Александр Леонидович Аввакумов
Конец Пиона
– Какую еще сделку?
– Станислав, мне срочно нужна взрывчатка. Я знаю, что ты мне можешь в этом помочь. Я прав?
Майор усмехнулся.
– Я многое могу, вот только не хочу.
Рука Пиона скользнула к голенищу сапога, где находился финский нож.
– Майор, ты же знаешь, что те, кто не с нами, те против нас. Хочешь умереть героем? Не выйдет, Измайлов! Для всех ты будешь врагом народа, немецким шпионом и диверсантом. Да ты не смотри на меня зверем! Я тебя не боюсь. Может, напомнить тебе, как ты сорвал план испытания новых порохов для «Катюш»? Могу еще напомнить, как ты помогал немецкой радистке, как ты застрелил сотрудника НКВД. За каждое такое преступление тебе грозит смерть, и честным человеком ты из этой жизни не уйдешь. Вспомни о жене, она, наверняка, не знает, с кем связала свою жизнь. Ладно, она, ты подумай о ребенке, в чем он виноват, что у него с раннего детства не будет отца.
Измайлов взревел словно зверь. Он посмотрел на Пиона, который в этот момент держал в руках нож и готов был отразить любое его нападение. Это, видимо, понял и майор.
– Хорошо. Я достану взрывчатку, только не трогайте жену и ребенка. Сдаюсь, ваша взяла. Обратной дороги у меня нет.
– Вот и хорошо. Значит, по рукам, – произнес резидент, пряча нож в сапог. – Вот, видишь, это твоя расписка о сотрудничестве с германской разведкой. Выполнишь задание, так и быть, верну ее тебе.
– Не обманешь?
– Зачем мне тебя обманывать. Сделай дело – гуляй смело.
Измайлов выпил еще полстакана водки и, встав из-за стола, вышел из дома.
***
Капитан Дронов опечатал сейф и, закрыв за собой дверь, направился к выходу из управления. Из-за угла здания НКВД вышла женщина в черном шерстяном платке.
– Товарищ капитан! – окликнула она его. – Можно с вами переговорить?
«Откуда она знает, кто я? – первое, что он подумал. – Кто она?»
Он остановился на секунду, еще не решив, как ему поступить. Оглянувшись по сторонам, он шагнул в темноту.
– Здравствуйте, товарищ капитан. Вы меня не узнали? Я жена Тарасова, Надя. Я караулю вас уже второй день. Простите меня, но только вы можете помочь моему мужу.
– Что с ним случилось? – обеспокоенно спросил он ее. – Я сам разыскиваю его уже два дня. Он мне нужен.
– Его арестовали три дня назад ваши сотрудники. Я несколько раз пыталась узнать за что, но мне никто ничего не говорит.
Она замолчала и громко заплакала.
– Товарищ капитан, помогите. Ведь вы хорошо знаете, что он не может быть врагом народа.
Он обнял ее за плечи, физически ощутив, как дрожит в рыданиях ее худенькое тельце.
– Хорошо, Надя, я разберусь, в чем дело. Ты не волнуйся. А сейчас иди домой, он обязательно вернется, ты в этом не сомневайся.
Он направился обратно в здание и зашел в дежурную часть управления. Сержант, сидевший за столом и что-то писавший в журнале, заметив капитана, представителя центрального аппарата НКВД, вскочил со стула и вытянулся в струнку.
– Вольно, сержант, вольно. Дайте мне, пожалуйста, список задержанных и арестованных за последнюю неделю.
Тот быстро протянул ему амбарную книгу. Дронов открыл ее и моментально увидел там фамилию Тарасова.
– За что задержан этот гражданин? – спросил он дежурного, так как напротив фамилии не было указано статьи.
– Не могу сказать, товарищ капитан государственной безопасности.
– А кто может?
Тот быстро порылся в бумагах.
– Арестованный Тарасов числится за лейтенантом Новиковым.
–.Это, за каким Новиковым? За тем, которого перевели из оперативного отдела в секретариат?
– Так точно, товарищ капитан.
– Запишите мое распоряжение. Завтра в 9-00 лейтенант Новиков должен мне доложить по задержанию гражданина Тарасова.
