Александр Леонидович Аввакумов
Конец Пиона
– Я знаю, – Александр сделал паузу. – Раз нужно вернуться назад, значит, вернусь. Я готов к этому, только вы научите меня всем вашим премудростям.
Майор улыбнулся, за ним стали улыбаться и что-то обсуждать между собой другие офицеры.
– Вы предельно откровенны, Тарасов, – произнес один из офицеров. – Скажите, вы всегда такой?
Несколько пар глаз буквально впились в него, следя за его реакцией. Майор в очередной раз что-то записал в свой блокнот и посмотрел на него. Александр замялся, не зная, что ответить.
– Мне трудно ответить на этот вопрос, господин офицер. Наверное, все зависит от обстоятельств, в которых оказывается человек. Сейчас я обстоятельно отвечаю на ваши вопросы, так как хорошо осознаю, где я нахожусь, и какие люди сидят передо мной. Зачем мне врать, ведь маленькая ложь всегда вызывает большое недоверие, тем более вы предупредили меня, что все, о чем я вам расскажу, будет перепроверено вашими людьми. Я не самоубийца, чтобы врать вам.
– Как вы смотрите, Тарасов, на то, что мы вас направим обратно за линию фронта? – снова спросил его майор.
– Без особой радости. Если честно, то я переходил ее не для того, чтобы вернуться обратно. Вы же сами знаете, что меня там ожидает. От добра добро не ищут. Но если нужно, то я готов это сделать.
– Вы правы, Тарасов, НКВД, наверняка, включило вас в черный список, и в случае задержания вас действительно ожидает смерть. Но и здесь вас тоже ждет смерть за невыполнение нашего приказа. Если там вы сами не проколетесь, то сможете спокойно прожить всю оставшуюся жизнь. Здесь же нет. Мы не собираемся вас кормить и холить.
Тарасов молчал. Сейчас, как ему казалось, нужно было выдержать определенную паузу.
– Я готов выполнить любое задание немецкого командования, – отчеканил Александр. – Двум смертям не бывать, одной не миновать. В концлагерь я не хочу, я уже был там и знаю, что меня ожидает.
– Вот и хорошо, Тарасов. Мне нравятся такие люди, как вы, им не приходится много объяснять. Вот здесь подпишите, – предложил ему один из офицеров и пододвинул отпечатанный на машинке текст.
Александр подошел к столу и, не читая, подписал бумагу. Он отлично понимал, какой документ подписывал, но другого выхода у него в тот момент не было. Он положил ручку на стол и посмотрел на офицеров. Они о чем-то говорили на своем языке. Кто-то из них нажал кнопку звонка, и в дверях появился автоматчик. Тарасов повернулся и в сопровождении солдата вышел из кабинета.
***
Александр вошел в казарму курсантов и, не снимая кителя, лег на койку. Прошел ли он отбор в разведшколу, он пока не знал. Ему было известно, что курсанты, не прошедшие в школу, отравлялись в полицейские подразделения для борьбы с подпольем и партизанами, а для него это означало провал операции.
«Вдруг не прошел? – размышлял он. – Тогда немцы точно отправят меня куда-нибудь в Белоруссию. Эх, жалко, не с кем посоветоваться, что делать дальше».
Он встал с койки и поправил подушку. К его ногам упал маленький листочек бумаги.
«Что это?» – подумал он и осторожно взял записку в руки.
– С прибытием, – прочитал Александр.
«Выходит, Проценко уже знает о моем прибытии в школу, – решил Тарасов. – Интересно, почему он все это делает? Ведь это большой риск для него. Если немцы узнают, ему точно не простят общение со мной».
В комнату вошли трое его соседей. Лица их были хмурыми.
– Слушай! Тебя вызывали немцы? – поинтересовался один из них. – О чем они спрашивали, что их интересует?
Александр смерил его взглядом с головы до ног.
– Ты, кто такой? – обратился он к мужчине. – Я тебя первый раз вижу. Если тебя это так интересует, то спроси у немцев, они все объяснят.
– А что я особенного спросил? – произнес мужчина и посмотрел на своих друзей.
