Александр Харламов
Игра отражений
По расписанию у обоих групп была лекция по украинской литературе начала двадцатого – конца девятнадцатого века, то бишь Серебрянный век. И пускай националисты спорят, кричат и ругаются, но литература и России, и Украины в этот период неразрывно связаны, потому как были они на тот момент единым государством, пусть и раздираемым внутренними противоречиями.
Нам несказанно повезло, что аудитория, в которой проходила лекция, была прямо возле вывешанного расписания. В кабинет прошел тот самый профессор, с которым мы буквально столкнулись на входе с набитым книжками стареньким коричневым портфелем. Он одел чеховское пенсне, сбросил на стул пальто, аккуратно примостил на край стола шляпу и углубился в планы лекции. Студенты явно не спешили. До начала пары было десять минут, а коридор пуст. Это и немудрено! Сам с ужасом вспоминаю каково было вставать к восьми.
Наконец, без трех минут восемь появился молодой паренек небольшого роста, хлипкого телосложения, как настоящим филологам и положено. На носу у него были некрасивые очки в крупной оправе, через плечо была перекинута сумка с учебниками. Янка, стоявшая дотоле молча, взвилась на месте, радостно мне сообщив, что этоточно наш клиент. Легкой походкой от бедра, чтобы краешек кружевных чулков непременно выглядывал из-под мини-юбки, она приблизилась к очкарику и громко позвала:
– Молодой человек! Не могли бы вы мне помочь…– я усмехнулся, глядя, как будущий филолог, посмотрел для начала по сторонам, чтобы удостовериться, что такая красотка обращается именно к нему, потом справедливости ради уточнил, чуть заикающимся голосом:
– Э…э…это в…в…вы ммне?
– Тебе, красавчик!– лицо очкарика пошло красными пятнами. Он немного приосанился, приободрился, чуть развязнее, чем обычно подошел к Яне.
– Ч..чем могу помочь?
– Видишь ли, мой дорогой,– Красовская наклонилась к пареньку, так чтобы ее глубокое декольте оказалось, как раз напротив его ошалелых диоптрий,– я ищу свою племянницу, но, к сожалению, незнаю в какой группе она учится. Приехала только сегодня, с поезда сразу сюда!– аромат ярких духов, кажется, вскружил молодому филологу голову окончательно. Далее он говорил, не отрывая взгляд от твердой “тройки” Яны.
– Я обязательно помогу вам, если смогу…– логические несуразности его уже мало волновали. Нерастраченная сексуальная энергия ударила в голову, и ему даже было плевать на прозвеневший звонок.
– Ее зовут Божена Калиновская…
– Б…б..боженка?– продолжал заикаться очкарик.
– Именно, милый!
– Так она это…в моей группе учится…
– А на пары ходит?– аккуратно поднажала Красовская.
– К Валентин Николаевичу все ходят…Иначе не зачет,– парень кивнул в сторону приоткрытой двери, ведущей в лекционную аудиторию.
– Отлично! Значит она сегодня будет?– вкрадчивым голосом уточнила хитрая журналистка.
– Непременно!– филолог снял очки и протер их чистым отутюженным платочком, словно не веря увиденному.– Только она все время опаздывает…
– Спасибо! Беги учись, малыш!– послав ему воздушный поцелуй, она слегка подтолкнула остолбеневшего студента к двери. Тот, словно сомнамбула, зашагал к первому ряду, забыв даже извиниться перед профессором за опоздание.
– Теперь все его эротические юношеские фантазии будут связаны с тобой,– пошутил я,– икнется тебе это соблазнение невинных…
– Главное, что мы напали на след Божены,– Красовская схватила меня за руку и потащила прочь от деканата. Я даже сначала не понял, что она хочет сотворить, а потом до меня дошло, что наиболее удобная обстановка для того разговора, который нам предстоит с внучкой Марты Калиновской, это уютный дворик университета Каразина, а не переполненные студентами аудитории.
На входе столпилась очередь, опаздавшие отчаянно пытались прорваться в внутрь храма науки, вахтерша ворчала насчет того, что в ее времена такого не было, что все приходили вовремя и хотели учиться, а не то что сейчас одни оболтусы. Мы кое-как прорвались сквозь толпу входящих и стали внимательно осматривать всех кто двигался к университету через площадь Свободы.