Дронов вышел из дежурной части и направился к ожидавшей его автомашине.
***
Новиков проснулся довольно рано. Ему приснился кошмарный сон. Он попытался восстановить его в голове, но у него ничего не получилось.
«Что только не привидится, – подумал он. – Надо меньше есть на ночь, тогда не будут сниться кошмары».
Он встал с койки и прошел на кухню. На столе стояла недопитая бутылка водки. Он отодвинул ее в сторону и, взяв в руки старый медный чайник, поставил его на керосинку. Запалив огонь, он прикурил папиросу и сел за стол. Фрагменты сна по-прежнему крутились в голове.
«К чему этот сон? – подумал он. – Наверняка к неприятностям».
Плотно позавтракав, он оделся и, не спеша, направился на работу. Он шел по пустым улицам города, обходя стороной наметенные за ночь сугробы. Какое-то нехорошее предчувствие по-прежнему не покидало его. Недалеко от здания управления он увидел служебную машину капитана Дронова.
«Уже здесь», – со злорадством подумал он.
Именно этот человек хотел отправить его на фронт, и лишь личное вмешательство комиссара третьего ранга позволило ему остаться на работе в управлении НКВД.
«Ничего, вы еще узнаете, на что способен лейтенант Новиков. Я еще увижу, как вытянется лицо этого капитана, когда он узнает, что я разоблачил настоящего немецкого агента», – подумал он, входя в управление.
Но до этого момента нужно было работать и работать: Тарасов переносил все пытки. Иногда Новикову казалось, что арестованный человек невиновен и поэтому молчит, так как не хочет оговаривать себя, но он, вовремя отбрасывал эти сомнения в сторону и с маниакальной настойчивостью допрашивал его ежедневно по несколько часов подряд. Сегодня он тоже запланировал провести допрос Тарасова. Ему казалось, что выбранный в этот раз метод должен его сломить. Этот метод называется взнузданием: берется длинное сухое полотенце и закладывается арестованному в рот, а потом через спину привязывается концами к его пяткам. Вот так, колесом на животе, с хрустящей спиной, без воды и пищи, человек оставляется на несколько суток. Насколько он помнил, больше двух суток никто этого выдержать не мог.
Он вошел в здание и, сняв шапку, отряхнул с нее снег. Из боковой двери вышел дежурный и, взглянув на румяное от мороза лицо лейтенанта, передал ему приказ капитана Дронова. Новиков выслушал его и, махнув рукой на дежурного, проследовал к себе в кабинет. Он не придал этому приказу особого значения, так как, согласно приказу по наркомату, подчинялся лишь комиссару третьего ранга. Получив необходимые документы, Новиков приступил к работе. На его столе настойчиво зазвонил телефон внутренней связи.
– Лейтенант Новиков, – привычно представился он. – Слушаю.
– Это – капитан государственной безопасности Дронов. Товарищ лейтенант, почему вы не выполнили мой приказ?
– Извините, товарищ капитан, но я сейчас выполняю срочное поручение наркома. Как только закончу работу, так сразу зайду к вам.
– Какое поручение, товарищ лейтенант? Нарком вчера вечером отбыл в Москву.
Вот этого-то Новиков и не знал. Он моментально покраснел и начал оправдываться.
– Это поручение он мне дал перед поездкой. О том, что он в Москве, я знаю.
– Я жду вас, лейтенант, у себя в кабинете. Не забудьте захватить все материалы по арестованному гражданину Тарасову.
«Вот тебе и сон в руку», – моментально промелькнуло у Новикова в голове.
Он громко и матерно выругался и, достав документы из сейфа, направился к Дронову.
***
– Вы принесли материалы по Тарасову? – спросил Новикова капитан, когда тот вошел в его кабинет.
Лейтенант протянул ему тоненькую бумажную папочку, в которой лежало заявление гражданки Козловой. Дронов быстро пробежал по нему глазами и отложил папку в сторону.
– Как давно он содержится в НКВД? Результаты проверки заявления?
Новиков передернул плечами, подавив в себе инстинкт самосохранения, и активно бросился в атаку.
– Товарищ капитан, Тарасов – враг! Я чувствую это. Меня еще ни разу не подводило это чувство, поверьте мне.