– Их все интересует: от момента рождения до плена, – ответил ему Тарасов. – Еще вопросы есть?
Разговор явно не клеился. Мужчины немного потоптались в помещении, а затем вышли в коридор.
– Тарасов! – выкрикнул вошедший в помещение дежурный.
Александр встал с койки и, застегнув на груди китель, молча, направился вслед за ним. Они вышли из казармы и направились в небольшое здание, которое находилось среди высоких и стройных елей.
– Куда мы идем? – поинтересовался он у дежурного.
– Запомни, Тарасов. Здесь не принято задавать лишних вопросов. Когда придем, тогда все тебе и объяснят. Понял?
– Не дурак, понял, – коротко ответил тот.
Обогнув здание, они остановились около массивной деревянной двери, рядом с которой стоял часовой. На его бледном лице отчетливо выделялся большой крючковатый нос, покрасневший от холода. Часовой то и дело переминался с ноги на ногу, стараясь, таким образом, хоть немного согреться. Несмотря на небольшой по русским меркам мороз, на улице было достаточно ветрено. Они прошли мимо часового в здание.
– Стой здесь, – в приказном тоне произнес дежурный, – я сейчас доложу о твоем прибытии адъютанту начальника школы.
Он скрылся за поворотом коридора, а Тарасов подошел к окну и увидел, что пошел снег. Крупные снежинки медленно падали на расчищенные дорожки. За грядой зеленых елок были видны охранные вышки, на которых, словно оловянные солдатики, застыли фигуры немцев.
«Похоже, отсюда так просто не вырвешься, – невольно подумал Александр, наблюдая за разводом часовых. – Наверняка система охраны тщательно продумана и работает, как часы».
Услышав за спиной шаги, он обернулся и увидел дежурного, который направлялся к нему в сопровождении фельдфебеля.
– Тарасов! Следуй за ним, – скомандовал он, а сам направился к выходу из здания.
Александр с любопытством посмотрел на мощную фигуру немца. Его мышцы готовы были разорвать мундир, в который он был одет. Он махнул рукой, и Тарасов последовал за ним. Они прошли по коридору и остановились у двери, изготовленной из мореного дуба.
– Стоять! – скомандовал фельдфебель на ломаном русском языке и исчез за дверью.
Немец отсутствовал недолго. Он вышел из кабинета и, широко открыв дверь, жестом предложил зайти. В помещении царил полумрак: окна были плотно зашторены, и лишь в углу пылал огонь в камине. Тарасов не сразу увидел хозяина кабинета, который сидел в кожаном кресле напротив камина. На его коленях лежал клетчатый шерстяной плед.
– Проходите, Тарасов! – произнес полковник и повернулся в его сторону. – Присаживайтесь, я хочу с вами поговорить. Расскажите подробно о вашем городе, о ваших друзьях, о начальниках, с которыми вам пришлось работать и служить. Считайте, что это – неофициальная беседа. Чем подробнее вы мне расскажете, тем лучше. Я не ограничиваю вас во времени. Просто мне интересен ваш город.
Тарасов сделал два шага в сторону кресла и сел в него.
– Сегодня с вами беседовали мои подчиненные, – продолжил полковник. – Могу обрадовать, вы оставили у них неплохое впечатление о себе. Ну, так что, приступим?
Он сделал паузу. Только сейчас Тарасов заметил, что перед ним на столе лежит тот таинственный маленький блокнот, в котором майор делал какие-то записи.
Александр поборол в себе волнение и начал рассказывать полковнику о городе, о своих друзьях, о руководителях льнокомбината, о командире их батальона. Полковник Шенгарт внимательно слушал его.
– Тарасов! Расскажите подробнее о вашем товарище Князеве. Вы говорили, что он работает на пороховом заводе мастером вспомогательного цеха. Что он за человек, чем увлекается? Он любит выпить? Короче, об всех его пороках.
– Какой русский не любит выпить, господин полковник. Перед войной его задержала охрана завода при попытке вывезти с завода спирт. Если бы не его родственник в Москве, то он точно бы загремел в тюрьму. Но крайним сделали не его, а совершенно другого человека. А он прошел по уголовному делу в качестве свидетеля.
