Эльвира Смелик
Безнадёжная любовь
3
Никита приехал, как обещал, но, само собой, без особого желания. Не хотелось выслушивать нотации от мамы. Пожалуй, он ей так и скажет. И зачем ее принесло в самый неподходящий момент?
Но первой пришла не мама, первым появился ее знакомый, или друг, или – как его там? Никита представлял, что происходит между ними, но никак не мог выбрать подходящего обозначения.
– Мама дома? – спросил тот.
Нет, еще не пришла, – ответил Никита. Он уже давно не испытывал неприязни при виде Богдана.
– Странно, – произнес тот, и Никита изумленно отметил, как внезапно напрягся обычно мягкий голос. Но в ненароком пойманном взгляде не обнаружилось ни недовольство, ни разочарования. А что-то такое… такое…
Ну да. Ревность.
Надо же!
– А вы ей позвоните, – предложил Никита гостю, снисходительно и сочувственно одновременно.
Тот отрицательно качнул головой.
– Лучше я ее подожду?
– Как хотите.
Никита, быстро потеряв к собеседнику интерес, равнодушно прошел в комнату, включил телевизор, уселся на диван. Ничего нет хуже ожидания неприятностей.
Гость устроился рядом, и Никита недовольно посмотрел на него.
– Тоже будете пытаться меня образумить?
– Непременно! – Богдан критически хмыкнул. – Во-первых, понятия не имею, как воспитывать детей. Никогда не приходилось. Во-вторых… ты думаешь, на тебе свет клином сошелся?
Никита, уверенный, что мама уже всех вокруг озадачила его исправлением, вовсе не ожидал подобных заявлений. Он готовился к длинным, нудным моралям, поэтому слегка опешил, позабыл принять насмешливый, независимый вид и признался честно:
– Для мамы, по-моему, да.
– Напрасно ты так думаешь, – убежденно заверил его Богдан. – У нее еще есть дочь. И я.
Опять – просто и искренне, хотя, вроде бы, и по-прежнему иронично, но, наверное, именно такой и бывает откровенность. И Никита снова не стал возмущаться и выделываться, но все-таки не отказал себе в желании немного поехидничать.
– А с вами у нее тоже были проблемы?
– Случалось, – Богдан дернул углом рта. – Но, вообще-то, я стараюсь их не создавать. Я ее люблю.
Никита немного смутился: почему Богдан говорит ему об этом так легко и просто? И Никита не выступает и не насмехается в ответ. Потому, что верит. И как давно хочется поговорить с кем-то по-нормальному, по-человечески, не смеясь и не передергивая, зная, что услышишь в ответ не только упреки и изумленные возгласы. Даже с мамой так не получится. Она, конечно… ну… одно слово – мама. Она, возможно, и постарается изо всех сил понять, но ей не дано думать так, как думает он. Она – женщина, и, как бы там ни было, с ней нельзя говорить обо всем. Про Сашку, вообще, лучше помолчать, с друзьями тоже не получится, как надо. А с этим вроде бы посторонним мужчиной разговор складывался ровно и искренне.
– Мама, конечно, с вами поделилась?
– Конечно, – утвердительно кивнул Богдан и, в свою очередь, поинтересовался: – Можно узнать, кто она?
– Она окончила университет пару лет назад и теперь преподает.
– Она замужем?
– Да.
– И кто ее муж?
– Не все ли равно! – после нескольких откровенных ответов Никита все-таки попытался возмутиться, уж слишком назойливым показалось долгожданное внимание, но от следующего разумного замечания опять немного растерялся.
– Обычно это имеет существенное значение, – вкрадчиво проговорил Богдан.
Никита посмотрел удивленно и смиренно доложил:
– Племянник ректора.
Богдан на секунду задумался и, нарушая привычные правила воспитательной беседы, снисходительно дернув углом рта, спросил:
– И зачем тебе лишние неприятности?
На такое Никита вовсе не рассчитывал. Вместо предполагаемого им «плохо» он получил весьма неожиданную и обидную оценку своего поступка – «глупо».
– Ты ее очень любишь?