– Это все эмоции, Новиков, – произнес Дронов, стараясь не называть его по званию. – Вы сами знаете, что ваши чувства и ощущения – это не факты вражеской деятельности Тарасова. Это раз. Второе. Почему вы его арестовали? Кто вам дал право творить подобное беззаконие?
Новиков вскипел. Он отлично понимал, что нарывается на большие неприятности, но остановиться уже не мог.
– Мне эти права дал товарищ Сталин вместе с дипломом об окончании училища НКВД. Может, вы забыли, товарищ капитан, что говорил наш вождь о классовой борьбе, что она не только не затихает, а наоборот, еще больше обостряется. Да, враг хитер и коварен, и задача органов НКВД выявлять этих врагов и уничтожать!
Он замолчал и посмотрел на Дронова, стараясь угадать какое впечатление на капитана произвела его речь. Однако лицо офицера было непроницаемо.
– Где протоколы допросов Тарасова? Я бы хотел взглянуть, какие он давал показания? Он признался хоть в чем-то?
Лейтенант вздрогнул. Он не был готов к подобному обороту в разговоре.
– Тарасов – участник боевых действий, имеет несколько ранений и прибыл в город для прохождения лечения. Вы, наверное, не знаете, Новиков, что он имеет офицерское звание? – как бы, между прочим, подчеркнул Дронов.
– Он мне об этом ничего не говорил, – выпалил лейтенант.
– А вы его наверняка и не спрашивали. Вы поверили заявлению какой-то домохозяйки и не захотели верить боевому офицеру.
Эти слова были равносильны осиновому колу, который вбивал в его грудь сидевший напротив него офицер центрального аппарата НКВД СССР. Новиков почувствовал, как между лопаток по спине потекла тонкая струйка пота. Сейчас он хорошо понимал, что сам себя загнал в угол, из которого уже не было выхода.
– Так, где же протоколы допросов? Или вы их не вели, а просто силой выбивали из него нужные вам показания?
– Я их не писал, товарищ капитан, потому что он все это время молчал.
– Значит, он ни в чем не признался? Я думаю, что вы предприняли все методы, чтобы сломить этого человека? Скажите, а почему он молчит, ведь у вас всегда и все признавались в работе против нашего государства? А может, ему и признаться-то не в чем? Вы не думали об этом?
Лейтенант сидел, ни жив, ни мертв.
– Я уже доложил о вашем самоуправстве в Москву. Посмотрим, что по этому поводу скажет ваше местное руководство. А сейчас идите, Новиков. Думаю, что вам надо освободить Тарасова из-под стражи. Так будет лучше и для вас, и для него.
– Я все понял, товарищ капитан государственной безопасности. Разрешите исполнять?
– Чего исполнять?
– Ваше указание.
– Это не указание, это совет, Новиков.
Лейтенант поднялся со стула и почувствовал, что не может идти. Ноги были, словно ватные, и не слушались его. Его мотнула, и он, чтобы не упасть, уперся рукой в косяк.
– Извините, товарищ капитан, – тихо произнес он. – Ноги не идут.
– Бывает, Новиков. Хорошо, что нет медвежьей болезни, а то что бы я с вами делал?
Лейтенант вышел из кабинета и, держась за стенку, медленным шагом направился к себе в кабинет.
«Черт меня дернул связаться с этим Тарасовым, – подумал он и посмотрел на пустой коридор наркомата. – Интересно, откуда капитан узнал об этом человеке. Впрочем, какая разница, откуда. Важно то, что я попал под замес, и сейчас нужно как-то выбираться из этого дерьма».
Дойдя до своего кабинета, он обессилено плюхнулся в кресло. Мозг лихорадочно требовал какого-то рационального решения. Недолго думая, он взял бланк постановления об освобождении и написал на нем фамилию Тарасова. Поставив печать, он вызвал дежурного и передал ему постановление.
– Чего стоишь? – спросил он его. – Я что-то не то написал?
– Нет, товарищ лейтенант, все понятно.
– Тогда исполняйте.
Через десять минут Тарасов уже стоял около ворот внутреннего двора НКВД, размышляя, куда его повезут. Боец охраны открыл калитку и жестом руки предложил выйти на улицу.
