bannerbannerbanner
полная версияНе столько лирика, сколь остроповседневность

Александр Сергеевич Глухов
Не столько лирика, сколь остроповседневность

Полная версия

На расставание с Русланом Рахмановым

Он часто радовался с нами,

Накапливал невинные грехи,

И, Блока, о «Прекрасной Даме»,

Читал великолепные стихи.

Руслан – пытливая натура.

Он так мечтал увидеть марабу…

Любителю литературы

Желаю впредь, счастливую судьбу.

Любил я слушать его речи,

Не в лучшие судьбы моей года.

Не знаю, будут ли с ним встречи?

Взгрустну о нём, хотя бы иногда.

И годы жизни, в чем-то странной

Потянутся и месяцы, и дни.

Храни Рахманова Руслана

Земля российская, пожалуйста, храни.

Холодная пора, ненастная погода,

Скрипит со стоном старая кровать.

Мне нравится любое время года,

Когда мне вволю удалось поспать.

Декабрь 1991г.

Декабрь, зима, порвались жилы,

Уздечка, плеть и стремена.

Изменой лютой завражило…

И рухнула моя страна.

Вот и кончается странный год,

Мутный, суетный и пандемичный.

Волны интриг мировых господ,

Лай Украины полукомичный.

Газопроводный скандал – грызня,

Наглые происки Вашингтона,

Крысоподобных элит возня.

Хрупкий мирок, словно из картона.

Холод сугробов, метель, пурга.

Нет ни дороги, ни узкой тропки.

Лёд политическ5ий и снега

От Прибалтийской «младоевропки».

Год сверхпожаров и катастроф,

Год обнищания и болезней,

Год обещаний, пустейших слов.

Прожит, как многие – бесполезно.

Который год моя страна

Недоумением полна:

Власть декларирует заботы,

А ни зарплаты, ни работы…

Разомкнуться мои, дрожа, уста:

– Не держу хитрых фиг в кармане я.

Не жалейте меня пожалуйста,

Мне достаточно – понимания.

Спуск ледяной к реке, пологим склонцем.

Так скользкие дороги надоели!

А зимнее полуденное солнце,

В пути нас согревает еле-еле.

У чиновного клопа

Лишь одна – во власть тропа.

И вбивает в нас реклама

Образ «мудрости столпа».

Не ведает меры подлянжа

Крысят вашингтонская стая

За что Джулиана Ассанжа

Вы травите, дух угнетая?

Стремитесь загнать в неизвестность

Подлейшие ваши делищи?

А он-то страдает за честность,

За то, что не гнида, а личность.

Перевертышам

Во времени недавнем – чуть другом,

Сочтя людей за полных идиотов,

Вы родину топтали сапогом,

Теперь переметнулись в патриоты.

Политика! Пришли иные дни

По ветру нос и ушки на макушке.

Где выгода и власть, спешат они –

– Гнилые, перевертливые душки.

Гляжу в немыслимые дали.

Первичный замысел умён:

Нас триллионы звёзд создали,

Погибших в пропасти времён.

Не чепуха, азы науки –

– Астрономических миров.

Земля и всё живое – внуки

Сверхдавних звёздных катастроф.

Смертны люди, смертны государства,

Даже звёзды – гениев кумир.

Время, безо всякого коварства,

Медленно съедает этот мир.

Прохиндеи нам бед навьючили

Неподъёмно-тяжёлым грузом.

И страну, и людей измучили,

И сбежали с нажратым пузом.

Юмор

Кучак, за пару тысяч евро,

Грозился написать шедевры.

Он мучился четыре дня,

А вышла – глупая стряпня.

Юмор

Сосед пошёл в разгаре лета,

Воспрянуть духом в туалете.

Воспрял он так, что сам не рад:

Дух разлетелся на весь сад.

Юмор

Сосед, задумавшись о сватье,

Случайно грохнулся с кровати.

Он мыслит, лёжа на спине:

– К полётам годен я вполне.

На появление бездарных, но симпатичных певцов

Нравы – с обществом – вразрез,

До черты финальной.

К ним проявлен интерес

Профессии – анальный.

….

День изо дня разводят враки,

С угодливостью холуев,

Продажные борзописаки,

Превознося в статьях ворьё.

И жадно ждут пиар-заказа,

Шельмуют честность, врут – сполна.

Эх, журналистика – зараза,

В заразной власти времена.

Лихой табун упрямых строк

Оставит мой – не лучший почерк.

Стих, как весёлый костерок

Сложу, зажгу, поставлю росчерк.

Потух поэзии огня

Большой костёр, лишь след остался.

Но не в чем укорить меня.

По крайней мере, я пытался

Раздуть его, развеять дым,

Тупой чернухою чадящий.