Богдан, кажется, догадывался, что услышит в ответ, судя по интонациям и ходу беседы, но, возможно, он ошибался. А Никита едва не смутился. Ага! Сейчас! Сейчас он выложит все свои мысли перед чужим досужливым дяденькой! А вот и выложит. Потому, как сам затеял этот разговор. И потом… ничего нет особенного в его чувствах, чтобы стесняться или стыдится. Он же не маленький мальчик!
– Не знаю, – неуверенно начал он, все же не решаясь быть до конца искренним. – Но она… она такая…
Скорее всего, он ее вовсе не любил. Но столь невероятным, столь притягательным казалось то, что она заметно старше, она замужем. Ему еще никогда не приходилось иметь дело с такими девушками, темпераментными, раскрепощенными, необыкновенно сексуальными, берущими инициативу в свои руки. Не он ее добивался, она – его, плюнув на мужа и его родственников, на возможные пересуды и печальные последствия. Естественно, он не смог остаться равнодушным, не смог отказать ей и себе.
Богдан, похоже, понял, что он хотел сказать, согласно кивнул и, усмехнувшись, заявил:
– Она не единственная «такая». И совсем не трудно найти что-то менее опасное.
Никита изумленно молчал.
– Я понимаю, если бы ты ее любил, может, оно того бы и стоило. Но просто для удовлетворения желаний надо ли слишком рисковать?
Никита довольно долго вникал в смысл услышанного. Вообще, звучало разумно, но странно. Вроде бы и правильно, но как-то непорядочно.
– Вы всегда такой рассудительный? – осторожно поинтересовался он у Богдана, а тот, испытав непонятную тревогу, задумчиво признался:
– Почти, – и добавил: – Но мою рассудительность обычно называют цинизмом. А твоя мама считает, что это плохо.
Они еще никогда не разговаривали так долго и обстоятельно, с признаниями и откровенностями. Богдан даже испытал легкую гордость за самого себя. Наверняка, мать не стала бы спокойно и бесстрастно внимать чистосердечным сыновним излияниям, и, вне сомнений, советы ее звучали бы несколько по-другому, и неизвестно, как воспринял бы их сын, и никакой гарантии, что все не закончилось бы ссорой. А тут Никита прислушивался с удивлением и вниманием, даже не пытаясь скандалить и, кажется, немало почерпнул для себя из его не перегруженных моралью реплик. Но если бы Аня присутствовала при этом разговоре, ох и попало бы от нее Богдану.
Она любит его, безропотно принимает его таким, какой он есть, ни больше ни меньше, и упорно не желает, чтобы сын походил на него. Да Богдан и сам не хотел, чтоб Никите досталась такая же жизнь, какая досталась ему. Разве за исключением одного: сначала – милая девочка, с которой непонятно хорошо и счастливо, а потом – чудесная женщина, с которой хорошо и счастливо по-прежнему. От этого не станешь отказываться. А другие? Пусть будут и другие – а как же иначе? – только уйдут все, чтобы не мешать, когда до них не станет и дела, когда захочется достичь идеала: единственная и навсегда. Поэтому, зачем особо мучиться из-за тех, других, лучше сберечь душевные силы для нее. Неужели это аморально?
Аня знала, что к ее возвращению Никита будет дома. Услышав звуки телевизора, она сразу прошла в комнату, решительно настроенная, но увидела их двоих, изменилась в лице, глянула подозрительно, даже испуганно.
– Здравствуйте!
Никита, поняв, что воспитательная беседа с ним временно откладывается, поспешил радостно удалиться, и, убедившись, что он ушел достаточно далеко и не сможет их услышать, с тревогой обратилась к Богдану:
– Надеюсь, ты ничего не сказал.
– Но я же не мог сидеть все время молча, – тот недоуменно пожал плечами.
Аня мгновенно побледнела.
– Но ты же… – чуть слышно пробормотала она, а Богдан растерянно посмотрел на нее, не понимая причин столь сильного волнения.
– О чем ты говоришь?
– Ты сказал ему, что ты его… – Ане не хватило сил закончить фразу, но Богдан и не стал дожидаться, когда дойдет она до точки.
– Нет. Конечно, нет.
– Господи! – с трудом выдохнула Аня, облегченно прикрыв глаза. – Ты сведешь меня с ума.
