Аким Волынский
Литературные заметки. Валериан Майков

Полная версия

В таком именно направлении оценили Майкова два новейших критика. Скабичевский называет его эстетическое учение «первой положительной эстетической теорией, с которой выступила молодая мысль, освободившаяся от метафизических принципов». Некоторые промахи не мешают ей, полагает этот критик, оставаться истинною в такой степени, что «все позднейшие открытия не только не опровергают, а только больше подтверждают и уясняют ее»^[16]. Отзыв этот Скабичевский поддерживает до настоящего времени. Он все еще считает критические рассуждения Майкова «весьма блистательной попыткой пересадить эстетические понятия на вполне реальную почву того положительного мышления», одним из первых приверженцев которого он был^[17]. Скабичевский горячо отстаивает и его идею народности против критики Белинского, в которой он по этому поводу усматривает даже зародыш «тех реакционных приемов», с какими выступили впоследствии сверстники Белинского против движения 60-х годов^[18].

Другой критик, К. Арсеньев, ставит Майкова рядом с Белинским, в качестве его продолжателя. Если Майков мог раздвинуть задачи критики, говорит Арсеньев почти словами Тургенева, то он был обязан этим Белинскому. Основные понятия в огромном большинстве случаев были установлены Белинским, и новая критика, в лице Майкова, могла бодро пойти вперед, не останавливаясь «перед предрассудками и невежеством читателей». Изучение критических статей Майкова Арсеньев считает особенно важным именно в настоящее время, как по тому, что он один из первых приблизился к «современному взгляду на искусство», так и потому, что он не отдался «всецело служению одной крайней идее»^[19]. Вся обширная статья Арсеньева, проникнутая благожелательностью умеренного и корректного либерализма, переполнена такого рода размышлениями, не обличающими в почтенном публицисте ни критической глубины, ни даже достаточного знакомства с литературной деятельностью Белинского. Майков никогда не мог быть ни продолжателем, ни учеником Белинского. По темпераменту, по направлению мыслей, по коренным свойствам литературного таланта, он ни в чем почти не сходился с Белинским – ни в одном из трех периодов деятельности последнего. Белинский, как писательский талант, как характер, как яркая, умственная величина, стоял бесконечно выше этого начинающего критика без каких либо резких проявлений страстной психической жизни. Даже в ошибках Белинского больше жизни, чем в сбивчивых, растянутых и тусклых рассуждениях Майкова, несмотря на всю его научную передовитость и либеральные политические и социологические стремления. Это – со стороны литературной. Но Майкова никоим образом нельзя считать преемником Белинского и по существу его общих философских воззрений. Они разошлись радикальным образом по вопросу о народности. Они не могли быть солидарны и по вопросу о природе искусства. Майков защищал на позитивных основаниях свободу творчества. Белинский, в периоде своих утилитарных увлечений, требовал от искусства гражданственной Дидактики, – в предыдущие-же периоды своей Деятельности, защищая свободу искусства, он, при всей шаткости своих общефилософских понятий, не сходил с метафизической почвы. Можно вообще сказать, что основная ошибка в суждениях о Майкове, общая всем его литературным ценителям, состоит в признании за ним прирожденного чисто критического дарования. Рисуя его кратковременную деятельность, в которой не было ни одного яркого проявления тонкого художественного вкуса и способности к острому эстетическому анализу, – историки русской литературы не видят при этом его настоящей умственной физиономии. Майков не был настоящим литературным критиком. В роли, критика он выступал только случайно, не по призванию, и тем, кто усомнился бы в этом, можно напомнить его собственные слова о себе в письме к Тургеневу: «я никогда не думал быть критиком в смысле оценщика литературных произведений, говорит он. Я чувствовал всегда непреодолимое отвращение к сочинению отрывочных статей. Я всегда мечтал о карьере ученого и до сих пор ни мало не отказался от этой мечты. Но как добиться того, чтобы публика читала ученые сочинения? Я видел и вижу в критике единственное средство заманить ее в сети интереса науки»^[20].