– Чего стоишь? Давай, двигай, мужик, на волю.
Тарасов сделал несколько шагов и оказался на улице. За его спиной противно звякнула металлическая дверь, отделявшая волю от неволи.
***
Машина майора Измайлова медленно въехала на территорию армейского склада, который находился в лесном массиве недалеко от железнодорожной станции Аракчино. Солдат, стоявший на посту, проверил его документы и направился в караульное помещение. Станиславу не раз приходилось бывать на этой армейской базе, и он неплохо ориентировался в этих одноэтажных типовых зданиях, укрывшихся от посторонних взглядов в лесу. Часовой, доложив о прибытии на базу офицера, поднял полосатый шлагбаум. Измайлов подъехал к нужному ему складу. Увидев сержанта, он рукой подозвал его к себе.
– Сержант! Где начальник склада?
– Я вместо него, товарищ майор. Лейтенант Морозов заболел.
«Вот и хорошо, – подумал Станислав, – сержант наверняка плохо разбирается в документах и не станет сверять номера квитанций».
– Сержант! – обратился к нему Измайлов. – Вот оформите эти документы на получение двух ящиков тротила.
Майор достал из полевой сумки бумаги и протянул ему. Заведующий складом, не читая, сунул их в карман своей гимнастерки и стал открывать дверь склада.
– Товарищ майор, а вы без транспорта? – спросил он.
– Вон стоит моя машина, нужно погрузить взрывчатку в нее. Еще вопросы есть, товарищ сержант?
«Успокойся, Измайлов, не повышай голос, – подумал он. – Все идет нормально. Сейчас сержант погрузит в автомашину два ящика тротила, и ты спокойно уедешь отсюда. Только, что он там долго возится?»
Станислав открыл дверь склада и увидел, что сержант пытается с кем-то связаться по телефону. Внутри майора что-то оборвалось, и возникла пустота, которая моментально наполнилась страхом.
«Неужели прокололся, и сейчас этот сержант звонит, чтобы уточнить подлинность предъявленных мной документов», – промелькнуло у него в голове.
– Товарищ майор, что с вами? Вам плохо? – бросив трубку на рычаг телефона, спросил его сержант.
– Ничего, сержант, мне уже лучше, – произнес Измайлов. – Что вы там возитесь? Неужели так трудно погрузить эти два ящика?
– Товарищ майор, мне показалось, что мы уже отпускали взрывчатку по этим документам. Вот я и решил уточнить это у своего начальника.
– И что? Уточнили?
– Так точно, товарищ майор. По этим документам на прошлой неделе нами были отпущены два ящика тротила. Взрывчатку получал младший лейтенант Горлик.
– Понятно. Все может быть. Я, наверное, взял с собой не те документы. Подобное со мной бывает после полученной контузии. А ты – молодец, сержант, что заметил это.
– Это моя работа, товарищ майор. Идет война, и сейчас доверять людям не стоит.
– Правильно. Давай, мои документы.
Сержант, взяв их со стола, вернул Измайлову.
– Извините, товарищ майор, что не смог вам помочь.
Станислав развернулся и, сунув документы в полевую сумку, направился к автомашине.
***
Пион нервно ходил по комнате, слушая доклад Мустафы. Последняя его новость касалась Татарина.
– Что же у нас с тобой, Мустафа, получается, – как бы разговаривая сам с собой, произнес Пион. – Ты мне говорил, что Татарина посадила соседка, написав заявление, что он уклоняется от фронта. И вдруг его почему-то освобождают? Разве бывает, чтобы НКВД кого-то отпустило? У меня невольно напрашивается вопрос, а за что его освободили, не за красивые же глаза? Ведь его скрутили не «мусора» за кошелек, а чекисты. Неужели за все это время, что он содержался там, они не пробили его по документам?
– Я тоже об этом подумал, Пион. Странно все это. Слушай, может, он слил им все о нас?
– Не думаю, да и что ему известно о нас? Он даже адреса моего не знает, это точно.
В комнате повисла тишина.
– Может, его чик и все? – тихо произнес Мустафа. – Нет человека, нет проблемы.