– Как вы думаете, он все еще работает на заводе?
– Ничего сказать не могу. Когда я был в бегах, то есть в Казани, мы с ним дважды встречались. Работает ли он сейчас, я не знаю.
Это была явная наживка для полковника, которую разработало НКВД. Они оказались правы: информация о заводе, которую Тарасов специально дозировал, немцев, несомненно, заинтересовала.
– Скажите, это правда, что ваша жена работает на пороховом заводе? – спросил его полковник.
– Да, работает. Ее перевели на завод в сентябре прошлого года. Ранее она, как и я, работала на льнокомбинате.
– Это очень хорошо. Со слов Проценко, вы человек умный, смелый и дерзкий. Вы действительно такой?
– Я не могу судить об этом, господин полковник. Вы бы мне не поверили, если бы я подтвердил эту характеристику.
– А вы не глупы, Тарасов. Я удовлетворен нашей беседой.
Тарасов вышел из кабинета и осторожно закрыл за собой дверь. В коридоре его ждал фельдфебель. Когда они с дежурным вышли из здания, тот поинтересовался у него.
– О чем ты так долго разговаривал с начальником?
Тарасов не ответил и лишь улыбнулся ему в ответ.
«Запомни одно правило, нашел – молчи, потерял – молчи. Молчание не только золото, но и жизнь разведчика», – пронеслись у него в голове слова инструктора.
***
На следующий день всех прибывших курсантов разведшколы, прошедших собеседование, разбили на группы по пять человек. Тарасов попал в одну группу с Проскуриным. Он был единственным курсантом, которого знал Александр. Дежурный по группе завел их в небольшую комнату, где на столе лежали макеты различных взрывных устройств. Курсанты стали рассматривать выложенные муляжи. К Тарасову подошел Михаил.
– Саша! Мне нужно с тобой поговорить, – тихо произнес он, стараясь, чтобы никто из присутствующих не услышал его слов. – Дело очень серьезное.
– Я не хочу вести с тобой никаких разговоров.
– Почему? – спросил его Проскурин. – Разве я что-то сделал тебе плохое?
Александр отошел от него, взял в руки муляж магнитной мины и стал с интересом рассматривать. В кабинет вошел инструктор, одетый в немецкую офицерскую форму, на которой не было знаков различия. По команде дежурного все встали по стойке смирно.
– Здравствуйте. Меня зовут Михаил Сергеевич. Я назначен руководителем вашей группы. Со всеми вопросами вам нужно будет обращаться только ко мне. Далее, – он сделал паузу и посмотрел на лица курсантов, – с сегодняшнего дня вы должны забыть все, что было с вами в жизни до плена: забыть не только своих родных и близких, но и свои фамилию, имя и отчество. Все вы сейчас получите псевдонимы, под которыми вам придется общаться между собой. Если кто-то из вас забудет об этом правиле, окажется в карцере за нарушение правил конспирации. Повторное нарушение их чревато возвращением в лагерь. Надеюсь, все вы это усвоили.
Он начал называть фамилии курсантов и сходу придумывать им псевдонимы. Услышав свою фамилию, Александр встал и застыл по стойке смирно.
– Теперь вы для всех будете Татарином. Псевдоним легок к запоминанию, и, я думаю, вы быстро привыкнете к нему.
Проскурин получил псевдоним Тихий. Александр невольно удивился прозорливости инструктора. Он, словно хороший психолог, смог легко прочитать внутреннее состояние Михаила, который, сидя в заднем ряду, действительно выглядел каким-то тихим и подавленным.
Тарасов, сидевший у окна, увидел, как во дворе остановился автомобиль, и из него вышел немецкий офицер. Он что-то сказал водителю и направился к учебному корпусу. Через минуту посыльный вошел к ним в аудиторию. Его красивое лицо было румяным от мороза, а светлые густые волосы были аккуратно зачесаны назад.
– Господин лейтенант, – обратился к нему инструктор. – Группа для прохождения курса взрывчатых веществ к занятиям готова.