– Ты помнишь, как выглядит Божена?– тихо спросила меня Красовская.– Потому что все студентки мне кажутся сейчас однотипными, накрашенные куклы без стиля и вкуса.
– У меня фотографическая память.
– Хотелось бы верить,– хмыкнула Янка.
Ручеек спешащих к знаниями постепенно редел. Я мельком глянул на наручные часы. Половина девятого…Пора уже всем собраться. Божены не было! В этом я был уверен. Значит все-таки придется вылавливать ее в харьковском вертепе под названием кафе-бар “Какаду”.
Мой взгляд случайно зацепился за одну из девчонок с заплетенной черной косой, шедшей уже в рядах из последних. Ничего особенного, но она явно отличалась от других, как говорила Яна, присутствием своего стиля. Большие глаза, густые цвета вороного крыла волосы, в меру нанесенный макияж, строгая юбка в пределах дозволенного, но такой длины, что заставляет свернуть мужские мысли на избитую тропку.
– Ян…Это она!– я тронул журналистку за рукав, показывая на идущую к нам Божену. До нее было еще метров двести. Она, словно услышала меня, резко подняла голову, поглядывая по сторонам. Неожиданно возле нее затормозил с визгом шин серебристый внедорожник. Девушка отшатнулась, что-то закричала. Тонированные наглухо стекла закрывали от нас весь вид, а когда машина сорвалась с места, то Божены на месте уже не было. Я проморгался, не веря своим глазам. Она же была вот, совсем рядом, в каких-то двухсот метрах от меня. Мое спасение, моя реальная жизнь…
– Ну и где она?– нахмурилась Яна, которая тоже заметила резкое и неожиданное исчезновение Калиновской. Я чуть не завыл от досады. Мое освобождение из плена Зазеркалья было совсем рядом, а я…
– Ты номер машины запомнил?– деловито спросила журналистка, первой оправившись от шока.
– Кажется,– тяжело вздохнул я.
– Диктуй!– она начала набирать номер. Звонко запели клавиши. – Алло, Богданчик! Привет, ну буду вечно тебе должна…Что попросишь…В пределах разумного…Нет луну с неба и сразу тройню не обещаю…Хорошо…Пробей мне одного автовладельца! Нет, в частные детективы не записалась, но одному хорошему человеку помочь надо…Понятно…Записывай.
Красовская закивала мне головой, понуждая проговорить номер, который я каким-то чудом запомнил, несмотря на все свое обалдевшее состояние. На той стороне затихли, было слышно только как клавиши компьютера излишне громок щелкают. Яна нетерпеливо кусала нижнюю губу, понимая, что время уходит, а Божену мы можем потерять навсегда. Наконец, Богдан Сотник выдал хотя бы какую-то информацию. В нашем положении это было уже что-то…
– Пиши или запоминай,– кивнула меня журналистка. Ее глаза загорелись охотничьим азартом, сейчас она мне напоминала пантеру, готовую совершить смертельный для своей жертвы прыжок. – Поселок городского типа Печенеги, улица Мира дом 2. Автомобиль принадлежит Руслану Олеговичу Олехно, восемьдесят девятого года рождения. Состоит на учете в областном управлении полиции по подозрению в вымогательстве. То есть рэкетирует мелких препринимателей. Спасибо, Богданчик,– Яна оглушительно поцеловало трубку, отключив телефон,– и что теперь?
Я всего лишь на миг задумался. Олехно явно бандит. Какие общие интересы могут быть у студентки филфака и законченного рэкетира? Правильно, никаких! А вот у работницы бара “Какаду” и рэкетира, вполне могут найтись общие темы для беседы.
– Надо ехать!– я схватил за руку Красовскую и потащил через весь майдан Свободы, где на конце огромной площади притаились желтые шашечки такси.
Машин на стоянке оставалось всего лишь две. Шофер одной из них, пожилой грузноватый мужик с седыми запорожскими усами, извинился и сказал, что уже принял вызов, а вот второй, совсем молоденький парнишка согласилсяпочти сразу, особенно,когда я помахалу него перед носом основательно пореедвшей пачкой гривен. Мотор взревел и мы сорвались с места, кое-где игнорируя правила движения, а кое-где вписываясь в повороты, в которые казалось бы было невозможно вписаться. Водила явно любил полихачить, но это в Харькове считается вообще хорошим тоном. К правилам здесь в принципе относятся, как к чему-то далекому и неконкретному.