Он вопросительно посмотрел на Пиона, ожидая ответа. Однако тот не спешил с принятием окончательного решения. Ему, как воздух, нужна была взрывчатка, место хранения которой знал только Татарин. Попытка Измайлова вывезти два ящика тротила с военного склада не увенчалась успехом.
– Погоди, Мустафа, он от тебя никуда не денется. Ты еще успеешь с ним поквитаться. Сейчас главное, чтобы он показал место, где зарыл взрывчатку. Вот, когда он это сделает, можешь с ним поступать, как хочешь. Пока пусть он отлежится дома, а дня через два мы его навестим. Присмотри за ним. Если бы он нас запалил, то мы с тобой были бы в НКВД, а не разговаривали здесь. Присмотри за ним дня два, и все станет понятно.
– Дом, в котором он живет, имеет два выхода. Я один перекрыть их не могу.
– Возьми в помощь Ворона и Гороха.
– Хорошо, Пион.
Мустафа встал из-за стола и, надев шапку, направился к двери.
***
Утром Тарасов подошел к окну и, открыв форточку, свернул цигарку. Дворник убирал снег, а две соседки по дому о чем-то разговаривали. Александр посмотрел в сторону соседнего двора: там, среди сугробов, стояла «Эмка» черного цвета.
«Откуда эта машина? – задал он себе вопрос. – В наших домах не проживают водители, да и начальники, за которыми бы приезжали служебные автомобили, тоже не живут».
Минут через тридцать он снова подошел к окну. Посмотрев в сторону машины, он увидел около нее знакомого мужчину, с которым он столкнулся в своем подъезде. Именно этот человек передал ему привет от Пиона.
«Пасут», – первое, о чем подумал Александр.
К стоявшему мужчине подошел еще один человек.
«Выходит, он не один, – отметил про себя Тарасов. – Значит, мое освобождение из НКВД встревожило Пиона. Может, он и прав. Я на его месте поступил бы также. Значит, он мне не доверяет, а это уже плохо».
Переговорив между собой, мужчины разошлись в разные стороны.
«Все ясно, держат сразу два выхода из дома. Посмотрим, как долго вы будете меня караулить?»
Заметив, что мужчина сел в автомашину, Александр оделся и вышел в коридор. Подняв воротник полушубка, он вышел на улицу, быстро пересек двор и вошел в подъезд соседнего дома. Видимо, стекла в автомашине окончательно замерзли, и его передвижение не было замечено наблюдателем. Ждать пришлось долго, пока к машине подошел другой мужчина и сменил наблюдателя.
«Посмотрим, куда ты пойдешь», – решил Тарасов и последовал за мужчиной. Тот шел впереди него, насвистывая какой-то блатной мотивчик, обрывки которого иногда доносились до Александра. Неожиданно мужчина остановился. Из-за угла дома появился воинский патруль. Чтобы не попасть в поле зрения военных, Тарасов укрылся в ближайшей подворотне. Незнакомец достал из внутреннего кармана документы и протянул их офицеру.
– Откуда идете? – поинтересовался у него военный.
– Да вот, возвращаюсь с работы, товарищ младший лейтенант. Пришлось задержаться, работы много.
– У вас истекает срок ночного пропуска, – произнес старший патруля. – Продлите его, чтобы не было неприятностей. Доброго вам пути, товарищ Воронин.
– Спасибо.
«Выходит, фамилия мужчины – Воронин», – отметил про себя Тарасов.
Он вышел из подворотни, когда патруль скрылся за углом соседнего здания. Он попытался догнать Воронина, но тот словно сквозь землю провалился.
«Куда он мог подеваться? – лихорадочно думал Александр. – Не мог же он испариться?»
Постояв, еще пять минут, он решил, что Воронин проживает в одном из домов на этой улице. Чтобы проверить свою догадку, он медленно побрел вдоль частных домов. Он отлично понимал, что найти человека в зимний вечер на этой тихой и пустынной улице было немыслимо, но это не останавливало его. В конце улицы высился двухэтажный барак, во двор которого он еще не заглядывал. Александр свернул за угол дома и моментально прижался к стене. Воронин стоял около дома и о чем-то разговаривал с мужчиной. Незнакомец был одет в телогрейку, подпоясанную ремнем, на котором висела кобура с пистолетом.
