Александр Сергеевич Глухов
Сказки Белой Горы. Часть II
Казахстан делится по двум территориальным понятиям: Восточный, Западный, Южный и Северный, а также по жузам – Старший, Средний и Младший. Жуз – это нечто вроде касты в территориальном смысле, зона расселения и обитания трёх групп одного народа – казахов. Климат резко континентальный, с огромным диапазоном температур от зимних минус 58 Кокчетава и Петропавловска, до плюс 53 в полупустынях Чимкентской, Джамбульской и Кзыл-Ординской областей. Хлопок культивируется только в Чимкентской, да двух районах Кзыл-Ординской…
Мама моя работала лаборанткой на известном руднике «Аксай» …
Раздался звук коротенькой мелодии, также, как на больших вокзалах и по громкоговорителю объявили обед для нашего и соседнего отрядов.
Столовая расположена в западной части зоны между баней и помойкой. Под ней, в полуподвале, находится пятнадцатый барак, прогулочный двор которого выходит к речке под названием Плава. С этим бараком связана любопытная история, ей уже лет пять, но старые сидельцы её вспоминают с гордостью и восторгом. Бог весть с каких времён, может ещё до царя Гороха, по тюрьмам и лагерям проводят такие полицейские мероприятия как шмон, который бывает тотальным, либо выборочным. Это зависит от настроения администрации, злостности стукачей, или предписаний вышестоящего начальства. «Отшманывают» вещи запретные, но порой, (явный местный перегиб) казенную обувь, наволочки и простыни, библиотечные книги и тд.
В самом конце 2013 года в пятнадцатом бараке опера и режимники забрали телевизор. До нового года оставалось два дня. 2014-ый встретили без телеящика, или зомбоящика, как его именуют некоторые. Наступили известные события в Киеве, так называемый второй майдан, с бегством Януковича и раскруткой националистического беспредела антирусской направленности. Подоспела зимняя Олимпиада в Сочи, «Мутковская», как её окрестили по главному аферисту-организатору. Вслед грянули крымские события… Вплоть до апреля телевизора не было. Совсем уж любознательные совершали телепоходы в другие бараки… И тут один ум, явно светлый, осенило. Так как писать жалобы на начальство колонии считается среди осужденных правилом плохого тона, решили отправить письмо-просьбу президенту. В нём говорилось: «Уважаемый Владимир Владимирович! Четвёртый месяц из-за отсутствия телевизора мы не имеем возможности узнать о событиях в мире и нашей стране. До нас доходят только противоречивые слухи. Понимаем, как Вы загружены делами, поэтому не просим установить у нас в отряде отобранный телеагрегат, а лишь ограничимся просьбой прислать нам текст выступления, с которым Вы обратитесь к стране девятого мая, на очередную годовщину Дня Победы. Из текста мы почерпнём интересующие нас сведения. Заранее благодарны» …
Конверты в местах лишения свободы опускают в почтовый ящик не заклеенными, ибо любая корреспонденция подвергается перлюстрации. Недреманное око цензуры обалдело от перспективы грандиозного шухера…
Представители администрации как на крыльях прилетели в пятнадцатый отряд и матерно, но с долей робости принялись вопрошать: «Вы что, дятлы, совсем охренели?» Вопрос конечно звучал гораздо грубее, на чистом русском матерном, но не опускаться же до уровня разгневанно-струхнувших ФСИНовцев.
В тот же день телевизор стоял на месте…
Процесс насыщения довольно пестр. Иные, особо оголодавшие субъекты, мчатся сломя голову раньше времени, мигом поглощают обеденную пищу и, наполнясь довольством, возвращаются в отряд. Другая часть осужденных превращает обычное поедание продуктов в настоящий ритуал с длительным застольем и использованием приправ, добавок, а также продуктов, принесенных извне. Майонез считается признаком аристократизма, а доступная чуть ли не для нищих «посыпуха» Ролтон – правилом хорошего тона…
После обеда многие укладываются спать. По этой причине Руслан отложил свой рассказ на более позднее время. После ужина склоняющееся к горизонту светило, как бы падая на бараки нижнего сектора, возвестило об окончании дня и продолжении повествования старосидельца. Собрались четверо слушателей- Амфибрахий, сонный Кучак, я и мой земляк Серега, с которым мы когда-то жили в одном дворе. Руслан нас внимательно оглядел, молча осудил Кучака, клюющего носом, и полилась его речь, где-то эмоциональная, а где-то грустно-спокойная.
