Юрий Сысков
Урочище Пустыня
Он стоял на перроне старорусского железнодорожного вокзала и чего-то ждал. Быть может, состава. А может открытия табачного киоска. Или смены эпох. Сзади кто-то подошел, прикрыл руками его глаза и намеренно измененным тоненьким голоском спросил: «Угадай, кто?»
– Эти лунно-сиреневые тюльпаны я сорвал перед городской администрацией, – сказал он, повернувшись, и протянул цветы.
– Сегодня ты сорвал цветы с общественной клумбы, завтра пойдешь в супермаркет тырить творожок, послезавтра – грабить банк. Возьми меня с собой! – в тон ему ответила она.
– Мы не будем грабить банки. Это противозаконно, – нравоучительно проговорил он.
– Ты такой добрый.
– С возрастом, как известно, становишься к людям терпимее, а к себе – добрее. Сколько до отхода поезда?
– Минут сорок.
– Мы успеем сдать билет и получить за него кучу денег, чтобы потратить их на бензин, романтический ужин и домик возле моря.
– Интрига, однако…
Лицо ее озарила улыбка – задумчивая скобочка, слегка сдвинутая набок, глазки лукаво стрельнули по фонарю, похожему на раскрытые в ожидании манны небесной ладони.
– Я слишком стар, чтобы интриговать и слишком ленив, чтобы обращать внимание на интриги. Это чисто деловое предложение.
– Я согласна.
– Выходи за меня замуж.
– Я…
– Ты уже ответила…
Шел первый год после окончания войны. На очередном заседании Совета Европы Германия предложила вернуть Калининграду историческое наименование – Кенигсберг и придать ему статус свободного города. Россия, председательствующая в Евросоюзе, одобрила это предложение, но заблокировала резолюцию о переименовании Калининградской области в Восточную Пруссию.
Великая Польша потребовала у Германии компенсацию за нарушение заключенной в 1934 году Декларации о неприменении силы (Пакт Пилсудского – Гитлера) и вышла с парламентской инициативой перенести столицу ЕС из Гомеля в Краков.
Бывшие республики – Литва, Латвия и Эстония, где в результате миграционных процессов и естественной убыли населения коренные народы стали национальными меньшинствами, объединились в единое государственное образование – Прибалтийский край.
Соединенные Штаты Мексики с согласия России, Индии и Китая получили место в Совете безопасности ООН с правом включения в свой состав территорий, которые были утрачены по договору Гвадалупе-Идальго 1848 года – Техаса, Канзаса, Калифорнии и других общей площадью около полутора миллиона квадратных километров. Попутно рассмотрена мексиканская заявка на прокладку плазмопровода «Дружба» по маршруту Тампико – Альбукерке – Сан-Франциско.
Продолжаются беспорядки, связанные с попыткой афроамериканцев провозгласить Алабаму, Флориду и Миссисипи территориями «только для черных». Их требования поддерживает Мичиган, откуда был депортирован «последний белый».
Китай требует признать лунный кратер Цзу Чунчжи зоной своих исключительных экономических интересов.
Российская космическая станция, расположенная в районе Тирренского моря, приняла капсулу с колонистами и очередной грузовой контейнер с запчастями для сборки второго дивизиона марсоходов.
Верховный Сенат Невадской Республики настаивает на исключении из общеупотребительного обращения названия «Красная планета» в связи с нежелательными ассоциациями с тоталитарным прошлым России.
В Риге открыт памятник воинам 201-й латышской стрелковой дивизии (впоследствии 43-й гвардейской сд) и установлены бюсты Героям Советского Союза Я.В. Вилхелмсу и В.П. Самсону.
В Парфинском районе Новгородской области вблизи урочища Пустыня началось строительство церкви и мемориала бойцам 26-й Златоустовской (Сталинской) стрелковой дивизии.
– Ты знаешь, в последнее время – извини за этот анахронизм, теперь мне кажется, что времени нет, есть лишь «вечное возращение того же самого», Die Ewige Wiederkunft – да, так в последнее время я все чаще задумываюсь не о бессмертии, а об одиночестве души. Мне представляется, что перед лицом вечности она бесконечно одинока. И это меня по-настоящему тревожит.
– Это не одиночество души. Это удаленность от света, разлученность с ним. Ты не избыл еще свою тьму, тьму в себе, не стал самим светом. И бродишь во тьме. Поэтому тебе и кажется, что ты один во всей вселенной.
– Предлагаю тост! Наполним наши бокалы сгущающейся над нами тьмой и в этой кромешной тьме выпьем за грядущую тьму!
– Вряд ли я буду за это пить.
– Ты – нет. Я – да. Наши дороги разошлись. И, по-видимому, это навсегда. Ты ведь знаешь, о чем я… Одного я никак не могу понять, почему ты до сих пор не бросил меня?