Минут двадцать мы петляли по городу, огибая длинные пробки каким-то малознакомыми узкими переулками, ныряя по самый капот в глубокие лужи, а потом вырвались на чугуевскую трассу, откуда еще полчаса было до Печенег.
Паренек, явно заинтересованный близко расположенными голыми коленками Яны, сидящей на переднем сидении, попытался завезти ничего не значащий разговор, вполне обычный для ситуации таксист-пассажир, но мы были настолько озабочены судьбой Божены, а соответственно и моей, что все его вялые и робкие намеки проигнорировали. Обидевшись, водитель уткнулся в дорогу и больше с нами не пытался вести беседы о погоде и новой музыки.
Считая гулкие удары бешено колотящегося сердца, мы ворвались в Печенеги, пролетев заправку на въезде и старый, еще советский, дорожный указатель. Подпрыгивая на колдобинах, щедро рассыпанных по всему асфальту, проехали рынок, поселковую церковь и автовокзал. Немного погодя, уже перед самым поворотом на дамбу, таксист принял вправо и остановился.
– Улица Мира 2,– торжественно сообщил он, поворачиваясь ко мне, чтобы рассчитаться. Я, не глядя, сунул ему в потную ладошку несколько купюр и вместе с Яной выскочил, громко хлопнув дверью.
– Не холодльником хлопаете, пан!– проворчал он мне в след, но нам уже было все равно! Мы внимательно осматривали нужный нам дом, где проживал некто Руслан Олегович Олехно. На какую-то секунду показалось, что это все зря, эта бешеная погоня за Боженой, постоянный поиск по Харькову, что я навсегда останусь в этом Зазеркалье, с отражениями, со временем забуду привыкну к ним, забуду о реальных людях…Я задрожал от осознания мысли, что могу сломаться! Нет уж! Не дождется ни Вышицкий, ни Божена, ни кто-то еще!
Машина с визгом покрышек стартовала в обратном направлении, а в водительском окне мы еще успели заметить влюбленную в Яну физиономию таксиста. Я схватил девушку за руки и поволок в лес, ровными рядами вытянувшийся за огромным особняком. Красовская вскрикнула, но послушно поплелась следом. Место для наблюдения мы выбрали отличное. Вся нехилая усадьба этого Олехно была как на ладони. Улеглись под стройной сосенкой, вдыхая смолистый аромат деревьев.
– Испачкала из-за тебя, Дворкин, очередную юбку…– ворчливо заметила она, отряхивая налипшие иголки и комочки глинозема.
– Зато какой будет репортаж!– попытался пошутить я.
– Какой там репортаж,– отмахнулась Янка,– ты исчезнешь в своем зазеркалье, а мне никто не поверит. Редактор подумает, что Красовская умом тронулась…– в ее глазах я увидел безотчетную тоску и понятный мне блеск.
– Ян…– повернулся я к ней, попытавшись обнять. Я не хотел делать больно человеку, который сделал для меня столько, что не пересчесть…
– Не надо, Саша,– она аккуратно высвободилась из моих рук, отодвинувшись на безопасное расстояние,– мы уже попробывали убить в себе тоску. Я по нормальному мужику, ты по любимой жене, которая оказалась даже не в другом городе, а в другой реальности. Ничего из этого не вышло…Смотри!
Она указал пальцами в огромный двор, куда в открытые ворота въезжал тот самый серебристый внедорожник. Краем глаза я отметил, что двор не из бедных. Вот и банька притулилась ув углу, беседка с мангалом, хозпостройки, дом двухэтажный с широким крыльцом, витражные окна, но все это находилось в какой-то завершающейся стадии ремонта. Еще внутри усадьбы лежали штабелем стройматериалы, не убрана была тара, чтобы месить раствор, а ветер гонял по не до конца уложенным тротуарам обрывки бумаги и картонных коробок.