Богдан подошел к ней, обнял.
– Успокойся.
– Успокойся, – сердито повторила она и строго заглянула в глаза. – И вообще, что ты здесь делаешь? Ты же знаешь, я собиралась поговорить с Никитой.
– Не надо, – убежденно, но мягко посоветовал Богдан.
– Как? – возмутилась Аня, а он снисходительно скривил губы, хитро щуря глаза.
– Ты думаешь, он будет слушать твои нотации? – и поучительно добавил: – Вы только разругаетесь.
– Явился папаша – без году неделя! – Аня обиженно отвернулась, но Богдан понимал, что дуется она не совсем по-настоящему.
– А ты вспомни, как тебе твои девочки говорили, когда ты со мной встречалась: «Аня опомнись. Аня будь умницей. Аня не связывайся». А ты слушала кого-нибудь, кроме себя?
– Тебя.
Богдан смущенно хмыкнул.
– Ну, правда, Ань! Ты же сама знаешь – от уговоров и праведных слов мало пользы. А от скандалов – тем более. Ты ведь тоже все решала сама.
– Я просто боюсь за него.
Аня прислонилась к широкому плечу, с блаженством вслушиваясь в необыкновенный чарующий голос.
– Ну, посмотри, посмотри на меня, – продолжал он звучать нежно и ласково. – Уж чего только со мной не случалось. И вот я. Жив, здоров. И даже счастлив.
Никита, невинно заглянувший в комнату, застыл на пороге. Приготовленные слова застряли в горле.
Мало того, что они стояли обнявшись! Они еще и целовались!
Пожалуй, придется ему ближайшее время пожить без нравоучений и семейных разборок.
4
Домой, как обычно, ехали втроем: Никита, Вадик и Ася. Где-то на половине пути Вадик вспомнил весьма важную вещь.
– Слушай! Предки обещали отдать мне в общагу старый телек. В конце концов, я бы его и на руках допер. Не такой уж он и тяжелый. Но, может, твой отец опять нас довезет? Я за бензин заплачу, если надо.
Но про бензин Никита уже не слушал.
– Мой кто? – удивленно воззрился он на приятеля.
– А разве он тебе не отец? – Вадик недоуменно хмыкнул. – Ну, не важно. Все равно какой-нибудь родственник. Может, довезет?
– Он мне не родственник, – отчего-то потянуло на защиту правды Никиту.
– Он тебе действительно никто? – зашевелилась от любопытства на своем месте Ася, вжала Вадика в кресло, чтобы не загораживал обзор. – Брось, Ник! Ты же на него жутко похож. Прямо один к одному! И лицо, и голос. Мы все время считали, что он – твой папаша.
– Нет, – недовольно буркнул Никита, жалея, что ввязался в спор.
– Тогда – кто он? – еще больше оживилась Аська.
– Тебе-то какое дело!
– Да, в общем, никакого. Но… так странно. Мы все думали…
Никита отвернулся. Вот еще! Нашли ему папочку. Что только людям в голову не взбредет! Ну, да ладно. Аська – известная болтушка, все, что угодно, не подумавши, ляпнет. Хотя первым-то начал Вадик!
И этот самый Вадик наконец-то распрямился, отодвинул слишком любопытную Асю и взволнованно напомнил:
– А насчет телека-то как?
– Я спрошу, – неохотно пообещал Никита.
Он сам удивлялся, почему столь подозрительно быстро смирился с появлением этого человека в их жизни. Конечно, в основном – в маминой, но и Никита не смог остаться в стороне.
Вроде, сейчас они уже и не совсем посторонние. Никита чувствует, что присутствие Богдана не мешает ему и совсем не тяготит. В какой-то мере даже хорошо, что он есть. Во всяком случае, это благодаря нему непутевый сын в очередной раз не получил по шее от рассерженной мамы. Невероятно – как сумел он ее уговорить? И, кажется, Никита начинает испытывать к нему определенную симпатию.
Наверное, все из-за отца. Хоть уже давно не считает себя ребенком, а отца не хватает. Может, по привычке? От сознания того, что папа всегда должен быть рядом? Ведь был же! Маленький, он очень любил его. А когда подрос, отношения резко переменились. Все чаще стал замечать, что не понимает, не соглашается, противится мнению и попыткам оказать влияние. Виноват переходный возраст? Возможно. Или что-то еще? Но отец, вместо того, чтобы попытаться найти общий язык, испортил все окончательно и бесповоротно.