– Ты все еще здесь, то есть там, где и был. Я уже не здесь, но еще и не там, куда иду. И в то же время я повсюду. Как сказано в Евангелии от Иоанна, «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа». Поэтому не ищи меня – все равно не найдешь. Я же найду тебя везде, ибо ты теперь – незавершенное мной дело. И пока не подниму тебя, как поднимают останки павших воинов, не будет мне покоя… Тяжел ты, много на тебе греха и крови, но я сдюжу, ей богу сдюжу…
– Так ты воскрес?
– Еще нет. Но я на пути к этому. На пути к вечной жизни. Я там, где нет противоречия между разъединяющим пространством и всепоглощающим временем, потому что нет ни того, ни другого.
– Говорят, оттуда еще никто не возвращался.
– Один вернулся.
– Но он был Богом.
– Принявшим человеческую природу.
– Иначе и быть не могло. Ведь Богу, в отличие от человека, подвластно все. Он может легко принять человеческую природу и так же легко ее отторгнуть. Когда-то Сын Божий перенес земные страдания. Пережил отчаяние. Пал духом. Однако превозмог он все это и воскрес благодаря тому, что обладал божественной природой.
– Он показал, что и человек может обрести божественную природу. Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша, говорил апостол Павел.
– Вера никогда не тщетна. Она действительно умножает наши силы. Но вряд ли делает нас бессмертными. Ведь люди не боги…
– Тогда это не вера, а самовнушение.
– Называй это как хочешь. Но это работает…
– Там, на земле, вера расшатывается. Здесь, на небе, укрепляется. Там Бог предполагается ввиду своего мнимого отсутствия, здесь утверждается в силу своего действительного присутствия. И только для подвижников не существует разницы между землей и небом. Я не был подвижником. И всегда чувствовал эту разницу. Дивен Бог в святых своих! Да я не из их числа, хоть и взошел.
– Почему же я не взошел за тобой?
– Ты сражался не за правое дело. И твое восхождение будет долгим. Очень долгим, увы. Но не бесконечным, ибо ты не безнадежен. Тебе еще многое придется претерпеть…
– Когда-то я спрашивал у тебя – где мы? Ты сказал: в Urotschischtschje Pustynja. Мы все там же? Отсюда начнется мое восхождение?
– Если начнется, то отсюда. Для тебя не изменилось ничего.
– А для тебя?
– Для меня – все. Здесь я преобразился и понял главное – все мы несем ответственность за чудо, каким является жизнь. Перед собой. Перед людьми. И перед Богом…
– Но как все-таки возможна связь между нами? Как возможно понимание? Ведь по сути мы находимся на разных полюсах мира и они вряд ли соприкасаются…
– Мы можем находиться в некоем нейтральном пространстве, где визуализируются абстрактные представления, сны и фантазии людей, живых и мертвых. Здесь пребывают их размышления, мечты, воспоминания. Теперь это место нашей встречи и нет у нас другого… Здесь мы можем воссоздавать прошлое и видеть иную реальность.
– Я бы хотел попробовать. Как это будет выглядеть?
– Это несложно. Дай волю своему воображению…
– Что это?
– Где?
– Только что взмыло, как фейерверк, в черное небо…
– Это Ницше. С него сняли все обвинения.
– Почему он?
– Ты упомянул о об идее вечного возвращения. И тут же явился его мыслеобраз. Идем дальше?
– Идем…
– Какие-то врата. По-моему, это место называется чистилище. И мы видим здесь… Кто же это? Неужели Дядя Джо?
– Да, это Иосиф Виссарионович. В старом френче и своих любимых домашних тапочках, с погасшей трубкой и полупустой бутылкой «Хванчкара»…
– Что он здесь делает?
– Я думаю, он еще не понимает, куда попал. Это не суд истории, на который он рассчитывал. Это Страшный суд.
– Он о чем-то просит архангела Михаила.
– Вождь спрашивает, можно ли ему взять с собой тапочки и трубку. Вино он готов выпить прямо сейчас, а бутылку оставить на память небесному воинству. Но архангел Михаила непреклонен. «Все это вам уже не понадобится», – говорит он Сталину.
– А это что за нора?
– Это тоннель в преисподнюю. Что-то вроде лабиринта ужаса. Заглянем? Там много интересных персонажей. Многие из них тебе знакомы…
– Похоже на бункер. Осторожно, тут у входа какой-то папоротник.
– Это не папоротник, это Хайдеггер. Видишь, как он шевелит своими онтологическими корнями? Их можно даже пощупать.
– На нем и бирка какая-то висит… Оказывается, это филодендрон. Под номером 312589.
– Это номер его партийного билета.
– Члена НСДАП?