Фосфорные месторождения Каратау известны во всём мире – крупнее в СССР не было. Рядом с городом гора под романтичным названием «Спящая красавица». И действительно, если взглянуть издалека, то любой зритель увидит силуэт отдыхающей девушки.
Алма-Атинские события 17 декабря 1986 года мы восприняли с недоумением и посчитали случайными. Действительно, после замены Кунаева на Колбина (казахские алмаатинцы выступали под ироничными транспарантами «Долой Пробиркина») жизнь вернулась в нормальное русло. Жителям Казахстана была обещана жилплощадь гарантированно до 1 января 1991 года. Конец восьмидесятых мы пережили значительно легче, чем Российская Федерация тех лет, с её тотальным дефицитом и талонами(карточками) на мыло, носки, сахар, сигареты и прочую повседневную мелочь. Приходящие из Москвы новости и слухи потрясали. Как мы тогда радовались, что нас это не коснулось…. Рано радовались.
Советский союз был ещё жив, агонизируя и погибая в корчах. В 1992 году поползли зловещие слухи, а потом появились явные признаки выдавливания из Казахстана всех национальностей, кроме коренной. Также светило солнце, росли тополя и карагачи, стояли дома и шумели улицы, а начали зверски избивать и убивать преимущественно русских, особенно по ночам. На домах появились надписи: «Немцы! Уезжайте в Германию. Греки! Уезжайте в Грецию, а с русскими мы сами разберёмся.»
– Что, прямо так было? – Кучак очнулся от дрёмы.
– Было, только ещё хуже. По ночам пошла мода врываться в квартиры и, в лучшем случае, вышвыривать семьи на улицу, но не редко просто убивать, безжалостно и самодовольно.
Амфибрахий не выдержал и вставил слово:
– Статистику бы знать по этому вопросу. Наверняка засекречена. Евреи за холокост вон сколько счетов и требований предъявили, а у наших, на официальном уровне – тишь да гладь, мир – дружба – жвачка. Без срока давности следует судить всё руководство России того времени, а в назидание – их детей и внуков, это даст гарантию, что любой, вообразивший себя царём России, со своим шалманом, двадцать раз подумает: «А стоит ли??» … Извини, перебил, разум кипит. И что дальше?
– Дальше? Казалось, мы находились в театре абсурда, ошарашивала нереальность происходящего, думалось: «Вот сейчас проснёмся и наваждение исчезнет». Стали вооружаться на случай ночного вторжения, ходить по улицам – только группами, а вокруг понаехавшие с окрестных аулов наглейшие рожи, в большинстве молодые, не обременяющие себя трудом. Квартиры продавали за бесценок, или бросали, спасая жизнь.
Слушателям, не изведавшим геноцида (хотя им тоже досталось хлебнуть «сладкой жизни зарождающегося капитализма»), стало даже неудобно за то, что не пережили подобных зверств.