Из внедорожника вышли двое крепких парней в кожанках с биртыми затылками, в точь-точь привет из лихих девяностых. Именно такие типажи трясли ларечников и торгашей на рынке, выставляя грабительские проценты за непонятную и никому не нужную охрану. Один из них за вытащил через заднюю дверь отчаянно упирающуюся девушку. По черным волосам, заплетенным в косу, я легко опознал Божену Калиновскую.
– Кажется, у девочки серьезные неприятности…– заметила журналистка, не отрывая глаз от зрелища, разворачивающегося во дворе усадьбы Олехно.
– А ты говорила сюжета не будет,– процедил сковзь зубы я.
Из дома, накидывая на ходу тонкую ветрвоку, вышел седовласый мужик со стрижкой под ежик. Крепкие покатые плечи, греческие нос, четко очерченные скулы – легко выдавали в нем породу. Это был без сомнения главарь! Остальные лишь прислужники, мальчики на побегушках.
Один из крепышей подтолкнул Божену к крыльцу. Руки ее были связаны веревкой, она не удержала равновесие и упала на колени. Взмахнула руками, будто защищаясь, но седой главарь и не собирался ее бить. Он присел на корточки напротив нее, взяв девушку за подбородок, что-то начал ей терпеливо объяснять. Из-за большого расстояния слов разобрать было нельзя.
– Жалко ее…надо что-то предпринять!– жалобным голосом попросила Яна. Но что я мог сделать? Простой инженер Турбоатома? Пистолет неприятно холодил поясницу, будто намекая на свое использование. Вынул его, проигнорировав удивленный взгляд Красовской.
– Извини, но стрелять я буду только в карйнем случае,– поморщился, взвел курок,– ствол на меня, а если Божена не знает как вернуться обратно, то у меня могут быть проблемы.
– Я понимаю,– вздохнула Красовская,– но дурочку молоденькую жалко…
– Что я могу?!– чуть ли не взвыл я, глядя на происходящее.
Божена, видимо, оветила отрицательно на все предложения старика в ветровке, а потому он что-то отрывисто приказал своим крутолобым амбалам. Один из них рывком поднял Калиновскую и поволок к столу.
– Стреляй же!– зашептала мне горячо на ухо Яна, понимая, что сейчас случится, но мой палец замер на спусковом крючке. Лицо, будто окаменело. На лице не дрогнул ни один мускул. Я все слишком хорошо понимал и оценивал риски. Я был хорошим инженером, а не гладиатором. Справиться в одиночку со всеми бандитами мне ни за что не удастся, а вот выдать себя я могу запросто. Потому я и терпел, скрипя зубами, когда амбал грубо снимал с Божены узкие джинсы, рвал тонкое кружевное белье. Терпел, когда она кричала, брыкалась, царапалась, пытаясь вырваться. Терпел, когда острые коготки Яны, которая не могла вынести такое зрелище, впивались мне в руку.
– Стреляй же!– горячо зашептала она мне на ухо, но я молчал, держа амбала на прицеле. Крик Божены, донесшийся даже до места нашего наблюдения, звенящей болью стоял в ушах, но я терпел и так не спустил курок.
Минут через семь все закончилось. Амбал отвалился от девушки, которая так и осталась лежать на грубо сколоченном столе, разведя в сторону бесстыдно белевшие ноги.
Седой старик подошел к ней, что-то объяснил. А потом двое его помощников схватили Калиновскую и потащили куда-то прочь со двора в нашу сторону. Я отшатнулся, боясь, как бы нас не заметили, пригнул голову Яны.
– Они идут сюда, – одними губами прошептал своей сподвижнице.
В задней стене, казавшейся со стороны монолитной, обнаружилась дверца, через которую двое амбалов и главный вышли на тропинку, ведующую к водохранилищу. Божена еле плелась, постоянно понукаемая сильными тычками и оплеухами. Теперь, когда они приблизились, можно было различить ее приглушенные рыдания и усмешки рэкетиров.
Мы с Янкой скатились в какой-то овраг, спрятавшись под разлапистый корень сосны, наполовину высунувшийся из-под осыпавшегося глинистого пригорка. Замерли, стараясь даже не дышать. Я как-то неловко выставил вперед пистолет, искренне надеясь, что стрелять из него мне сегодня все же не придется.