– Члена НСДАП.
– По-моему, этот филодендрон что-то пишет… Die Schwarzen Hefte…
– Он продолжает свой «Черный дневник». И по-прежнему мечтает о том, чтобы его философия стала священным писанием возрожденного Третьего Рейха. Идем дальше? Обрати внимание, тут много ниш. И в каждой свой тип, а то и целый сонм.
– Кошка с собакой. Оказывается, они и загробном мире дерутся…
– Вероятно, это Гудериан и Клюге. Между ними всегда кипели шекспировские страсти. Дошло до того, что один вознамерился вызвать другого на дуэль и даже обратился за разрешением к фюреру. Субординация, однако.
– Тут еще какие-то разъяренные еноты… Из-за их тявканья и визга ничего невозможно разобрать. Кто это? И о чем это они?
– Лай сорвавшихся с цепи пропагандистов. Они постоянно устраивают диспуты по ту сторону подлунного мира. «Мы тут не п…м, как думают некоторые, а дискутируем». Это их кредо.
– Я догадываюсь, кто это. Один из них Goebbels. А кто оппонент? Троцкий?
– Возможно. Хотя вряд ли. Он не из этой компании.
– А что это за люди без лиц, с пустыми глазницами и обгоревшими черепами?
– Это убежденные нацисты. Небезызвестный тебе эсэсовец Теодор Эйке, создатель концлагерей.
– Он же командир дивизии SS «Totenkopf».
– Да, твой бывший командир. А рядом – Адольф Эйхман, специалист по окончательному решению еврейского вопроса. А вот еще одна одиозная личность. Узнаешь это говорящее пенсне? Его блики чем-то напоминают отблеск секиры. «Низшей расе всего нужно меньше, но больше всего нужно, чтобы самой этой расы было как можно меньше…»
– Он не изменил своим убеждениям. А кто этот человек в капюшоне? Францисканец?
– Кальтенбруннер. За мгновение до повешения.
– Жуть. Паноптикум какой-то. Трудно себе представить, что при жизни они были для меня незыблемыми авторитетами.
– А теперь угадай, кто этот маленький человечек с усиками приказчика?
– Не надо быть Нострадамусом, чтобы понять, кто это. Чем он сейчас так занят?
– Он составляет окончательный проект главного символа фашистской Германии – черного мотыгообразного креста внутри белого круга на фоне красного знамени. Это самое известное его произведение как художника. Видишь, как старательно и вдохновенно он работает, повторяя про себя, будто заклинание: «Мое «да!» исполнено волей… Вы можете положиться на меня, как на скалу!»
– Как странно, что он сумел повести за собой весь немецкий народ. Или почти весь. Для меня это самое непостижимое. До сих пор не понимаю, как ему это удалось. Наверное, он говорил о вещах, в которые нам хотелось верить. И мы верили…
– Это остаточный образ. На самом деле здесь происходит нечто другое. Обрати внимание – с его глазами что-то не так.
– Они напоминают две выжженные каленым железом раны…
– Его испытание состоит в том, что он должен посмотреть в глаза каждому, в чьей смерти прямо или косвенно повинен.
– Я вижу… Там, за пределами бункера выстроилась огромная, уходящая за горизонт очередь…
– Эта бесконечно тянущаяся вереница и есть круг его ада…
– Но для этого ему не хватит и трех жизней.
– То же самое сказал фюрер. «Ничего, – ответили ему. – Мы не торопимся…»
– Что же получается, он занял место дьявола, апокалипсического большого красного дракона?
– Его как такового нет. Это персонифицированное зло. Перед нами временно исполняющий обязанности князя мира сего. Потом его вытеснит какой-нибудь другой дьявол или дьяволенок. Хотя слово вытеснит не совсем точно. Правильнее будет сказать – дополнит. Эта дьяволиада – коллективный портрет извергов, душегубов и богоборцев человечества на протяжении всей его истории, начиная с Люцифера, ангела света.
– И до каких пор это будет длиться?
– Пока не наступит конец истории. Потом все, что способно подняться к свету станет светом. А все, что противится ему – исчезнет, сгорит, перестанет быть. И тьма скроется навеки. Останется лишь один светлый, бесконечно длящийся миг полного единения с Создателем…
– Куда же скроется тьма?
– Тьма не вовне, а в нас самих. И только в нашей воле ее избыть. И тогда, как говорил Сын Божий, на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии.
– Неужели после всего, что я натворил, повинуясь «фюрербефель» – приказам моего фюрера, возможно прощение?
– Я верю не только в прижизненное, но и в посмертное покаяние. И там, за последней чертой свет будет в нас расти, а тьма умаляться. Верю во всепрощающую силу света. Ибо сказано: милости хочу, а не жертвы…