Сергей, глядя в пол тихо произнёс:
– Досталось тебе…
– Не только мне, нас миллионы оказалось. Ехали в товарняке…
Мне знакома железнодорожная тема, поэтому я не удержался от комментария:
– Он же не отапливается; если летом – куда ни шло, а зимой – задубеешь. Так ездили в гражданскую, а в Великую Отечественную войска перевозили, но чтоб в конце 20-го века…
– Верно, вовсе не похоже на путешествие в купейном вагоне, да что там, от плацкартного и то далеко. Февраль месяц и восемь суток, не то, чтобы мучений, но определенных неудобств пришлось пережить. В Арыси (узловая станция) мою семью трижды могли безнаказанно пристрелить. Откупились остатками денег и ящиком водки. К северу от Кзыл-Орды начались холода – буржуйкой спасались. Туалете и прочих удобствах можно не упоминать, не предусмотрены товарняки для комфорта. Прибыли на станцию Арсенево, оттуда до конечной цели – деревни Апухтино Одоевского района, километров сорок… Счастливы, что живы и кругом свои – русские. Совхоз ещё был на плаву. Поселились в коттедже, возведенном некогда студенческим стройотрядом и, с непривычным для местных азартом принялись за работу. Мать пошла в коровник (всего три фермы были), а я в стройбригаду плотников…
Походкой вздорной утки, переваливаясь и вполуприсядку, как нормальный человек ходить не способен, прошустрил Кирюша, дёрганный малый у которого явно «свистит фляга». Он немного присмирел в последнее время и уже не порет ахинею нагло и безапелляционно, что Аргентина, это город на Волге, а Алтай – предгорье Каракумов. Его хрустальная мечта, недельку-другую провести в ОСУС, для поднятия авторитета, но умственная недоразвитость сильно мешает её осуществлению. Как рассказывал его освободившийся подельник Толька Трындин, Кирюшка школу не закончил по причине легкого сумасшествия, которое он получил в двенадцатилетнем возрасте. Пошел он в ларёк за водкой, а в девяностые годы кругом были понатыканы подобные заведения, торгующие «палёнкой», приобрёл суррогат алкогольной продукции и, возвращаясь на пляж, подвергся атаке бдительного сторожевого козла, загнавшего бедолагу в реку и держащего его в прохладной воде часа два. По словам приятеля, там Кирюша и тронулся умом… – «Загремел» я в первый раз по пьяной глупости. Летом 1993 года пошли на танцы в клуб. За полгода освоился в деревне (а в ней всего-то сорок домов), стал своим. Какие танцы по трезвому? Разумеется выпили, да что там выпили – перебрал по полной и одолела меня мысль «подломить» местный магазин. Сказано – сделано. Пошел в одиночку, снял штапик, вынул стекло, да отогнул верх арматуры, кое-как приваренной в виде солнечных лучей. Ушёл с добычей – полные мешки всякой всячины и … попался. Пошли этапы по СИЗО, Смоленск, Курск. В Курске мне улыбнулось счастье – врачи пожалели восемнадцатилетнего сопляка – признали невменяемым. Так попал я в известное Пителино, где пробыл девять месяцев, в том числе сыроватое лето и затяжную осень. Порядки в «дурке» процветали ещё советские – жить можно…
Сумасшедшие, те, кто потолковее и помоложе, старались работать – всё деньги, какие-никакие. Кормили средне, зато не так убого-скверно, как в тюремных камерах того времени.
Я занимался упаковкой, на первом этаже производственного здания. Всех корпусов, помнится мне, шесть штук стояло, да ещё какое-то заброшенное строение поблизости от столовой.
– К чему такие подробности? – нетактично поинтересовался я, хотя обычно это делал Кучак.
– Скоро поймёте зачем…На втором этаже располагалась курилка – большой холл и швейный цех. В швейке, думаю объяснять не стоит, за машинками сидели женщины молодого возраста и разной степени привлекательности. Из курилки цех просматривался, без малого полностью. И вот, соберёмся мы перекурить, а сами глазами пялим на противоположный пол.
– Ты же не куришь – Кучак с захолустно-волостной ехидной хитринкой прервал рассказчика.
– Это я сейчас не курю, лет пятнадцать уже, а тогда баловался – грешен. И вот, как-то в осенний день, что-то типа октября, появляется новенькая, да такая красивая…
Тут Кучаку шлея попала под хвост и он, по своей придури, принялся Руслана подзуживать:
– Ты нам опиши конкретно её внешность, так мы поймём быстрее.
– Не умею я описывать, красивая и всё.
