в коме. Я во время одного из посещений больницы потеряла ключи. Когда муж наконец пришёл в сознание, первым делом спросил у меня: «Ты нашла ключи?» Я испуганно замотала головой. «Они лежат под лестницей», – сказал он. Позже он признался мне: пока был в коме, видел каждый мой шаг и слышал каждое слово – причём на любом расстоянии, как бы далеко я от него ни находилась… Вот ещё случай. Заведующий отделением реаниматологии Калининградской областной больницы Евгения Зотова вспоминает, как однажды привезли к ним после автомобильной аварии Галину Семёновну Ладогу с тяжелейшими повреждениями мозга, разрывами почек, лёгких, селезёнки и печени, а также множеством переломов. Сердце её остановилось, давление было на нуле. Придя в сознание после двух недель, в течение которых она балансировала между жизнью и смертью, больная рассказала, как проходили операции, кто из врачей где стоял и что делал, какое привозили оборудование, из каких шкафов что доставали… Американский врач – хирург Раймонд Моуди в своей книге «Жизнь после жизни» описал несколько сотен таких случаев. Люди с разным образованием, разных профессий, национальностей, пола, возраста говорят об одном и том же. Это поражало многих врачей, вернувших своих пациентов с «того света». Необразованная женщина видела и переживала то же самое, что и профессор психологии. Пятилетние дети и 75-летние старики видели и чувствовали одно и то же. Жизнь вне тела испытал и один из ведущих психологов нашего времени Карл-Густав Юнг. Древнеримский политик и философ Цицерон, живший ещё до нашей эры, имел такие же убеждения: «А что душа живёт вечно, об этом узнаём из согласного свидетельства всех народов».

Рейтинг@Mail.ru