Немец пристально посмотрел на курсантов. Взгляд его был таким проницательным и тяжелым одновременно, что моментально стер с лиц курсантов блуждающие улыбки. Он снял фуражку и положил ее на стол.
– Среди вас есть саперы или те, кому приходилось пользоваться взрывчатыми веществами? – спросил офицер на русском языке.
Курсанты молчали.
– Выходит, нет. Ну что ж, мы вас научим, как изготавливать взрывчатку из подручных средств, применять ее для подрыва мостов и других инженерных сооружений. А сейчас Михаил Сергеевич проведет с вами инструктаж, чтобы вы хорошо усвоили, что можно делать в классе, а чего нельзя.
Пока инструктор читал небольшую брошюрку по «Технике безопасности при обращении с взрывчатыми веществами», Александр смотрел в окно, где одна из групп курсантов готовилась к марш-броску: за спинами курсантов были массивные вещевые мешки, а в руках они держали оружие.
– Татарин! Вы, что рассматриваете во дворе? – услышал он голос инструктора.
Тарасов не сразу понял, что инструктор обращается к нему. Он вскочил со стула и вытянулся в струнку.
– Виноват, господин инструктор, – произнес Александр.– Больше подобного не повторится.
– Я тоже на это надеюсь. Эти правила я читаю, чтобы вы не подорвались при установке мин. Мне это самому не нужно, так как я все хорошо знаю. Если я еще раз замечу, что вы не слушаете меня, поедете обратно в лагерь. Вы поняли, Татарин?
– Так точно, господин инструктор, – ответил Александр.
– Садитесь, – скомандовал Михаил Сергеевич и продолжил читать инструкцию.
«Не расслабляйся, Тарасов, а то действительно можешь вернуться в лагерь», – подумал Александр.
Несмотря на то, что он все это проходил в советской разведшколе, он стал внимательно прислушиваться к глуховатому голосу инструктора. Наконец, тот закончил читать и отложил в сторону брошюру.
– А сейчас я хочу проверить, как вы усвоили то, о чем я говорил вам две минуты назад.
Он обвел курсантов взглядом и остановил его на Александре.
– Татарин, – скомандовал он.
Александр вскочил со стула. Инструктор улыбнулся. Он явно рассчитывал, что этот курсант, внешне напоминающий ему могучего медведя, едва ли ответит на его вопрос. Каково же было его удивление, когда тот без запинки выпалил ответ.
– Похвально, Татарин. Скажите, откуда вы так хорошо знаете эту инструкцию?
– У меня отличная память, господин инструктор.
– Хорошо, Татарин. Я доволен вашим ответом, однако это не дает вам права не слушать инструктора. Вы меня поняли?
– Так точно, господин инструктор.
– Тогда садитесь.
Тарасов сел на место и посмотрел на Проскурина, на лице которого промелькнула едва заметная ехидная улыбка.
***
За массивными дверьми кабинета полковника Шенгарта шло совещание. Полковник только что вернулся из Берлина, где встречался с адмиралом Канарисом. Сказать, что эта встреча сняла какую-то напряженность во взаимоотношениях двух старых друзей, было нельзя.
– Перед нами по-прежнему стоят задачи: наладить снабжение высшего политического и военного руководства информацией, которая позволила бы разгадать замыслы советского командования. Фюрер поставил перед разведкой дополнительную задачу, связанную с глубоким изучением перемен в инфраструктуре противника на большую глубину советского тыла. Нам необходимы сведения о мобилизационных и стратегических возможностях противника, о его моральном состоянии, о дисциплине и выучке.
Шенгарт сделал глоток воды из хрустального стакана и посмотрел на офицеров, которые не спускали с него глаз.
– Второе, о чем мы никогда не говорили ранее, это о взаимодействии с СД. В настоящее время эта служба обладает не меньшими возможностями, чем мы. Фюрер напомнил мне и Гиммлеру, что мы не должны забывать и о диверсиях на крупных промышленных объектах, транспорте с целью разрушения коммуникаций, транспортных узлов, вывода из строя шахт, электростанций, оборонных заводов, хранилищ горюче-смазочных материалов и продовольственных складов.