– Что там уметь, элементарно: соломенные волосы, оттопыренные жесткие уши, широкоскулое лицо с обвисшими щеками, маленькие глазки, длинный крючковатый нос с бородавкой на кончике, на верхней губе и подбородке – щетина…
Я раскрыл рот от изумления, зато Амфибрахий не растерялся:
– Тпру-у, ретивый, понесло тебя. Ты обрисовал натуральную страхомордку из ведьмообразных…
Вопреки ожиданиям рассказчик не озлился, а отсмеясь, мечтательно высказался:
– Это была самая красивая девушка Ефремовского района.
Не страдающий чуткостью Кучак, вновь не сробел с выпадом:
– Красивые, они и должны быть дурами. Недаром, выходит, в психушку угодила. На иную глянешь в телевизоре – субтильная девица с накаченными какой-то дрянью губищами, полустеклянными глазами, которые смотрят на тебя с приторной бессмысленностью, а туда же – звезда, только не понятно какой помойки.
– Нет, ты глубоко ошибаешься – мечтательно произнёс Руслан – в дурке ей как раз нечего было делать. Типичная история девяностых. Её мать умерла очень молодой – едва за сорок. Отец, потрясённый горем запил, с работы его попёрли. В 1992 году выныривает в Ефремове молодая молдаванка, которая уехала спасаться в Россию от Приднестровско-Молдавской неразберихи. Она готова на всё, лишь бы выжить, и никакая работа её не смущает, что в общем-то хорошо, но девицу не ограничивают ни коем образом методы обретения жилья и трудоустройства. Отец Гали, так девушку зовут, едет по делам в райцентр, со станции Непрядва. Надо пояснить, что семья жила в хорошем деревенском доме близ захолустной станции. Та девица, лет на пять-семь старше Гали, сумела окрутить и охмурить мужика и попыталась устроить своё молдавское счастье, за счёт подвернувшихся бедолаг. Отца она принялась методично спаивать, а добрую падчерицу выживать из дома. Молдаванка официально вышла замуж, и склонный к выпивке муж уже не просыхал. Галю она буквально затравила, сама снюхалась с Ефремовским психиатром, и они совместными усилиями, через год отправили Галю в психиатрическое, якобы лечебное заведение в Пителино. Когда-нибудь о наших психушках напишут и, кто-то будет отвечать за «лечебный» беспредел, который творился… но, ладно, речь не о том… Стоим мы, курим, высматриваем швей посимпатичнее, и я встречаюсь взглядом с новенькой, а возле неё увивается мой прыщавый приятель… Тушу сигарету, направляюсь к ним прямиком, говорю ему: «Пойдём, побеседуем», после чего увожу нахала подальше и запрещаю приближаться к красавице.
– Ну ты даёшь! – Серёга уважительно покачал головой – даже не познакомился ещё.
– Точно. Так уж вышло, на уровне интуиции почувствовал, что тяготится она присутствием усыпанного прыщами полудурка. Замечаю интерес в её взгляде, подхожу, а сам робею, неловко как-то, но вида не подаю. Познакомились. Она поднялась во весь рост и оказалась чуть ли не выше меня, этакая черноземная мощь красоты, естественной, заметьте, деревенской красоты. Разве можно её сравнивать с кастинговыми дохлячками, рвущимися на экран, которые изображают из своей немощи крутых суперменок в фильмах, наспех сколоченных по одному лекалу…
Проходняк загораживала занавеска. Раздался стук костяшек пальцев по стойке кровати:
– Руслан, ты дома?
Полудискант-полутенор визитера выдавал дистрофичного уроженца Мариуполя по прозвищу «Полудохлая Ласточка». Он просунул голову за занавеску и по тупому вломился в разговор:
– О чем вы тут базарите? Сейчас будет от меня история.
Руслан улыбнулся, я приложил палец к губам, а Кучак перебил худющего доходягу:
– Все твои истории мы уже слышали: «На мотоцикл прыг, дверью хлоп и по фарватеру реки, только брызги летят, да четыре пропеллера воздух месят, а главное – не забыть парашют и скафандр» …
– Значит меня не ждут и слушать не хотят?