– А я тебе говорил, Боженочка, что со мной шутить нельзя…Тем более воровать у меня деньги! – раздался где-то над головой хриплый старческий голос.– Мы для чего тебя заказывали мне старику? Чтобы ты помогла мне отдохнуть от трудовых праведных, снять стресс так сказать…А ты вместо этого что сделал? Клофелином накачала, так что сердчеко мое возрастное чуть не стало, деньги и золото сняла…Хмурый такого никогда не прощал! А такой соплюшке как ты и подавно.
– Я все отдам! Клянусь я все отдам!– закричала Божена так громко над головой, что мы вздрогнули. Все четверо брели, как раз над нами.
– Конечно отдашь, дорогуша! Куда же ты денешься?– спокойно проговорил старик, которого оказывается называли Хмурый.– А чтоб лучше отдавалось, мы тебя разочек в холодное озерцо опустим, к рыбкам, чтоб знала, что ежели что, куковать тебе на дне с камешком на ногах на водохранилище до самого весеннего половодья.
– Хмурый…Валерий Сергеевич…– заплакала Божена. Хруст вминаемых в землю иголок раздавался уже далеко за нами.
– Скрывалась от нас, пряталась…Кто ж тебя умной-то назовет.
– Простите!– зарыдала уже в полный голос Калиновская.
– Бог простит! А я не могу…– с сожалением в голосе произнес старик.– Иначе что ж получится? Каждый будет думать, что Хмурого можно кинуть на бабки и это все сойдет ему с рук? Нет, дорогуша, купаться, так купаться!
Раздался где-то далеко от нас плеск воды и приглушенный крик.
– Мы должны ей помочь!– уцепилась в мое плечо Янка.
– Вообще-то она должна помочь мне…– заметил я, но мужественно стал выбираться из нашего укрытия.
ГЛАВА 19
Холодно…Я подул на озябшие покрасневшие пальцы, поудобнее устраиваясь на нашем наблюдательном пункте. От водохранилища несло прохладой, громко кричали чайки, волны мерно бились о бетонную дамбу. Рядом тяжело дышала, разгоряченная бегом Красовская, безбожно испачкавшая свою модную одежду и порвавшая колготки.
Для расправы над Боженой Хмурый и его дружки выбрали тихую удобную заводь, скрытую от посторонних глаз со всех сторон непроходимым лесом. Они проскользнули по еле заметной тропинке к воде, таща, словно собачку на поводу за собой Калиновскую. Их голоса далеко раздавались над стеклянной гладью озера, так мы их и нашли.
Один из амбалов толкнул раздетую до гола Божену в мокрый холодный песок, придав ускорение ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок. Студентка филфака ойкнула, сжавшись в маленький комочек, подятунв под себя сбитые коленки, еле сумев закрыться содранными в кровь рукаим. Хмурый особо с ней не церемонился и не боялся оставить следов, а значит в этом Зазеркалье этот бандит был не последним человеком, а вокруг него все было схвачено и договорено, в том чсиле и с охраной водохранилища.
– Простите меня, пожалуйста,– разбитыми губами зашамкала Божена, растирая грязной рукой слезы по посиневшему лицу,– я все верну, клянусь вам! У меня есть квартра, я продам ее…Она покроет все расходы ваши!
Хмурый стоял над ней уперев руки в бока, оущщая полное превосходство над слабой и беззащитной женщиной. Губы его тронула легкая усмешка, отчего я сделал вывод, что ему нисколько нужны деньги, украденные Калиновской, сколько его радует возможность совершенно безнаказанно поиздеваться над человеком.
– Извини, подруга, но в целях профилактики…– пожал он плечами и кивнул двум своим подручным, которые тут же спохватились и, словно мешок с картошкой, подхватили девушку под руки. Она забрыкалась, отчаянно пытаясь вырваться.
– Постойте!– окликнул их Хмурый.– Мы ж не звери какие-нибудь…Люди-человеки все-таки.
Янка рядом со мной с шумом выдохнула, надеясь для Калиновской на снисхождение, но следующая фраза ее пригвоздила к месту.
– Ручонки-то ей развяжите, а то потонет еще болезненная, кто тогда деньги мне отдаст? Вы?