Неожиданно военный оборвал свою речь на полуслове и посмотрел в сторону Тарасова.
«Неужели заметил», – подумал тот.
Рука Александра автоматически потянулась к пистолету. Однако незнакомец перевел взгляд на Воронина и, сказав ему что-то, направился дальше. Следить за Ворониным было бесполезно, так как он вошел в подъезд и растворился в темноте. Тарасов решил проследить за военным. Пройдя за ним два квартала, он был остановлен военным патрулем. Он достал документы и протянул их офицеру. Тот развернул и начал читать, бросая на него подозрительные взгляды.
– Что у вас с лицом, Тарасов? – спросил его офицер. – Кто вас так избил?
– Подрался, товарищ капитан. Выпил немного лишнего.
– Судя по вашим документам, вы проходите лечение в госпитале, это правда?
– Так точно.
– Выходит, для фронта вы больны, а вот водку пить и драться, вы здоровы?
– Жизнь показала, товарищ капитан, что не совсем здоров, если не мог постоять за себя. До войны я бы его ногтем придавил, а сейчас, сами видите, что получилось.
Офицер вернул ему документы, и патруль проследовал дальше. Теперь искать и догонять офицера в телогрейке не имело смысла. Тарасов закурил и направился домой. По дороге он зашел в проходную предприятия и попросил охранника, чтобы тот разрешил ему позвонить по городскому телефону. Получив разрешение, он набрал номер телефона Дронова. Договорившись о времени и месте встречи, Александр пошел домой.
***
Это была их первая встреча после освобождения из НКВД: Тарасов подробно рассказал Дронову, что произошло с ним за эти последние дни. Капитан выслушал его. То, что случилось с Александром, было равносильно полному провалу тщательно подготовленной госбезопасностью операции по ликвидации немецкой разведывательной сети в Казани. Перехваченная накануне контрразведчиками радиограмма свидетельствовала о том, что Абвер требовал от резидента провести крупную диверсию на авиационном предприятии, которое выпускало пикирующие бомбардировщики. Это была серьезная угроза обороноспособности Красной Армии. Сообщать Тарасову о том, что все его мучения по внедрению в разведшколу были напрасными, капитану не хотелось. Он еще надеялся на какое-то чудо, которое поможет им реабилитировать его в глазах немецкой разведки.
– Ну и что мы с тобой будем делать, Тарасов?
– Не знаю, товарищ капитан. Меня, наверное, отправят обратно на фронт, а вот что будет с вами, я не знаю. Москва такие ошибки не прощает.
Они замолчали: каждый из них думал о чем-то своем. Время шло, но решение не приходило.
– Товарищ капитан, у меня возникла одна мысль, но я не знаю, насколько она хороша.
– Какая мысль? – ухватился за его слова капитан.
– Мне нужно срочно переходить на нелегальное положение. Тогда еще есть какие-то шансы спасти операцию. Думаю, что другого выхода нет.
– Что это нам даст? – с интересом спросил у него Дронов. – Сейчас, ты сам понимаешь, ошибаться нельзя. Они планируют взорвать пороховой завод, а затем нанести удар по авиастроительному заводу.
– Я вот, что предлагаю, – тихо произнес Александр и начал подробно рассказывать о своем плане.
– Если все это будет сыграно достоверно, думаю, что может прокатить. Для начала необходимо установить плотное наружное наблюдение за Ворониным. Мы должны знать, где он находится, что делает, с кем встречается. Это позволит нам не только узнать о всех его связях, но и с его помощью вернуться в русло нашей операции.
– План, конечно, неплохой. Необходимо все, что ты задумал, претворить в жизнь. Для этого мероприятия мне нужно, как минимум, два дня.
– Хорошо. Когда будете готовы, дайте мне знать. Главное, не переиграть.
Они еще посидели с часок и, обговорив все детали, стали расходиться.
– Саша, передай привет жене. Хорошая она у тебя женщина. Одним словом – молодец!
– Передам. Надо ее тоже подготовить к этому.
Он пожал руку Дронову и вышел из квартиры. Вскоре он был уже дома.