– Больно нужно слушать тебя – сказал открыто, в лоб Амфибрахий – ты как трибунный парламентский бормотун, не жалеющий слов для счастья народа.
Смутить обходягу (он обходил бараки с целью поживится) было довольно сложно:
– Хоть угостите, раз я не ко двору пришелся.
Мы с Русланом переглянулись, поняли друг друга без слов, и я сходил за печеньем, погрызенным мышками… Когда визитер удалился, мой земляк Сергей из второго микрорайона города Егорьевска, спросил с сомнением:
– Он не отравится?
Руслан успокоил:
– Такие, – они живучие, ничего ему не будет, да и ладно о нём… Продолжаю. Стал я к Гале наведываться каждый день. Веселю её разными историями и анекдотами. Она смеётся… подружились. Чувствую тянет меня к ней сильнее и сильнее, уже минуты до встречи очередной высчитываю. Бывает, лягу спать и мечтаю: «Скорей бы проснуться и мчаться к ней». Хочется видеть её постоянно, а возможности такой нет – чай не на воле. Мой мастер злится, выговаривает мне за постоянные отлучки, а Галина бригадирша – вообще зубы на неё точит… Как мы встретимся – растащить стало невозможно. Чем только не пугали, а на нас уже слова не действовали… Тут выручило одно обстоятельство – мы сумасшедшими не были и нам доверили разносить еду по корпусам. Сунули в руки по два обливных (так у нас называют эмалированную посуду) ведра и принялись мы трижды в день отправляться в продовольственную экспедицию… Очередь на раздачу приличная, да ещё мы специально задерживались – минут двадцать-тридцать свободного времени. Тогда мы и облюбовали заброшенное здание…
– Небось все углы обтерли? – с уверенностью старого ловеласа спросил Кучак.
Остальные слушатели понимающе хихикнули.
– Мы с ней один раз целовались даже, перед её неожиданным отъездом.
Кучак ахнул от изумления:
– И всё?
– Всё за руки правда держались, пальцы сплетём…
Накануне католического рождества прибегает ко мне Галя с возбужденными глазами, радостная и с кучей подарков – домашней еды в основном. Пока я с жадностью уминал продукты, она рассказала о приезде отца, очнувшегося от пьянки, который забирает её домой. Я не вслух подумал: «опомнился болван!» И рад за неё, и так жаль расставаться… Она убегает с криком: «сейчас». Я (идиот!) продолжаю жрать, мысли путаются. Галя буквально врывается минут через пять, плачет и протягивает мне маленький обрывок простыни с кое-как нацарапанным адресом. За ней буквально гонятся ленивые санитары, которых она опередила только для того, чтобы вручить мне маленькую драгоценную тряпочку. Санитары схватили её, тащат к выходу. Она обернулась и прокричала: «Я буду ждать тебя, приезжай» … Кусочек простынный я за пазуху спрятал и сижу – ни жив ни мёртв. В думах и воспоминаниях зима прошла, настал мой черед покидать психушку, будь она неладна. Нет мне прощения за то, что два года валял дурака и к Гале не поехал, много раз собирался, но находились причины (дурацкие) и визит откладывался. Общедоступные девки без комплексов (и мозгов) развлекали меня и затягивали нашу встречу… Наконец собрался. За мной чуть не увязалась Валька Козлова (я ей по наивности рассказал нашу историю, а та решила продемонстрировать своё преимущество) … Едва нашёл эту Непрядву. Станция настолько захолустная, что создаётся ощущение попадания в другой мир. Конечно, я не рассчитывал, что меня будут встречать, решил воспользоваться поговоркой: «Язык до Киева доведёт». Первая же встречная девушка оглядела меня с изумлением и осуждением одновременно. Только я начал спрашивать, а она мне бух:
– Где ж ты шлялся?
Подзывает какого-то длинного парня и втолковывает кто я такой. Он тоже сердито на меня уставился:
– Гад ты оказался, она тебя так ждала!
Представляешь, каждый день встречать поезда ходила.