Полковник сделал паузу и вытер вспотевшее от напряжения лицо большим носовым платком.
– Господа офицеры! Адмирал мне снова напомнил о крупном нашем провале – уничтожении Казанского порохового завода, который снабжает всю армию противника порохом. Несмотря на то, что мне было неприятно слушать все это, но он прав. Завод до сих пор работает. Я несколько дней назад беседовал с одним из наших курсантов, который родом из Казани и имеет там множество знакомых. Скажу вам честно, он заинтересовал меня. Если с ним хорошо поработать, то из него выйдет неплохой агент-диверсант. Поэтому прошу вас, господа, внимательно приглядывайтесь к курсантам, которых вы обучаете в нашей школе. Тех, кто не способен мыслить, направляйте в диверсионные группы. Их потеря не столь ощутима, как гибель хорошего разведчика.
Полковник встал из-за стола, давая понять всем присутствующим, что совещание закончилось. Когда офицеры стали покидать кабинет начальника школы, полковник остановил одного из них.
– Лейтенант Хейг! Прошу вас задержаться.
Молодой офицер остановился и направился к полковнику.
– Я хочу поговорить с вами о курсанте Татарине, – произнес полковник и снова сел в кресло. – Это же ваш курсант?
***
Прошло около двух месяцев с того момента, как Тарасов попал в разведшколу. За все это время ему ни разу не удалось встретиться с Проценко с глазу на глаз. Тот словно специально избегал каких-либо контактов. Однажды вечером, когда Александр находился в учебном кабинете, в помещение вошел Иван. Он остановился в нерешительности в дверях, а затем, оглянувшись, вошел в класс.
– Будь осторожен. Прощай. Возможно, мы больше с тобой никогда не увидимся.
Александр не успел поблагодарить его: Проценко буквально исчез из помещения. Посидев, еще пять минут, он вышел из аудитории и направился в курилку.
« Интересно, о какой провокации говорил Иван? – с тревогой подумал Тарасов. – Наверняка немцы что-то придумали, а иначе бы он не стал меня об этом предупреждать».
Всю ночь он не спал. За окном завывал ветер, который гнал по земле поземку. От этих звуков становилось не по себе. Александр встал с койки и подошел к окну. Неожиданно для себя он почему-то подумал о доме, о жене и ребенке.
– Что не спишь? – услышал он за спиной чей-то голос.
Он резко обернулся и увидел стоявшего в дверях дежурного по группе.
– Не знаю, Бес. Что-то не спится. Вот, стою и думаю о семье. Как они там без меня?
– А ты о них не думай, так будет проще и для тебя, и для них. Кто ты для жены и родственников? Предатель. Это хорошо, что они не знают, что ты жив, а то чекисты их давно бы на Север отправили.
– Может, ты и прав. Пусть лучше думают, что я погиб. Так лучше для всех.
– Ты сам-то, откуда? – спросил дежурный.
– Неважно. Мы все – оттуда, – произнес Тарасов и махнул рукой в сторону востока.
Он снова лег на койку. Вскоре сон сморил его. Он спал беспокойно, скрипел зубами, словно старался перегрызть кому-то горло. Его разбудил голос дежурного, который поднял группу на утреннюю пробежку.
***
Александр бежал по извилистой лесной тропинке, стараясь не отставать от инструктора. Пот заливал глаза, и он иногда смахивал его рукавом нательной рубахи. С каждым минутой бежать становилось все труднее и труднее. В какой-то момент он понял, что вдоволь «наелся» воздуха, однако команды прекратить бег по-прежнему не было. Впереди Тарасова легкой трусцой бежал лейтенант Хейг. Глядя на него, можно было подумать, что он только начал забег.
–Все! – наконец выкрикнул лейтенант. – Финиш!
Курсанты, кто еще смог держаться за ним, словно снопы соломы, повалились на землю. От их тел шел пар, как от разгоряченных бегом лошадей.