Часть пятая
Воронин проснулся от грохота выстрелов, которые доносились с улицы. Перестрелка то усиливалась, то затихала. Вдруг выстрел прогремел рядом с его домом. Он схватил пистолет и бросился к окну. Отодвинув в сторону занавеску, он прильнул к стеклу: по улице бежал мужчина в белом армейском полушубке, за которым гнались три человека в солдатских шинелях. Мужчина иногда останавливался и, прицелившись, стрелял в преследовавших его людей. Один из них упал лицом в снег, несколько раз дернулся и затих.
«Неплохо мужик стреляет, наверняка – военный», – машинально оценил Воронин стрельбу беглеца.
Мужчина легко преодолел забор, отделявший дом от улицы, и стрелой устремился в подъезд их дома. Через некоторое время во двор забежал солдат с винтовкой в руках. Он испуганно крутил головой, боясь получить пулю от преследуемого им человека. Взяв винтовку наизготовку, он стал медленно двигаться по двору, поводя ею, то в одну, то в другую сторону. Через минуту во двор вбежали еще несколько человек, среди которых Воронин увидел двух работников милиции и своего участкового. Они о чем-то переговорили и, выскочив из двора, ринулись дальше по улице.
Воронин быстро оделся, вышел на улицу и направился к карете скорой помощи, в которую грузили труп убитого красноармейца. Снег, на котором лежал труп, был пропитан кровью. Около машины стоял еще один боец, которому медсестра накладывала повязку на раненую руку.
– Вот, сволочь! Кто бы мог подумать, что он начнет стрелять, – словно оправдываясь, говорил солдат санитарке. – Мы у него документы, а он за пистолет и давай в нас палить. Жалко Мишку, хороший был парень.
Воронин отошел от них и направился домой.
«Отчаянный мужик, – с восхищением подумал он о незнакомце. – Интересно, что его заставило стрелять в солдат?»
Бросив недокуренную папиросу, он поднялся по лестнице и подошел к своей двери. После солнечного света в коридоре казалось темно. Воронин сунул в скважину ключ и вдруг услышал за спиной чье-то сдавленное дыхание.
– Не поворачивайся, сука, а то убью, – произнес мужской голос, и в затылок Воронина уперся холодный ствол пистолета. – Открывай дверь и медленно заходи в комнату.
Воронин выполнил команду, и они оказались вдвоем в комнате.
– Садись! – приказал мужчина и толкнул его в спину стволом пистолета.
Воронин сел на стул и посмотрел на мужчину. Он был поражен: перед ним стоял Татарин, сжимая в руке «ТТ».
– Слышишь, мужик! Откуда я тебя знаю? – спросил Татарин, по-прежнему держа его на прицеле. – Где-то я тебя видел.
Воронин сглотнул слюну и, посмотрев на пистолет, произнес:
– Ты прав, Татарин. Мы действительно встречались с тобой однажды в подъезде твоего дома. Тогда мы были вдвоем с товарищем и приходили, чтобы передать тебе привет от Пиона.
– Точно. Теперь я вспомнил тебя, – тихо произнес Татарин. – Достань из кармана оружие и положи его на стол. Так мне будет спокойнее говорить с тобой.
Воронин вынул из кармана пистолет и положил на край стола.
– Кто ты такой? – снова спросил его Татарин. – Откуда знаешь Пиона?
Воронин покосился на пистолет и отвернулся в сторону. Сейчас он просто боялся что-то говорить этому человеку.
– Если ты решил умереть, молча, дело твое, – произнес Татарин и направил ствол пистолета ему в голову.
– Тебе привет от полковника, – Воронин вдруг вспомнил пароль, который должен был произнести тогда при встрече.
– Он еще здоров? – ответил Татарин.
– Ну, слава Богу, – радостно произнес Воронин. – Я думал, что ты меня вот-вот застрелишь.
– Не радуйся преждевременно, – зло произнес Татарин, – я это еще успею сделать.
Он сунул свой пистолет за пояс и сел за стол.
***
Измайлов остановил свою машину и открыл заднюю дверцу «Эмки». Приняв на руки грудничка, он помог жене выйти и направился к дому. Рядом с ним шла жена и что-то непрерывно рассказывала ему о враче, которого Станислав не знал. Пропустив ее вперед, он стал медленно подниматься по лестнице. Неожиданно жена замолчала и остановилась, пропуская мимо себя мужчину, который спускался вниз.