– Да что случилось то?
– Убили её – говорит длинный, глядя в землю.
– Кто убил, за что?
– Как раз её убивать не за что. Кто, почему – неизвестно, можно только догадываться. Больше грешат на молдаванку, дескать та чужих мужиков на неё натравила, а может она совсем не причём. На кладбище пойдёшь?
Я растерялся. На могилу ноги не идут, а выехать с этой Непрядвы – проблема великая…
Напились мы с этим парнем (за мой счёт, конечно), он меня весь день костерил. Мало того, засек нас местный участковый и давай меня на убийство Гали раскручивать. С такой наглостью обвиняет и так поворачивает дело, что выходит – поймал он преступника и я уже не вырвусь. Едва с ним не подрался. Не спрашивайте, как выкрутился, но на милицаев зло затаил. С тех пор пошла моя жизнь наперекосяк. Получил срок за убийство зарвавшегося милицейского чина и причинение тяжкого телесного другому…
Мы долго сидели молча, потом суетливо разбрелись по своим местам.
На следующий день случилось чудо – в обед освободили Амфибрахия – весельчака Сергея Михайловича Румянцева. Мы проводили его всем отрядом, распивая чай с пряниками (слава Кучаку!), а Руслан попросил меня записать его рассказ, что я и делаю. Первоначально, в мои замыслы входило на этом моменте рассказ завершить, но вмешался случай. Когда отсидчики стали возвращаться с ужина, очередной, притронутый ненормальностью контролер замкнул калитку в сектор, а сам потихоньку смылся. Близ ларька и библиотеки собралась приличная группа людей. В непосредственной близости от калитки, прямо у свежевскопанной клумбы Бегемот выпытывал у интеллигентного вида узбека по прозвищу Обама, за что он отбывает срок. Осужденный в действительности очень смахивал физиономией на бывшего американского президента, росточком, правда, обладал невыразительным. Из любопытства, я, Кучак и кабардинец Марат, известный православный активист, подошли поближе. Обама, не цветисто и многословно, как умеют среднеазиаты, а суховато и скупо поведал об убийстве собственной жены на почве ревности.
Они уехали из Узбекистана в Россию, ища лучшей жизни. Кое-как устроились на работу. Жена трудилась на рынке. Нравы российских новокапиталистических времён неприятно поражали мусульманскую семью. Кругом соблазны…
Однажды он случайно обнаружил в кармане куртки жены (зачем полез-то?) два презерватива. Через три минуты супруга пала от удара ножа…
Марат с видимым неудовольствием спросил:
–А, может быть, она тебе их несла?
– Да, пожалуй, так – согласился Обама, – кровь в голову бросилась – не могла мусульманка так поступить. Всё сгоряча, теперь поздно жалеть…
В вечерних новостях высшие федеральные чины расписывали, как прекрасно заживёт страна на следующий год. Контингент бурно обсуждал амнистию, которая непременно случится в будущем, на семидесятипятилетний юбилей Победы (наивные ребята, ваши иллюзии рассеются через двенадцать месяцев как туман).
И пришло как бы новое правительство, и пришел коронавирус… СМИ заистерили. Вдруг, абсолютно на ровном месте «Фонд прямых инвестиций» выдал лекарство от неведомой заразы, хотя медицинскими светилами он не только не богат, а ими там даже не пахнет.
Посмотришь на главу фонда Кирюшу Дмитриева – внешне и зачатков способностей не видать, также как у главной «борчихи» с пандемией Татьяны Голиковой. Глядя на молодого блюстителя народного счастья Антона Костякова, слёзы наворачиваются на глаза, при виде этого раскормленного «счастья».
Кучак, в очередной раз просветлев умом, предположил:
– В России, как в любой другой стране, талант можно приобрести только с должностью.