Парни сразу опустили груз на песок. В руках одного из них мелькнуло остро заточенное лезвие перочинного ножика. Одним легким движением он освободил Божену от пут на запястьях и лодыжках. Она попыталась бежать, но сильный удар под дых сбил ее с ног. Она упала на песок, пытаясь проползти вперед, но сил уже не оставалось.
– Стрелей же!– зло зашипела мне на ухо Яна, пытаясь вырвать из рук пистолет. Курок был взведен, так же, как были взведены мои нервы. Палец на спусковом крючке дрогнул. Выстрел оглушительным громом взорвался в синеве затухающего дня. Чайки заполошно закричали на своем птичьем языке, закружившись над водой в диком хороводе. Гулом им отозвалось воронье из прилегающего леса, в котором мы и спрятались.
– Ты сдурела?– заревел я, но Красовская и сама поняла какую ошибку совершила.
Хмурый и его охрана всполошились. Из-за пояса бандитов тут же на свет Божий появилось оружие. Они напряженно водили им по сторонам. Пытаясь выяснить откуда стреляли.
– Хмурый,это чего было?– спросил один из них, не сводя глаз с берега.
– Кажись стреляли…– ответил за своего лидера второй.
– Я сам слышал, что не петарду малолетки взорвали,– зло огрызнулся амбал,– откуда?
– Тихо!– прикрикнул на них главарь.– если бы это были областные менты. То мы уже лежали бы спеленатые с ног до головы на этом холодном песочке, а значит какой-то одинокий рейнджер или влюбленный Ромео пришел спасать свою Джульету. У тебя же есть Ромео, тварь?– он пнул ногой лежащую без движения Божену, не сводя цепких волчьих глаз с леса.
– Эй, Ромео!– окликнул он нас.– Выходи поговорим! Нечего прятаться по кустам, как заяцу, будь мужчиной! Мне есть, что рассказать о твоей красавице.
Калиновская стала по-тихоньку оживать, медленно уползая прочь. Это заметил Хмурый и дернул ее с силой за волосы, ставя на ноги, которые отказыались держать девушку, подкашивались, оставляя клочья волос в ладони у бандита. Он приставил ей пистолет к голове.
– Считаю до трех! Потом кончу эту сучку у тебя на глазах! Раз!
– Надо что-то делать, Дворкин,– затерзала меня за рукав Яна,– Он же же сейчас ее убьет!
– Что?!– взревел я, у меня было шесть патронов и три бандита впереди. Ну не был я героем! Не был! Инженером, пожалуйста! Писателем, так сяк, но не героем!
– Сдаться…
– Что б он прикончил нас всех троих?– уточнил я.
– Ты трус!
– Не отрицаю…
– Два!– громко продолжил отсчет Хмурый.– Смотри осталось немного…А твоя красавица рассказала, почему попала в такой переплет? Или умолчала об этом? Ромео? Так я расскажу…Твоя Джульета работает элитной проституткой по вызову. Попала ко мне, напоила меня клофелином и свинтила, не забыв прибрать к рукам золото, драгоценности и денежки. Дурочка! Даже не знаю, на что она надеялась! А ты?
– И вправду дура,– зло простонал я, хватаясь за голову.
– если мы ее не вытащим, то ты навсегда остаешься в Зазеркалье, у нас! Никогда не увидишь свою семью!– предъявила последний аргумент Красовская.
– Три! Я ее кончаю! Смотри сюда!
Хмурый встряхнул девушку за волосы. Она качнулась безвольной куклой, уже вряд ли понимая на каком свете находится. Приставил к ее виску пистолет.
– Смотри, Ромео!– мои нервы не выдержали. Да, я не был героем, не был суперменом и не собирался спасать весь мир! Но сил смотреть на происходящий беспредел у меня уже не было. Моя рука стала продолжением револьвера. Вспомнились все навыки стрельбы дотошно вдалбливаемые отличными инструкторами страны. Как гром прозвучал выстрел! Хмурого резко развернуло вокруг совей оси вместе с пистолетом. Пуля насквозь прошила плечо. Он охнул, упал, схватившись за поврежденную руку.
– Стреляйте, болваны!– проорал он, преодолевая сильную боль.
Охрана начала беспорядочную стрельбу.Я еле успел сдернуть вниз Красовску, чтобы шальная пуля не пробила насквозь ее очаровательную журналисткую головку. С глухим чмоканьем пули вгрызались в толстые многовековые деревья, ломая сухие тоненькие ветки, разнося в щепки молоденькую поросль.