Он ушел от них. Кругом утверждали, что ни от детей, только от жены, но Никита считал по-другому. Отец даже не спросил ни у сына, ни у дочери, а не хотят ли они остаться с ним. Никита, конечно бы, отказался, и Сашка, наверняка, тоже. Очень надо жить с чужой женщиной, когда рядом есть мама! Но мог бы предложить, все же – родные дети. Но он предпочел обойтись без них, и, значит, бросил всех: и жену, и детей.
Нет больше у Никиты отца. По крайней мере такого, какой был нужен. И вдруг появился Богдан, странно появился. Инка положила на него глаз, наплела кучу чепухи, желая вызвать ревность, а он развесил ушки – дурак! – поверил в Инкину тягу к чересчур зрелым мужикам. Но Богдана глупые девчонки мало волновали, он заинтересовался мамой. Получалось, что Никита сам привел ее к нему. Хотя, кажется, Сашка говорила, что они давно знакомы.
Кстати, еще Инка заметила, что Никита похож на него. А Вадик вообще решил, что Богдан его отец. И Аська тоже. Оборжешься – нашли папашу!
А вдруг мама соберется замуж? У Никиты появится отчим. Ха! Папа-заменитель. Ладно. Он не маленький, он переживет, ведь никто не станет заставлять его называть «папой» чужого дядю.
И почему все считают, что они похожи?
Никита даже сестру об этом спросил. Та пожала плечами.
– Не знаю. Вы оба темноволосые, голубоглазые, – она задумалась. – Да мало ли одинаковых людей! Про нас с Гришкой тоже говорят, что мы чем-то похожи.
– Но его же не принимают за твоего отца!
Сашка фыркнула.
– Ты что, тронулся? Он меня старше всего на пять лет.
– Но отчего все так уверены, что он – мой отец? – упорно добивался Никита хоть каких-то вразумительных объяснений.
– Вас встречают вместе, вы чем-то похожи – вот и все! – предположила Саша. – Никто же не знает твоего настоящего отца. Если бы знали, тогда бы ничего и не выдумывали.
Сочетание «настоящий отец» непонятно встревожила Никиту.
– А они даже ни капли не сомневались, – упрямо проворчал он, и сестра рассердилась, устав от его однообразной упертости.
– А от меня-то тебе чего надо? Я же не говорила, что вы похожи, не говорила, что он твой отец.
– Но ты говорила, что они с мамой давно знакомы, – угрюмо глянул Никита.
– Да, – Сашка не возражала. – Мама еще замужем не была, когда они познакомились. Она мне сама рассказывала.
– А потом вы ведь какое-то время жили здесь. Пока еще я не родился.
Сестра, словно подкошенная, рухнула в кресло.
– Ну, ты… – ее внезапно осенило, куда клонит братец, и в запасе не нашлось нужных слов, за исключением бессмысленных восклицаний. – Умник! Головой ударился? – Но понемногу мысли ее прояснились. – Надеюсь, ты не собираешься делиться с мамой своими предположениями? Или ты считаешь, что она тебе тоже не родная?
Никита покраснел.
– Хорошо же ты о своей матери думаешь! – негодуя, возопила Сашка.
И чего она разоралась! Ему, между прочим, такие мысли только-только в голову пришли и совсем не нарочно. Вспыхнула внезапно идея. Да Сашка сама же ее и подсказала, заговорив про «настоящего отца». А сопоставить моральные стороны предложенного расклада Никита еще не успел. И маме он, конечно, ничего не скажет.
Зато, увидев сына, мама заговорила сама.
– Как дела? – спросила она, вроде бы без всяких задних мыслей, но Никита догадывался, о чем именно хотела бы она узнать.
– Мам, ты не переживай, – сразу же успокоил он ее. – Мы расстались.
– Да? – озадаченно уточнила Аня, а когда сын утвердительно кивнул, не удержалась от очередного вопроса. – И, позволь узнать, что послужило тому причиной?