Последние три дня Хейг плотно занялся физической подготовкой Александра. За этот небольшой период времени Тарасов успел совершить несколько прыжков с парашютом. Приходилось прыгать в разное время суток – утром, днем, вечером и ночью.
– Ну, как, Татарин? Ты готов еще бежать километра три?
– Как скажете, господин лейтенант. Прикажете – побегу.
Хейг громко засмеялся. Он видел неважное состояние Александра, и эта бравада невольно вызвала у него смех.
– Тяжело в ученье, легко в бою, по-моему, так говорил ваш полководец Суворов.
– Да, вы правы, господин лейтенант, хотя я плохо знаю, кто он.
Когда все отдышались, Хейг построил курсантов и повел их в казарму. Около здания он отозвал Тарасова в сторону.
– Следуйте за мной, – приказал он и направился к учебному корпусу. Они вошли в аудиторию и сели за стол.
– Татарин! Я внимательно наблюдаю за вашей успеваемостью, – произнес лейтенант глуховатым голосом. – У вас очень хорошие показатели по всем предметам, и я могу сказать, что вы являетесь одним из самых перспективных наших курсантов. Вчера вечером я получил приказ полковника Шенгарта о направлении нашей группы в тыл советских войск. Возглавлять группу, в которую, помимо вас, войдут еще три наших курсанта, буду я. Нашей группе необходимо будет взорвать железнодорожный мост и вернуться обратно. Задача довольно сложная, так как тот хорошо охраняется. Лейтенант разложил на столе карту и, склонившись над ней, стал показывать местонахождение этого моста.
–Господин лейтенант, можно один вопрос? Почему вы рассказываете мне о задании группы?
– Почему? Да потому что вы назначаетесь мои заместителем. Вылет завтра утром. На аэродроме мы получим все необходимые документы, снаряжение и вооружение. Вопросы есть?
– Есть, господин капитан. Кто эти люди, с которыми я должен выполнить задание? Я хотел бы познакомиться с ними. Поверьте, там нет дураков, и малейшая наша неточность может сорвать задание.
Лейтенант медленно достал из пачки сигарету и прикурил.
– Татарин! На все ваши вопросы могу сказать лишь одно: наше задание не предусматривает ведение разведки, только – диверсию. Нам необходимо взорвать мост и вернуться обратно. А это значит, что у вас не должно быть никаких контактов с армейскими частями русских. Может, я плохо говорю по-русски, и вы меня не понимаете? Во-вторых, кроме вас, никто не знает поставленную перед группой задачу, то есть, как говорят русские, все остальные идут «втемную». Теперь вам ясно?
– Да, господин лейтенант, – отчеканил Александр.
– Тогда свободны. Отдыхайте, у нас завтра тяжелый день.
Тарасов вышел из кабинета и направился в жилой корпус. Александр лег на койку и закрыл глаза. Где-то раздавались незнакомые голоса, слышались зычные немецкие команды. Он не заметил, как уснул.
***
Вечер прошел в штатном порядке. В двадцать два часа был объявлен отбой, и Александр с наслаждением вытянул уставшие за день ноги. Все началось около двух часов ночи. Его разбудил дежурный и приказал быстро одеться и выйти в коридор. Там его ждал лейтенант Хейг, около которого стояли два однокурсника Тарасова. Все, молча, вышли из здания и сели в автомобиль. Путь до аэродрома занял несколько минут. Они прошли в небольшое помещение и стали переодеваться в форму работников НКВД. Александру досталась форма капитана. Он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен своим внешним видом.
– Кто пятый? – спросил Тарасов лейтенанта. – Вы мне вчера сказали, что нас будет пятеро.
– Пятого не будет. Руководство решило, что для выполнения этого задания достаточно четырех человек. Еще вопросы есть?
Александр промолчал. Ему не понравилось, что в самый последний момент план почему-то поменялся.
Надев на себя белые овчинные полушубки и валенки, и взяв парашюты, они по команде лейтенанта погрузились в кузов автомашины, которая направилась к стоявшему на взлетном поле «Юнкерсу».