Устал и стал уже седым,

Боец эпохи уходящей.

Да, неважные дела ж,

За страну обидно.

А во власти – дурь, да блажь,

Совести – не видно.

По трухлявым временам

Трудненько невеж вести.

Как Серову, многим нам

Не хватает свежести.

А вокруг эрзац-стихи,

Грязь ужаснопения,

Неискупные грехи.

Дай же бог терпения

Пересилить, одолеть

Нечисть семя Каина.

Жду, когда начнут взрослеть

Те, кого скликаю я –

Светлых мыслей голоса,

Золотые, ранние.

Вот тогда скажу я сам:

– Дай вам бог старания.

31 декабря 2021 г.

Оценю теперь уже навряд ли

Прелесть ионической колонны,

Духоту Борнео и Суматры,

Джунгли Минданао и Цейлона.

Стал я староват для путешествий.

Толи дело – в юности бывало.

Сколько приключений, путешествий

Мне судьба в награду даровала.

Ждут других Меконг и Иравади,

Ориноко, Брахмапутра с Гангом,

Амазонка, широчайшей глади,

Конус высочайшей Канченджанги,

Марево Сахары и Нефуда,

Мощь Каракорума и Памира…

Я-то помню, я-то не забуду

Красоту, величественность мира.

Гималаи

Край суровый верховьев Ганга,

Тут ничто – суета столичная.

Нангапарбат и Конченджанга

Подавляют своим величием.

Жене

Между нами пролегли километров триста.

Тронут инеем седым, увядаю я.

И не сам собрался в путь, не тропой туриста,

А судьба швырнула вдаль – подлая змея.

Я, как старый дуб – не гнусь под метельной вьюгой,

Доскриплю и дотерплю, стоек, как солдат.

Мы поддержим и поймём, и найдём друг друга,

И отметим – верю я – много наших дат.

Зимний, тягостный январь, поздние рассветы,

Год начался. Что же он принесёт с собой?

Может, явится пророк нового завета,

Может, дьявольская власть даст программный сбой.

Семьдесят четыре дня

Я какой-то сонный.

Возраст, братцы, у меня

Сторопенсионный.

Мы долго лениво лежали в постели,

А мысль была гладкой, как крашеный пол.

Отрядник внезапно явился из двери.

Он глянул, ругнулся и снова ушёл.

Кучаку

Ты, приятель не сдаёшь,

К подвигам готовый.

И, с прищуром хитрым, пьёшь

Сок мультифруктовый.

Крепко спят котята-крошки,

Непоседы – мелюзга.

Только ветер за окошком,

Да лохматые снега.

Тишина метельных улиц,

В белых шапках на домах.

Нити проводов прогнулись.

Замороженный размах.

Снегиришки расписные,

Мельк машин туда-сюда.

Эх, январская Россия –

– Озорные холода.

Юмор

Мой приятель (вот подлец!)

Съел солёный огурец.

Ел, хрустел и всем хвалился,

А со мной не поделился.

Юмор

Мой сосед, сопя свирепо,

Стал туда-сюда ходить,

И чесать в сомненьях «репу»,

Мысль пытаясь разбудить.

Живём размеренно и чинно,

Не ведая своих дорог.

И вдруг, без видимой причины,

Беда приходит на порог.

Не подстелить соломы ломкой,

Не зная, где мы упадём.

Где был колосс, – лежат обломки

В грязи, под снегом и дождём.

Набраться сил, да всё вернуть бы,

Засыпать пропасть пустоты,

Встряхнуть растоптанные судьбы

И опалённые мечты.

Стары ровесники и ветхи,

Осыпан снежным вихрем волос.

Маячат пройденные вехи,

Но непокорен, твёрд мой голос.

Мне безразличен бес гордыни,

Диагноз мой: любовь к Отчизне –

– Большой, не сломленной твердыне,

Прошедшей столько катаклизмов.

Ползти угодливой дорогой, -

– Удел министров, депутатов.

Их много, даже слишком много,

Дрожащих за свои мандаты.

А мне угодливость противна,

Я даже за чужую каюсь.

Есть риск в позиции активной,

Зато, совсем не пресмыкаюсь.

За окном натурализм:

День, морозом скованный.

Я подумал и дал жизнь

Мысли зарифмованной.

Мужьям сидеть бы дома, но,

Тоскуют россиянки.

Как много судеб сломано,

По глупости и пьянке.

Нет либеральных крыс подлей,

Страну сумевших искалечить.

И долго же из всех щелей

Нам выковыривать ту нечисть.

Когда Кучак грузил цемент,

Изнемогая под мешками,

Какой-то бестолковый мент

Его подбадривал смешками.

Скажу, с презреньнм глядя я,

Как чино-шваль сверкает:

– Чиновная подляндия –

– Странишка воровская.