– Считай, что я поумнел, – глубокомысленно заявил сын. – И чтобы ты лишний раз не волновалась.
Аня минуты две-три неподвижно стояла, взгляд ее блуждал по комнате, ища, за что бы зацепиться, а мысли скакали в голове самые странные.
– Если честно, – наконец заговорила она, – я тебе не верю. Мне кажется, это просто отговорка, чтобы я оставила тебя в покое. А на самом деле все будет продолжаться по-прежнему.
– Нет! – твердо произнес Никита. – Это правда.
Врут обычно с честными глазами, уверенно и проникновенно, но голос у Никиты скучный и бесцветный, словно думает он совершенно о другом, а волнующая маму тема для него не имеет никакого значения. Неужели они действительно расстались? Это каким же чудом? И где же волшебник, то чудо сотворивший?
– Даня! Он бросил свою девицу. Пожалуйста, обрисуй вкратце, о чем вы без меня беседовали.
– Вкратце? – Богдан самодовольно и хитро ухмыльнулся. – Я сказал, что не стоит из-за похоти наживать ненужные неприятности и расстраивать маму. Похоже, он со мной согласился.
– Колоссально! – наигранно восхищенно воскликнула Аня. – Тебе бы следовало иметь сотню-другую детей, а то жалко, Дань, что твой педагогический гений остался невостребованным.
Обычно она выговаривала его имя полностью – Богдан, но иногда у нее само вырывалось: «Даня!» Особенно в последнее время. Хотя именно сейчас было труднее всего отыскать причины, чтобы называть его уменьшительно, по-детски. И он вспомнил, что когда-то очень давно, более двадцати лет назад, почувствовав, как мурашки побежали по спине от произнесенного ею имени, заорал:
– Никогда не называй меня так!
– Почему? – изумилась Аня, совершенно не испугавшись его бурной реакции, а он, не желая открывать истинные причины, сердито буркнул первое, пришедшее в голову:
– Я не маленький!
– Да? – она улыбнулась иронично, глянув чуть свысока, и внезапно Богдану показалось, что она старше его, взрослее и мудрее, а он перед ней – несмышленый мальчишка.
– Или называй. Если хочешь, – проворчал он, отворачиваясь, и с трудом сдержал желание добавить: – Но тогда не уезжай. Останься со мной.
5
Позвонил Тарасов, дядя Саша, полковник МВД Тарасов Александр Петрович, сказал, что с ним хотят встретиться, поговорить, проконсультироваться, в общем. Неожиданно всплыли какие-то старые дела, всколыхнулись давние связи. А Богдан надеялся, что его больше не тронут. Разве мало он сделал?
Нелегко давались самоотверженные подвиги. Ему – очень нелегко. Хоть вроде и выработал защиту от превратностей жизни и душевной маяты и даже с каким-то неестественным энтузиазмом и упоением брался за предложенные Тарасовым задания. Наверное потому, что не держала его жизнь, не ценил он ее. И за то напоминала она ему, какой может быть безжалостной и жестокой.
Если бы кто взялся предсказать Даньке будущее, никогда бы не угадал, что того ждет. А хоть и угадал бы, Данька ни в жизнь бы не поверил. Невероятно, до чего докатится милый мальчик! В общем-то неглупый, и даже способный, как говорили в школе, и вовсе не отпетый хулиган.
Остался без родителей. Спасибо, что не на улице, при собственной жилплощади. Прокорми себя сам, как хочешь. Об учебе и речи не шло – разве проживешь на стипендию! Тогда – иди, работай. А кто возьмет на большие деньги вчерашнего школьника?
Вертелся, как мог и где мог. Слава богу, курортный город богат на кафе и рестораны. Окончил курсы, устроился барменом. Смазливого мальчика с удовольствием поставили за стойку для привлечения посетителей, точнее, посетительниц. Давний враг Лысый непонятно из каких побуждений (наверное, надеялся, что Богдан в конце концов на том попадется) предложил подработать, свел с нужным человеком. Но тогда не слишком много было жаждущих до «травки», не то что сейчас. Торговал тихо, осторожно, никто не знал, только Борька, а он не возражал. Каждый крутится, как может. Он и сам в отсутствие Богдана не отказывался обслужить клиента. Боря помог сориентироваться и в другом деле, так сказать, поддержал, или даже подтолкнул.