Перед посадкой в самолет немец построил их и тщательно проверил экипировку: оружие, грузовой мешок с взрывчаткой. После этого он разрешил посадку в самолет, дюралевое тело которого через минуту-другую вздрогнуло и медленно тронулось с места. Вырулив на полосу, «Юнкерс» взревел моторами, начал разбег и плавно оторвался от земли.
Тарасов сидел напротив двери самолета, и ему было видно всех своих попутчиков: двое курсантов заметно волновались, а лейтенант был абсолютно спокоен и, похоже, даже дремал.
«Интересно, почему лейтенант включил в группу Токаря и Цветного, которые были неуспевающими на курсе? – подумал Александр, продолжая наблюдать за ними. – Задание важное, а исполнители – так себе».
Токарь и Цветной были из одной с ним группы и не особо выделялись умственными способностями. Как они прошли отбор в курсанты, для многих оставалось загадкой. Они явно не тянули на роль диверсантов, способных решить поставленную задачу. Насколько он знал, они были из одной деревни, служили в одном подразделении, и оба добровольно сдались немцам еще в начале октября сорок первого года.
Александр закрыл глаза и стал вспоминать правила, которые нужно соблюдать при ночных прыжках с парашютом. Ровный рокот двигателя за бортом самолета успокаивал его.
Сколько они летели, Тарасов не знал. Из кабины пилота вышел штурман и подошел к лейтенанту. Нагнувшись над ним, он толкнул его рукой в плечо и, когда Хейг открыл глаза, начал ему что-то говорить. Прошло несколько томительных минут, и над кабиной пилотов загорелась лампочка. Стрелок-радист открыл дверь самолета и, словно приглашая всех к прыжку, сделал галантный жест рукой. В салон самолета ворвались холодный воздух и рев моторов.
***
Они прыгали с интервалом в десять секунд. Несмотря на отсутствие сильного ветра, компактного приземления у них не получилось: их разбросало в разные стороны на довольно приличное расстояние. Александр приземлился на небольшую полянку среди высоких вековых елей и сосен. Выбравшись из глубокого сугроба, он быстро погасил купол парашюта и, собрав его, засыпал снегом. Поправив лямки вещевого мешка, он вытащил из кобуры пистолет «ТТ» и, передернув затвор, сунул его в карман полушубка. Осмотревшись по сторонам и сверив свое положение с картой, он направился к точке сбора, которая находилась неподалеку.
Тарасов шел по глубокому рыхлому снегу, который в отдельных местах был ему, чуть ли не по пояс. Снег набился за голенища валенок, от чего портянки стали мокрыми, и через некоторое время он почувствовал, как ноги стали понемногу замерзать.
«Если я не выйду до рассвета на дорогу, то придется весь день отсиживаться в лесу», – подумал он.
Вдруг среди темноты мелькнула узкая полоска света. Он затаился, прижавшись всем телом к дереву. Через минуту он услышал звук двигателя автомашины. В метрах сорока от него промчалась легковушка. Когда звук двигателя поглотила ночь, Александр достал из кармана полушубка небольшой фонарик и сделал несколько условных сигналов. Однако ответа на них не последовало.
«Почему они молчат? Может, их далеко разбросало при приземлении или их уже взяли в плен?»
Наконец кто-то мигнул ему из темноты красным огоньком фонарика. Он радостно вздохнул и направился в ту сторону. Он вышел на дорогу и, отряхнув с одежды снег, стал оглядываться, стараясь определить место, с которого дали условный сигнал. Тарасов был на сто процентов уверен, что сигналили ему со стороны дороги. Он еще несколько раз мигнул своим фонарем и, не получив ответного сигнала, направился по ней. Он прошагал метров сто, когда услышал за спиной хруст снега. Он выхватил пистолет и оглянулся. Перед ним стояли несколько красноармейцев с направленными в его сторону винтовками.
– Стой! – произнес один из них. – Предъяви документы!
– Я капитан НКВД, заместитель начальника особого отдела дивизии. У меня в двух километрах отсюда сломалась автомашина, и я вынужден был пойти пешком. Вы сами, из какой части, бойцы? Где ваш начальник, срочно позовите его сюда.