– где так научился стрелять?– округлившимися глазами посмотрела на меня Яна. Я отмахнулся, продолжая зорко следить за передвижениями противника.
Один из амбалов беспечно замер на месте, паля, что твой Клинт Иствуд с машинкой типа “Магнум”. Упускать такую прекрасную возможность было грех. Перекатившись за соседний ствол, я прошиб его коленную чашечку насквозь. Полный боли и страдания крик сотряс окружающий мир. В таком ранении ничего смертельного не было, если во время оказать медицинскую помощь, но боль адская, да и из числа вероятных противников бандит выпал надолго.
Краем глаза заметил, как у сторожки на дамбе забегали люди в пятнистых камуфляжах с автоматами. Пора было уносить ноги отсюда.но как же Божена?
Видит Бог, никого убивать, пусть даже в своем Зазеркалье я не хотел, но последний из противников был слишком опытный, хитрый и ловкий, для того, чтобы оставлять его у себя за спиной в живых. Видимо, за его плечами была служба в каких-то силовых структурах. С сожалением взглянул на Красовскую. Которая на дне ямы сжалась в комочек, закрыв уши и голову руками, будто это могло спасти от пули.
– Хватит,– вздохнул я, тщательно прицеливаясь. Вдох…Цель замельтешила на мушке, меняя позицию. А теперь плавно потянем курок…Фигура в кожаной куртке подломилась в коленях, нелепо взмахнув руками. Я даже не услышал собственного выстрела. Все было, как в тумане. От дамбе уже отъезжала моторная лодка. Кто-то наблюдал за нашим побоищем в бинокль. Сорвавшись с места, я рванул по песчаному пляжу к лежащей без чувств Божене. Мимоходом отбросил руку Хмурого, тянущегося к выпавшему пистолету.
– так вот ты какой, ромео…– прошептал он, обнажив желтые гнилые зубы.
Девушка была совсем легкая, килограмм пятьдесят, будто мешок сахара. Именно мешком она у меня и висела на плече, но форму уже я не поддерживал давно, от того начал задыхаться. Ее руки колотили мне по спине.
– Дворкин!– заорала мне Янка, вылезшая из ямы, показывая куда-то назад пальцем.
Резко обернулся, стараясь присесть, но все же не опередил выстрел. Тело с силой толкнуло вперед через корни деревьев. Я попытался смягчить падение для Божены, как мог. Руки впились в холодный песок. Немного буксуя, я рванул наверх под прикрытие деервьев. С пляжа доносились крики боли и отчетливый рев моторки.
– Бежим!– прокричал я, видя, что Красовская замерла на месте.
Потом был долгий бег меж деревьев. Сердце отчаянно билось в ушах. Все было, как в тумане. Мышцы ныли, в боку кололо. Я хватал раскрытым ртом воздух, отчаянно пытаясь протолкнуть внутрь хотя бы капельку.
Не помню через сколько это закончилось…Я просто упал, расстянувшись на земле во весь рост, споткнувшись о какую-то корягу. Упал и больше подняться не смог! Рядом повалилась Яна, сбросившая свои каблуки еще в начале пути. Юбка задралась. Колготки были похоже на сито.
– Дворкин, зачем я с тобой связалась…– выдохнула она, приподнимаясь на локте, обрвав свою фразу в самом начале.– Саша…– в ее голосе послышались такие боль и разочарование, что я, собрав последние силы, поднялся со своего места и все сразу понял без слов…
На спине Божены расплылось кроваво красное пятно. Пуля прошла навылет, прошив аккуратную девичью грудь с почти коричневым торчащим соском.
– Божена!– я похлопал ее по щекам.– Нет! Не умирай!– отчаяние заволокло мой разум. Я готов был кричать от осознания того, что был в шаге от того, чтобы вырваться из плена отражений, но не успел самую малость.– Нет!
Ресницы Калиновской задергались. Она приоткрыла глаза, умиротворенно рассматривая нас. Потом нашла взглядом меня и улыбнулась.
– Дворкин…– прошептала девушка. Из уголка ее губ потекла тонкая струйка крови.