– Здравствуйте, – поздоровался с ними незнакомец, – с новорожденным!
Майор взглянул на него и чуть не выронил из рук ребенка. Это был Мустафа.
– Здравствуйте, – еле выдавил он из себя. – Спасибо.
– Кто это? – спросила жена. – Я раньше его никогда не видела у нас в подъезде.
– Наверное, новый жилец, – ответил Станислав.
Он открыл дверь и пропустил жену. Сняв в прихожей пальто, она устремилась на кухню. Поставив на керогаз чайник, она стала заниматься ребенком.
– Мне пора, – произнес Измайлов. – Извини, Галина, но меня ждут на службе.
– Стас! Может, пообедаешь? – предложила ему жена. – Посидим, поговорим, ведь ты так мало стал уделять мне внимания.
– Извини, не могу. Поговорим вечером, когда вернусь с работы.
Выйдя из подъезда, майор сразу же увидел мужчину, который стоял на углу дома и курил. Он, похоже, ждал, когда выйдет Станислав.
– Чего тебе нужно, Мустафа? – со злостью спросил офицер. – Ты, что сюда притащился?
– Не шуми, майор. Давай, без кипиша. Пион хочет видеть тебя. У него есть вопросы.
– Я сейчас не могу, ты же сам видел, что у меня родился ребенок.
– Это ничего не меняет. Думаю, что не ты кормишь его грудью, – произнес Мустафа и громко рассмеялся.
Его смех привлек внимание проходивших мимо людей.
– Не устраивай здесь цирк, Мустафа. Что ему от меня нужно?
– Это спросишь у него. Я человек маленький: мне приказали передать это тебе, я и передал. Пион сегодня вечером ждет тебя. Только не крути, майор, он шуток не любит.
Мустафа повернулся и направился по улице, насвистывая что-то из блатного фольклора. Проводив его взглядом, Измайлов направился к своей машине. Вечером он встретился с Пионом.
– Майор, где взрывчатка?
– Почему вы меня снова спрашиваете об этом. Я уже докладывал, что у меня ничего не вышло.
Измайлов замолчал и посмотрел на резидента.
– Ты просто трус, майор. Мне кажется, что я ошибся, поставив на тебя успех нашей акции. Ты ни на что не способен. Про такого человека говорят, что он ничего не может делать: ни украсть, ни покараулить. Ты же хорошо знаешь, что обратной дороги у тебя нет. Следовательно…
Пион не успел договорить, как Измайлов все понял.
– Не убивайте, – дрожащим от волнения голосом произнес он. – Я сделаю все, что вы прикажете.
Из соседней комнаты вышел Мустафа. В руке его поблескивала финка. Он подошел к Станиславу и встал у него за спиной. Офицер оглянулся, и холодок пробежал по его спине.
– Я сделаю все, что вы прикажете, – снова тихо произнес он, не спуская глаз с Пиона.
– Что скажешь? – обратился хозяин к Мустафе.
– Думаю, что зарезать его и семью мы сможем в любое время, – он сделал паузу и посмотрел на притихшего Измайлова. – Может, еще пригодится нам этот человек.
– Хорошо. Проводи его.
Измайлов вышел из дома и вдохнул полной грудью. Жизнь показалась ему в этот момент удивительно прекрасной. Он с опаской посмотрел на стоявший за забором дом и чуть ли не бегом устремился к своей машине.
***
Ворон сидел напротив Пиона и подробно рассказывал все, что он увидел вчерашним утром.
– Век свободы не видать! Я сам лично видел, как солдаты грузили в машину двух убитых, третий был ранен в руку. Шуму было на всю слободу.
– Как он оказался у тебя, Ворон? Откуда он узнал твой адрес?
Этот вопрос, заданный резидентом уже в который раз, стал выводить его из себя.
– Я же говорил, что он перемахнул через забор и сразу ломанулся в подъезд. Мне кажется, что ему было абсолютно все равно, куда бежать, просто мой подъезд был самым удобным местом, для того чтобы укрыться от погони.