Неожиданно что-то с силой опустилось на его голову сзади. Дорога, на которой он стоял, вдруг стала кривой, и он, не удержавшись на ней, рухнул лицом в снег.
***
Александр очнулся от сильной боли в затылке. Он попытался потрогать это место рукой, но понял, что не может: его руки были связаны за спиной брючным ремнем. Повернув голову в сторону, он увидел двух своих бывших «попутчиков», которые сидели у стены и о чем-то негромко разговаривали.
– Ну, что? Очнулся? – с ехидцей спросил его Токарь. – Что будем делать дальше?
– Где мы? – тихо поинтересовался он у них. – И почему я связан?
– А ты что, не понял? У русских мы, у русских. Теперь, брат, у нас одна судьба, и ее называют не иначе, как стенка. А связали тебя, Татарин, за то, что ты пытался оказать им сопротивление и чуть не убил их командира.
«Не может этого быть!» – словно искра промелькнуло у Тарасова в голове.
– А где лейтенант Хейг? Что с ним?
– Нет больше твоего лейтенанта. Нам сказали, что он погиб при приземлении: запутался в стропах и замерз.
Тарасов напряг память, стараясь вспомнить, как он оказался в этом подвале. Последнее, что отчетливо запечатлел его мозг, – красноармейцы с винтовками. Затем сильный удар и провал.
– Токарь! Тебя уже допрашивали? – спросил Александр.
– Да, допрашивали, – односложно ответил тот. – А что тут крутить, они все о нас знают. Мне этот майор сразу сказал, какая у нашей группы была задача. Сказал и то, что ты у нас – командир. Интересно, откуда они все это знают?
– Да брось ты, Токарь! – произнес Цветной. – Я же тебе говорил, что нас сдал этот немец. Татарин сдать не мог, он только что очнулся.
– Но, лейтенант, же погиб, как они говорят.
– Да мало ли что они говорят, – возразил ему Цветной. – Говорят, в Москве кур доят. Ты этому веришь?
В подвале повисла тишина.
– Руки мне развяжите, – обратился к ним Тарасов. – Терпенья нет, затекли так, что не чувствую.
– Извини, брат, не мы тебя вязали, и не нам тебя развязывать.
– Если что, скажете, что я сам развязался, – снова попросил их Александр.
– Нет, брат, извини. Зачем нам лишнее. Ты уж сам выпутывайся из этой ситуации.
Их разговор прервал скрип открываемой двери. В подвал заглянул молоденький солдат в натянутой на уши пилотке. Заметив, что Тарасов пришел в себя, он передернул затвор винтовки и приказал ему следовать за ним. Александр шел по узкому коридору, стены которого были выкрашены в грязно-зеленый цвет. В спину ему упирался трехгранный штык винтовки. Стоило ему замедлить движение, как он больно впивался в нее.
– Стоять! – громко скомандовал солдат. – Лицом к стене!
Тарасов выполнил команду. Боец открыл дверь и с силой втолкнул его в какое-то помещение. В дальнем углу за небольшим столиком сидела женщина средних лет, одетая в военную форму. Синяя шерстяная юбка плотно облегала ее крутые бедра. Она повернулась к нему и смерила его презрительным взглядом. Напротив нее за большим столом сидел майор. Ворот его шерстяной гимнастерки был расстегнут. Первое, что бросилось в глаза Александру, была шея майора, а если вернее – ее отсутствие. Обвислые щеки офицера буквально лежали на петлицах его гимнастерки, закрывая знаки различия.
– Проходи, Татарин, проходи. Семенов, развяжи ему руки, – приказал он солдату.
Тот отставил винтовку в сторону и стал развязывать Тарасову руки. Офицер достал из лежащего на столе портсигара сигарету и закурил.
«Странно, – подумал Александр. – Почему майор курит сигареты, а не папиросы, которыми, как правило, снабжают офицеров наши тыловики? Впрочем, здесь фронт, и наверняка, курят то, что имеют».
От одежды солдата, что развязывал ему руки, тоже пахло знакомым запахом немецких сигарет.