Трудно не согласится с этим суждением. Новости оглушают ежедневно и еженедельно перевираются и противоречат предыдущим, но никого, по большому счёту, это не волнует. Представляю, как «организаторы» экономических, политических и прочих «новостей», хихикают, потирая руки и под бокал дорогого вина (надеюсь они не ширяющиеся наркоманы), готовят шквал очередных, будоражащих умы нелепиц…
Во время послевыборных беспорядков в Белоруссии, когда основные кандидаты от оппозиции утекли в Литву и Польшу, мне довелось услышать ещё одну историю о легковесной любви современности.
Как раз шли новости. Диктор с экрана вещал об отравлении скандального оппозиционера-провокатора Навального и о трудностях с реализацией проекта «Северный поток II». Премьер отрывистыми фразами с приличными паузами (он говорит на русском, как не родном языке) сетовал на положение в сельском хозяйстве, о пустующих десятках миллионов гектаров земли, о брошенных и вымерших деревнях уничтоженной сельской инфраструктуре. Так хотелось задать вопрос: «опомнились что ли?» …
В дверь телевизионки заглянул Коля Князев, он же Николай Анатольевич и потащил меня в свой проходняк (дело было в чужом отряде), со словами: – Не надоело тебе всякую муть смотреть? Пойдём, я вспомнил одну любопытную историю…
Девушка по имени Эльвира жила в Коломне, на улице Пионерская. Симпатичная, хрупкая, довольно высокого роста, середины семидесятых годов рождения. Девушка, как девушка. В неё влюблялись ребята из своего класса и параллельных, ребята постарше тоже заглядывались. К девятому классу она пристрастилась к американским фильмам, где ей безумно нравились американские суперменки. Эльвира завистливо глядела на экранных героинь, мечтая в душе о толпах поклонников, сказочных принцах с идеальными фигурами, безупречно-белозубыми улыбками и предупредительно-джентльменским поведением. К выпускному школьному балу 1992 года, половина девчонок класса мечтала о карьере валютных проституток (недремлющая западная реклама), а половина ребят о бандитской жизни.
Она начала испытывать силы своих чар, стравливая поклонников. Уезжала по вечерам на танцы в Радужный, Хорошово или Пески, благо в пригородной зоне легче блеснуть перед потенциальными кавалерами и соперницами. За ней закрепилась определенная слава. Обретая уверенность в себе, юная дама всё больше наглела. В клубе поселка Пески она удачно вырубила парня ударом ноги в солнечное сплетение, посмевшего отказать ей в «белом танце». Местные девчонки, почти все, приезжую возненавидели и лишь некоторые из них, наделённые лакейско-угодливыми чертами характера, вошли в её свиту и пытались подражать самовлюблённой нахалке. Она могла назначить свидание двоим парням сразу и с азартным любопытством ждала, чем закончится выяснение отношений, всегда удалялась с победителем. За эту стервозность, впервые Эльвире навешали оплеух в Радужном. Она посчитала это случайностью, но спустя неделю, уже в Хорошово, её отколошматили уже поселковые девки. Итог её жизни печален – стравив двух бандюков, она пала под их стволами…
Володька Самсонов, услыша мой пересказ этой истории, воскликнул:
– Да это что! У нас в Люблино, на улице Головачева, дом номер один, на шестом этаже жил холостой мужик. Познакомился с одной стервозой и стала она его навещать. Что там получилось – неизвестно, только он выпустил целую обойму… в интимное место.
Медленно жующий хлеб Кучак (у него это бывает) задумчиво-мечтательно произнёс:
– Я вот тоже чуть не женился однажды. Напились мы как-то с приятелями в гаражах – хлестали пиво с водкой, а до дома добраться сил не хватает. Ноябрь месяц. Добрёл я до скамейки и приземлился передохнуть. Тут краля вышагивает в шубе. Меня шуба-то и привлекла. Я ей кричу: «Стой! Доведи меня до дома, не то – шубу сниму!»
– Ты что, грабитель?
– Нет.
– Женатый?
– Нет.
Она схватила меня и ведёт. А куда ведёт?
– Ты куда меня тащишь? Я в другом доме живу.
– Зато я этом доме живу, на втором этаже.
Но я не поддался и утром сбежал.
2 октября 2020 года.