Совершенной чушью было бы утверждать, что Богдан не обращал внимания на девчонок. Очень даже обращал. А уж они на него! И, стоило признать, не только девчонки. Первым это заметил все тот же Борька, постоянно маячивший рядом (вечером и ночью они работали вдвоем). Оказавшись поблизости, он таинственно протянул:
– О-о, Дань! Тобой заинтересовались.
Богдан сначала даже испугался.
– Кто?
Боря осторожно кивнул в сторону сидящей неподалеку женщины, весьма привлекательной – нет, даже очень привлекательной! – и сообщил:
– Глаз с тебя не сводит. Спорим, она сегодня обязательно подъедет к тебе.
И он оказался прав.
Когда народ начал потихоньку отходить на покой, она подсела к стойке, сделала заказ и, не притронувшись к поданному ей бокалу, спросила:
– А вы еще долго будете работать?
Боря добросовестно доложил. Женщина обхватила пальцами бокал, но не стала отрывать его от стола.
– Я могу обратиться к вам с просьбой?
– Все, что угодно! – щедро пообещал Борька. – Правда, Богдан?
Богдан, усиленно пытающийся в это время найти себе важное занятие, согласно кивнул и чуть не грохнул стакан. Вообще-то, он никогда не робел перед женщинами, но до сих пор считал инициативу прерогативой мужчины, то есть своей собственной. А прекрасная незнакомка уже вкрадчиво объясняла:
– Я здесь первый день. Бродила по городу и вот попала к вам. И сейчас, признаться, в замешательстве. Насчет обратной дороги. Может, кто-нибудь из вас меня проводит?
Она красноречиво смотрела на Богдана, абсолютно игнорируя его напарника. Трудно было не понять, кого она предпочитала видеть в качестве «кого-нибудь».
– Но мы закрываемся только через полчаса, – наконец-то подал голос Богдан и заметил легкое изумление в ее взгляде.
– Я подожду. Лучше подождать, чем плутать ночью по незнакомому городу.
Она вернулась за столик, а Борька, развернувшись к залу спиной, нежно пропел:
– Ах, ах! Какие голосочки! Век бы вас слушал! – и толкнул напарника в бок. – Надеюсь, ты не упустишь шанс. Не будь идиотом!
– Она же старше меня почти вдвое, – засомневался Богдан.
– Дурак! В том-то вся и прелесть! Ни одна девчонка не сравнится в постели со зрелой женщиной.
– Ты думаешь, так сразу? – Богдан неуверенно глянул на Бориса, и тот снисходительно хмыкнул.
– А для чего ты ей? Интеллектуальные беседы вести? Я думаю, у нее и денег хватает. Так что не глупи, Дань! – Борька устремил вдаль мечтательный взор. – Эх, меня бы на твое место! Да только она на меня ноль внимания. Хотя странно, вроде я тоже мальчик ничего! – он рассмеялся и опять легонько толкнул Богдана. – Ты что, трусишь? – спросил он и посоветовал: – Выпей для храбрости. Или лучше – покури. Иди-иди, покури. Сейчас народу мало, пять минут и без тебя обойдусь.
Богдан послушался, сходил в подсобку, достал косячок из укромного места, вышел на задний двор. Когда он вернулся, довольный Борька сообщил:
– Кажется, она забеспокоилась, куда ты пропал. Все время смотрела на дверь. Подумала, что ты от нее удрал.
Богдан промолчал и впервые за вечер посмотрел на незнакомку уверенным долгим взглядом.
Вот так и началось. И уже в следующий раз Боре не пришлось уговаривать и давать советы. Он сам знал, что ему делать, он же был умненьким и способным мальчиком, все схватывал на лету с первого раза без повторений.
Он не пытался запоминать имена и лица – зачем? – он не строил никаких далеко идущих планов. Но иногда планы строили за него, и он, честно говоря, удивлялся, находя себя участником предлагаемых кем-то перспектив.
Она проснулась раньше. Богдан почувствовал сквозь сон, как она встала, вышла из комнаты, осторожно прикрыв двери. А когда она вернулась, он уже сидел в постели, слегка прикрывшись одеялом, и курил.