Дней моих не сосчитать,

Скоро жизнь кончается.

Уж пора серьёзным стать,

Да не получается.

Разъедает дым табачный

Мне глаза. Слезу утёр.

Собеседник мой – невзрачный

 

И, по-глупому хитёр.

Попрошайка – надоеда,

Толстокожий клянчеман.

Мне нужна твоя беседа,

Как сандалиям карман.

Я гоню, он клянчит снова,

Машет пухлою рукой.

Еле вытолкал дурного.

Уродится же такой.

Я родом из низов народных.

В иных делах – большой мастак.

По виду, вроде, благородный,

По содержанию – простак.

Из людей почти не выделяюсь,

Только худобой и озорством.

Постарел и быстро утомляюсь.

Вижу жизнь, как в зеркале кривом.

Медленно брожу я на закате,

Осмысляя собственный закат.

Время пролетело так некстати,

Я ленился, каюсь, виноват.

Горечью испытанный и лестью,

Каждый день, увы, неповторим.

Мне б прожить с достоинством и честью.

Ладно, жизнь, ещё поговорим…

Юмор

Он масло не любил коровье,

Зато употреблял лимон.

И получал заряд здоровья,

И кислой горечи гормон.

Томит преддряхлости усталость,

Стук сердца – в болевом нытье.

Лишь где-то в глубине осталось

Веселых весен бытие.

Годов, насыщенных страницы

Листает память, чуть грустя.

Как будто жизнь мне только снится

Лет сорок – пятьдесят спустя.

До чего Серёга невезучий.

Из знакомых, он один такой.

Нардовые кубики трясучей,

Робкой, неуверенной рукой

Он бросает в игровом угаре.

Эх Сергей, шальная голова,

Фарт, азартом не раскочегарить.

Игро-принцем станешь черта с два.

Крутит хлопья снежные метель.

Я лежу, живой ещё покуда.

Надоели мятая постель

И погода – мерзкая паскуда.

Знаешь жизнь, мне дорог каждый час твой,

Лучший и не лучший – всё по мне.

Просто жить – уже большое счастье,

А со смыслом – вообще вдвойне.

Прижму к груди своей листок.

Жизнь – ты великая блудница.

Переношу страстей поток

Я на обычные страницы.

Бурлящих чувств шальные дни

Не возвратят жрецы и маги,

Но в память врезались они

Строками на простой бумаге.

Люди растеряны, нищета,

Рок пандемии, заврались власти.

Вредо-чиновная суета

И подозрительные напасти.

Вал нерешаемых сверхпроблем,

Глупых внушений сеанс с экранов.

И, ощущение, между тем:

Нас, наглователько, водят за нос.

Чтобы достаток людей не рос,

Власти, буквально костьми ложатся.

Их занимает один вопрос:

В креслах, подольше бы, продержаться.

Юмор

Не смотри взглядом цепким и хватким

На последний кусок колбасы.

За такие, товарищ, повадки,

Очень часто страдают носы.

Юмор

С похмелья тяжко утром ранним.

Возможность выпить так мала.

Пастух рассказывал баранам,

Как его участь тяжела.

Взметнулся смерч шальной после обеда.

Крутись воронка снежная, кружись.

И мне сосед с грустинкою поведал

Рассказ про беспечальнейшую жизнь.

Узкий месяц, как кривая сабля,

По небу кочует не спеша,

Среди звёзд всемирного ансамбля.

Ночь зимы тиха и хороша.

Глядя на восток, с утра, заметил,

Стоя у обрыва, на краю:

Звёздочки не гаснут на рассвете,

Они солнцу пост передают.

Бываю счастлив только дома.

В других местах берёт тоска.

Тут, даже старая солома

Милее яхты лежака.

Наш срок земной, увы, не вечен,

А время – более, чем власть.

Когда-то я был юн, беспечен,

Копил эмоции и страсть.

Рукой, дрожащею касаясь

Её испуганной руки,

Огнём горел и каюсь, каюсь:

Помял в пшенице васильки.

Ах эта сладкая истома…

Промчалось время, седина.

С тех пор я счастлив только дома,

Где ждёт любимая жена.

Время, жизнь безжалостно съедая,

Любит смех, хватаясь за бока.

Равного комедиям Гайдая

Ничего не создано пока.

Тишина, лежу, прикован

К койке, временно больной.

Вдруг ворвался сквознячковый

Вихрь, шальной и озорной.

Я, под скрип пружин железных,

Отлежал свои бока.

Хватит угождать болезням,

Прочь – коварная тоска!

И, в окошко квадратуре

Солнца свет, меж облаков,

Подтолкнёт к литературе,

К написанию стишков.

1  2  3  4  5  6  7  8 
Рейтинг@Mail.ru