– Ты меня знаешь?
– Бабушка рассказывала о тебе, а потом он…
– Кто он? Вышицкий?– быстро спросил я.
– Да…
– Что он говорил? Что? Я вытащу тебя, ты не умрешь!
– Я умру, Дворкин, пришелец из зазеркалья…– грустно выдохнула она.– Это Божье наказание.
– За что?– не поняла Яна, а вот я сразу смекнул в чем дело. Слишком много боли было в ее глазах, не физической, моральной. Кажется, она была даже рада умереть.
– Она убила свою собственную бабку,– тихо сказал я, схватившись за голову.
– Ту самую?– оашалело заморгала Красовская.
– Ту самую…
– Когда вы напали на наш след, явился он, как всегда в зеркале, отражением…– выдохнула Божена, решив исповедаться напоследок.– Сказал, что надо не дать найти тебе зеркало, иначе все зря…И тогда бабушка…
Она заплакала. Какой кошмар! Почти двести лет, начиная с Марты Калиновской, их семья верой и правдой служила безумному ученому, заточенному в зеркале. Они были ему настолько верны, что готовы были умереть за эту идею вечной жизни.
– Она попросила ее убить, чтобы сбить нас со следа,– закончила за нее журналистка, покусывая нижнюю губу.
– Но тут вмешался случай,– улыбнулась Божена.– глаза ее закатились, она теряла сознание.
– Не умирай, Божена!– я снова тряхнул ее, эгоистично закричал.– Где зеркало?! Скажи!
– Теперь можно…– выдохнула она.– Поколоение Калиновских на мне прервалось. Вмешалась досадная случайность.
– Где оно?!– почти заорал я.
– У бабушки в шкафу. Оно висело там всегда. А из ванной зеркало мы убрали специально, чтобы вы подумали…
Она захрипела. Дернулась несколько раз и затихла, уставившись пустыми безжизненными глазами куда-то в сторону. Я отпустил голые плечи девушки и вытер заплаканное лицо. Яна молчала, просто стояла рядом, рассматривая труп молодой красивой студентки, вовлеченной случайно в очень страшные и запутанные игры отражений.
Где-то недалеко послышались лай собак и громкие крики поисковых команд. Печенеги начали шерстить, чтобы найти нас и примерно наказать. Хмурый такого лихого налета не простит. Я оглянулся, собираясь с силами. Пистолет выпал где-то в началае бешеного бега по крутому откосу. Мы были безоружны.
– Ее надо похоронить по-людски,– тихо промолвила Яна, прикрывая ладонью ей глаза по-христианскому обычаю.
– Нет времени,– схватил я ее за руку,– сейчас здесь будут десятки людей, которые просто жаждут выслужиться перед местным князьком, которого мы нечаянно обидели.
– Дворкин…
– Да?– я оглянулся, увидев в глаза Яны холодную пустоту.
– А ведь это все из-за тебя…Ты поломал тут все, пришелец из Зазеркалья.
– У каждого оно свое… у нас именно такое, где есть боль, смерть и страх, грязь и предательство.
– У меня ничего такого не было!– заревела она, колотя меня в грудь маленькими кулачками. Я терпел, обнял ее, гладя по спине грязной ладонью.
– Скоро все закончится, я вернусь в свой мир, ты напишешь лучший материал в истории, сотворив сенсацию. Мы победим в этой игре отражений!
Янка всхлипнула, но собралась.
– Надо бежать,– промолвила она, снова из женщины превратившись в журналистку.
– Надо…– согласился с ней, подавая руку Яне.
И мы еще долго пробирались через лес к выезду из Печенег. Грязные и голодные сумели остановить машину, которая под угрозами согласилась нас подкинуть до Харькова. А в поселке продолжалась непрерывная возня, связанная с нашими поисками. Все-таки, если Бог на свете есть, то он сегодня был к нам благосклонен. Мы сумели выпутаться из ужасной передряги, да еще и добраться до города. Но я никогда не забуду перепуганные глаза молодого мальчишки, везущего нас в Харьков на своей старой “копейке”. За кого он нас принял? Киллеров? Обычных воров или бандитов? То-то он бы удивился, разглядев в чумазых попутчиках известную харьковскую журналистку и писателя детективов.