Она в очередной раз оценивающе оглядела его и неожиданно предложила:
– А знаешь, поехали со мной.
– Не хочу, – не задумываясь, отказался он.
– Почему?
– Мне и здесь хорошо.
Она насмешливо улыбнулась, качнула головой.
– Собираешься всю жизнь смешивать коктейли и ублажать женщин?
– А разве ты предлагаешь мне что-то другое?
– Возможно.
Богдан стряхнул пепел прямо на лежащий у кровати коврик.
– Устроишь мне высшее образование и престижную работу? – он дернул уголком рта. – Или, может быть, ты хочешь меня усыновить?
Она на мгновенье застыла, а потом уперлась руками в спинку кровати и твердо заглянула в глаза.
– А ты хам и нахал, друг мой!
– На том и стоим, – Богдан выдержал ее взгляд. Он догадывался, ее удивляют и даже немного пугают его слова, его поведение.
– Послушай! Ты же еще совсем молокосос. Откуда в тебе столько цинизма и грязи?
Богдан не обиделся и, уж конечно, не смутился.
– А я – из ранних. Знаешь, как ранние овощи. Другие еще только начинают созревать, а я – уже готов.
– Оно и заметно, – невесело определила она, присела рядышком и протянула руку к сигарете. – Дай-ка мне!
Он послушно отдал, скользнул взглядом по ее лицу. Она сделала несколько затяжек и сморщилась.
– Что это?
– Анаша, – невинно доложил он, а она опять заглянула ему в глаза.
– Редко удается встретить столь всесторонне развитого молодого человека.
Она бросила сигарету в стакан.
– А ты серьезно предлагаешь мне ехать? – вдруг вспомнил Богдан, и она кивнула в ответ. – Зачем? Неужели ты не можешь найти себе нормального мужика? По возрасту.
– А может, как раз ты мне и по возрасту? Ты молод, темпераментен, горяч, да еще и достаточно опытен, – она задумалась, видимо, опять пытаясь объяснить себе его слова и поступки. – И давно ты этим занимаешься?
– Чем? – Богдан выпрямил одну ногу и чуть откинулся назад. – Курю «травку»?
– Нет. Таскаешься по постелям женщин, которые гораздо старше тебя.
Кажется, в ее голосе звучало осуждение. Хотя сама она разве не поторопилась воспользоваться им?
– А что, было бы лучше, если бы я таскался по постелям своих ровесниц? – он нарочно пытался выглядеть еще более развязным и испорченным. – На том не заработаешь. Конечно, я не в восторге оттого, что приходится иметь дело с озабоченными, неудовлетворенными старушками…
Она вскочила, гневно сверкнула глазами.
– А ну брысь отсюда, щенок! Чтоб через секунду ноги твоей здесь не было!
– Как скажешь. Можно и через секунду.
Он откинул одеяло, стремительно поднялся, сгреб в охапку одежду и направился к двери.
– Стой, придурок!
Естественно, его появление в коридоре в таком виде вызовет небывалый фурор. Сбежится весь персонал, охрана, милиция, и, само собой, он не станет молчать, когда его спросят, откуда пришел и что здесь делает. Он честно расскажет, нет, не из мести, не со зла, ему все равно. А ей не нужны скандалы.
– Неужели ты бы так и вышел?
– Ради тебя – запросто.
Она досадливо отвернулась.
Хотя, конечно, я надеялся, что ты меня остановишь.
Она резко повернула к нему лицо, быстро вскинула руку, вцепилась в волосы, потянула, заставляя наклониться, и впилась в губы. Она не терпела, когда над ней смеялись, она не желала быть зависимой от чьих-либо сумасбродных выходок, она привыкла всегда одерживать верх и диктовать другим, как следует себя вести.
А он, а он – только подумайте! – после всего влюбился в глупую, наивную девчонку. Почти с первого взгляда. И она вертела им, как хотела, у нее получалось. Именно потому, что она никогда не стремилась к этому. Но с того момента до их встречи должно было пройти еще много времени, и за этот срок Богдан получил прекрасную возможность достойно проявить все свои обещанные способности.
